26 мая 1945.
1 Нагорная проповедь продолжается.
То же время и то же место. Народ, за исключением римлянина, тот же, может быть, еще более многочисленный, поскольку многие стоят там, где начинаются тропинки, ведущие в долину.
Иисус говорит:
«Одна из привычных человеческих ошибок – это недостаток честности по отношению к самому себе. И в виду того, что человек редко бывает искренним и честным, он сам себе создал узду, чтобы понудить себя идти тем путем, какой назначил. Узду, которую он, впрочем, как необъезженный конь, ловко сдвигает, подстраивая под свою манеру ходьбы, или вовсе снимает с себя, поступая как ему заблагорассудится и уже не беспокоясь о том, что может получить упрек от Бога, от людей и от своей собственной совести.
Эта узда – клятва. Но между честными людьми нет необходимости в клятвах, и что касается Бога, то Он ей вас не учил. Наоборот, повелел сказать вам: „Не произноси ложного свидетельства“ без каких-либо добавлений. Потому что человеку надлежит быть откровенным, довольствуясь лишь доверием к своему слову.
Когда во Второзаконии идет речь об обетах, в том числе об обетах как о чем-то, исходящем из сердца, считающего себя прилепленным к Богу из чувства ли нужды, из чувства ли благодарности, то говорится: „Слово, однажды вышедшее из уст твоих, ты должен сдержать, сделав все то, что обещал своему Господу Богу, все то, что ты добровольно изрек своими устами“[a]. Всегда говорится о данном слове и ни о чем ином, помимо слова.
Тот, кто ощущает нужду в клятве, ощущает ее потому, что уже не уверен ни в самом себе, ни в суждении ближнего на свой счет. А кто заставляет клясться, тот этим своим требованием свидетельствует, что не доверяет искренности и честности клянущегося. Как видите, этот обычай клясться есть следствие нравственной непорядочности человека. И это позор для человека. Двойной позор, ибо человек неверен даже в таком постыдном деле, как клятва, и глумясь над Богом с той же легкостью, с какой глумится над своим ближним, с величайшей легкостью и невозмутимостью доходит до нарушения клятвы.
2 Может ли быть существо подлее, чем клятвопреступник? Который, нередко используя сакральную формулу и таким образом привлекая Бога в качестве своего сообщника и поручителя, или используя обращение к всему самому дорогому – к отцу, матери, жене, детям, своим усопшим, своей собственной жизни, своим важнейшим органам, призванным в подтверждение его лживой речи, – убеждает своего ближнего ему поверить. А значит вводит его в заблуждение. Это святотатец, вор, предатель, убийца. Убийца кого? Да Бога, потому что смешивает саму Истину с бесчестьем своей лжи и вызывающе издевается над Ним: „Порази меня, опровергни меня, если можешь. Ты там, а я здесь и мне на Тебя наплевать“.
О, давайте! Смейтесь, смейтесь себе, о лжецы и насмешники! Но придет момент, когда вам станет не до смеха, и это будет, когда Тот, кому передана всякая власть, явится вам, страшный в Своем величии, и одним Своим видом наведет на вас ужас, и одним Своим взглядом, как молнией, поразит вас прежде, еще прежде того, как Его голос низвергнет вас в предназначенное вам место, заклеймив Своим проклятием.
Это вор, потому что присваивает себе почтение, которого не заслужил. Его ближний, тронутый его клятвой, оказывает ему почтение, а эта змея украшается им, притворяясь тем, чем не является. Это предатель, потому что клятвенно обещает вещи, которых не собирается исполнять. Это убийца, потому что он или убивает честь своего собрата, отбирая посредством ложной клятвы достоинство у своего ближнего, или убивает свою душу, поскольку клятвопреступник – подлый грешник в Божьих глазах, каковые видят истину, даже если никто другой ее не видит. Бога не обмануть ни лживыми словами, ни притворными деяниями. Он видит. Ни на миг не теряет Он из виду ни единого человека. И нет такой укрепленной цитадели, ни такого глубокого подземелья, куда бы не мог проникнуть Его взор. Даже внутрь вас, в вашу личную крепость, окружающую сердце всякого человека, проникает Бог. И судит вас не по тому, чем вы клянетесь, но по тому, что вы делаете.
3 Посему Я заменяю повеление, которое было дано вам, когда в ход была пущена клятва, чтобы обуздать ложь и легкость неисполнения данного слова, другим повелением.
