Минерва Макгонагалл – нынешний директор Хогвартса – была женщиной высоких моральных принципов и качеств. Она неуклонно следовала правилам, традициям и законам Магического Мира, ненавидела человеческие пороки и разного рода привилегии, а также верила в справедливость.
Наверное, были у неё и слабости. Впрочем, об их наличии я могла только предполагать.
Поэтому я ждала вызова от директора: моё вызывающее поведение не могло быть оправдано ни героизмом в военный период, ни принадлежностью к факультету Гриффиндор.
Но мне было всё равно.
Когда передо мной возникла Винки с запиской в руке, я точно знала – это послание от Макгонагалл.
«Мисс Грейнджер.
Жду Вас в своём кабинете как можно быстрей.
Пароль – «победа».
Директор М.М.»
Я обвела взглядом комнату, в которой царил жуткий беспорядок: вещи и книги, пергаменты и перья – всё было вывернуто из школьного сундука.
Я вздохнула и, оставив всё, как есть, отправилась на встречу с директором.
«Это – последний раз», – подумала я.
***
Когда я вошла в кабинет и поздоровалась, профессор Макгонагалл как раз разговаривала с портретом Дамблдора. Она обернулась ко мне и… приветливо улыбнулась.
«Наверное, она ещё не знает, что Гриффиндор моими усилиями потерял около сотни баллов», – промелькнуло у меня в голове.
– Здравствуйте, мисс Грейнджер!
– Приветствую вас, Гермиона, – со смехом добавил Альбус Дамблдор.
Я не поняла, что их так рассмешило, и, на всякий случай, одёрнула подол мантии и пригладила волосы.
– Вы великолепно выглядите, Гермиона, – тут же сказал Дамблдор.
– Давайте пить чай, мисс Грейнджер, – Макгонагалл с улыбкой прервала речь готового рассыпаться в любезностях покойного директора. – Присаживайтесь.
Потом директор проводила «чайную церемонию». Дамблдора просто распирало от желания пообщаться, но мы молчали.
Я пригубила чай, встретилась взглядом с профессором Макгонагалл и, чтобы держать ситуацию под контролем, первая начала разговор.
– У меня к вам просьба, мэм.
– Слушаю вас, мисс Грейнджер. И пожалуйста, без всяких «мэм».
– Хорошо, директор. Я ухожу из Хогвартса, поэтому хочу сдать ТРИТОНы на пасхальных каникулах.
– Вы так расстроились из-за снятых баллов? – Макгонагалл пыталась быть невозмутимой, но, не выдержав, заулыбалась.
Я вздохнула.
«Она знает. И?..»
– Может, вы не знаете, сколько баллов снял с меня сегодня профессор Снейп? – я старалась сохранить бесстрастное лицо, но слёзы предательски подступали к горлу.
– Где-то около ста баллов, – беззаботно ответила директор Хогвартса, и я впала в ступор от изумления.
Проморгавшись и с превеликим трудом обретя дар речи, я спросила:
– И вы считаете – это нормально?
– Северус – сложный человек. И, если он что-то вобьёт себе в голову, то его трудно разубедить.
– Причём здесь «сложный человек Северус Снейп»? С меня сняли сто баллов! Ни за что! Знаете, директор, я долго терпела, никогда не жаловалась на его методы преподавания, но сегодня – это было уже слишком. Я не желаю больше выслушивать гадости, терпеть оскорбления, да ещё и подвергаться провокациям.
– Просто вы не знаете Северуса.
– И не желаю знать! Судя по тому, как Снейп отдаёт Долг Жизни, он – законченный мерзавец.
– Надеюсь, вы не жалеете, что спасли профессора Снейпа? – в голосе Макгонагалл звучало осуждение.
Я пожала плечами. Размышлять над этим вопросом мне не хотелось, так как ответ мог бы стать неожиданностью даже для меня.
Я посмотрела на Дамблдора – он продолжал безмятежно улыбаться.
А директор говорила, только голос её звучал, как обычно, строго.
– Мисс Грейнджер. Я попросила вас прийти без ваших друзей – мистера Поттера и мистера Уизли. Так как хотела поведать одну историю лично вам. Вы хорошая девочка, добрая и справедливая. И, если я попрошу не распространяться о нашем разговоре, думаю, вы мне не откажете.
