Грибоедов Александр Сергеевич (ШУРИКИ)

Александр Сергеевич ГРИБОЕДОВ (1795-1829. По другим сведениям, год рождения 1790 или 1794)

Мы привыкли считать А.С. Грибоедова создателем единственного шедевра — стихотворной комедии «Горе от ума», и, действительно, хотя в истории драматургии о Грибоедове говорится как об авторе нескольких по-своему замечательных, остроумных и веселых коме­дий и водевилей, написанных в соавторстве с ведущими драматурга­ми десятых годов Н.И. Хмельницким и А.А. Шаховским и с поэтом П.А. Вяземским, но именно «Горе от ума» оказалось произведением единственным в своем роде. Эта комедия впервые широко и свободно изобразила современную жизнь и тем открыла новую, реалистиче­скую эпоху русского театра; ее воздействия не избежал ни один круп­ный русский писатель. Точнее всего о значении Грибоедова сказал создатель нашего национального театра А.Н. Островский, комедии которого не раз заставляют вспомнить о «Горе от ума»: «На высокой горе над Тифлисом красуется великая могила Грибоедова, и так же высоко над всеми нами парит его гений».

«Горе от ума»

Замысел комедии относится, видимо, еще к 1818 году. Закончена она была осенью 1824, цензура не допустила ее ни к печати, ни к по­становке на сцене. Комедия расходилась в списках и скоро стала из­вестна всей читающей публике. «Кто из грамотных россиян не знает ее наизусть!» — спрашивал известный журнал «Московский теле­граф». Она была разрешена к печати (причем с цензурными изъятия­ми) в 1831, уже после смерти Грибоедова, и тогда же поставлена на профессиональной сцене. Но полностью, без купюр, «Горе от ума» издали почти через сорок лет — в эпоху реформ, в 1862 году.

Восторженное отношение декабристски настроенной части об­щества выразил писатель-декабрист А.Бестужев: «Будущее оценит достойно сию комедию и поставит ее среди первых творений народных». «...Много ума и смешного в стихах...», «...разительная кар­тина нравов... » (Пушкин), «...ума и соли тьма... » (Катенин) — эти вы­сказывания показывают, что видели современники в комедии Грибое­дова. Близок и понятен был конфликт — столкновение независимого, пылкого, честного и благородного человека, человека новых мыслей, с окружающей средой, с ее косностью, бездуховностью и яростной враждой ко всем проявлениям самостоятельности, с ненавистью к любым попыткам обновления жизни. Но было и другое. Для сегодняш­него читателя или зрителя в «Горе от ума» все совершенно, нам и в голову не приходит искать какие-либо недостатки или странности в этом классическом произведении; современники же Грибоедова ви­дели в первую очередь его новую и непривычную форму, и она вызы­вала множество вопросов. Вопросы касались (прежде всего) построе­ния сюжета и характера главного героя. П.А. Катенин, поэт и драма­тург, близкий друг Грибоедова, говорит: «...план недостаточен и харак­тер главный сбивчив», об отсутствии плана пишет и Пушкин и назы­вает Чацкого «совсем не умным» человеком, П.А.Вяземский тоже пи­шет о «странностях» комедии, правда он считает их художественной заслугой драматурга.

В чем же заключается «непродуманность плана»?

Строение сюжета в драматическом произведении состоит из не­скольких элементов: экспозиция (знакомство зрителя с местом дей­ствия и его участниками), завязка (установление, «завязывание» кон­фликта), развитие действия (действие непрерывно движется вперед, причем каждый следующий виток развития зависит от предыдуще­го), кульминация (момент наивысшего напряжения, когда дальней­шее развитие конфликта невозможно), развязка (разрешение кон­фликта: либо ведущее к благополучию — тогда речь идет о комедий­ной развязке, либо вызывающее гибель или страдание героя — в этом случае развязка трагическая или драматическая).