Я не скажу, как древние: „Не клянись ложно, но исполняй твои клятвы“, но скажу вам: „Не клянитесь вовсе“. Ни Небом, которое есть престол Божий, ни Землей, которая есть подножие ног Его, ни Иерусалимом и его Храмом: городом великого Царя и домом нашего Господа Бога.
Не клянитесь ни могилами усопших, ни их душами. Их могилы наполнены останками того, что в человеке является низшим и роднит его с животными, а души – оставьте их в их обиталище. Не заставляйте их страдать и ужасаться, если это души праведных, что уже в предведении Бога. И хотя это только предведение, то есть частичное ведение, поскольку до самого момента Искупления они не обретут Бога во всей Его полноте и великолепии, они не могут не страдать, увидев вас грешниками. А если они неправедны, не усиливайте их мучение, напомнив им своими грехами об их собственных. Оставьте, оставьте святых усопших в покое, а не святых – в их муках. Не убавляйте у первых, и не добавляйте вторым. Зачем взывать к умершим? Они не могут говорить. Святые – потому что им запрещает это их человеколюбие: им пришлось бы слишком часто опровергать вас. Осужденные – потому что Ад открывает свои врата и осужденные открывают свои уста лишь с тем, чтобы проклинать, а всякий голос подавляется ненавистью Сатаны и ненавистью бесов, поскольку осужденные и есть бесы.
Не клянитесь головой ни отца, ни матери, ни супруги, ни своих невинных детей. У вас нет на это права. Разве они – деньги или товар? Разве они – подпись на документе? Они и больше, и меньше всего этого. Они плоть и кровь от твоей крови, человек, но они еще и свободные создания, и ты не можешь использовать их как рабов в качестве ручательства за свою неправду. И они меньше, чем твоя собственная подпись, поскольку ты разумный, свободный и взрослый, а не лишенный прав, и не ребенок, который не понимает, что делает, и потому его интересы вынуждены представлять его родители. Ты это ты: человек, наделенный разумом; и потому ты ответствен за свои поступки и обязан действовать самостоятельно, приводя в качестве ручательства за свои слова и дела свою честность и свою искренность, то уважение, которое ты сумел вызвать у ближнего, а не честность и искренность твоих родителей, или уважение, которые сумели вызвать они. Ответственны ли отцы за детей? Да, но пока те несовершеннолетние. После каждый ответствен сам за себя. Не всегда у праведников рождаются праведники, и не всегда святая женщина замужем за святым мужчиной. Зачем же тогда использовать в качестве основы ручательства праведность того, кто связан с вами браком? Равным образом от грешника могут родиться святые дети, а пока они невинны, они все святые. Зачем тогда взывать к чистой душе ради своего нечистого поступка, каким является клятва, которую потом не желают исполнять?
Не клянитесь даже своей головой, своими глазами, языком и руками. У вас нет на это права. Все, что у вас есть, принадлежит Богу. Вы всего лишь временные хранители, держатели душевных или телесных сокровищ, пожалованных вам Богом. Зачем тогда распоряжаться тем, что не ваше? Можете ли вы прибавить хоть волос на своей голове или поменять его цвет? А если не можете этого сделать, зачем тогда свое зрение, свою речь, подвижность своих конечностей использовать в качестве подкрепления своей клятвы? Не бросайте Богу вызов. Он мог бы поймать вас на слове и иссушить ваши глаза, как может иссушить ваши плодовые деревья, или отнять у вас детей, или разрушить ваш дом, чтобы напомнить вам, что Он Господь, а вы подданные, и что проклят тот, кто обожествил себя до такой степени, что считает себя больше Бога, бросая Тому вызов своей ложью.
4 Пусть в вашей речи да будет да, а нет будет нет. И не более. А то, что сверх этого, вам подсказывает Дьявол, и подсказывает, чтобы потом посмеяться над вами, когда вы, не сумев исполнить всего, прибегнете ко лжи, и над вами станут потешаться, и вы прослывете лжецами.
Искренность, чада. И в речах, и в молитве. Не поступайте, как притворщики, что когда молятся, любят останавливаться в синагоге или на углу площади, чтобы люди их видели и восхваляли как благочестивых и праведных, тогда как после, в кругу семьи, они оказываются виноватыми и перед Богом и перед ближними. Вы не считаете, что это похоже на ложную клятву? Отчего вы стремитесь исполнять то, что неистинно, с целью приобрести почет, которого вы не заслуживаете? Притворное моление имеет целью заявить: „Я поистине свят. Я клянусь в этом перед очами тех, кто видит меня, и они не смогут отрицать, что видели меня молящимся“. Покрывало, наброшенное на имеющую место порочность, эта молитва, совершаемая с подобными целями, становится богохульством.