– Если вы попросите остаться в Хогвартсе, то я – против.
– Я ни о чём не буду вас просить, кроме сохранения разговора в тайне, обещаю. Но поверьте: из этого кабинета вы выйдете совсем другой.
Я была удивлена и заинтригована.
– Северус Снейп, – начала директор без предупреждения, – вбил себе в голову, что вы, мистер Поттер и мистер Уизли должны его снова возненавидеть.
– Но… зачем? Мы пытались с ним подружиться, восхищались им. Да и жизнь ему спасли тоже мы!
Макгонагалл печально улыбнулась.
– Этого он и испугался. Поэтому поставил себе такую цель.
– Но почему?
– Северус привык воевать. Он не хочет знать, что где-то существуют нормальные отношения. Во всяком случае, он не верит, что кто-то может и хочет с ним общаться. А о любви… я вообще молчу.
– А мы-то тут причём?
– Вы – немногие из тех, кто искренне о нём заботились, кто не стал чураться человека с клеймом пожирателя и убийцы. А Северус принял это за жалость. И, чтобы жалость прошла, он заставил вас его ненавидеть.
– Только я и Рон.
– Что?
– Я хотела сказать, что только Рон и я ненавидим Снейпа. Гарри продолжает боготворить…
– Профессора Снейпа.
– Ну, хорошо, извините, профессора Снейпа.
Я не видела в нашем разговоре ничего секретного, поэтому недоумевала.
– Я вижу, мисс Грейнджер, что вы совсем не поняли меня. Придётся всё объяснять подробно, – директор задумалась. – Вы, наверное, несколько по-иному взглянули бы на профессора Снейпа, если бы знали, в каком аду он живёт последний учебный год.
Макгонагалл сняла очки, и устало потёрла глаза.
– Директор, – попыталась я её отвлечь. – Можно и просто – Гермиона.
Макгонагалл улыбнулась.
– Хорошо, Гермиона. Я догадываюсь, что вы все трое видели воспоминания профессора Снейпа, – она оглянулась на нарисованного Дамблдора.
Мы с ним кивнули одновременно.
– Значит, вам не надо рассказывать, какую жизнь вёл Северус вплоть до самой битвы за Хогвартс.
Меня коробило от этого имени. Я поморщилась и ответила Макгонагалл честно.
– Профессор Снейп отдал Гарри все ключевые воспоминания, так сказать, квинтэссенцию своей жизни.
– Тогда вы поверите мне, если я скажу, что человек, отдавший настолько сокровенные тайны, не собирался бороться за жизнь?
Я задумалась и рассеянно кивнула. А Макгонагалл продолжала:
– Я интересовалась у целителей, почему он не умер сразу после укуса. Ведь Гарри говорил, что Вольдеморт приказал Нагайне убить профессора Снейпа. Оказалось, что змея немного промахнулась и, вцепившись в его горло, почти не повредила крупных кровеносных сосудов. Иначе Северус умер бы если не мгновенно, то очень быстро, не успев передать Гарри воспоминания. Зато яда она напустила предостаточно – Северус был обречён, так как истекал кровью. Когда он был почти мёртв, появились вы с Кикимером. Эльфийская магия и безоар с Rennerveit отсрочили его смерть. Конечно же, главную работу сделали целители, а вернее их своевременная помощь и опыт лечения таких ран. Но факт остаётся фактом: если бы не вы, профессора не было бы среди живых. А теперь представьте: умирающий Северус отдаёт самые сокровенные и интимные воспоминания, о которых почти никто не знает. А чтобы рассказ получился более ярким и эмоциональным, он добавляет туда все накопленные за эти годы чувства: неразделённую любовь, горечь утраты, одиночество и чувство вины. Перед смертью он, наконец, освобождается от этого груза. Но даже в смерти он оказывается недостаточно везуч: неугомонные гриффиндорцы вмешиваются и рушат все его планы.
Макгонагалл внимательно посмотрела на меня, потом сделала глоток чая и продолжила:
– До этого момента я передала вам рассказ Северуса, которым он поделился со мной в порыве отчаяния. А теперь расскажу то, что мы с Альбусом додумали сами, – она махнула рукой на портрет Дамблдора. – Итак, мы считаем, что, отдавая воспоминания Гарри, Северус Снейп освободился от болезненной любви к Лили. Но свято место пусто не бывает. И его страстная натура сыграла с ним плохую шутку: Северус влюбился в первую женщину, которую увидел, придя в себя.
