Небольшая группа покинула дворец и направилась по склону горы в направлении берега Ахерона, к одной из дворцовых конюшен. Занятые сооружением и ремонтом дорог и набережных души по мере приближения демонов опускались на колени.
Элигор ввел группу в обширный, занимавший не один акр двор личной кавалерийской гвардии Саргатана. Во владениях архидемона таких огороженных участков было много, и обычно здесь находилось около сотни длинных, низких зданий, в которых легко размещался целый полк. Элигор конюшни любил. Ему нравились их вечная суматоха и беготня, да и сам вид прячущихся в своих клетках душезверей.
Здесь содержались души, обращенные в своеобразных верховых животных для тяжеловооруженных демонов, — в их число отбирались более массивные и лучше тренированные создания. Им выдавали изящно украшенную упряжь. Дрессировщиками становились обычно бывшие обитатели Пустошей. Они придерживались своих собственных, немногословных, но весьма жестких методов обучения и выбивали из душ последние остатки сопротивления до тех пор, пока те не начинали подчиняться приказам полностью и безоговорочно.
Элигор вошел в конюшню и быстро организовал маленький караван душезверей.
Демоны наблюдали, как на грубые спины переступающих с руки на руку душ накинули расшитые ковровые попоны, пристегнули тяжелые медные седла, а поводья, пропустив сквозь мощные кольца-гвозди, вбитые в широкие лбы, закрепили на кольцах, продетых сквозь губы. Обращенные в скотину души переминались, закатывали туманные глаза, а из глубины их глоток раздавалось приглушенное рычание. Элигор покачал головой от отвращения: когда демоны взялись за поводья, из раззявленных ртов душезверей потекла студенистая пена. Стараясь не ступать в лужи, демоны накинули себе на спины дорожные кожи, взгромоздились в седла и собрались в группу в центре двора.
Здесь их ожидали еще двадцать пеших гвардейцев, тоже призванных Элигором. Они были облачены в черные, отливающие серебром, искрящиеся множеством огоньков шкуры абиссалей. Чуть поодаль топталась еще дюжина меньших демонов и бесов, собравшихся со всего Адамантинаркса. Они ждали, когда соберется эскорт Саргатана, и надеялись под его защитой пересечь предательские Пустоши в большей безопасности, боясь предстоящего пути. Теперь странная группа, в которой перемешались демоны всех видов и занятий, суетилась рядом, затягивая капюшоны шкур, прилаживая лямки тяжелых рюкзаков и водружая на плечи шесты, на конце которых болтались кожаные мешки. Для них это многонедельное путешествие в Дис станет настоящим испытанием. Элигор посочувствовал им, но еще больше он жалел себя. Не большая радость — поход к городу Вельзевула, но еще меньшая — там оказаться.
Половина пешего отряда двинулась вперед, остальные — за верховыми, а попутчики скромно тянулись за второй половиной пешего сопровождения. Сквозь расступающиеся толпы караван проследовал по проспекту Печали, прошел под аркой, воздвигнутой в честь Войны Люцифера, вышел на берег.
На мосту через Ахерон Элигор тоскливо оглянулся на город и стиснул зубы.
Перед ними возвышались Восточные ворота Адамантинаркса высотой в полсотни этажей; ветер трепал над ними флаги. А еще выше, отбрасывая длинные тени на парапет стены, парила эмблема Саргатана. Элигор вгляделся вверх, пытаясь различить фигуры лучников Зорая. Они были вооружены особыми луками, выполненными из одной-единственной вытянутой, скрученной и изогнутой души. Зорай, сам отличный стрелок, рассказывал Элигору о том, как демоны из Гвардии получали место в этом отборном отряде. Для этого они должны были лично изготовить лук, причем сделать это при помощи особого ритуала, который следовало совершать в Пустошах, в полном одиночестве. Но прежде требовалось подобрать подходящую для лука душу. И демоны искали ее, ведь искусство их состояло именно в этом — в выборе на улицах души, которая идеально соответствовала бы нужным требованиям. Некоторые искали ее годами, иные отчаивались и возвращались в Гвардию или переходили в другие, менее привилегированные части армии Саргатана. Элигор вздохнул и решил, что на обратном пути он обязательно поднимется к лучникам. Своего рода самовнушение: думая о том, что сделает при возвращении, он старался теперь отбросить неприятные ощущения, всякий раз охватывавшие его на пути в Дис.
Пройдя ворота, караван спустился на холмистое поле, окружавшее город. Оно было покрыто толстыми венами и артериями, питавшими город. Они зарывались под стену и поднимались из-под улиц, змеясь вверх, крест-накрест пересекая фасады органических зданий. По ним текла желтоватая лимфатическая жидкость, поддерживавшая жизнь в душекирпичах и в органах, которые обеспечивали другие функции строений и были вечно мягкими и податливыми, пылая жаром.
