В. А. Бердинских
Жизнь известных людей, живших много веков назад, быстро становится мифической для их потомков. Реальные исторические факты вымываются, так как они не нужны создателям новой мифологии. Войны, нашествия, гибель культур и народов уничтожили основную массу письменных источников I тысячелетия нашей эры. Конкретные факты прошлого, дошедшие до нас редки, случайны и противоречивы.
В России нового времени была очень велика роль старообрядцев в сохранении древнерусской книжности, допетровских культурных традиций, навыков и ремесел. К сожалению, огромная масса старообрядческих книг погибла в советские годы, в эпоху бурной борьбы большевиков с церковью. Но и в редких, случайно уцелевших экземплярах рукописных старообрядческих книг, иногда встречаются очень интересные разночтения, вставки, тексты.
В моей книжной коллекции хранится рукописный старообрядческий сборник, примерно середины 18 века, объемом 185 листов. Основную часть толстого фолианта большого формата в коже занимают тщательно переписанные «Поморские ответы» - одна из самых распространенных и широко известных старообрядческих книг той эпохи. Но после «Поморских ответов» уже мелкой скорописью 17 века, другим почерком, и без всяких парадных выделений заголовков в сборнике переписаны несколько текстов, также довольно популярных в среде старообрядцев. Они посвящены темам страшного суда, знамениям «антихристого настатия», крестного знамения – и другим каноническим вопросам веры. Самый большой материал «Кирилла, патриарха Иерусалимского, сказание (…), устав (…) и предание к познанию веры яко Христос паки прийти имать судити живым и мертвым».
Далее идет небольшой текст Ефрема Сирина «о покоянии и о любви и о крещении…» На нескольких листках идет текст столь почитаемого старообрядцами Максима Грека: «О крестном знамении еже кладем на лица своя Максим Грек пишет в своей книзе сице». Можно предположить, что переписчики собирали в эту книгу во второй ее части чем-то заинтересовавшие их небольшие материалы из других старообрядческих книг, имевшихся в их распоряжении.
Затем следует «В неделю мясопустную преподобного отца нашего Паладия Мниха слово о втором пришествии и о страшном суде», после чего идет 4 листа пустых. Сюда планировали что-то переписать. Лишь в середине третьего листа есть мелкая подпись «Михайло Дмитрея сын Насонов». Затем следуют совсем небольшие отрывки из религиозных книг, очевидно, чтобы заполнить пустое место оставшееся в этой книге. Например, первый текст назван так: «Книга о вере лист 128. Глава 15. О омраченном пианстве». Он занимает три страницы. По пол-страницы затем занимают тексты: «Кирилл Иерусалимский лист 269» и «Соборное слово (…) отца нашего Епифания архиепископа Кипрского о погребении тела господа нашего Исуса Христа лист 608».
Но темой нашей статьи является самый последний текст этой книги, занимающий семь полных страниц и прерванный на середине предложения в конце седьмой страницы. Название текста таково: «Собрание от Божественных Писаний о сложении перст десные руки и како знаменатия на лица кому ждо образ честного и животворящего креста господня: и прение соборного старца Арсения со Греки егда волею христолюбивого государя царя и великого князя Алексея Михайловича всея великия и малыя и белыя Росии самодержца взят он старец Арсений из дома живоначальные Троице Сергиева монастыря и посылан во Иерусалим и во Александрию во Святые Горы и в Царь Град для исправления церковных вещей в ста петьдесят осьмом году».
Редким это текст также не является и встречается в полном и сокращенном объеме довольно часто. Это – так называемое «Прение с греками о вере» Арсения Суханова, возникшее в середине 17 века – во время подготовки церковной реформы, и широко распространившееся именно в 18 веке. А. В. Карташев в своих «Очерках по истории русской церкви», писал, что «огречивание» русского церковного обряда к 1650 году (накануне реформ Никона) имело особый смысл для царя Алексея Михайловича. Считалось, что «сближение в обряде с греками приблизит политическое объединение православных народов под московским царем»[1].