До меня долго доходили её слова, а когда дошли, я возмутилась.
– Нет, нет и ещё раз – нет! – кричала я и мотала головой. Мне было тошно и страшно. – Вы ошибаетесь, профессор Макгонагалл!
Она печально улыбнулась.
– К сожалению, наблюдения за Северусом доказывают правоту моих слов.
– Вы ошибаетесь. Профессор ненавидит меня!
– Когда Северусу рассказали историю его спасения, он впал в ярость. Настолько, что уже в больничном крыле Хогвартса у него случился рецидив: он снова потерял сознание, а его рана открылась. Поппи Помфри, лечившая Северуса, поведала мне под большим секретом, что он разговаривал в бреду. Одним из наиболее часто произносимых слов было – Гермиона.
Мне сделалось совсем худо. Я вспотела, щекам стало жарко.
– Зачем вы мне всё это говорите, директор? Я ненавижу этого уб… профессора Снейпа, – успела я вовремя «прикусить язык».
– Значит, Северус таки добился своего, – спокойно ответила Макгонагалл и пригубила остывший чай. – А вы не настолько умны, как кажетесь.
Я очень болезненно воспринимаю критику насчёт своих умственных способностей. И если подначки Снейпа для меня ничего не значили, то фраза Макгонагалл просто убила.
– Да что вы от меня хотите? – завопила я. Мне было горько от её слов.
– Ничего, Гермиона, – холодно ответила она. – Надеюсь, наш разговор вы забудете, и чувства профессора не станут поводом для обсуждения и скабрезных шуток вас и ваших товарищей. И ещё, – она протёрла очки и водрузила их себе на нос. – Я договорюсь о досрочной сдаче ТРИТОНов. Вам действительно лучше находиться подальше от Хогвартса.
У меня была такая каша в голове, что, от невозможности разложить всё по полочкам, я зарыдала.
Сквозь слёзы я услышала, как портрет Дамблдора журит Минерву Макгонагалл.
– Минерва, перестань. Как ты можешь доводить девочку до слёз!
– Я думала, что она достаточно взрослая, чтобы с достоинством принять эту историю. Внимание такого человека, как Северус – это повод гордиться, а не впадать в истерику.
– Но я не люблю его, – прошептала я сквозь слёзы. Видит Мерлин, я не понимала, чем тут можно гордиться.
– Разве я что-то говорила о любви? – взволнованно проговорила Макгонагалл. – Ну, знаете, мисс Грейнджер, я всё-таки директор Хогвартса, а не сводня!
– Да что же вы от меня хотите? – в сердцах выкрикнула я.
– Только одного, чтобы вы поняли: человек, чьи воспоминания вы видели, не может быть мерзавцем.
– Но…
– Как же вы не поймёте. Северус – шпион с двадцатилетним стажем. Он предпочтёт смерть, если кто-нибудь узнает о его «необычном» увлечении. Я ничего от вас не хочу, – страстно говорила Макгонагалл. – Мне всего лишь на какое-то время показалось, что девочка, помогавшая Гарри Поттеру разгадать загадки Тома Риддла, сможет помочь и Северусу Снейпу…
Она замолчала, я – тоже.
Хаос моих мыслей потихоньку ослабевал, уступая место хоть какому-то порядку.
Я просто взяла и поставила себя на место Снейпа. И постепенно в голове начало проясняться. Его замученный вид, словно снова возродился Вольдеморт. Снятые баллы и охота за мной и Роном, перекошенное от ненависти лицо... всё стало так понятно, что мне хотелось смеяться над собственной тупостью.
Но что я могла предложить Северусу Снейпу?
Кроме дружбы – ни-че-го!
А нужна ли ему моя дружба?
Последнюю мысль я озвучила.
– Всем без исключения нужны положительные эмоции. А дружба, забота, внимание… что может дать человеку большую радость? А вы интересуете Северуса особенно. Хотя я не думаю, что он подпустит вас близко к себе – не тот человек Северус Снейп. Если подобное произойдёт, я поверю в лояльность Люциуса Малфоя к новой власти, – Минерва усмехнулась, но глаза её остались серьёзными и настороженными. Она внимательно на меня посмотрела и добавила: – Я гордилась бы дружбой с таким человеком.