По мере удаления от ворот сеть вен и артерий становилась реже, а вокруг виднелись только оливково-серые слои плоти. На ветру тут и там раскачивались отдельные артериальные деревья, чудом выжившие в этих ужасных условиях. Они смягчали пустоту горизонта, но не укрывали от ветра. Кое-где торчали свалившиеся сверху или всплывшие снизу валуны, далее кожные покровы прорывались уже настоящими скалами. Элигор видел лежбища многоголовых крылатых зверей Пустошей и слышал их отдаленные крики — они доносились даже сквозь шум ветра.
Самым невозмутимым в группе оставался Саргатан. Он углубился в чтение толстого тома, который прихватил в библиотеке. «А что ему, собственно, волноваться? — подумал Элигор. — Ему-то уж точно ничто не угрожает».
Душезвери топали и бренчали упряжью. Когда Адамантинаркс исчез за горизонтом, а затем угасло и его зарево, к каравану пристала стая гарпий. Упав с черного, затянутого облаками неба, они закружились в сотне футов над караваном, иногда пикируя вниз на своих кожистых крыльях. Эти создания, обычные спутники путешественников, всегда держались поодаль и, раскинув кожистые крылья, пикировали вниз на караван только тогда, когда чувствовали чье-то горе. Элигор, как и большинство демонов, обычно не обращал на них внимания. Если же они становились слишком шумными или назойливыми, можно было серией глифов сбить десяток-другой. Хоть какое-то развлечение.
Несмотря на пересеченную местность, верховые душезвери двигались резво, и Элигор поинтересовался, не отстали ли идущие пешком. Несколько раз он обернулся, наблюдая, как путники и солдаты пробираются между испещривших местность складок, оспин и трещин. Похоже, их подстегивал страх.
Через три дня пути они вышли к Пламенному Срезу — широкой, прорезающей горы реке раскаленной лавы. Ландшафт резко изменился. В воздухе запахло гарью. Сквозь дым Срез казался вздымающимся к небу костром. Плоть уступила место затвердевшей лаве, застывшей в виде каких-то судорожно выгнутых образований. Элигору этот пейзаж нравился ничуть не больше угнетающих мясных полей. По его мнению, Саргатану и Валефару лучше бы просто слетать в Дис, а его и вовсе оставить в Адамантинарксе — следить за безопасностью. Но лорд из каких-то своих соображений считал, что капитану летучей гвардии тоже следует посетить Дис — возможно, хотя бы для того, чтобы сравнить мрачную столицу Ада с Адамантинарксом. Правда, Элигор без таких сравнений вполне мог бы обойтись. Его мутило от одной мысли о Дисе.
Через две недели караван вышел к знаменитым городам-близнецам по имени Клыки Левиафана. Путники разбили лагерь вблизи от них на выступе скалы. Старшие демоны, в отличие от младших и от душ, во сне и отдыхе не нуждались, поэтому Элигор подошел к обрыву. Оба города активно строились в громадной нише у подножия нависавшей над ними горы, один нависал над другим, копируя собрата по размерам и форме. Строительные леса почти соприкасались, и легко можно было передать с них соседям инструмент или материал, но Валефар объяснил, что подобное категорически запрещается. С момента основания городов прошли уже тысячелетия, и они стали жуткими соперниками. Было решено, что никто из жителей одного города не может помогать жителям другого, чтобы не ускорять их строительство. Элигор знал, что, как только города будут достроены, между ними промелькнут огромные молнии. Они расколют гору, лавины камня поглотят и размелют все построенное вместе со строителями, словно огромными челюстями.
А когда пыль рассеется, города снова начнут подниматься из праха, все повторится заново и в той же последовательности. Судя по стадии постройки, разрушение должно было последовать весьма скоро, и Элигор пожалел, что не станет его свидетелем. Ну, как-нибудь в другой раз, сказал он себе.
Алголь как раз завершил свой месячный цикл, когда отряд начал огибать обширную долину Награсагриель, в которой обитали бесчисленные и легендарные кукольники душ. Здесь Элигор еще не был, ибо ранее в Дис они следовали иными маршрутами. Саргатан следовал своей привычке изучать местность — он неспешно двигался по ней и присматривался ко всему попадающемуся на пути, полагая, что все когда-нибудь пригодится. Конечный участок пути к столице лежал по другую сторону долины, а, принимая во внимание пешую часть каравана, обход ее должен был занять еще недели три. Но, даже зная о срочности путешествия, Саргатан сам определял, сколько желает находиться в пути. А он очень хотел показать это зрелище своим ученикам.
