Имя Михаила Васильевича Ломоносова особенно значимо для истории филологической науки в России. Известно, что он внес огромный вклад во все основные области русской национальной культуры XVIII в. А.С. Пушкин писал о нем: «Историк, ритор, механик, химик, минералог, художник и стихотворец, он все испытал и все проник». Неоднократно отмечалось, что по разнообразию начинаний и необъятности знаний Ломоносова можно сопоставить с титанами европейского Возрождения или с французскими энциклопедистами. Один из самых замечательных умов своего времени, он неустанно заботился о развитии всех областей русской культуры. Все его стремления были направлены не на то, чтобы вести вперед какую-либо одну из специальных отраслей знаний, а на то, чтобы сделать все их доступными русскому языку и в деле их изложения, и в деле научной терминологии.
Михаил Васильевич Ломоносов родился 8 (19) ноября 1711 г. в Архангельской губернии.
В 1730 г. поступил в Славяно-греко-латинскую академию. Спустя несколько лет как один из талантливейших учеников был направлен в Петербургскую Академию наук, а затем в Германию для изучения химии и горного дела.
По возвращении в Петербург в 1741 г. был назначен помощником профессора Академии наук, а через некоторое время – профессором химии. Сделал множество блестящих открытий в различных областях науки: физике, химии, астрономии, истории, филологии и др.
Ломоносов стоял у истоков многих филологических дисциплин – лингвистики, сравнительного языкознания, литературоведения, стиховедения и др. Книги Ломоносова «Краткое руководство к риторике» (1743) и «Риторика» (1748) стали первыми руководствами по красноречию (кстати, само слово «красноречие» ввел в обиход Ломоносов) на русском языке и оказали влияние на все последующие этапы развития этой дисциплины в России, а вместе с тем и на литературную эволюцию: предпринятый Ломоносовым опыт систематизации тропов и риторических фигур оказался исключительно важным для поэтов XVIII века (для Державина, например, «Риторика» стала настольной книгой).
Ломоносов – создатель теории «трёх штилей» («Предисловие о пользе книг церковных в российском языке»), которая надолго определила развитие стиля русской поэзии. Он описал основные принципы взаимодействия церковнославянского и русского элементов в составе русского литературного языка, систематизировал литературные стили и жанры и установил общий принцип их взаимодействия: каждому «штилю» должны соответствовать свои жанры («высокому» – героические поэмы, оды, трагедии; «среднему» – драмы, сатиры, эклоги, дружеские письма, элегии; «низкому» – комедии, эпиграммы, песни, басни).
С именем Ломоносова связан важнейший этап формирования силлабо-тонической системы стихосложения в России: в «Письме о правилах российского стихотворства» (1739) он доказал, что русский язык даёт возможность писать как двусложными, так и трёхсложными размерами, что можно применять рифмы и мужские, и женские, и дактилические и чередовать их, что силлабо-тоническое стихосложение следует распространять на стихи любой длины; именно Ломоносов создал классический русский четырёхстопный ямб.
Ломоносов писал трагедии («Тамира и Селим», «Демофонт»), идиллии («Полидор»), поэмы («Петр Великий»), анакреонтические и сатирические стихотворения. Наибольший успех имели его опыты в жанрах торжественной и духовной оды, воспринятые многими поколениями русских поэтов как образцовые. Академическая и придворная деятельность Ломоносова содействовали укреплению ценностного статуса поэзии в русской культуре. Поэзия Ломоносова оказала влияние на Державина, Пушкина, Тютчева и многих других русских поэтов XVIII-XIX вв., а в начале ХХ века своеобразно отозвалась в творчестве Маяковского и некоторых других поэтов Серебряного века. В.Г. Белинский писал, что с Ломоносова начинается русская литература: «он был её Петром Великим», так как дал направление «нашему языку и нашей литературе»
Крупнейший филологический труд М.В. Ломоносова — «Российская грамматика» (1755 г., опубликована в 1757 г.) — содержит правила русского языка, выведенные непосредственно из фактов живого употребления, из тех примеров, которые были собраны самим учёным. Уже в первом параграфе автор затрагивает основной вопрос философского языкознания – о связи языка и мышления. Источник мышления он видит в чувствах, которые представляют собой ощущения, вызываемые внешним миром, действительностью.
