– Я первая, пока не забыла, – начала Саша. – Не знаю, было ли то на самом деле или это плод моей фантазии, но я все это видела и переживала очень ярко и даже немного расстроилась, когда проснулась и поняла, что это только сон.
Я была совсем маленькой девочкой, но у меня не было физического тела, и люди меня не видели. Зато меня видели все остальные. Я никак не могла смириться с этим, так как почему-то считала, что должно быть все наоборот. Я все время хотела всем помочь, а выходило опять наоборот.
Сейчас я соберусь и начну рассказывать события, которые произошли со мной, а то они начинают растворяться в эмоциях.
Я стою на площадке с колоннами по периметру, на которых лежит крыша. Ярко светит солнце. Ветром колышутся ветви деревьев. Далеко внизу берег моря, рыбацкие лодки, люди. Чуть дальше селение. Десятка два построек. И вдруг передо мною происходит множество событий, близких и далеких, в пространстве и времени, как будто со мной и без меня, и заканчиваются они трагически для молодой матери и ее ребенка. В общем, я решила все изменить.
Как только я это решила, то увидела, что нахожусь высоко в небе. И вдруг все исчезло, все затянулось густым туманом, и ничего не было видно. Мне стало не по себе, я сжалась в комок и заплакала. И в следующее мгновение поняла, что я – тучка, и мои слезы полились дождем. И люди внизу побежали в свои укрытия, я даже домами это назвать не могу. А я каплями дождя пролилась на землю, и соком поднялась в растущем на берегу персиковом дереве, под которым сидел юноша. Он не побежал в селение, и был весь промокший.
Юноша думал о ней, той, которая потом родит ему ребенка, не зная, что с ним произойдет несчастье, и я решила помешать такому ходу событий.
Я превратилась в его желание съесть персик, и, проникнув в него, я усыпила его и показала ему другой вариант будущего: любви без трагедии, но уже с другой девушкой. И он проспал то время, когда отправился торговый караван, останавливавшийся в том селении, с которым уехала понравившаяся ему девушка. И вместо погонщика ушел другой юноша.
И вот я стою на каменной площадке под навесом, и слышу женский голос, и оборачиваюсь. Передо мной стоит богиня Афина Паллада и улыбается.
– Это хорошо, Эрида, что ты расстроила далеко идущие планы одним безобидным дождиком, но твое «правильно» сродни капризу детскому, потому как перечеркнуло и отодвинуло нечто важное в неизвестность. Ты своим заплаканным сердцем и глазами не все увидела и осознала.
Афина взмахнула рукой, и неизвестно откуда появились две белоснежные полупрозрачные феи. Они подхватили меня, и я опять оказалась в небе, в тот момент, когда все началось.
Только это была уже другая «я», потому как первая с заплаканными глазами возмутила пространство своими ручонками, и оно устремилось к ней сгущающимся туманом.
Я посмотрела вниз и увидела, что рыбаки, предвидя ливень, устремились в селение, и только один юноша как-то странно смотрел в небо. Мне показалось, что он смотрел на меня широко раскрытыми глазами. Потом он присел под деревом и закрыл глаза.
В его голове роились разновидные мысли, вернее, еще не мысли, а, формирующиеся ощущениями, чувства. Но они постепенно, как пазлы, складывались в красивые образы, из которых маленькими струйками потекли лаконичные фразы:
Вода бушующего моря способна радость или горе дарить любому рыбаку, но вот улов она приносит совсем не тем, кто слезно просит, а тем, кто меньше на боку лежит, а больше ходит в море, так, стало быть, все дело в споре…
Совсем другое в небесах. Как будто там грустит и плачет, руками ноги обхватив, одна из тех прекрасных див, что видит вдаль. Каприз погоды – ее каприз. Морские воды, себя туманом устремив, ее от глаз земных скрывают, печаль ненужную смывают, потом дождем ее пролив.
Так, стало быть, бывает власть, перед которой кротка страсть, которая простые слезы, бывает, превращает в грозы; заботы тают перед ней, как будто с ними спорит время; она не знает слова бремя, пред ней равны труды и грезы. Так, стало быть…
И он срывает, с уже омытого дождем земного древа, плод прекрасный, не вытирая девы слез, его вкушая, проникает в глубины тайн девичьих грез и безмятежно засыпает. И без него в далекий путь обоз торговый выступает, с собою увозя судьбу.
Я поняла, уже не сбыться тому, что было должно быть. И двум сердцам уже не биться одной любовью в унисон. Всему виною этот сон.
В любви ребенок не родится, и сотни трепетных ночей, речей и чувств… уже не сбыться, и юноше тому уже поэтом страстным не родиться…
Я вдруг увидела себя опять на каменной площадке, перед Афиной Палладой. В руках у нее были весы, на одной чаше которых было мое желание предотвратить трагедию трех человек, и чаша была внизу.
Но вот Афина положила на другую чашу неведение людьми, непонимание высоких чувств, и вызванные этим трагедии во многих семьях еще на многие годы, и все эти трагедии пронеслись перед моими глазами, и вторая чаша весов камнем опустилась вниз, и сердце мое сжалось.
– Это только часть привнесенных тобою изменений, добрая девочка. Но есть еще другая часть, пока не проявленная. Юноша этот, кроме обогащения человечества высокой поэзией, нес в себе еще одно предназначение, которое мог исполнить только в сочетании исполненного первого и той трагедии, которая должна была произойти. И только подготовленное сердце его могло пройти через такое испытание и не ожесточиться, а насытиться новым качеством, благодаря которому в следующем воплощении юноша этот, уже будучи великим военачальником, а не поэтом, не смалодушничал и принял правильное решение, благодаря которому…
Хочешь посмотреть, что произойдет из-за того, что он не будет готов принять правильное решение? – Афина посмотрела на меня таким взглядом, что у меня все поплыло перед глазами, и я проснулась, ощущая себя все еще, как в тумане, как будто сон не хотел отпускать меня.
Я знала, что стоит мне закрыть глаза, и он может продолжиться…
Саша закончила свой рассказ. И, хотя у всех сложилось впечатление, что она рассказала не всё, никто не проронил ни слова.
– Вы думаете, это все из-за «Долины грез»? Но почему именно мне такое приснилось? Неужели такое могло быть на самом деле? Почему вы молчите?
На выручку пришел Мишар:
– Не стоит беспокоиться, внучка. Во-первых, не только тебе что-то снилось, во-вторых, «Долина грез» насыщена другим пространством, временем и мерностью. И пытаться дать оценку происходящему там с обычной точки зрения не стоит. Только полноценная насыщенность соответствующими характеристиками позволит адекватно это сделать. А пока можно считать это интересным опытом и еще одним шагом на пути к новым возможностям.
И кто же следующий рассказчик? Тем более, что мы помним: рассказавший свой сон отсекает свои кармические привязки к нему.
– Тогда я, – поспешила Мила, – только я не все так четко помню, как Саша. Боюсь, что будет неинтересно. Но я тем более не хочу, чтобы за мной ходило то, чего я не помню. Сейчас я подумаю, с чего начать. И, правда, все стремительно уходит из памяти, как будто вытесняется или покрывается новыми впечатлениями. Алим, сделай, пожалуйста, чаю, а то в горле першит, будто кто-то специально мешает говорить.
– И мне, я тоже хочу. Да, наверное, всем сделай, – предложила Саша.
Алим пошел ставить чайник, а Мила пыталась собраться с мыслями, проговаривая обрывки виденного во сне. Было такое впечатление, что пространство комнаты постепенно становится иным… иным во времени.