Конкретным толчком как к книжной, так и обрядовой справе стал приезд в Москву в 1649 году патриарха Иерусалимского Паисия со свитой. Патриарха щедро одарили. Он же, помимо льстивых благодарственных речей, стал пенять русским на их отступления от греческих обрядов: двоеперстие, многогласие и т. д.
Реформа церковного благочиния надвигалась. И одним из ее предприятий стало отправление на Восток для изучения греческих обрядов монаха (затем келаря) Троице-Сергиева монастыря Арсения Суханова, знатока живого греческого языка.
Суханова послали в июне 1649 года вместе с патриархом Паисием в Яссы, где и жил тогда патриарх. Вернувшись в 1650 году в Москву, Суханов подал в Посольский приказ свой «Статейный список» или протокольный отчет. Основную часть его занимают записи четырех диспутов старца Арсения о сравнении обрядов русской православной церкви с греческим православием. Прения эти состоялись в апреле-июне 1650 года в Терговище. (Терговишти – столица Валахии).
Ученые греки, сотрудники патриарха Паисия, высокомерно требовали подчинения и подражания от русских в обрядовых вопросах. Суханов, человек живого ума, горячий патриот и приверженец русской старины отстаивал старые обряды русской церкви. Именно этим и стал дорог Арсений Суханов старообрядцам, что боролся за двоеперстие. Именно поэтому его отчет в том или ином виде («Прение с греками о вере») вошел во множество старообрядческих книг, дополненный или уменьшенный. Составленный Сухановым, этот отчет выигрышно показывал его аргументы. Менталитет москвича 17 века ярко раскрывается в речах старца Арсения.
Можно смело сказать, что «Прение» Арсения Суханова стали классикой одного из главнейших жанров старообрядческой литературы – жанра прений. Н. Ю. Бубнов в своей фундаментальной книге о старообрядческой литературе 17 века отмечает, что сочинение Суханова «Прение с греками о вере» (1650) быстро распространилось в среде старообрядцев; уже в середине 17 века цитировалось и переписывалось ими. Последние делали к его тексту различные добавления и приписки, составляли из него своеобразные экстракты и переделки[2].
Первый из четырех диспутов Суханова в Терговище состоялся 24 апреля 1650 года и начался с вопроса о перстосложении. Поводом для начала диспута стали вероятная беседа в дороге Арсения Суханова с монахом Чудова монастыря Пахомием, возвращавшимся в Москву и его известная встреча во время переезда из Ясс в Терговище в Васлую (недалко от Ясс) в метохии (подворье) Афонского Зуграфского монастыря с игуменом последнего. Он рассказал Арсению о сожжении греками в одном афонском монастыре московских печатных книг и сербской рукописи. Особо следует отметить, что в нашем тексте почти нет деления на предложения, довольно много сокращений слов, обычных для скорописи, и есть ряд неразборчиво написанных слов, непонятных автору данной статьи. Есть в рукописи и слова, непонятные уже переписчику, обозначенные им знаком вопроса. Поэтому деление на предложения текста принадлежит автору. Вместе с тем, не будучи специалистом по этой проблеме, хочу подчеркнуть, что прочтение текста несовершенно и может содержать ряд погрешностей и неточностей.