Экспозиция в «Горе от ума» не очень длительна (пять явлений первого действия), но поразительно насыщенна: мы узнаем о ха­рактере Фамусова с его простодушным лицемерием (заигрывает с Лизой, а дочери говорит о себе — «... монашеским известен пове- деньем»), скупостью (его воспоминания о мадам Розье, о «вечных французах», «губителях карманов и сердец» — неизвестно, что для него больнее), презрением к образованию (слова об учителях-«по- бродягах»); Софья, ее характер, способность выходить из сложных ситуаций (сочиненный сон), любовь к Молчалину, обида на Чацко­го, отношение к Скалозубу — все это тоже становится известным из экспозиции; и сам Чацкий, еще не появившийся на сцене, осве­щается противоположными характеристиками Лизы («...чувствителен, и весел, и остер») и Софьи (притворщик и насмешник). Экспозиция подготавливает завязку — приезд Чацкого. В завязке определяется конфликт — столкновение интересов Чацкого, влюбленного и доби­вающегося ответа, и Софьи, для которой Чацкий — угроза ее любви к Молчалину. И последующее действие связано с активностью Чацко­го, ищущего ответа на вопрос, кто может быть избранником Софьи. Вот главные драматические моменты развития действия: провокация Софьи похвалой Скалозубу («... прямотою стана, лицом и голосом ге­рой») и равнодушный ответ («Не моего романа»), убеждающий, что Скалозуб не ее избранник; обморок Софьи из-за падения Молчалина, заставляющий Чацкого впервые заподозрить ее интерес к тому, «кто на всех глупцов похож», и следующее за этим испытание Софьи (ре­зультат — троекратный повтор: «Она его не уважает»,

«Она не ставит в грош его»,

«Шалит, она его не любит») и испытание Молчалина, вновь с тем же результатом:

С такими чувствами, с такой душою Любим?

Обманщица смеялась надо мною!

И кульминация — ответный ход Софьи, организующей слух о сумасшествии Чацкого: «Он не в своем уме», и чуть позже реплика, не оставляющая сомнений в ее намерениях:

А, Чацкий! Любите вы всех в шуты рядить,

Угодно ль на себе примерить!

Но отчего Грибоедов в своем письме Катенину, описывая сюжет комедии, сказал странную фразу: «Кто-то со злости выдумал об нем, что он сумасшедший...»? Странная она (как это «кто-то»? Почему неопределенное местоимение? Вся логика действия говорит, что это не может быть никто, кроме Софьи!) только на первый взгляд. По существу не важно, кто начал лепить снежный ком клеветы, важ­но, что все участвуют в этом — и враги, и друзья. Люди, непохожие друг на друга — Фамусов и Загорецкий, Молчалин и Скалозуб, Горич и Хлестова, — оказываются едины в своем противостоянии Чацкому. В кульминации конфликт, который был задан как любов­ный, обнаруживает свою действенную общественную силу. Нам-то казалось, что все слова Чацкого о свободе и рабстве, о достоин­стве и покорности, о службе и прислуживании и о многом другом — только слова, характеризующие его, не более. А оказалось, это действия, поставившие его одного против всех. «Единственное ис­тинно героическое лицо нашей литературы», — сказал о Чацком Аполлон Григорьев. И в развязке комедии Грибоедов соединяет два прежде разделенных плана: Чацкий узнает и о том, кто его сопер­ник, и о том, что для всех он безумен. Упреки, обращенные к Софье, соседствуют с обличениями «мучителей толпы». «Безумным вы меня ославили всем хором», — в словах, обращенных к Софье, он объеди­няет ее, прежде любимую, со всем враждебным кругом. Гнев его из­ливается не только «на дочь и на отца и на любовника-глупца», но и на «весь мир». Любовный, частный конфликт сливается с граждан­ским, социальным.

Обличения Чацкого подтверждаются всем развертыванием дей­ствия. Но полного совпадения взгляда автора и героя нет: объектив­ная картина жизни, показанная в пьесе, оказывается шире, чем взгляд героя. В начале комедии Чацкий убежден, что главные пороки — все виды рабства от крепостничества до неуважения к собственной лич­ности — пороки прошлого века, а «нынче свет уж не таков». Он уве­рен, что успехов разума достаточно для победы нового, что прежний век обречен на гибель. Развитие действия и вся система образов в комедии показывает, как наивен подобный взгляд: старое зло искус­но приспосабливается к настоящему. Конфликт определяется не ан­тагонизмом двух веков, а способностью выживания и приспособле­ния зла: Максим Петрович повторяется в Фамусове, Фамусов — в Молчалине (т.е. в поколении Чацкого), московские «старички», вос­хваляемые Фамусовым, которые «поспорят, пошумят и — разойдут­ся», дублируются в молодых участниках «тайных собраний», о кото­рых рассказывает Чацкому Репетилов: «Шумим, братец, шумим...» Повседневный быт становится грозной силой, способной победить любые идеальные устремления.