Элигор услышал их еще до того, как увидел. Грохот кукольников — саг-хримов — барабанную симфонию их панцирей, звук настолько резкий, что демону сразу стало немного не по себе. Чем ближе они подходили, тем невыносимее он становился. Саргатан подвинул своего скакуна ближе к Элигору.
— Удивительные создания, — произнес он громко. — Они столь же стары, как и Ад. Вельзевул, обнаружив их, сразу сообразил, чем их занять. Он повозился с ними, настроил на людей, поставил перед ними задачу — Задачу с большой буквы, — и они приступили к ее выполнению. Суть задачи тебе известна?
— Нет, государь. Только слухи, что они вроде как делают что-то с людьми еще прежде, чем те сюда попадают.
— Это правда. Саг-хримы могут связываться с людьми и, что более важно, влиять на них. Человек слаб, ущербен. Легкий толчок — и он уже бежит по выбранной тобой дорожке. По утоптанной дорожке, ведущей к нам. И — добро пожаловать! А саг-хримы дают ему стимул.
— Каким образом?
— Тренированные Вельзевулом помощники кукольников, психоманты, создают образ души, а потом направляют саг-хримов согласно планам Мухи. Каждое отдельное создание имеет манипуляторы — вот эти длинные пальцы, которые ты видишь, — ими можно менять абстрактный образ, который творят психоманты. Эти образы представляют полный цикл жизни человека. Его душа дуальна, имеет духовную и физическую ипостаси. И та и другая подвержены влиянию. Здесь представлены обе, и обе можно изменить. Видишь, духовной соответствует та светящаяся сеть, а физической — парящий в воздухе набор костяшек. Каждый образ немного отличен от другого, некоторые жестче, другие помягче. На первый взгляд иная душа совершенна, не сразу и изъян найдешь. Но стоит саг-хримам его обнаружить, как они начинают тянуть его, перекручивать, резать, а иногда даже увеличивать — и так добиваются цели. Потом они отправляют материальные черепки духа в кучу, на которой сидят. А душа далее следует своей дорогой, в конце которой попадает к нам в гости. И остается навсегда. Кстати, заметь, Элигор, людей никто ни к чему не принуждает, а только соблазняет, испытывает. Так гораздо труднее, но и гораздо лучше для нас, так как человеку, попавшему сюда, винить некого, кроме самого себя.
Саргатан задумчиво посмотрел на равнину, а потом покачал огненной головой:
— Приходится признать, что оценить возможности саг-хримов и использовать их мог только гений.
Элигор покосился на Саргатана — удивился восхищению, которое тот выразил в адрес Вельзевула. Потом перевел взгляд на работающих саг-хримов и только теперь заметил теряющихся на их фоне психомантов. Те оказались ростом никак не выше самого Элигора, но обязанности словно придавливали их к земле. Сидящие саг-хримы превышали своих наставников ростом раз в шесть и были покрыты хитиновым панцирем; из их покачивающихся тел выступали странные органы, а массивные руки с множеством пальцев медленно извивались, не останавливая своей работы. В воздухе перед ними висели светящиеся образы душ, и Элигор видел, как создания тянут, перешивают, плетут их при помощи своих тонких пальцев и мерцающих нитей огня. Зрелище это завораживало, едва ли не гипнотизировало демона, но еще невероятнее было то, чего они добиваются своими методичными движениями. Саг-хримы, столь далекие от людей, уговаривали их, соблазняли согрешить. От малых проступков — к большим. А в итоге изменялись целые культуры, начинались войны, совершались злодеяния, убийства, изнасилования, творилось человеческое зло во всех мыслимых формах — и все из-за хитростей кукольников. И — по гениальному замыслу Вельзевула. Глобальность этого замысла едва укладывалась у Элигора в голове.
— Мне это кажется почти несправедливым. Ведь люди же такие хрупкие, слабые. Кто из них может воспротивиться такому? — чуть ли не сам себя спросил Элигор.
— Немногие. Очень, очень немногие. Почти никто.
Саргатан отошел, а Элигор все не мог оторвать глаз от саг-хримов.
Он внимательно наблюдал все время, пока стоял караван, так как знал: пройдет еще немало времени, прежде чем он вновь окажется здесь. Он так погрузился в зрелище, что почти удивился, когда смог наконец повернуться и увидеть Саргатана и Валефара. Те были заняты разговором с крылатым незнакомцем.
Элигор приблизился к беседующим и узнал гонца: сержант летучей гвардии Муруп-и, хороший воин. Посланец стоял на коленях перед лордом, несомненно благодарный за краткий отдых: ведь полет из Адамантинаркса был долгим и трудным.