Вот вкратце начало текста, следующего сразу после заголовка. Самое начало – традиционное старообрядческое введение. «Тайну цареву добро есть таити а дела божия проповедати преславно есть <…>, убо тайну цареву аще грубости ради невежа есть в разуме же сый лукав <…> и зарывшему талант подобен есть <…> и зде в жизни временной <…> я услыши владычный страшный глас <…>: сего ради дивную оную повесть со страхом и любовию предлагаю отцем и брати и не своя убо во истинну но онаго великого соборного старца Арсения, рекомое Суханова. И ревность о вере и разум мужа яве сотворю в пользу слышащим (нрзб). Убо земли в монастыре сербском в метохе, зугравского монастыря игумен и братия возвестиша старцу печалище зело о дерзости греков. Во Афонстех рекоша горе некто старец честен сербин житием свят и зело искусен, многолетен сый, именем Дамаскин, браду имаше велику зело и в ските живеше имееше у себя в келии книги московские, книгу Кирилла Иерусалимского, псалтырь со воследованием и многосложный свиток и книги деяния греческие. Сведав, у старца собралися изо всех монастырей и крепко старца истязали. Для чего он крестися противу оных мудрованию и других учит, а не якоже оне греки. И старец им рек, есть книга сербская писменная, а как писана тому 130 лет. В ней де писано о сложении перстов что же в московских печатных книгах. И греки разъяришеся сербскую книгу на соборе положили и, поразумевше разум един, с московскими печатными книгами старца Дамаскина сербина томили гневом, приговорили с книгами зжечь. И книги оные они называли еретическими. Обаче старца смиря зле и запретили тако персты слагать, некриститися. И московские печатные книги с сербскою книгою писанною сожгли»[3].
Остановимся перед самым замечательным для нас пассажем. Эпизод этот зафиксирован
Но для нас главный интерес представляет древняя сербская рукописная книга. Можно предположить, что монах-игумен подробно пересказал сочувствовавшему ему Арсению ее содержание. Между тем Арсений Суханов был не просто монахом, а страстным книжником и любителем древностей. Его книжное собрание стало драгоценным для русской науки и составило основу рукописного собрания знаменитой Типографской библиотеки. Может быть, упоминание о сербской книге – позднейшая вставка? Нет, уже в челобитной царю Никиты Добрынина (Пустосвята), составленной к 1666 году, содержится ссылка автора на «старописанную сербскую книгу в Афонской горе, за 130 до прихода Арсения Суханова». Сохранился и оригинал «Прений» Суханова 1650 года. То есть мы имеем дело с реальными фактами, записанными самим Сухановым в 1650 году.
Таким образом, в свой отчет Суханов мог включить сведения, почерпнутые им из пересказа сожженной рукописи. А кроме того свои собственные знания, почерпнутые из многолетнего изучения древних рукописей.
Замечательно, что самый глубокий знаток в России биографии Арсения Суханова, историк С. Белокуров выдвинул гипотезу о возможном переезде затем в Москву (в Чудов моныстырь) самого обладателя сожженных на Афоне книг – сербского монаха Федора Дамаскина. Он разыскал в одной старинной рукописи следующее замечание: «Да есть две книги псалтыри в Чудове монастыре у Дамаскина: что был во Афонской горе, тамо и грамоте греческой учился»[4]. Впрочем, эта гипотеза представляется нам слишком маловероятной. Самое удивительное, что в Яссах при дворе Паисия оказался активист этого сожжения - архиепископ Даниил Охрицкий и свидетель - инок Амфилохий. Все, что рассказал на диспуте 3 июня 1650 г. Арсений подтвердилось. Патриарху Паисию было стыдно за своих подопечных и он осудил их горячность. По нашему мнению, именно в Сербии могли сохраниться конкретные свидетельства о жизни Кирилла и Мефодия. В комментариях к «Житию Мефодия» Б. Н. Флоря справедливо пишет: «Более вероятно, что ученики Мефодия, оставленные в Константинополе, были направлены не в Болгарию, независимую от Константинополя и уже располагавшую своими кадрами духовенства, а на только что принявшие христианство сербские земли…» Ученики Мефодия – Климент, Наум и Ангеларий, высланные из Моравии за Дунай, встретили, по мнению Б. Н. Флори, теплый прием у правителя Белграда, так как по выражению Жития Климента, он знал, что болгарский князь Борис «имел нужду в таких мужах»[5].