– А почему вы сами не дружите с профессором?
– Не сложилось. Когда он только пришёл преподавать в Хогвартс, мне было не до него. Потом… мы стали немного ближе. Ровно до той черты, которую провёл Северус. Но приятельские отношения так и не переросли в настоящую дружбу. А после войны он совсем замкнулся, я уже не интересна ему. А вот вы его действительно интересуете. Могу биться об заклад: он попытается всеми правдами и неправдами выдворить вас из Хогвартса. Так ему легче.
– Может действительно тогда уйти из школы, дать ему возможность забыть?
– Можно сделать и так, но тогда он окажется обречённым на одиночество.
– Вы ставите передо мной непосильную задачу.
– Я не ставлю перед вами задач, Гермиона, – директор взяла себя в руки. Её голос и выражение лица вновь были строгими. – И не пытаюсь заставить делать то, чего вы не желаете. Я дала пищу для размышлений, а остальное – решать вам. ТРИТОНы вы можете сдать прямо сейчас, не выходя из кабинета. Но чтобы спасти Северуса от одиночества… у вас всего лишь три месяца.
– Спасти или достать?
Дамблдор и Макгонагалл рассмеялись.
– А это как получится.
– Не факт, что мне это удастся, – я глубоко задумалась, но задорный голос Дамблдора вывел меня из ступора.
– Вот видишь, Минерва, – торжествующе проговорил он, протирая очки-половинки собственной мантией.
– Скажите честно, профессор Макгонагалл, зачем это вам? – задала я мучивший меня вопрос.
– Всё дело в заботе. О Северусе некому позаботиться, и я не вижу перспектив. Поэтому я переживаю за него. Вы, Гарри и Рон показали свою находчивость, спасая профессора. Сможете ли вы пойти дальше?
Я снова впала в задумчивость. Фантазия моя взыграла настолько, что я уже наяву грезила, как буду общаться с профессором, как буду дискутировать, как начну давить на него интеллектом…
Мне пришлось потрудиться, чтобы остановить это «мыслеблудие». Картинки были ирреальны, и я не видела возможности найти с профессором Снейпом общий язык.
– Вы знаете, что такое мимикрия? – отвлёк меня от грустных выводов Дамблдор. Его голос прозвучал настолько громко в тишине кабинета, что я подпрыгнула в кресле.
– Мимикрия – это один из видов маскировки – защитная реакция животных… – начала я на автомате, но Дамблдор прервал меня.
– А для Северуса – это способ выживания, единственный, которому он доверяет. Злобный голос, ненавидящие гримасы – всего лишь способ защиты. Он так сжился с выдуманным им самим образом, что нужно быть поистине учёным, чтобы расшифровать синонимику его жестов и гримас. Знайте это, Гермиона.
От обилия информации у меня разболелась голова.
– Я, пожалуй, пойду. До свидания, – пробормотала я.
– Идите, Гермиона, – сказала Макгонагалл.
– Счастливо, мисс Грейнджер, – добавил Дамблдор.
Возле самой двери Макгонагалл окликнула меня.
– А как же ТРИТОНы – досрочно?
– Не надо, я остаюсь, – рассеянно ответила я.
– В таком случае – сто баллов Гриффиндору!
Глава 4. Планы (в которой рассказывается о несовпадениях желаний с возможностями)
Планы были грандиозными. Я настолько ими увлеклась, идя из кабинета директора в гриффиндорскую башню, что не заметила притаившегося в темноте коридора Снейпа.
– Грейнджер, – угрожающе констатировал он. – Отработка. Завтра в шесть.
Он отвернулся и… исчез. Всё произошло настолько быстро, что я и рта не успела раскрыть.
Зато успела закрыть глаза – меньше всего мне хотелось, чтобы Снейп вычислил, о чём я говорила с директором.
Размышляя о выражении лица профессора, я решила: он ещё не знает последних новостей. В смысле, о начисленных мне Макгонагалл баллах. Я представила, как Снейп смотрит на часы Гриффиндора, и его лицо искажает гримаса ненависти. Я захихикала, сказав: «мимикрия», и потопала к себе в башню.
***
На отработке присутствовала директор, поэтому мне не составило большого труда сварить бальзам Бораго.