— Элигор! — прогремел Саргатан, перекрывая грохот саг-хримов. — Твой центурион прибыл по поручению Зорая. Похоже, пока мы тут прогуливаемся, наш добрый друг Астарот набрался храбрости, собрал все силы и двинулся к нашей границе. Устраивает вдоль нее лагеря и базы, но пока не вторгся. Похоже, нам придется оставить караван и поспешить в Дис.
Элигор кивнул, чтобы не кричать в ответ, и покосился на отдыхавших путников. Без архидемонов их выживание в Пустошах вновь оказывалось под большим вопросом. Но приказ лорда не оспаривают, поэтому путешественникам придется рассчитывать на себя. Некоторые из них уже поднялись на ноги, возможно чувствуя, как что-то изменилось.
— Кирпичики у старика кончились, — ухмыльнулся Валефар.
— И варианты, — добавил Саргатан. — Теперь хочет у нас позаимствовать и то и другое. Как неблагодарно с его стороны, правда?
— Зря мы ему помогали! — рубанул воздух ладонью Элигор.
— Мы делали то, что нам говорили, — пояснил Валефар. — Потому-то и надо поскорее в Дис.
Элигор расправил затекшие от долгого бездействия крылья, помахал ими, разрабатывая мышцы. Он с интересом следил, как архидемоны, готовясь к полету, расправляли летные шкуры. Валефар и Саргатан проходили полную трансформацию. В отличие от Элигора у них после Низвержения не сохранилось полноценных крыльев, поэтому им приходилось создавать их из тканей и костей. Преобразование было полным. После того как их тела размягчились, истончились, а за спиной раскрылись новые кроваво-красные костистые крылья, архидемоны уже мало напоминали себя. Только лица, выглядывавшие из-под капюшонов плоти, остались прежними. Элигор в очередной раз поразился чудесам архидемонов и даже слегка позавидовал их силе.
В воздух они взмыли одновременно. Элигор еще раз взглянул на караван. Гвардия, несомненно, доведет путников до Диса, в этом он был уверен. Равнина, покрытая темной мозаикой саг-хримов, исчезала внизу, их светящиеся огоньки, изменяющие судьбу человечества, стали похожи на звезды Небес. Насколько обманчивым бывает иногда внешнее сходство…
Элигор посмотрел на Саргатана и сквозь иссеченные облака увидел на горизонте оранжевое сияние. Огни Диса.
VIII
ДИС
Адрамалик молча наблюдал за белой фигуркой, пробиравшейся по Ротонде к пустому трону. Подойдя поближе, она исчезла за огромными, хаотично нагроможденными на полу зала кучами гниющего мяса и костей. Ее чистое белое тело, по настоянию Вельзевула всегда обнаженное, ярко контрастировало с кровавой краснотой вокруг. И она так легко переступала своими запачканными кровью птичьими ногами, что умудрялась не касаться разбросанных вокруг огрызков костей.
Адрамалик ее хотел. Так же, как и остальные демоны двора. Как сексуальную игрушку, как трофей. Лилит. Прекрасную и ужасную, чувственную и бесстрастную, жаркую и холодную, хрупкую и сильную… И возможно, благодаря всему этому невероятно вожделенную. Но, как и все, он знал, какое последует наказание, если Вельзевул заподозрит, что у него существуют соперники. Перед его гневом меркла даже его паранойя.
Какой-то из ее шагов вызвал тихое жужжание.
Адрамалик не трудился поворачивать голову, чтобы отыскать источник звука. Ни к чему. Даже если бы взгляд сумел пронизать мглу, он не мог определить точку, из которой исходил этот звук. Их было множество. Он, их хозяин, — здесь. Он носился там, вверху, под потолком между шкурами и мокрыми кусками плоти. Множеством глаз следил за Адрамаликом и за пробиравшейся к трону Лилит. Ей приходилось трудно. Обходить влажные колонны и островки гниющих тел было очень непросто.
Жужжание усилилось, сгустилось. Теперь, приглядевшись, Адрамалик смог различить вверху движение — он видел, как первые из десяти тысяч спускающихся мух формируют крыло. Он уже давно привык к появлениям Вельзевула. Правда, таких выдержанных демонов, как магистр, даже в столице практически не было.
Лилит была близко. Он видел красную склеру ее глаз, тонкие ноздри, густые пряди снежной гривы. И тонкую пленку пота, блестящую на точеных формах ее тела.
А над ними сгущался и покачивался темный смерч — вращался неторопливым торнадо в переполненном останками пространстве. Жужжание пульсировало, изменяло тон, становилось отчетливее — это уже напоминало звуки, складывающиеся в слова. При звуках голоса Вельзевула суровые черты Адрамалика всякий раз искажала кривая усмешка.