Система персонажей строится на противостоянии Чацкому всего московского, «фамусовского» круга — молодых и старых, мужчин и женщин, главных действующих лиц и многочисленных второсте­пенных — гостей Фамусова на балу. Главный смысловой образ, соз­дающий это противостояние, — образ «ума». Общее понятие «ум» становится как бы условным действующим лицом пьесы, о нем ду­мают, его по-разному понимают, его страшатся, его преследуют. В двух лагерях — два противоположных представления об уме: ум, освобождающий, связанный с просвещением, ученьем, знаньем («ум, алчущий познаний»), и — низменный здравый смысл, благонравье, умение жить. Московский круг стремится противопоста­вить уму другие ценности: для Фамусова это патриархальные се­мейные связи («Пускай себе разумником слыви / А в семью не вклю­чат, / На нас не подиви. / Ведь только здесь еще и дорожат дворян­ством»), для Софьи — сентиментальная чувствительность («Ах, если любит кто кого, / Зачем ума искать и ездить так далеко?»), для Молчалина — заветы служебной иерархии («В мои лета не должно сметь / Свои суждения иметь»), для Скалозуба — поэзия фрунта («Уче­ностью меня не обморочишь... Я князь-Григорию и вам / Фельдфе­беля в Волтеры дам»).

Важное место в системе занимают внесценические персонажи (те, о ком упоминают, но кто не появляется на сцене). Они как будто рас­ширяют пространство театральной сцены, вводя в нее ту жизнь, ко­торая осталась за пределами театрального зала. Именно они позво­ляют увидеть в Чацком не отщепенца и странного чудака, но и чело­века, чувствующего себя своим в своем поколенье. За ним угадыва­ется круг единомышленников: заметьте, он ведь редко говорит «я», куда чаще «мы», «один из нас». И о том же говорят неодобрительные отзывы Скалозуба о двоюродном брате, который «крепко набрался каких-то новых правил» и, оставив службу в то время, как «чин сле­довал ему», «в деревне книги стал читать», или княгини Тугоуховской о своем племяннике князе Федоре — «химике и ботанике», учив­шемся в Петербургском педагогическом институте, где «упражня­ются в расколе и безверьи профессоры».

Откуда возникало у современников ощущение нарушения дра­матических канонов? Кратко отметим основные стороны художе­ственного новаторства в комедии с точки зрения жанра, построе­ния образов персонажей, особенностей речи.

Жанр. В отличие от эстетики классицизма с ее строгой замкну­тостью и определенностью жанровых форм (своя система норм в комедии, сатире, трагедии) Грибоедов предлагает свободное и ши­рокое сочетание возможностей, свойственных разным жанрам («Я как живу, так и пишу свободно и свободно» — письмо Катенину). Комедия, построенная по правилам классицизма, соединяется с жанровыми признаками сатиры и реалистической картиной нра­вов. (Именно эта сторона особенно нравилась Пушкину — «рази­тельная картина нравов!»). Кроме того, в «Горе от ума» комическое соседствует с драматическим (термин комедия-драма предложил еще Белинский). Серьезность и патетичность речи Чацкого не ис­ключают комических положений, в которых он оказывается — см. его разговор с заткнувшим уши, т.е. глухим, Фамусовым. Но диалог глухих — это образ, который распространяется на всю ситуацию пьесы: глухота — это непонимание. И Скалозуб, который решил, что Чацкий вступается за армию против гвардейцев, и княжна, поняв­шая только, что он ее «модисткою изволил величать», и Репетилов, совсем не чувствующий иронии Чацкого и готовый считать его своим соратником, — глухи. Но глух и сам Чацкий, не слышащий Софьи, не понимающий, насколько серьезна сила, воплощенная в смешном и жалком для него Молчалине. Комизм создает сложность смысла: Чац­кий — трагическая фигура, стоящая в конфликте против всех, но раз­вязка притом не может считаться трагической, ибо она введена в ко­мическую ситуацию непонимания. Так, Фамусов, уверенный, что он застал свидание Чацкого с дочерью, так и остался глухим. А в более общем смысле — глухим осталось все общество, неспособное понять, т.е. «услышать» героя. Это проницательно заметил замечательный русский критик Аполлон Григорьев, который заметил, что Чацкому «нет дела до того, что среда, с которой он борется, положительно не­способна не только понять его, но даже отнестись к нему серьезно. Зато Грибоедову, как великому поэту, есть до этого дело. Недаром на­звал он свою драму комедией».

Классицистические правила трех единств (действия, времени и места) соблюдаются, но получают иное значение, помогая укрупнить обобщения, выраженные в конфликте. Дом Фамусова становится моделью всего московского общества, один день — средством выра­жения максимальности противостояния героя и всех остальных («...из огня тот выйдет невредим, / Кто с вами день пробыть успеет, / Подышит воздухом одним, / И в нем рассудок уцелеет»).

В комедии присутствует традиционная канва любовной интри­ги, но тем заметнее оказывается перевернутость привычных сю­жетных ситуаций: любовь и успех должны достаться положитель­ному герою, а здесь в любовном поединке побеждает ничтожный; героиня, по традиции обманывающая отца, вопреки традиции, об­манывается сама; отсутствует предусмотренная каноном активная борьба между соперниками.