Когда зелье стало небесно-голубым, и над ним закружилась серебристая дымка, я умиротворённо вздохнула.
Снейп снизил балл за повторную сдачу зачёта, и я получила «выше ожидаемого».
***
Потом были пасхальные каникулы, которые я провела в одиночестве, в размышлениях и… в бдениях над книгами по психологии.
Однако ни в одной из них авторы внятно не разъясняли, как помочь человеку, если он этого не желает.
И всё-таки в Хогвартс я вернулась отдохнувшая, весёлая и переполненная идеями.
***
Всё началось с улыбок.
Когда я первый раз улыбнулась профессору, он отшатнулся и скрылся в ближайшем классе. Позже приветливо улыбнулась в Большом зале, и Северус Снейп едва не подавился своим завтраком.
А потом я улыбалась постоянно, когда его видела.
Снейп боролся с моим оптимизмом своими методами: он снимал баллы. Но это не помогало: моя улыбка становилась только шире.
Тогда он изменил тактику и стал меня избегать.
Снейп игнорировал меня, перестал опрашивать и штрафовать.
Когда я появлялась в Большом зале – быстро заканчивал трапезу и скрывался через потайную дверь. Я начислила один балл в свою пользу – Северус Снейп перестал меня изводить.
Следующим пунктом моего плана было изучение его мимики.
Наблюдая за Снейпом, я сделала свои выводы. Волнение, обескураженность, смущение, любопытство… на мимическом языке Северуса Снейпа выглядело совсем не так, как у обычного человека.
Например, если он был взволнован, то на его лице запечатлевалась маска мрачной презрительности.
Если что-то его смущало, Снейпа перекашивало от гнева.
Если же ему было любопытно, профессор делал брезгливо-отстранённое выражение лица и даже отворачивался.
Разобравшись с мимикой, я потихоньку начала его «читать». Поначалу было трудно, но я старалась: изучать Северуса Снейпа становилось всё интереснее.
***
Теперь мне нужны были доказательства. Того, что Макгонагалл с Дамблдором не напридумывали себе Бог весть чего.
Зная, что вскоре мы будем варить одно сложное зелье, я на неделю буквально поселилась в туалете Плаксы Миртл.
Я тщательно изучила ингредиенты «Поцелуя Морфея», их сочетания, а также способы измельчения и помешивания.
Не менее семи взрывов прогремели, пока я не нашла оптимальный вариант.
Суть моего террористического акта заключалась во взрыве зелья. Но сила взрыва должна была быть строго определённой, такой, чтобы котёл остался целым. При мгновенном испарении зелья должно было образоваться облачко токсичного газа в небольшом объёме. Не больше, не меньше, а ровно столько, чтобы отключить одну меня и всего на полторы минуты.
В общем, мне пришлось попотеть с расчетами и хорошо потренироваться.
Но когда я очнулась после очередного взрыва, а таймер показывал девяносто секунд, я осталась довольна рецептом. Да, кстати, котёл остался, целёхонек и совершенно пуст.
***
У меня от волнения чуть не выскочило сердце, когда профессор Снейп объявил о приготовлении нового зелья.
Возможно, для кого-то оно и было новым, но только не для меня. Тем более, после виртуозной доработки рецепта.
Я по привычке осклабилась, судорожно сжав в кармане флакон с толчёным драконьим глазом – необходимой биодобавкой для моего варианта зелья.
Профессор так же привычно отшатнулся и ретировался к преподавательскому столу, опустив свой экзотический нос к пергаментам.
Итак, противник был на время нейтрализован, и я приступила к приготовлению основы.
В ключевые моменты, когда мне нужно было отвлечь дорогого профессора, я поднимала голову от котла и радостно улыбалась Снейпу. Его тут же перекашивало, и он спешил к зельям других студентов.
А в самый кульминационный момент, когда пришло время добавлять в основу толчёный глаз дракона, я послала Снейпу «контрольную» улыбку. Он так разволновался, что побежал в подсобку.
Поэтому всё прошло успешно: я отмерила точное количество нестабильного ингредиента и бросила его в котёл.
Котёл издал непристойный звук, зелье с гулом и шипением испарилось, а меня обдало зловонным паром.
***
Я пришла в себя на полу. Хотя не совсем так: моя голова покоилась на коленях профессора.
Он кричал так, что я не сомневалась: после этого урока мне придётся носить слуховой аппарат.