Однако это было чудо. И объяснить его мог лишь Люцифер. Ибо упорно не смолкали слухи, что он сам создал Вельзевула. Как раз перед Войной Люцифер задумал обзавестись бесстрашным и преданным, не задающим лишних вопросов помощником, настолько отличающимся от всех ангелов, что отвечать мог только перед ним. В полной тайне, против воли Трона он создал такое существо, нырнул в материю Небес и вживил в найденные там частицы верную душу. Тогда это творение еще не звали Вельзевулом. Никто, кроме Люцифера, не знал его имени, а теперь оно было потеряно.
После Низвержения и исчезновения Люцифера Вельзевул в гневе растоптал небесную пыль, из которой состоял, и превратил ее в прожорливых мух. На них он изобразил гротескные карикатуры оставшихся на Небесах серафимов. Его трансформация стала невероятным актом самобичевания, уродства, и архидемоны до сих пор говорили о ней с ужасом.
Эту историю Адрамалик вспоминать не любил — хотя бы из-за того, что мысли его обычно обращались к тому, что требовало внимания здесь и сейчас. О невероятных и страшных днях после Низвержения он не хотел даже думать.
…Сквозь гудение мух он услышал тихое шлепанье: Лилит приблизилась по лужам протухшей кровавой слизи к трону и остановилась; замерла, опустив голову.
Над нею роились, бесновались мухи — крылатые атомы тела властелина. Основываясь на донесениях дворцовых шпионов, Адрамалик не сомневался в пламенном желании Лилит раздавить каждую из этих мух и отправить Вельзевула в небытие. Он не сомневался также и в том, что Лилит пожертвовала бы почти всем, чтобы достичь этой цели.
И тут раздался голос Вельзевула — словно шепот тысяч крохотных глоток:
— Флерти сообщил о распространении среди душ нового культа. Культа Лилит. — Несколько мгновений ровного жужжания, затем хор мух спел очередную фразу-вопрос: — Что тебе об этом известно, дорогая моя?
Адрамалик сказал бы, что Лилит, услышав свое имя, вздрогнула. Так ему, во всяком случае, показалось.
— Я слышала толки об этом, государь, но и только.
Головы она по-прежнему не поднимала, но хрипловатый голос звучал ровно и сильно, без тени смущения и без особого почтения.
— Ты принадлежишь мне, супруга моя. Не Аду вообще, а мне лично. Не хотелось бы убедиться в справедливости обвинений герцога Флерти. А он убежден, что ты этот культ как-то сама раздуваешь. Так же, как некогда среди живых людей.
— У лорда — свои интересы, государь. Я бы поинтересовалась, какое ему вообще до меня дело, — абсолютно спокойно ответила она.
— Я уже поинтересовался. Его подозрения, однако, перевешивают очевидный к тебе интерес.
Услышав это, магистр посмаковал мысль об интересах Флерти. Плотские позывы герцога обуздать никому не удавалось, превзойти полет его воображения — тоже, к тому же он располагал безграничными ресурсами. «Флерти должен быть действительно уверен в своих словах», — подумал Адрамалик.
Лилит чуть приподняла голову.
— Он посоветовал передать тебя Агалиарепту. Потому что, видишь ли, кроме него, никто из тебя правды не вытянет. Я нашел это предложение… не своевременным. Что ты на это скажешь?
«Ага, — удовлетворенно крякнул кто-то в голове Адрамалика, — она даже чуть отшатнулась. Но гордая особа, даже присутствие государя не слишком ее задевает».
Десять тысяч фасетчатых глаз следили за Лилит.
— Что скажу я? — Ее голос слегка дрогнул. — Я… Ничего я не сделала.
Адрамалик проследил, как в ее глазу набухает слеза и, мерцая, стекает по щеке цвета слоновой кости. Вот она задержалась на краю подбородка, как будто прицеливаясь, и упала на коготь ее птичьей ступни, где уже толклись черные, зеленые и черно-зеленые мухи. Насекомое, на которое пала прозрачная капля, с тихим шипением исчезло. И вроде бы его исчезновение сопровождал еле слышный вздох, впрочем мгновенно исчезнувший в монолитном гуле.
— Ничего… Хорошо, Лилит. — Голос жужжал бес страстно. — Я не намерен делить тебя ни с Флерти, ни с Агалиарептом. Еще меньше — с этой грязью, с душами людей.
«Ну вот, опять! — мысленно хмыкнул Адрамалик. — Эта невыносимая ревность! Хотя кто может его в этом винить?»
— Благодарю, государь… — тихо произнесла Лилит.
— И служанку свою в узде держи. Пора положить конец ее беспрестанным путешествиям.