Позвольте Богу объявить вас святыми и старайтесь, чтобы вся ваша жизнь гласила за вас: „Вот Божий слуга“. Но вы, вы сами, ради любви к себе молчите. Не превращайте перед лицом ангелов свой язык, движимый вашей гордыней, в нечто неприглядное. Лучше вам было бы стать в тот же миг немыми, раз вы не имеете силы управлять своей гордостью и своим языком и сами себя провозглашаете праведными и угодными Богу. Оставьте надменным и лицемерным эту жалкую радость! Оставьте надменным и лицемерным эту мимолетную награду. Жалкую награду! Но это та награда, какой они хотят, и другой у них не будет, поскольку больше одной награды получить невозможно. Или ту истинную, Небесную, что вечна и справедлива. Или эту неистинную, земную, что длится, пока жив человек, и даже меньше, и за которую, поскольку она несправедлива, затем, за пределами этой жизни, придется заплатить весьма унизительным наказанием.
5 Послушайте, как вы должны молиться: и устами, и своим трудом, и всем своим существом по велению сердца, которое, да, любит Бога и чувствует в Нем Отца, но которое также все время помнит, ктó есть Творец и чтó есть творение, и с почтительной любовью всегда предстоит перед лицом Божьим, мóлитесь вы или заняты делами, идете или отдыхаете, зарабатываете или благотворите. Я сказал: по велению сердца. Это первое и главное качество. Ибо все происходит из сердца, и каково сердце, таков и ум, таковы и слово, и взгляд, и действие.
Праведный человек из своего праведного сердца извлекает добро, и чем больше он его извлекает, тем больше его находит, потому что сделанное добро порождает новое добро, так же как кровь, которая обновляется, циркулируя по венам, и возвращается к сердцу обогащенной все новыми и новыми элементами, добытыми из кислорода, что был поглощен, и из питательных соков, что были усвоены. Тогда как порочный из своего темного сердца, полного обмана и злобы, может извлечь только обман и злобу, что все время увеличиваются при поддержке грехов, которые накапливаются так же, как в добром сердце накапливаются Божьи благословения. Так что будьте уверены: это избыток сердца изливается из уст и проявляется в поступках.
Сделайте ваше сердце смиренным и чистым, любящим, доверчивым и искренним; любите Бога той целомудренной любовью, какую испытывает девушка к своему жениху. Истинно говорю вам, что каждая душа – это дева, обрученная своему вечному Возлюбленному, нашему Господу Богу. То, что на земле, – это период помолвки, когда ангел, приставленный хранителем к каждой душе, играет роль ее духовного паранимфа[b], а все моменты и обстоятельства ее жизни – это те же служанки, что приготовляют свадебное приданое. Час смерти – это час заключения брака, и тогда происходят знакомство, ласка, единение, и в наряде приготовленной невесты душа может поднять свое покрывало и броситься в объятия своего Бога, и такое проявление любви к ее Жениху уже никого не введет в смущение.
Но пока, о души, связанные узами помолвки с Богом, когда вы хотите поговорить со своим Женихом, войдите в покои вашего жилища, а главное – в покои вашего внутреннего жилища, и говорите, ангелы во плоти под присмотром ангела-хранителя, с Повелителем ангелов. Говорите со своим Отцом в тайне вашего сердца и ваших внутренних комнат. Оставьте снаружи все мирское: и жажду быть замеченными, и тягу к поучениям, и тщательность ваших долгих молитв, наполненных словами, словами, словами: монотонными, скучными и не выражающими никакой любви.
6 Ради Бога! Перестаньте измерять молитву. Поистине есть некоторые, что растрачивают многие и многие часы на монолог, повторяемый одними лишь губами, и это самый что ни на есть разговор с самим собой, так как его не слышит даже ангел-хранитель, ибо этот шум настолько бесполезен, что ангел пытается его исправить, сам погружаясь в горячее моление за своего нелепого подопечного. Поистине есть некоторые, что не стали бы проводить эти часы иначе, даже если бы им явился сам Бог и сказал: „Спасение мира зависит от того, отставишь ли ты это бездушное говорение, чтобы пойти и хотя бы просто начерпать воды из колодца и полить этой водой землю ради Меня и твоих ближних“. Поистине есть некоторые, что считают свой монолог более важным, чем вежливый прием посетителя или милосердно оказанную помощь нуждающемуся. Это души, впавшие в идолопоклонство перед молитвой.