Глаза я так и не открыла. А когда Снейп попытался привести меня в чувство похлопыванием по щекам, тихо застонала.
– Все законсервировали свои зелья! Немедленно, – прорычал он. – Поттер, вы остаётесь за главного. Приготовление закончите после моего прихода.
Он подхватил меня на руки и выскочил в коридор.
Пока Снейп нёс меня в больничное крыло, я осторожно разглядывала его сквозь ресницы. В принципе, угол обзора был минимальным, поэтому, кроме раздувающихся в гневе ноздрей и скорбно сложенных губ, я ничего не увидела.
И всё-таки, почему он не отправил меня в больничное крыло через камин или при помощи левитации?
***
Снейп распинался перед Поппи Помфри о безголовых студентах, способных исхитриться таким образом, чтобы не только испортить зелье, но и взорвать его, всего лишь перепутав ингредиенты.
Я подумала, что профессор почти угадал, когда говорил «исхитриться». А ещё мне стало стыдно – Снейп выглядел очень расстроенным. Полегчало мне лишь тогда, когда он начал ругаться и обещал Гриффиндору в целом и для меня лично – все кары небесные… если я поправлюсь.
Я перестала разыгрывать коматозника, когда увидела идущую ко мне с палочкой наперевес хогвартскую медиковедьму. Я открыла глаза, и мадам Помфри прервала горькую тираду Снейпа.
– Перестань волноваться, Северус. Мисс Грейнджер приходит в себя.
Для пущего артистизма я понюхала ладонь и застонала.
– Грейнджер, – Снейп говорил приглушённо. – Тридцать баллов с Гриффиндора за взорванное зелье, и эссе на три фута с разбором ошибок. Когда поправитесь, – добавил он уже более спокойно и вышел из палаты.
***
Его слова стали для меня целебным бальзамом. Теперь он мог ругать меня днями и ночами, строить гримасы одна страшней другой, снимать баллы, игнорировать. Я поняла – не стоит обращать на это внимание. Теперь я была уверена, что профессор – хороший человек… но стесняющийся в этом признаться.
И… он действительно неравнодушен ко мне. Такой вывод я сделала, пока профессор нёс меня коридорами Хогвартса. Снейп так крепко, но в тоже время нежно прижимал меня к себе, как будто я антикварная ваза эпохи Цинь из тончайшего ажурного фарфора.
***
Мой эксперимент удался.
Держитесь, Северус Снейп! Не хотите нормально общаться, значит, заставим!
***
Операцию по укрощению профессора я назвала скромно: «Принуждение к миру».
Но я реально оценивала свои шансы – одной мне её не осуществить.
Позвать на подмогу Макгонагалл? Нет, не пойдёт: вертикаль власти, ничего не поделаешь.
Поэтому я решила попросить помощи у Гарри.
Эта мысль возникла, когда меня пришли проведывать Гарри и Рон. Почему-то я была уверена, что бывший возлюбленный не поймёт моих альтруистических позывов, поэтому не стала вводить его в курс дела.
Чтобы он не мог помешать, я попросила Рона принести травяного чаю. А сама приглушённо обратилась к Гарри.
– Мне нужна помощь, – от волнения губы пересохли, и говорилось с трудом.
– Всё, что хочешь!
– Всё – это мне много. А мантия-невидимка и карта Мародёров – то, что надо.
Гарри тут же насторожился.
– Зачем тебе мантия и карта? – спросил он, с подозрением глядя на меня.
– Я обязательно всё тебе расскажу, – затараторила я, увидев, что Рон уже выходит из кабинета мадам Помфри. – Завтра. А те две вещи мне нужны сегодня. И пожалуйста, – я кивнула на Рона и добавила шёпотом: – Ни слова ему.
Гарри вздохнул. Он сидел и раздумывал с недовольным выражением лица. Это и понятно: Гарри должен всегда всё знать о своих друзьях. Тем не менее он согласно кивнул перед уходом.
***
Через час Гарри вернулся. Один.
Быстро оглянувшись, он вытащил нечто похожее на комок блестящей аморфной субстанции – мантию-невидимку и старый потёртый пергамент – карту Мародёров. Гарри заговорщицки подмигнул мне и прошептал:
– Рон не знает.