«Российская грамматика» М.В. Ломоносова состоит из 6 глав, или «наставлений»: «Наставление первое. О человеческом слове вообще», «Наставление второе. О чтении и правописании российском», «Наставление третие. О имени», «Наставление четвертое. О глаголе», «Наставление пятое. О вспомогательных или служебных частях слова», «Наставление шестое. О сочинении частей слова» (в последнем случае речь идёт о синтаксисе).
При том, что традиция европейских грамматик была на тот момент уже достаточно богатой, Ломоносов не воспользовался ни одним из существовавших образцов, а создал совершенно оригинальный труд и по композиции, и по разработке законов языка. В России до Ломоносова существовала только грамматика церковнославянского языка, правила которой были собраны в известной «Грамматике», составленной Мелетием Смотрицким, первое издание которой увидело свет в 1619 году. В те времена грамматика почиталась еще не наукой, а «свободным художеством», которых, по средневековой традиции, насчитывалось семь: грамматика, диалектика, риторика, мусика, арифметика, геометрия и астрономия. Грамматика была первой из них, она открывала дорогу ко всем остальным «художествам». Прежде всего она должна была помогать исправлению церковных книг и содействовать правильному их пониманию. Ломоносов был в свое время усердным читателем книги Смотрицкого и хорошо знал ее слабые и сильные стороны. Он воспользовался системой изложения автора и развил мысль о том, что в русском литературном языке церковнославянские элементы должны быть неотъемлемой составной частью. Ломоносов различал областные наречия русского языка и признал основой литературной речи московский говор, который «не токмо для важности столичного города, но и для своей отменной красоты прочим справедливо предпочитается».
В «Российской грамматике» нашли отражения идеи универсальной грамматики. Всеобщие закономерности человеческого разума, по мысли М.В. Ломоносова, обнаруживают себя в различных языковых системах, различающихся лишь формами, словами и звуками. Настаивая на общности природы русского и европейских языков, М.В. Ломоносов подчеркивал, тем не менее, богатство русского языка, заключающего в себе совокупные достоинства европейских и древних языков:
«Повелитель многих языков, язык российский, не токмо обширностию мест, где он господствует, но купно и собственным своим пространством и довольствием велик перед всеми в Европе. <…> Карл Пятый, римский император, говаривал, что ишпанским язы́ком с богом, французским – с друзьями, немецким – с неприятельми, италиянским – с женским полом говорить прилично. Но если бы он российскому язы́ку был искусен, то, конечно, к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно, ибо нашел бы в нем великолепие ишпанского, живость французского, крепость немецкого, нежность италиянского, сверх того богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского язы́ка»(АПСС: VII, 391).
Стремление показать, что в богатстве средств выражения русский язык не уступает европейским и классическим языкам, проявилось в «Российской грамматике» не только на уровне деклараций. Вводимые М.В. Ломоносовым грамматические категории и используемые им термины отражают его ориентацию на европейские и античные образцы.
Например, для описания видовременных форм русского глагола, М.В. Ломоносов разработал сложную систему из десяти времен. В зависимости от характера протекания действия, М.В. Ломоносов выделял несколько видов прошедшего времени (неопределенное, однократное, совершенное, а также три вида давнопрошедших времен) и несколько видов будущего времени (неопределенное, однократное, совершенное).
Выделяя столь большое количество времен, М.В. Ломоносов ориентировался, видимо, на систему времен в церковнославянском языке, а также на систему времен в греческом, французском и немецком языках.