Молитва – это дело любви. А любить можно как молясь, так и изготавливая хлеб, как размышляя, так и помогая немощному, как совершая паломничество к Храму, так и хлопоча по семейным делам, как принося в жертву ягненка, так и жертвуя нашим праведным желанием собраться у Господа. Достаточно пропитать всего себя и всякий свой поступок любовью. Не бойтесь! Отец видит. Отец понимает. Отец слышит. Отец жалует. Сколько милостей даруется за один только подлинный, безупречный вздох любви! Сколько изобилия за сокровенную жертву, совершенную с любовью! Не уподобляйтесь язычникам. Богу не нужно говорить, чтó Он должен делать по причине того, что вы в чем-то нуждаетесь. Об этом могут говорить язычники своим идолам, которые не в состоянии понимать. Но не вы Богу, истинному духовному Богу, который не только Бог и Царь, но и наш Отец – и знает, в чем вы имеете нужду еще прежде, чем вы Его попросили.
7 Просите – и вам будет дано, ищите – и найдете, стучите – и вам отворят. Поскольку всякий просящий получает, ищущий находит, а тому, кто стучится, откроют. Когда ваш сын тянет к вам свои ручонки, говоря: „Отец, я хочу есть“, разве вы дадите ему камень? Дадите ли ему змею, если он попросит у вас рыбы? Конечно нет, вы дадите ему хлеба и рыбы, но кроме того дадите ему свою ласку и благословение, потому что отцу приятно накормить своего ребенка и увидеть его счастливую улыбку. Итак, если вы, люди с несовершенным сердцем, способны делать своим чадам добрые подарки только по природной любви, обычной даже у животных по отношению к их потомству, насколько же больше ваш Отец, Тот, что на Небесах, пожалует тем, кто просит у Него себе во благо хорошего и необходимого. Не бойтесь просить и не бойтесь не получить!
Однако – и тут Я предостерегу вас от возможной ошибки, – однако не поступайте, как слабые в вере и в любви, как язычники от истинной религии, поскольку и среди верных бывают язычники, чья немощная религия – это переплетение веры и суеверий, шаткое строение, в которое пробираются всякого рода паразитические растения так, что оно растрескивается и обрушивается. Такие слабые и склонные к язычеству чувствуют, что их вера умирает, если видят, что их просьбу не исполнили. Вы прóсите. И вам кажется, что просите справедливо. Действительно, на тот момент та милость и не была бы несправедливой. Но жизнь не заканчивается этим моментом. И то, что хорошо сегодня, может быть не хорошо завтра. Вы этого не знаете, ведь вы знаете лишь настоящее, и в этом тоже Божья благодать. Но Бог знает еще и будущее. И часто, чтобы уберечь вас от большего страдания, Он оставляет мольбу неисполненной.
За год Моей общественной жизни Я не раз слышал стенания сердец: „Как я страдал тогда, когда Бог меня не услышал. Но теперь говорю: ‚Так было правильно, потому что тогдашняя милость воспрепятствовала бы мне прийти к Богу в этот час‘“. Я слышал других, и они говорили Мне: „Почему, Господин, Ты не исполнишь мою просьбу? Всем исполняешь, а мне - нет“. И хотя Мне было больно видеть их страдания, Я был вынужден говорить: „Не могу“, потому что исполнить их просьбу означало бы помешать их воспарению к совершенной жизни.