А потом немного подумал и добавил с лёгкой укоризной:
– Надеюсь, ты не будешь делать глупости и не вляпаешься в какую-либо историю.
Я честно-честно смотрела на него и так активно кивала, что голова закружилась, и перед глазами поплыли красные круги.
Ушедшего Гарри сменила мадам Помфри. Она осмотрела меня и, улыбнувшись, сообщила, что если утром я буду чувствовать себя так же хорошо, то смогу идти на занятия.
Она ушла, оставив несколько флаконов с зельями. Предварительно она объяснила схему приёма.
Я чувствовала себя прекрасно, поэтому ничего пить не стала.
Достав пергамент, я ударила по нему волшебной палочкой и сообщила, что замышляю шалость и только шалость. Когда на нём проявилась карта, я начала следить за точкой с именем С. Снейп.
Сначала он находился в Большом зале, а потом спустился в подземелья. Класс зельеварения. Кабинет. Гостиная Слизерина. Потом несколько изгибов коридора, и Снейп вошёл в неизвестные мне апартаменты, состоящие из четырёх смежных комнат.
Таким образом, я обнаружила, где проживает профессор Снейп.
Точка на карте покружила по комнатам, а потом снова вышла в коридор.
После этого Снейп уже никуда не заходил, а путешествовал только по коридорам. Чёрный хогвартский патруль.
Времени у меня осталось в обрез: до отбоя всего пятнадцать минут.
Поэтому я быстро трансфигурировала подушку в большую куклу и накрыла её одеялом. На поверхности осталась лишь копна каштановых волос.
После этого я очистила флаконы с зельем при помощи Evanesko. Надев мантию-невидимку, я, предварительно спрятав палочку и карту в карман, на цыпочках покинула больничное крыло.
***
Не люблю подземелья: холодно, сыро и вечные сквозняки, даже летом. Но что для дела не сделаешь?
Поэтому, дрожа от холода, я осторожно пробиралась в самое логово… врага? Да нет, врагом Снейпа я больше не считала. Я двигалась тихо, чтобы не наткнуться на какого-нибудь зазевавшегося слизеринца и не привлечь, не дай Мерлин, вечно снующую по коридорам миссис Норрис.
Мне повезло, и через некоторое время я нашла тот изгиб коридора, за которым находились апартаменты Снейпа.
Я увидела дверь, на которой были нарисованы змеи. Напротив неё висел факел. Змеи показались мне живыми: они шевелились и даже шипели.
Около двери висела картина: Мерлин и Моргана, взявшись за руки, смотрели друг на друга.
Постояв рядом с картиной, я в очередной раз удостоверилась, что Мерлин – выдающийся волшебник: он повернул ко мне голову и… подмигнул, глядя прямо в глаза. Мне, под мантией-невидимкой!
Я так испугалась, что чуть не бросилась со всех ног из подземелий. В голову лезли разные нехорошие мысли: тревога, Кровавый Барон, Снейп, стягивающий с меня мантию, Филч, поигрывающий розгами…
На цыпочках, не дыша, я пробралась в тёмный угол и присела на корточки. Разложив карту и, подсвечивая себе палочкой, я продолжила следить за перемещениями Снейпа.
Когда искомая точка приблизилась к коридорам подземелий, я погасила огонёк на конце палочки, спрятала карту в карман и надвинула капюшон на глаза.
Снейп появился совершенно бесшумно. Мне подумалось, а не умеет ли он аппарировать в Хогвартсе?
Снейп остановился возле картины и вдруг церемонно поклонился нарисованным волшебникам. Его движения были настолько медленными и плавными, будто он танцевал менуэт.
От удивления я чуть не спросила, зачем он это делает. Но вовремя прикусила язык.
А потом начались и ещё более странные вещи: змеи пришли в движение, и дверь отворилась.
Тут до меня дошло, что значит эта странная церемония.
Однако все мои планы были вмиг разрушены. Потому что я пришла сюда, чтобы выведать пароль от личных комнат профессора Снейпа.
***
На следующий день я шепнула Гарри, что жду его в туалете Плаксы Миртл.
Он пришёл взвинченный и возбуждённый – видно было, что почти год, прожитый без приключений, дался ему нелегко.
Я рассказала, что хочу подружиться с профессором, впрочем, умолчав о чувствах ко мне, которые Снейп так мастерски скрывал.