Конец фразы уже мало походил на речь и утонул в нервном жужжании. Наверху трона слышалось легкое трепетание слюдяных крылышек, оно усиливалось по мере того, как все больше мух приходило в возбужденное движение. Лилит стояла на месте, взглядом обыскивая темное пространство под куполом, замечая признаки движения.
Глаза обманули ее. Адрамалик видел, чего стоила ей покорность, в том, как она держала голову, как напряглись ее руки, свободно висевшие до того вдоль тела.
Уж в который раз Адрамалик внимательно следил за происходившим и никогда не мог уловить: действительно ли процесс собирания тела властелина или же его распадения на хаотично мечущиеся тучи мух начинается с одной особи, с одной зеленой искорки — главной, которая и была Вельзевулом? Он не понял до сих пор. Государь поднимался вверх, и его одежды медленно падали к земле, а Адрамалик ловил их, уже набив на этом руку.
Он никогда не мог оторваться от зрелища того, как приходит его господин. И прежде густой воздух вокруг трона стал еще плотнее от облака мух, льющегося сверху, словно вспыхивавшего крошечными зелеными молниями. Они кружили под куполом, смешиваясь с проблесками тусклого света снаружи, их облако становилось все плотнее, пока наконец почти сформировавшееся тело не завертелось вокруг подвешенных там кож. После нескольких прихотливых, трудноуловимых оборотов рой неожиданно собрался в нескольких ярдах от Лилит — в темную, отдаленно похожую на человека форму. Она висела в паре футов от пола, ее лицо постоянно двигалось. И вдруг все мухи, подобно крохотным частичкам какой-то живой мозаики, заняли свои места, словно исчезли, и получившееся существо поставило на пол свою когтистую лапу. И стало государем Ада.
Адрамалик поспешил вперед, помог государю облачиться в кожаную тунику, алый с золотом плащ и тяжелые наплечные цепи — знаки власти. Он проделал это ловкими, легкими движениями, не касаясь отливающих холодными цветами радуги слегка вибрирующих крыльев, из которых состояла спина Вельзевула. Когда магистр отступил на шаг, на груди Мухи, бросая мрачный отсвет на его лицо, огненными знаками сияли его символы.
Оставшиеся свободными мухи продолжали носиться кругами, как шаловливые щенки, льнущие к хозяину, затем перекинулись на Лилит. Она их как будто не замечала, уставившись в пол склепа.
Адрамалик отступил на несколько шагов, глубоко вздохнул, с почтением следя за лицом Вельзевула. Прошло немало времени с тех пор, как хозяин появлялся в Ротонде в последний раз.
— О, Лилит… — выдохнул государь.
Она посмотрела на него. Адрамалику лицо хозяина всегда казалось прекрасным, в нем сочетались черты человека и мухи, причем больше здесь было от насекомого. Глаз на царственном лике на сей раз, подсчитал Адрамалик, было пятнадцать. Число их менялось постоянно.
Адрамалик попробовал представить себе, что думает Лилит, глядя в это лицо, смягченное недостойной страстью, которую питал к ней Вельзевул. Сам магистр понять этого чувства не мог. Похоть, в любой ее форме, была ему, естественно, знакома, но не ее «дополнительные украшения» — их он считал признаком слабости и зависимости. Конечно, Вельзевулу свои размышления на сей счет он высказывать не спешил.
Вот Вельзевул вытянул вперед когтистую лапу — не повелительно, а чуть ли не умоляюще. Она без колебаний, не дрогнув, вложила в нее свою руку. «Научилась, — улыбнулся Адрамалик, вспомнив давние тяжелые уроки. — Тысячелетия научат. А еще — палачи…»
Государь подтянул любимую к себе. Он возвышался над ней и, только когда мухи чуть разошлись в местах суставов, смог к ней нагнуться. И, нежно взяв руками ее голову, приблизил ее к свисавшему из центра своего лица хоботку.
Лилит закрыла глаза. Этому она тоже уже научилась.
Он поцеловал ее — длинный, толстый мушиный хобот проник в ее рот, в горле затанцевали сотни мух.
Лилит переносила объятия государя терпеливо — не двигаясь, не сопротивляясь. Вельзевул этого либо не замечал, либо даже наслаждался ее холодностью. Адрамалик смотрел на них не отрываясь.
Магистр понимал, что она научилась не обращать внимания на паранойю Мухи, на его самодурство, мании, припадки бешенства. Такое она могла простить. Но Адрамалик знал, что Лилит не могла простить Вельзевулу. Не могла простить его любви и его страсти.
Не в силах отвести взгляда, Адрамалик стоял и смаковал ее безмерно распаляющую холодность.