Даже Отец иногда говорит: „Не могу“. Не потому, что не в состоянии немедленно совершить это действие. А потому, что не хочет его совершать благодаря знанию его последствий в будущем. Послушайте. У ребенка кишечные боли. Мать зовет врача, и врач говорит: „Для исцеления нужно абсолютное воздержание от пищи“. Ребенок плачет, кричит, умоляет, кажется, изнемогает. Мать, всегда жалостливая, присоединяет свои стенания к стенаниям сына. Ей кажется жестокостью со стороны врача этот категорический запрет. Ей кажется, что это воздержание и этот плач могут навредить сыну. Но врач остается непреклонным. Наконец он говорит: „Женщина, я знаю, а ты не знаешь. Ты хочешь лишиться своего ребенка или хочешь, чтобы я тебе его спас?“ Мать кричит: „Хочу, чтобы он был жив!“ „А тогда, – говорит врач, – я не могу разрешить пищу. Это привело бы к смерти“. И Отец иногда говорит так же. Вы, жалостливые матери своего я, не хотите слышать, как оно плачет из-за отказа в милости. А Бог говорит: „Не могу. Это было бы тебе во вред“. Но настанет день, или настанет вечность, когда вы сможете сказать: „Спасибо, мой Бог, что не послушался моего неразумия!“
8 Все то, что Я сказал о молитве, скажу и о посте. Когда поститесь, не принимайте печальный вид, как это делают лицемеры, которые искусственно искажают свои лица, дабы мир понимал и верил, что они постятся, даже если это неправда. Они также уже получили свое вознаграждение – в виде похвалы от мира, – и другого не получат. Вы же, когда поститесь, будьте жизнерадостны, умойте лицо в нескольких водах, чтобы оно выглядело свежим и гладким, умастите себе бороду и возлейте благовония себе на голову, и пусть на вашем лице будет цветущая улыбка. О! Поистине нет такой пищи, что насыщала бы так, как насыщает любовь! А кто проводит пост в духе любви, тот и питается любовью! Истинно говорю вам, что даже если этот мир назовет вас „тщеславными“ и „мытарями“, ваш Отец увидит ваше тайное подвижничество и воздаст вам за него вдвое. И за сам пост, и за то, что вы пожертвовали похвалой за него.
А теперь ступайте и дайте пищу своему телу после того, как насытилась душа. 9 Те двое бедняг пусть останутся с нами. Они будут нашими дорогими гостями и придадут вкуса нашему хлебу. Мир да пребудет с вами».
И эти двое бедняжек остаются. Это очень худая женщина и очень пожилой старик. Но они не вместе. Их свел случай, и они, униженные, оказались на обочине, тщетно протягивая руку к тем, кто проходит мимо.
Иисус идет прямо к ним, не осмеливающимся сделать шаг вперед, и, взяв их за руки, вводит в середину группы учеников под нечто вроде палатки, которую Петр установил с краю, и где они, наверное, укрываются на ночь и собираются днем в самые жаркие часы. Это навес из ветвей и… плащей. Но служащий своему назначению, хотя он настолько невысок, что Иисус и Искариот, двое самых рослых, должны наклоняться, чтобы войти.
«Вот отец и вот сестра. Несите все, что у нас есть. Во время трапезы мы выслушаем их историю». И лично Иисус прислуживает этим двоим застенчивым людям и слушает их жалобный рассказ. Старик один после того, как его дочь уехала далеко с мужем и забыла об отце. Женщина одна после того, как лихорадка унесла жизнь ее мужа, а вдобавок заболела и она.
«Мир презирает нас, потому что мы бедные, – говорит старик. – Я хожу и прошу милостыню, чтобы насобирать средств на празднование Пасхи. Мне восемьдесят лет. Я всегда совершал Пасху, и эта может быть последней. Но я хочу пойти на лоно Авраама без всякого угрызения совести. Как я прощаю своей дочери, так, надеюсь, и сам буду прощен. И хочу совершить свою Пасху».
«Долог твой путь, отец».
«Путь на Небо еще дольше, если пренебрегать празднованием».
«Один идешь? А если заболеешь по дороге?»
«Тогда мне закроет веки ангел Божий».
Иисус гладит его по дрожащей седой голове и обращается к женщине: «А ты?»
«Я иду в поисках работы. Будь я более сыта, я бы исцелилась от лихорадки. А если бы исцелилась, то смогла бы работать даже на зерновых».
«Думаешь, только пища тебя могла бы исцелить?»
«Нет. Есть еще Ты… Но я – жалкое существо, слишком жалкое, чтобы смочь просить милости».
«А если ты бы исцелилась, чего бы ты хотела после?»
«Больше ничего. Я бы уже получила намного больше того, на что могла надеяться».
Иисус улыбается и дает ей ломоть хлеба, смоченный в небольшом количестве воды и уксуса, что служит питьем. Женщина молча ест его, а Иисус продолжает улыбаться.
10 Вскоре трапеза заканчивается. Она была такой скудной! Апостолы с учениками отправляются в заросли на склонах в поисках тени. Иисус остается под навесом. Старик устраивается у его травянистой стороны и, усталый, дремлет.
Вскоре женщина, что тоже удалилась, ища тени и покоя, подходит к Иисусу, который ей ободряюще улыбается. Она робко и, в тоже время, радостно доходит почти что до навеса, а затем радость одолевает ее, и последние шаги она делает стремительно и падает ниц с приглушенным криком: «Ты меня исцелил! Благословенный! В это время приходит страшный озноб, а у меня его больше нет…О!» – и она целует ступни Иисуса.