Образы персонажей. Одним из требованиий традиционной коме­дии во времена Грибоедова было ограниченное количество действую­щих лиц. Ничего лишнего — ни одного персонажа, без которого может обойтись комедийная интрига. Катенин упрекает Грибоедова за то, что тот вводит «побочные лица, являющиеся лишь на один миг». Хотя они, по словам критика, «мастерски обрисованы», но это нарушение драма­тических канонов. Многолюдство, не предусмотренное традицией («на­род действующих лиц», по словам Вяземского), необходимо было Гри­боедову для создания острого общественного конфликта — противо­стояния одного героя всему обществу.

Но главная новизна была в том, что на месте привычных коме­дийных амплуа чудака, ослепленного любовью, его удачливого со­перника, хвастливого вояки, комического старика отца появились оригинальные характеры, в которых отсутствовал схематизм или одноплановость, характеры, обладающие новым качеством — слож­ностью. Хотя персонажи и наделены «говорящими» именами, их характеры отнюдь не исчерпываются этим. Сложность проявляется прежде всего в совмещении в героях противоположных свойств. Так, в Чацком злость, язвительность, желчность соединяются с нежно­стью, мягкостью, добродушием; у него резкий, проницательный ум, но одновременно — простодушие, наивность; ирония у него сосед­ствует с чувствительностью. Софья сентиментальна — и мститель­на, мечтательна — и коварна, смела и способна на отчаянные поступ­ки — и труслива. Именно неразграниченность качеств и дает воз­можность естественного соединения двух линий сюжета: любовной и идеологической. Конфликт затрагивает жизнь во всей ее полноте. Одна из интереснейших находок Грибоедова — Репетилов. В нем максимальная концентрация свойства повторяемости, он человек, не имеющий собственного характера и собственной идеологии и пото­му заимствующий сколь угодно много чужих (Пушкин: «в нем 2, 3, 10 характеров»). Он и легкомысленный прожигатель жизни, и карье­рист-неудачник, и крикливый вольнодумец. Насколько обществен­но значим этот образ, видно по тому, как он продолжен в русской литературе (например, Ситников и Кукшина в романе Тургенева, Лебезятников в «Преступлении и наказании» Достоевского).

Язык и стих. Комедия в стихах не была новостью в русской драма­тургии до Грибоедова, стихотворная форма была нормой для высокой комедии классицизма. Удивительная новизна «Горя от ума» в этой области заключалась в том, что в ней обязательный в комедии и траге­дии александрийский стих (система двустиший: шестистопные ямбы со смежными рифмами), который из-за своей монотонности обрекал пьесы на однообразие стиховой интонации, сменился вольными, т.е. разностопными ямбами (такие ямбы вы можете увидеть в баснях Кры­лова). Использование стихотворных строк разной длины (от шести­стопной до одностопной) давало, с одной стороны, естественную ин­тонацию живой разговорной речи, с другой — резкость контраста длинных и коротких стихов помогала выразить остроту столкновений идей, смену мыслей и настроений.

Характернейшая сторона комедии — насыщенность текста сти­хами-афоризмами. Афоризмом, остротой, сентенцией может обмол­виться любой из персонажей — Молчалин («Ах! злые языки страш­нее пистолета!»), Репетилов («Да умный человек не может быть не плутом»), Лиза («Грех не беда, молва не хороша»). Особенно много афоризмов принадлежит Фамусову — главному выразителю истин своего круга: «Подписано, так с плеч долой», «Кто беден, тот тебе не пара», «Ну как не порадеть родному человечку», «Что будет го­ворить княгиня Марья Алексевна!». Но истинный кладезь остро­умия — Чацкий. Обратите внимание на блестящую иронию в афо­ризмах Чацкого: «Блажен, кто верует, тепло ему на свете», «Слу­жить бы рад, прислуживаться тошно», «Дома новы, но предрассуд­ки стары», «Зачем же мнения чужие только святы?»

В «Горе от ума» русская дворянская жизнь предстает в своей конкретности, и огромное значение в этом имеет язык комедии. Разговорная речь, бытовая лексика, дворянское просторечие, оби­лие фразеологизмов («сон в руку», «дал маху», «охота смертная» и пр.), а рядом — речь Чацкого, блестящая книжная речь образован­ного человека, интеллектуала и книжника, насыщенная общими понятиями («Говорит, как пишет», — скажет о нем Фамусов). Выделенностью и противопоставленностью речи Чацкого другим пер­сонажам поддерживается основной конфликт «Горя от ума».