Таким образом, реальные подробности биографии Кирилла и Мефодия, не сохранившиеся в византийской и болгарской традициях, могли уцелеть в Сербии. В «Житии Константина» и «Житии Мефодия» реальные сведения о происхождении просветителей очень скудны. В первом житии мы читаем: «В граде Солуни был муж некий, богатый и доброго рода, по имени Лев, имевший сан друнгария под (начальством) стратига. Был же благоверен и праведен, храня все заповеди Божьи, как некогда Иов. Живя с женою своею, родил семерых детей, из них же был самый младший, седьмой, Константин философ, наставник и учитель наш»[6]. Друнгарий – это средний военачальник в византийской провинции. Не случайно в Проложном Житии Кирилла греческий термин «друнгарий» заменен славянским сотник. Солунь тогда (Фессалоника) была центром военно-административного округа, во главе которого стоял стратиг. В «Житии Мефодия» о происхождении его сказано так: «Был же он с обеих сторон не из худого рода, но доброго и честного, известного сначала Богу, и цесарю, и всей Солунской земле, что показывал и внешний его облик. Поэтому и спорщики, что любили его с детства, беседовали с ним, как с равным, пока цесарь, (узнав) о быстроте (ума) его, дал ему править славянским княжеством, скажу я, как будто предвидел, что пошлет его к славянам как учителя и первого архиепископа, чтобы научился всем славянским обычаям и понемногу к ним привык»[7]. Сведения достаточно общие и неконкретные.
Довольно поздний источник, так называемое «Успение Кирилла» указывает, что Константин «родом съ блъгарин» и приведено имя его матери – Мария. Но наиболее компетентные российские специалисты по этой тематике считают эти сведения недостоверными, а точнее неподтвержденными древними источниками. Также ничем не подтверждаются мнения ряда греческих ученых, считающих солунских братьев греками. Таким образом, вопрос об этническом происхождении Кирилла и Мефодия остается по сей день неясным. В пользу славянского происхождения солунских братьев высказывается в своей статье Т. Василевски, но основывается целиком на косвенных данных. (Василевски Т. Славянское происхождение солунских братьев Константина-Кирилла и Мефодия // Советское славяноведение. 1991. №4.)
Поэтому любые, даже сравнительно поздние факты, проливающие свет на эту проблему, заслуживают серьезного внимания. Напомним, что Константин родился скорее всего в конце 826 – начале 827 года, а умер 42 лет – 14 февраля 6377 года от сотворения мира, то есть в 869 году по сентябрьскому стилю. И все-таки в Солуни жило тогда немало славян и слухи о славянском происхождении братьев-просветителей вовсе не беспочвенны. Византийский император Михаил III заявил братьям в связи с их миссией: Вы ведь солуняне, а солуняне все чисто говорят по-славянски». (Житие Мефодия, глава 5).
В исследуемой нами рукописной книге сразу после приведенного выше отрывка из нее, где говорилось о сожжении сербской книги, следует такой чрезвычайно интересный текст: «Из давнех де лет греки нас сербов ненавидят, от них же мы серб и болгар крестилися. Государи де наши посылали к ним греком чтоб оне преложили нам книги на словенском языке. И оне греки ненавидя нас сербов и болгар отказали. Бог же иский всех спасеша дарова нам премудрага Кирила Философа родом отца болгаренина а от матери грекини. От детства убо святый Кирил навык грамоте греческой и латинской и словенскому языку»[8].
Выпячивание в данном отрывке на первый план сербов ясно говорит, что источник текста, хотя и опосредованно, сербский монах с Афона, владевший древней рукописной сербской книгой. Резко враждебное отношение в тексте к грекам связано, судя по всему, с личным опытом сербских монахов, претерпевших сильные гонения от них. Очень важно, что даются точные данные о славянском происхождении великих просветителей славянского мира (хотя и с одной только стороны отца). Действительно, в ту эпоху всю территорию, прилегавшую к Солуни занимали славянские племена, а многие жители города свободно говорили по-славянски. Учитывая, что в семье этот язык также, судя по всему, был разговорным, Кирилл действительно с детства говорил по-гречески, по-славянски и на латыни.