Гарри не поверил ни единому слову. Даже обиделся.
Тогда я рассказала ему о взрыве котла и своих вчерашних похождениях.
Глаза Гарри засияли от азарта.
– Ты шпионила за ним, Гермиона? – восхищённо спросил он.
– Да. Но, надеюсь, ты не расскажешь Рону? Он не поймёт.
– Никому не скажу! Клянусь! – для пущего убеждения Гарри приложил руку к сердцу.
– Не клянись, я верю. Ты скажи лучше, что делать с портретом Мерлина?
– Давай я поговорю с Мерлином, – предложил Гарри. – Приду под мантией. Поговорю и уйду.
– Ну и что ты ему скажешь? Как ты объяснишь своё желание проникнуть в личные комнаты профессора Снейпа? Скажешь, что принёс подарок?
Гарри сник. Но ненадолго.
– А тебе зачем пароль от его комнат? – встрепенулся он.
– Затем, что там можно спокойно поговорить. Без учеников и преподавателей. Мне всего-то нужно, чтобы он меня выслушал. А этого можно добиться только в одном случае: застав его врасплох.
– Состояние аффекта? – усмехнулся Гарри.
– Ну да.
Мы глубоко задумались.
– Знаешь, Гермиона, – заговорил Гарри, – тогда остаётся его личный кабинет.
Тут его глаза заблестели в предчувствии новых приключений.
– Да. Ты пойдёшь к нему, а я сделаю так, чтобы никто не вошёл, пока ты будешь разговаривать.
План, конечно, был слабеньким. Но выбирать не приходилось, и я согласилась.
***
До вечера мы сверялись с картой и сохраняли «режим молчания».
Когда пробило восемь, Снейп всё ещё находился в своём кабинете, а рядом не было никого.
Улизнув от Джинни и Рона, мы с Гарри под мантией-невидимкой отправились в подземелья.
Я так волновалась, что ладони вспотели, а сердце начало выпрыгивать из груди.
Возле кабинета мы, согласно нашему плану, разделились – Гарри под мантией стал так, чтобы видеть коридор справа и слева.
Я же, пригладила волосы, которые, как мне показалось, от волнения встали дыбом, энергично постучалась и сделала шаг в неизвестность.
***
Профессор сидел за письменным столом и, скорее всего, проверял эссе. Наверное, его беспокоила миопия – настолько низко он наклонил над пергаментами голову.
Когда он узрел, кто к нему пожаловал, его физиономию перекосило.
– Добрый вечер, профессор, – бодро начала я. И, чтобы не дать ему открыть рот, скороговоркой выпалила: – Япришлаизвинитьсяпередвами.
– Что? – Снейп, вероятно, был ещё и глухим.
– Я пришла извиниться перед вами, – чётко сказала я, делая паузы между словами.
– Да? И за что же?
Я вздохнула с облегчением – Снейп дал «добро» на мой спич.
Речь была длинной. Я каялась во всём, о чём только могла вспомнить, начиная с того случая на первом курсе, когда подпалила его мантию.
Когда он пытался остановить мой словесный поток и вставить словечко, я «обворожительно» улыбалась. Его тут же перекашивало, и он замолкал.
Но стоило мне перевести дух, как Снейп непостижимым для меня образом взял себя в руки – его лицо стало напоминать безжизненную маску.
Он встал из-за стола и, взглянув на меня вскользь, тут же отвернулся.
– Нагайну, случайно, не вы дрессировали? – негромко спросил он.
Я опешила. Пока обдумывала ответ, Снейп спокойно добавил:
– Вы пришли сюда поиздеваться?
Я бросилась к Снейпу: мне нужно было столько ему сказать, но…
Меня подхватил магический поток и вынес из кабинета. Дверь захлопнулась с громким стуком. Я набросилась на неё с кулаками, будто она в чём-то виновата. Когда кулаки уже саднили, я, как почти после каждой встречи со Снейпом, зарыдала.
По дороге в башню Гриффиндора Гарри утешал меня как мог. Он придумывал планы – один фантастичнее другого.
А когда Гарри абсолютно серьёзно пообещал, что если не получится открыть дверь в кабинет Снейпа, то он её взорвёт, я истерически захохотала. Потом остановилась и крепко-крепко обняла.
– Я говорила тебе, что ты – мой самый лучший друг?