«Ты уверена, что исцелена? Я тебе об этом не говорил. Это могло быть случайностью…»
«О, нет! Теперь я понимаю Твою улыбку, когда Ты давал мне хлеб. Твоя сила вошла в меня вместе с тем куском. Мне нечем отплатить Тебе, кроме моего сердца. Распоряжайся Твоей служанкой, Господин, и она будет послушна Тебе до самой смерти».
«Хорошо. Видишь этого старика? Он одинок и он праведен. У тебя был муж, и его отняла смерть. У него была дочь, и ее у него отняла ее самость. Это хуже. И все-таки он ее не бранит. Но неправильно, чтобы он в одиночку вступал в свои последние часы. Будь ему дочерью».
«Хорошо, мой Господин».
«Но имей в виду, что это значит работать за двоих».
«Теперь я сильная и справлюсь».
11 «Тогда пойди вон туда, к тому обрыву, и скажи мужчине, что там отдыхает, тому в серой одежде, чтобы подошел ко Мне».
Женщина проворно идет и возвращается вместе с Симоном Зелотом.
«Иди сюда, Симон. Мне нужно с тобой поговорить. Подожди, женщина».
Иисус отходит на несколько метров.
«Как ты думаешь, Лазаря не затруднило бы принять еще одну работницу?»
«Лазаря? Да я думаю, он даже не знает, сколько у него слуг! Одним больше, одним меньше!.. Но кто это?»
«Та женщина. Я исцелил ее и…»
«Достаточно, Учитель. Если Ты излечил ее, это значит Ты ее любишь. То, что Ты любишь, для Лазаря священно. Я за него ручаюсь».
«Это правда. То, что Я люблю, для Лазаря священно. Ты хорошо сказал. И поэтому Лазарь станет святым, ведь, любя то, что люблю Я, он полюбит совершенство. Хочу объединить того старика с той женщиной и дать этому патриарху совершить свою последнюю Пасху с радостью. Я чувствую большую приязнь к святым старикам и счастлив, если могу подарить им безмятежный закат».
«Ты чувствуешь приязнь и к детям…»
«Да, и к больным…»
«И к тем, кто плачет…»
«И к тем, кто одинок…»
«О! Мой Учитель! А Ты не замечаешь, что чувствуешь приязнь ко всем? Даже к Своим врагам?»
«Я этого не замечаю, Симон. Любовь – это Моя природа. Ну вот, наш патриарх просыпается. Пойдем скажем ему, что он будет праздновать Пасху в компании дочери и уже не испытывая нужды в хлебе».
Они возвращаются к навесу, где их ждет женщина, и все трое идут к старику, который сел и подвязывает сандалии.
«Что будешь делать, отец?»
«Спущусь в долину. Надеюсь, найду, где укрыться на ночь, а завтра пойду просить милостыню на дорогу, и потом мало-помалу в течение месяца, если не умру, буду в Храме».
«Нет».
«Я не должен? Почему?»
«Потому что благой Бог не хочет. Ты пойдешь не один. Она отправится с тобой и приведет тебя, куда Я скажу, и где вас примут из любви ко Мне. Ты совершишь свою Пасху, но не истощая себя. Ты уже понес свой крест, отец. Теперь положи его. И сосредоточься только на благодарственной молитве благому Богу».
«За что же… за что же… я… я не заслуживаю такого… Ты… дочь… Больше, чем если бы Ты подарил мне двадцать лет жизни… А куда, куда ты меня отправишь?..» – старик проливает слезы на свою густую длинную бороду.
«К Лазарю, сыну Теофила. Не знаю, знаком ли ты с ним».
«О!.. я с окраин Сирии и помню Теофила. Но… но… о! Благословенный Божий Сын, позволь, я благословлю Тебя!»
И Иисус, все так же сидя на траве напротив старца, действительно склоняется, чтобы позволить тому торжественно возложить руки Себе на голову и пророкотать глухим старческим голосом древнее благословение: «Господь да благословит и да сохранит Тебя. Господь да явит Тебе Свой лик и да помилует Тебя. Господь да обратит к Тебе Свое лицо и дарует Тебе Свой мир»[c].
Иисус же, Симон и женщина вместе отвечают: «Да будет так».
[a] (Втор. 23:23)
[b] Паранимф (греч.) – дрỳжка, друг невесты на свадьбе.
[c] (Числ. 6:24-26).