– Как ты думаешь, он поверил? – спросил Алим, когда они отошли на приличное расстояние.
– А это имеет значение? Ты лучше расскажи, что это за цирк, и кто второй клоун.
– Мила, ну, ты ведь помнишь, что я на секретном задании, что я внедряюсь в очень секретную организацию, и как раз только сегодня я могу хоть что-то сказать по поводу проделанной работы. А это Эмиль, мой напарник по учебной группе, правда я еще не совсем понимаю случайный или нет. От этого будет зависеть, как нам с ним общаться.
– А почему нам?
– Мы ведь не будем прятаться, а он очень глазастый.
Кстати, тебе повезло, ты сегодня присутствовала совершенно случайно при апробировании на нас одной технологии, очень секретной, и, насколько я успел вникнуть, довольно-таки действенной. Мы только в конце об этом догадались и то после того, как нам чуть ли не открыто разжевали: что, зачем и как. Я еле пришел к адекватному восприятию окружающей действительности.
Знаешь, если бы это было возможно, я бы сказал, что без игры здесь не обошлось. Но тогда это значило бы, что она совсем изменила свое лицо.
– А почему ты считаешь, что не может быть. По ощущениям как?
– По ощущениям так же, как в игре, только и того, что окружающая реальность ведет себя соответствующе физическому миру.
– Вот видишь. У меня тоже такое ощущение, что если выбирать между фантастическим «Литературным миром» и этим твоим новым сомнительным институтом, который более реален на первый взгляд, я бы выбрала первый. Только потому, что там я ощущаю свое сложение, обретение целостности, а тут, наоборот, будто растаскивают тебя по частям, хотя и обставляют это красиво. Скорее бы начать обучение в школе Отца. Тогда будет эталон для ориентира, или какие-то защитные механизмы появятся.
– А что, Мастеру опять понадобилась подстраховка? – Мила улыбалась, они уже стояли под дверью «Литературного мира», и подталкивала Алима, – давай уже, открывай.
В приемной опять была Фаина. Она приветливо усадила вошедших в кресла и предложила по чашечке чая.
– Вы как раз вовремя. Сейчас закончится совещание кураторов, и вас пригласят, – и, обращаясь к Алиму, – твоя работа опять в центре внимания. Кстати, заходила Елена Николаевна, просила принять во внимание, что ты теперь будешь работать с не разглашаемой информацией, и желательно избегать всякой публичной огласки данного факта. Стало быть, они собираются допустить тебя еще глубже. Как, справишься?
– Да пока терпимо, даже интересно. Только иногда сносит с точки опоры. Наверное, не успевает твердеть фундамент.
– Но ведь перерывы тоже бывают?
– Да случаются.
– Ну, все, можете проходить. – Фаина указала на двери в коридор.
Куратор был, как всегда, один. Видимо, совещание проходило в дистанционном режиме.
– Времени не много, но нам хватит. Рад видеть вас в хорошем расположении духа. Я знаю, что вам бы хотелось почаще чувствовать поддержку, но я надеюсь, что уже скоро вы будете ощущать ее постоянно, потому что так оно и есть.
Сначала по Алиму. В нашем видении, ты продвигаешься в оптимальном режиме. Разобраться во всем, что сейчас с тобой происходит, и спрогнозировать, куда это приведет, а, может, и подкорректировать, где нужно – это и есть твоя первостепенная задача на сегодня. В общем, своеобразная служба безопасности, причем, негласная. И ты хорошо с этим справляешься. Кое-что уже начинает проясняться. Знаем, что тяжело, знаем, что на грани возможного, но у тебя есть великолепное прикрытие, как раз подобных типов профдеформации. Мила для тебя будет надежной привязкой к реальности.
Теперь по Миле. Твое здравомыслие – гарантия безопасности вас обоих. Поэтому есть небольшое задание в шестьдесят четвертой. Но это не означает, что все будет легко. Алим будет в таких глубинах поднимать пласты, что самому ему справиться будет почти нереально. Так что, если в его руках судьбы многих, то его судьба во многом в твоих руках.
Вот и все. Если бы у нас было плановое хозяйство, я бы сказал, что все идет по плану. А так могу только констатировать, что вы справились со всеми неожиданностями и всплесками, а, значит, выросли. С чем вас и поздравляю.
Куратор поднялся, и этот означало, что координирование было завершено.
Уже по дороге домой, Алим повторил:
– Надеюсь, скоро вы постоянно будете ощущать нашу поддержку. И когда это «скоро» наступит? Вон, на завтра какой-то план надо составить, а голова уже готова подписать акт полной капитуляции.