Это имело неоценимое значение для будущей работы создателя славянской письменности. Мы не касаемся в данной статье других широко известных фактов юности и дальнейшей деятельности солунских братьев. Нас интересует только проблема происхождения просветителей.
В пользу сербского происхождения приведенных выше фактов рукописи говорит и полемический запал текста, следующий сразу после вышеприведенного отрывка: «Сей убо блаженный Кирил ходил в Царь Град благословения прося от патриарха, чтоб сложить словенскую грамоту. И греки не точию не позволили, но и запретили. Блаженный же Кирил Философ ходил в Рим к благочестивому папе Андреяну и взем благословение, соложил грамоту словенам. И от того греки искаху святого Кирила убити. Блаженный же Кирил укрывался от них в дальнех словенех и тамо живе и преставися. И папа сей Адреян повелел взяти мощи его в Рим и погребе его в церкви святой, а потом честно брата его Мефодия постави во епископы в Пайнонии остров. Те ныне словене живут под цесарем в Венграх. Сих и ради рекоша греки их ненавидят что по словенским книгам чтут и архиепископа и митрополитов и епископов и попове имеют. А им де хощется, чтоб оне у них владычествовали. И сея де ради гордости греки и царство потеряли, что в церкве на конех ездили и причастие там сидя на конях принимали»[9].
На этом эпизод, связанный с книгами, а также Кириллом и Мефодием, в рукописи завершился. Сразу после этого отрывка идет текст протокола первого диспута. Напомним, что отчет о втором диспуте прерывается на середине предложения, а материалы 3 и 4 диспутов отсутствуют в данной рукописи.
Отметим, что реальные связи солунских братьев с римским папой Адрианом II, поддержавшим их деятельность, переданы в отрывке, в основном, верно. Кирилл и Мефодий, действительно, совершили путешествие в Рим из Моравии и обратились с просьбой о «посвящении» своих учеников к римскому папе Адриану II, радушно их принявшему. Кирилл (в монашестве Константин), действительно с честью погребен в римской церкви. Мефодий, действительно, был назначен архиепископом Паннонии – области, населенной в значительной степени славянами. То есть в основе текста Арсения Суханова лежат достоверные исторические данные, порой отсутствующие в житиях просветителей.
Сложные отношения с Константинополем Кирилла и Мефодия также могли быть какой-то основой этой яростной антигреческой филиппики.
Даже в «Житии Мефодия» мы находим какие-то отголоски напряженности между солунскими братьями и Константинополем. После гонений на Мефодия в Моравии враги его не сложили оружие. По словам «Жития Мефодия»: «Но на этом не прекратилась их злоба, но сказали говоря: «Гневается на него цесарь, и если его схватит, не сохранит свою жизнь»[10].
Малый интерес императора и патриарха Константинопольского к миссии Кирилла и Мефодия известен. Сложности большой политики, высокомерное и пренебрежительное отношение придворных интеллектуалов к идеям просвещения и христианизации славян – все это, в какой-то мере, сделало миссию Кирилла и Мефодия их личным делом и личным подвигом.
Ключевым в первом диспуте стал также вопрос о крещении Руси. Чтобы понять дух диспута, вчитаемся в строки Суханова, противопоставившего начетничеству и реалиям греков свой патриотизм, русские предания и традиции. Вкус к живым фактам истории и умение их толковать в свою пользу у старца Арсения определенно были. Споря о двоеперстии, Суханов привел свидетельство Максима Грека. На что получил такой ответ: «И Паисий патриарх и сущие с ним рекоша – еретик есть Максим Грек. И старец Арсений рече – владыко святый, не зная его зовешь еретиком и ереси его кой не видая, но сложение ради перстов, что вас обличает. А прежде тебе бывшие патриархи послали его по прошению великого князя и забрав двоих изо всей Грецени, из двоих изряднейшаго и лучшаго а не за еретика, а в грамотах своих писали об нем, называли его вторым Златоустом а не еретиком и просили его у государя с великим прошением. У нас он в великой Русии писал много и в писаниях его ереси никакой не обретается»[11].