Черновые материалы к «Российской грамматике» также доказывают несомненную ориентацию М.В. Ломоносова на европейские (в первую очередь, немецкие) и античные грамматики. Так, М.В. Ломоносов нередко сначала переводит русские примеры на немецкий и предлагает латинские термины для их описания и лишь затем находит адекватный русский термин.
«Российская грамматика» разделена на шесть «наставлений». Первое, «О человеческом слове вообще», посвящено общим грамматическим вопросам и характеристике русской грамматики. М.В. Ломоносовым анализируются понятия «языка», «звука», предлагается классификация гласных и согласных, а также классификация знаменательных «частей слова» (т.е. частей речи).
Во втором наставлении «О чтении и правописании российском» рассматриваются общие вопросы графики, орфографии и орфоэпии, исследуются принципы соотнесенности звуков и букв, причем морфологический принцип провозглашается ведущим принципом русской орфографии.
Третье наставление «О имени» посвящено морфологическим, семантическим и словообразовательным свойствам существительных, прилагательных и числительных. Согласно традиции греческих грамматик, они трактуются как одна «знаменательная часть слова».
Четвертое наставление «О глаголе» полностью посвящено глагольным категориям, формам и их семантике.
Пятое наставление «О вспомогательных или служебных частях слова» содержит подробные сведения о местоимениях, наречиях, причастиях и предлогах (к ним М.В. Ломоносов относит и приставки).
Наконец, в шестом «О сочинении частей слова» рассматриваются вопросы синтаксической и смысловой сочетаемости частей речи.
Что же касается соотношения русского и церковнославянского языков, то М.В. Ломоносов рассматривает грамматическую структуру нового литературного языка как синтез церковнославянской и русской грамматики. Русские и церковнославянские формы свободно совмещаются в литературном языке, причем на употребление последних не накладывается никаких ограничений. Выбор той или иной формы зависит от регистра речи и от генетической характеристики слова. М.В. Ломоносов выделяет в литературном языке два «штиля» – «высокий» («важный») и «простой». Формы высокого стиля должны образовываться от слов церковнославянского происхождения, а формы простого стиля – от слов русского происхождения. Таким образом, чтобы правильно употребить то или иное слово, пишущий должен учесть его генетическую характеристику, т.е. соотнести его с русским или церковнославянским языковым массивом. Так, например, об окончаниях страдательных причастий М.В. Ломоносов пишет следующее:
«Прошедшие неопределенные страдательные причастия весьма употребительны как от новых российских, так и от славенских глаголов произведенные: питанный, вѣнчанный, писанный, видѣнный, качаной, мараной. Разницу один от другого ту имеют, что от славенских происшедшие лучше на -ый, нежели на ой, простые российские приличнее на ой, нежели на -ый, кончатся. Первые склоняются, как настоящие, другие в родительном единственном мужеском и среднем приличнее ого, нежели аго, принимают» (АПСС: VII, 548).
Тем же принципом руководствуется М.В. Ломоносов, рассуждая о произносительной норме русского литературного языка. Согласно М.В. Ломоносову, произношение слова определяется его происхождением. Происхождение высокого стиля соответствует церковному произношению, уместному лишь в словах церковнославянского происхождения, а произношение простого стиля соответствует произношению разговорному, уместному лишь в словах русского происхождения. Эти рекомендации касаются, в частности, произношения буквы «г», которой в словах церковнославянского происхождения соответствует фрикативный согласный звук [γ] (аналогичный современному украинскому произношению), а в словах русского происхождения – взрывной [g] (аналогичный современному русскому).
«Российская грамматика», как мы видим, включила на равных в состав литературного языка и русские, и славянские элементы. В зависимости от стилистического задания, пишущий мог свободно использовать как русский, так и церковнославянский языковой материал. Эта новая лингвистическая установка создавала исключительное языковое изобилие, нуждавшееся в регламентации, упорядочивании. Классицистический канон требовал языковой однородности литературного произведения, тогда как избыток языковых средств мог с легкостью обернуться стилистической разрозненностью.