– Я подожду, пока ты вольешься в новое окружение, а потом уже распечатаю свой конверт, – успокоила его Мила, которая никак не могла понять, почему именно Алима так нагружают.
– Да я знаю, что мы справимся, это я так, притупляю бдительность незримого противника.
Часть 4
Души прекрасные порывы
– Если Алим не идет к решению вопроса, то решение вопроса само придет к Алиму, – оптимистически переиначил известную поговорку Алим и предложил Миле отметить первый удачный день нового учебного года чаепитием с тортом. – А что, посмотрим, у кого нервы крепче. Им всем от меня чего-то надо, а толком никто ничего говорить не хочет.
– Но ты ведь понимаешь, что им как раз то и надо, чего они без тебя не могут узнать, – объясняла и так понятное Мила.
– Могли бы на ком-то другом поэкспериментировать.
– Так в другом месте другие над другими и экспериментируют. А здесь твое место силы, и только с тобой оно считается, а предназначено для всех. Так что теперь прикажешь делать остальным?
– Хотя бы помогать, а не мешать, – не унимался Алим.
– Все, точно, пора мысли сполоснуть в чае, и язык занять тортом, – переменила тему Мила. – Ты какой предпочитаешь?
– А, я уже на любой согласен, лишь бы побыстрее на диван.
– Вот и чудненько, тогда просто ходи за мной, как телохранитель и ни о чем не думай.
Алим так и сделал. Он ходил за Милой и смотрел, как она ходит, как разговаривает, как совершает покупки. Со стороны, без вникания в суть происходящего, все выглядело не совсем обычно. Кое-что бессмысленно, кое-что смешно. И Алим улыбался, замечая при этом на себе сочувствующие взгляды. Нет, скорее на Миле, значит, было понимание, что ему уже не помочь. И это еще больше веселило его.
– Ну что, полегчало? – спросила Мила, когда они уже зашли в квартиру.
– А ведь и правда: все смешно смотрится. Теперь я понимаю, как весело быть идиотом.
– Смотри, а то понравится. Иди, полежи немного, только улыбку эту сотри с лица: зрителей уже нет. Все разбежались. Я понимаю всю ответственность той работы, которой ты отдаешься, но периодически ты должен выходить из нее и залечивать свои раны. Я – твое лекарство, слышал, что мудрое начальство говорит и, вообще, мир так устроен.
Смотри, например, день и ночь. Ты ведь не думаешь, что это случайно. Днем сознание погружено в материю, и душа ему помогает воспринимать все, что деится им и другими. А ночью сознание идет на заслуженный отдых, а душа пристраивает полученный опыт к формированию будущих условий. В будущее она устремлена. Иначе поизносится все без отдыха.
Опять же, возьмем больший период. Смотри, рождается человек, и душа его погружается в материю. Ныряет и ныряет в нее каждый день, пока не соберет достаточно материала для других, лучших условий жизни, и тогда прекращает она утруждать сознание несовершенными условиями и возвращается вместе с ним в Дом Отца, где ткет полотно следующей инкарнации. И опять чередование, только уже с вековым периодом.
Наверно, можно и дальше продолжить. Монада, клеточка Отца погружается в течение нескольких рас в материю космическую, развивая ее, развиваясь вместе с ней и обретая опыт совсем другого масштаба. И вот в этом метагалактическом погружении все человечество прошло уже нижнюю точку погружения и устремилось к восхождению, вознесению. Проходило оно уже опыт просветления и пробуждения, опыт вознесения духом, одухотворения, опыт возожжения и синтеза с Отцом. Пройдет и на этот раз.
Алим уснул. Мила и радовалась, и огорчалась, гладила его и продолжала говорить о том, что сама слышала впервые внутри себя.
А Алим оказался в несказанно красивой местности. Он парил над ней и не мог налюбоваться. Он парил и слышал дивный голос, и хотел увидеть, кто так нежно говорит с ним. И никак не мог найти. Он таял и растворялся во всем этом благоухании, как будто день сменялся ночью. Потом вдруг опять просыпался и чувствовал прилив сил, и слышал новые интонации в голосе. Он получал новые ощущения и опять растворялся и засыпал. Но просыпался уже не как в новый день, а как в новую жизнь, с обновленным телом, новыми, непознанными или не использованными до этого частями, и становился все больше похожим на Отца, которого никак не мог вспомнить. Он с упоением слушал мать и вспоминал Отца, опять засыпал, просыпался, слушал и вспоминал, и вдруг вспомнил и устремился к нему, все ускоряясь и ускоряясь. И вдруг проснулся. Мила сидела рядом и гладила его волосы.
– Ну вот, совсем другие глаза и другая улыбка. С возвращением на Землю. Ты ведь был очень далеко?