IX
ДИС
С каждым шагом Элигор падал духом. Он приземлился вместе с Саргатаном и Валефаром перед Западными воротами, называемыми Порта-Висцера, и теперь демоны стояли перед ними. Как и все пять ворот Диса, они представляли собой угловатое строение высотой в пятьсот футов, состоявшее из нескольких башен синевато-серого камня. Между воротами тянулись толстые, грубые стены. Больше всего Элигора поразило то, что они были утыканы острыми крюками на расстоянии примерно фута друг от друга, и на этих крюках были нанизаны высушенные части человеческих тел. Чаще всего на крюках болтались совершенно ненужные в Аду сердца, однако тут и там попадались другие части человеческих останков. Кишки, половые органы, даже глаза — все они шевелились от порывов ветра, и это делало стену похожей на странный колеблющийся ковер, сотканный из остатков прежней жизни. Меж крюками порхали мелкие абиссали — украдкой, опасливо отщипывали кусочки, хотя никто их не отгонял. Подойдя ближе, Элигор заметил, как по стене вниз-вверх накатывают волны каких-то многоножек — они щипали, грызли и рвали давно замученную плоть. Сгнившие и объеденные куски то и дело срывались, иной раз падали у ног проходящих в ворота, а то и на их головы, и сметались прочь специально приставленными душами-уборщиками.
Пройдя ворота, демоны вступили на широкий проспект Девяти Иерархий. Он шел под уклон, открывая панораму древнего города. Процессию возглавил Валефар — он прокладывал путь и старательно огибал загромоздившие улицу кучи гнилой требухи. В отличие от Адамантинаркса здесь повсюду валялись куски тел, под ногами скрипели кости, кое-где мостовая была скрыта под ними полностью. В гнилье рылись крупные, толщиной с руку мелкого беса, черви — они то и дело показывались из сумрака переулков. За пищу тут дрались отчаянно. За какую-нибудь жалкую крошку схватывались сразу несколько странных крючконосых тварей — извиваясь, душа друг друга в кольцах длинных тел. Некстати подвернувшаяся душа вполне могла окончить день в желудках сразу нескольких обитателей мостовых, поэтому большинство здешних душ опасливо жалось вдоль стен. У Элигора, привыкшего к абиссалям Пустошей, здешняя юркая нечисть вызвала полное отвращение, и он нещадно давил ногами зазевавшихся — только панцири хрустели да жижа из их лопавшихся оболочек брызгала.
Окраины необъятного города исчезали в пепельной дымке, это был поистине столичный размах. Только мигающие огни да столбы дыма вдалеке отмечали его действительные границы. Дис во много раз превышал Адамантинаркс и размерами, и численностью населения. Элигор видел витающие в разных местах города эмблемы могущественных управителей районами.
В центре города господствовал над всем Замок Вельзевула — громада около двух миль высотой, казавшаяся еще выше из-за плоской местности вокруг. Замок этот иногда называли «Чудом Мульцибера». Элигору подумалось, что он прекрасно отражает характер своего хозяина — его безмерную, превосходящую все надменность, напыщенность. Замок вздымался живой громадой, многогранной в плане, и каждую сторону его, идеально гладкую, пересекали лишь гигантские поддерживающие конструкции-органы. Толстую тяжелую мантию плоти здания разрывали черные шпили и купола, один из которых, далеко справа, сейчас светился. Это был знаменитый купол Ротонды, Черный Купол… Из стены замка изливался поток лавы, огненной рекой он втекал в опоясывающий здание ров. У самой арки этого огнепада находился громадный мост, к которому они теперь и направлялись. За мостом их должен был встретить один из секретарей первого министра — Агареса, их провожатый по лабиринтам Замка.
Элигор шагал по улицам мрачно, все надеясь, что господину надоест эта прогулка и он решит наконец воспользоваться крыльями. Саргатан и Валефар тоже молчали, и на их лицах было такое же недовольное выражение. Да и чему тут было радоваться, в этой гигантской помойке!
— Когда я отсюда вылетел, — нарушил молчание Валефар, — то надеялся больше не возвращаться. Но вот приходится. И того же желаю снова. Уж не знаю, доведется ли пожелать обратного. — Он засмеялся, но смех звучал невесело.
Элигор воздержался от вопроса, при каких обстоятельствах Валефар вылетел из Диса, как воздерживался и ранее. Он спросил о другом:
— Как думаешь, узнает тебя Вельзевул?
— Вряд ли. В бытность мою здесь он не считал меня важной персоной. С тех пор ничего не изменилось.
— Ну, а меня и подавно, — заключил Элигор.