Далее, нападая, Суханов пытается узнать, а в каких греческих церковных книгах описано троеперстие, требуя «свидетельство от древних святых отцов писания». Беседа все больше напоминала спор двух глухих, пока они не вернулись вновь на конкретную историческую почву: «там же митрополит Мелетий, да поп Макарей, да старец Иоасаф ко старцу рекоша – откуда же вы веру прияете – веть де от нас греков. И Арсеней отвеща – мы веру прияхом от бога, а не от вас. И оне слыша старца паки рекоша – крещение вы прияли от нас греков. И отвеща старец – мы крещение от начала прияхом от святого апостола Андрея а не от вас в Греки. От кого крещение прияли – архимандрит Филимон рече. Мы крещение прияли от Христа и от апостола Иакова брата божия. Старец же рече – в правду солгаите, в Греки живете, о Греце в Македонии по сю сторону Царя Града да подле Белого моря (видимо, Эгейского – В. Б.) и около Солуня и Афон Гор. А Христос был во Иерусалиме, а около Иерусалима все жиды и арапы жили, а между арап сириене, а греков нет оприче все приходящих старцев, которые у патриарха живут немногие. А во Иерусалиме старцы по монастырям живут все… А крещение вы прияли под однеми годины от апостола Андрея и прочие. И будучи во Царе Граде святый апостол Андрей да и к нам словяном пошел Черным морем. И мы крещение в то же время прияли и от того же апостола Андрея, а не от вас Греков». Греки, естественно, возражали.
Хорошее знание документов Посольского приказа, русских книг, опора на здравый смысл, исторические предания и легенды позволили Суханову сконструировать вполне правдоподобную версию крещения Руси, увы, противоречащую действительности. Напомню, что все это материалы первого прения от 24 апреля 1650 года.
От материалов второго прения 9 мая мы находи в книге лишь последнюю треть страницы, преамбулу второго прения, которой книга и завершается. «Майе во 8 день старец Арсений в Терговище вечерял у патриарха в келье», где и договорился о встрече на другой день, чтобы «говорить о летописце <…> неведомо для чего у вас с нами летописец от рождества Христова несходитца. И патриарх рече – что тибе мнит у вас ли потеряно или у нас, говори о том со мною. И отвеща старец – с тобою мне о том говорить не суметь, либо речь»[12].На этом текст к ним обрывается. Между тем предложение это само по себе яркое и характерное для атмосферы этого прения о вере. Завершим текст его по другому источнику: «Либо речь в задор пойдет, как бы мне тебя на гнев не привести. Вели кому другому со мной говорить и речи наши записывать»[13]. Патриарх предложил дидаскала Лигаридия, либо митрополита Власия. Арсений их отверг: «Те люди науки высокой, с ними говорить не сумею. Наука в них такова, что они стараются не истину сыскать, а только переспорить и замять истину многословием. Наука та у них иезуитская. Дай мне кого-либо из своих архимандритов»[14].
При всем своем слепом русском традиционализме живой ум Суханова озабочен поиском истины, а не выигрышем в споре. Поэтому он говорит только то, что знает твердо и во что искренне верит. Именно поэтому для нас так драгоценны факты, приведенные книжником, знатоком греческого языка и путешественником Арсением Сухановым о происхождении Кирилла и Мефодия от отца болгарина и матери гречанки. Славянское происхождение просветителей многое объясняет в их жизни и деятельности. Троицкий монах опирался здесь на конкретный исторический источник – сербскую рукописную книгу, увы, утраченную. И все же – мы должны с вниманием отнестись к этой гипотезе. Многие исторические реалии делают ее вполне правдоподобной.