– Это было необычайное проявление и присутствие того, что не передаваемо земным языком.
– Тогда давай пить чай, это вполне земное и доступное проявление.
Утром Мила пожелала Алиму удачи, и выпроводила с поцелуем на вступительный экзамен, или как там это будет называться.
– Главное, что ты вновь рожденный, и, следовательно, твоими устами глаголет истина. Открывай рот смелее, – рассмеялась она.
Однако, чем ближе подходил Алим к институту, тем больше неясных деталей цеплялось на его беззащитное, жертвенное тело.
Во-первых, он ничего не подготовил, что могло бы сойти за план. Во-вторых, он еще возможно и подвел своего напарника, причем в первый же день.
С такими мыслями, а иногда и вовсе без мыслей, когда погружался в прекрасные воспоминания минувшей ночи, он подошел к двери под номером сто двадцать восемь. У двери его ожидал Эмиль с глазами, полными готовности. Вот только готовности к чему, он, видимо, еще не определился, ожидая Алима, как чудо.
– Алим, знаешь, там собрались все, и мы будем открыто представлять свои планы на весь учебный год. Не знаю, как ты, а я тут писал, писал, и у меня получилось что-то, больше похожее на предсмертную записку. Я, конечно же, хотел просто уйти, избежать позора, но подумал: мы ведь партнеры и, может, я нужен зачем-то тебе.
– Как мило с твоей стороны, вернее, благородно. Ну, что ж, добродетель должна вознаграждаться.
– Погибать, так вместе, ты хочешь сказать?
– Нет, я хочу сказать: когда ты уже начнешь учиться? Я ведь тебя вчера предупреждал: они только этого и хотят – вымостить себе пьедестал из таких, как ты.
Все будет как раз наоборот, если ты, конечно же, мне поможешь. Ну, в общем, ты сам знаешь, не маленький. Пошли.
Мастер-класс
Алим никак не ожидал такого поворота дел. Однако это убедило его в правильности выводов: то был очередной виток игры на новом поле и по новым правилам. Виртуальность была перенесена в реальный режим. А это означало, что осуществлялось все только один раз. Окончательно и бесповоротно, причем многочисленной фиксацией присутствующих.
Значит, игра приняла его вызов за вполне серьезные намерения. Отступать было некуда и некогда. Еще и этот напарник его, который смотрит ошалелыми глазами и представляет, как ему возвращают документы с резолюцией: ввиду абсолютной непригодности.
Надо было выручать и его. И Алим взмолился своей душе, упрашивая ее проявить нечто такое, что наверняка имелось в ее резервах, обещая взамен не подвести.
Елена Николаевна, восседавшая за преподавательским столом, поднялась, и, произнося приговор, пересела на свободное место в аудитории:
– Сегодня нам представляется уникальная возможность присутствовать на мастер-классе, который дает мастер времени. Да, это для вас новость: но вновь принятый Алим, Скользящий во Времени, имеет уже посвящения и опыт. Партнер его тоже должен ему соответствовать. По итогам двух вступительных работ еще будет выставлена оценка Алине по введению в специфику обучения, которую она провела вчера, по ее утверждению, успешно.
Хочу заметить, что впервые такие работы представляются в однодневном исполнении. Прошу, кто первый, вперед.
Аудитория притихла. Были слышны шум улицы и шум в голове. Вот он, ответный ход Елены, о котором предупреждала Алина. Что это: желание раздавить или еще одна технология? Алим посмотрел на Эмиля и увидел, что все его содержание постепенно перемещается в пятки, хотя внешне он сохранял невозмутимость. «Это знак призыва о помощи, – подумал Алим и ободряюще улыбнулся напарнику: мол, мы своих в обиду не даем.
– Мы готовы, – произнес Алим, выйдя вперед с такой невозмутимостью хозяина положения, и так провел взглядом по еще более притихшей аудитории, что даже Елена съежилась от неожиданности. – Хочу вам сообщить, во-первых, что работа в паре естественно относится и к отчету. Поэтому у нас будет совместный доклад, и мы постараемся его детализировать в соответствии со своей спецификой, и я буду скользить по теме, а Эмиль комментировать все, что касается знаков, признаков и значений. – Алим вспомнил, как вчера во время выгула Эмиль вставлял свое видение вопросов и решил, что с этим он справится легко.
– Итак, во-вторых: тема нашей работы. Мы будем исследовать специфику времени в отражении конкретного проявления особенностей вновь рождающихся детей в соответствии, как вы знаете, уже существующей классификации. Это дети индиго, дети кристаллы и далее, по мере проявленности отличительных черт.