Здания на окраинах города были низкими, кособокими, цвета запекшейся крови. Созданные эры назад из наваленных слоями, порубленных на куски душ, крытые спутанными колтунами разноцветных человеческих волос, они слепо смотрели на мир зияющими глазницами окон. Из стен и крыш тут и там высовывались не до конца слившиеся с постройкой души, они судорожно сучили руками, когда демоны проходили мимо, из искореженных глоток доносились хриплые звуки. В Адамантинарксе такие дома, рассчитанные для одного грешника, использовались как места для специально подобранного наказания, но здесь, в Дисе, они были просто примитивны в своей грубости. Дома явно появились задолго до столицы Саргатана, когда процесс воздаяния за содеянное на земле еще не до конца сформировался. Элигор узнал различные виды зданий, многие из них походили на самые древние человеческие строения.
Он принялся заглядывать в окна. Обитатели домов, вплавленные в пол или стены, страдающие от своих личных наказаний, не слишком отличались от таких же грешников в Адамантинарксе. Сидя, стоя или вися в воздухе, они бешено вращали глазами, не издавая ни единого звука, невероятная боль выражалась в их малейшем движении. По крайней мере эта картина была Элигору знакома, но от нее легче ему не стало.
Трое демонов приближались к Замку. Прохожих прибавлялось, но души старались жаться к стенам домов. Мимо проследовали несколько отрядов Вельзевуловых войск. Солдаты уважительно обходили внушительную фигуру Саргатана, но от оказания ему каких-либо почестей или знаков внимания воздерживались. Таков был дух этого города: всё — под пятой государя, и даже приветствовать другого архидемона значило проявлять нелояльность в отношении своего властелина.
Лишь эскадрон рыцарей Ордена Мухи в алых кожах не отвел взглядов от троих пеших демонов. Но в глазах их сквозило, скорее, высокомерие.
Вдруг воздух разорвал такой жуткий крик, что Элигор от неожиданности на мгновение замер. Валефар же ухмыльнулся, и улыбка эта Элигора успокоила. И напомнила об источнике рева. Он слышал эти звуки не впервые, но привыкнуть никак не мог. Кричал Семияза, мало кем виданный гигант, низвергнутый еще до Войны и потом заточенный, дабы не смог восстать. Он переносил свои мучения молча, но время от времени, иногда чаще, иногда реже, стены города сотрясались от его жуткого стона боли.
Саргатан шагал, будто и вовсе не услыхав этого зова, но костяные пластины его лицевых покровов все время недовольно шевелились.
— Вы думаете, почему мы идем пешком, друзья мои? — произнес он вдруг. — Чтобы не забыть, что Ад — наказание. Не только для душ, но и для нас. Не вижу, однако, причины отбывать наказание в такой помойке. — Саргатан взглядом отшвырнул шмат гнилой плоти вместе с парой въевшихся в него червей. — Находясь здесь, мы видим разницу между этим городом — да и почти любым городом Ада — и Адамантинарксом…
Валефар глянул на Элигора и хитро ухмыльнулся.
— А вот наш Элигор, как поговаривают, спал и видел, как бы здесь поскорее оказаться. Не так давно, помнится, жаловался, что не терпится ему в дорогу.
Элигор от неожиданности даже остановился.
— Ну, тогда организуем в Дис регулярные путешествия, — с серьезным видом кивнул Саргатан.
Ошарашенный, Элигор только замотал головой. Саргатан и Валефар рассмеялись.
По мере приближения к Замку улицы становились шире, но никак не чище. Здесь по сторонам главной магистрали, на внушительных пьедесталах, стояли памятники героям Войны. И было их столько, что сразу возникало ощущение: они натыканы лишь для того, чтобы подогревать верноподданнические настроения. Здания здесь тоже отличались монументальностью. В одном, очень большом, явно находился какой-то центр или штаб, над ним светилась в воздухе эмблема, Элигору незнакомая.
— Знак генерала Молоха, — пояснил Валефар. — Но он в своих дворцах не появляется. Всегда при Вельзевуле.
— Злишься, Валефар? — усмехнулся Саргатан.
— Нет, государь, просто готовлюсь.
— Пожалуй, дальше полетим. Я уже насмотрелся на местные достопримечательности.
Они взмахнули крыльями и, к великому облегчению Элигора, понеслись по воздуху. На высоте он казался гораздо свежее, чем внизу.
У самого Замка Вельзевула было просто не протолкнуться. В небе носились полчища демонов, роившихся вокруг башен и шпилей, а по идеально гладким плацам туда-сюда бегали простые служащие и чиновники рангом повыше.
Трое посетителей нырнули вниз, пролетев над самым широким рвом раскаленной добела лавы — «Поясом Люцифера». Это был искусственный оборонительный рубеж, и Элигор видел, что дальнюю стену канала усеивают открытые пасти труб, по которым магма подн