– Это имеет значение для упорядочения, наконец, всевозможных предположений и гаданий, – решил подключиться Эмиль, – да и вообще, всякий интерес должен рано или поздно удовлетворяться, это признак стабильности развития.
Алим понял, что напарник оценил его шаг прикрытия и готов в свою очередь, если это необходимо, занимать внимание аудитории, сколько это потребуется, если Алиму надо собраться с мыслями. Он улыбнулся в знак встречного понимания и продолжил:
– Для того чтобы упорядочить матрицу восприятия, мы будем проводить анализ на основе известных законов и правил, устоявшихся утверждений, делая проверку ими и их проверку временем, а также по возможности находить новые формулы, если в таковых будет потребность.
– Это будет означать, что вопрос получит научную обоснованность, что немаловажно для академических кругов, – прокомментировал Эмиль и пожал плечами. Он действительно не мог удержаться от комментариев, и та роль, которую ему отвел Алим, это просто песня его души.
– По определению: все во всем, и новое идет новыми путями. Рассмотрим интересующий нас вопрос с позиции алфавитности звучания Слова Отца. Тем более, сейчас заметен возрастающий интерес к древнерусской знаковости, буквенному значению и поиску утерянных смыслов произносимых слов. Так вот, хочу заметить, что подвижка эта правильная, только вот направленность не верная. На это указывает направление течения времени. Не в прошлое надо смотреть, а в будущее, кто не может, по крайней мере, искать его следы в настоящем. Это условие возможности ускоренного развития. Прошлое тормозит. Его цель была создать компакт настоящего.
Алфавитность же предполагает, что каждое время несет свою насыщенность и привносит свои тексты и особенности их расшифровки.
– Это, кстати, вытекает из формулы: все во всем. – добавил Эмиль, – значит, и в сегодняшнем есть все. А расшифровывать прошлое, чтобы с помощью него расшифровать настоящее – это еще хуже, чем с русского перевести на английский, затем с английского на китайский, а затем опять на русский. В игровом варианте это называется испорченный телефон.
– Итак: индиго, – при этом слове глаза сидящих в аудитории засветились усилившимся интересом, – во-первых, это инди видуальность, индивидуальность го ризонтов восприятия, д еятельности, о тветственности.
Кристаллы – это к онкретность р еализации. И скренность ст ремлений. Тал ант, в конце-то концов, и так далее. – Алим посмотрел на Эмиля.
– Символьно это несколько отличается от старой модели. Здесь уже не треугольники разнонаправленные просматриваются, как виделось раньше, а четкие вертикали и горизонтали. Это уже знак креста, это уже признак иерархичности. А еще, если говорить о заполненности горизонта, то это сфера вокруг Земли.
– Направлений для осмысления много. Например, если вернуться к треугольникам, это все-таки символ троичности прошлой эпохи. Он содержит в себе некую неподвижность, жесткость. Опять-таки, соединенные вершинами треугольники противоположной направленности схематично отражают песочные часы. А что в них? Игольное ушко тоненькое, через которое перетекает время, периодичность воплощений, когда из верхней чаши огонь перетек в нижнее пространство, застыв в материи и часы надо перевернуть, отправив наработанный опыт в огненную переплавку, чтобы могло истекать новое время.
Или переплетение треугольников в звезду Давида. Это ведь всего лишь перемешивание, но еще не синтез цельности.
– Это все знаковость прошлой эпохи.
– Правильно говорит Эмиль. Мы намерены развернуть знаковость эпохи новой, где преодолена троичность полнотой четверицы, где узкий канал и лучики преображены в могучий поток, где личностность, предполагающая возвышение над толпностью, и преодоление социальной зависимости заменяется индивидуальностью реализации в групповом восхождении взаимодополнением.
Я думаю, достаточно обширный план? Ведь нет необходимости многочасового, детального раскрытия темы, иначе, чем мы тогда будем заниматься целый год.
– Нет, все достаточно ясно, – поднялась Елена Николаевна. – Только Эмиль все-таки был в роли ведомого. Пусть он сформулирует тему и тогда доклад может быть принят в целом.
Эмиль вышел и стал рядом с Алимом. Он был на вершине волны радости и, не задумываясь, спонтанно произнес:
– Знаковость эпохи конкретностью выражения нового рождения.
– Так и запишем. Можете садиться.
Я думаю, Алине можно поставить зачет-автомат, поскольку результат ее работы налицо. Надеюсь, каждый помнит, сколько дней и ночей, сколько корректирующих собеседований вам пришлось провести, и все равно не было получено столь блестящего результата.
А ведь и, правда, лично у меня сложилось такое впечатление, что если перед этой парой поставить задачу защитить свой проект завтра, они это сделают. На сегодня все свободны.