Ключевой в исследовании достоверности приведенных выше фактов жизни Кирилла и Мефодия, нам представляется роль Арсения Суханова - образованного русского монаха 17 века, выполнявшего сложные политические поручения царя и патриарха, а также оставившего богатое рукописное наследие.
В фундаментальном исследовании С. Белокурова, посвященного биографии Суханова, выяснены узловые эпизоды его жизни. «Прения» Арсения Суханова так активно использовалось старообрядцами, что в 17, 18 и первой половине 19 веков оно считалось апокрифическим, не принадлежащем перу Суханова. Лишь после обнаружения оригинала этого текста Суханова историком С. М. Соловьевым в архиве Министерства иностранных дел «Прение» вошло в список его сочинений.
Полный текст этого произведения Суханова по подлиннику был издан Н. И. Ивановским по поручению Палестинского общества вместе с другим широко известным произведением А. Суханова – «Проскинитарием», описывающим путешествие Суханова на Восток (Константинополь, Каир, Иерусалим) в 1651-53 годах.[15] Нередко в старообрядческих сборниках «Прение» Суханова включали в состав «Проскинитария».
И все же реально перу А. Суханова, замечательного русского путешественника 17 века, принадлежат четыре произведения.
I. «Статейный список» - отчет в Посольский приказ о его посольстве с 10 мая 1649 года по 8 декабря 1650 года. Это поденная запись всего виденного и слышанного им за это время. Здесь содержатся его путевые заметки, сведения о «воре Тимошке» (самозванце) и переговорах о присоединении Малороссии к Московскому государству.
II. «Прения с греками о вере» - произведение, на материалах которого и основана данная статья. Записи Суханова о четырех диспутах его с греками при дворе иерусалимского патрарха Паисия в апреле-июне 1650 года в Терговище (Валахия) и легли в основу текста данной работы, столь любимой старообрядцами[16]. Терговище было в это время временной резиденцией патриарха Паисия в связи с невозможностью его пребывания в Иерусалиме (враждебные отношения с Константинопольским патриархом Парфением, вскоре убитым).
Текст «Прений», предлагаемый нами в данной статье, во всех своих основых фактических деталях соответствует оригинальному тексту А. Суханова (Смотри Приложение).
III. «Проскинитарий» А. Суханова – самое известное его произведение. Оно нередко встречается в рукописных старообрядческих сборниках в том или ином виде и вместе с «Прениями».
«Проскинитарий» - статейный список своего путешествия на Восток в 1651 – 1653 году Арсений Суханов подал 26 июля 1653 года в качестве отчета в Посольский приказ[17]. Он детально описывает святые места, а также греческие церковные службы. Такой антигреческой направленности, как в «Прениях», в «Проскинитарии» уже нет.
Патриархом к моменту возвращения Суханова стал уже Никон. Вероятно, автор скорректировал свою позицию с учетом надвинувшейся реформы. Здесь он – хладнокровный наблюдатель, а не яростный спорщик, как в «Прениях».
IV. Четвертое сочинение Суханова «О чинах греческих вкратце» должно было заменять обширный «Проскинитарий» и служить дополнением к «Прениям». Чаще всего оно встречается в рукописных сборниках вместе с «Прениями». Все эти работы Суханова в сотнях рукописных экземпляров разошлись по России 17-19 веков и зажили самостоятельной жизнью[18]. Следует отметить, что встречаются экземпляры и без старообрядческих дополнений обще-назидательного характера. То есть вставки старообрядцев были не фактологичны, а идеологичны.
Говоря о биографии Суханова стоит выделить следующее. Судя по изысканиям С. Белокурова он родился около 1600 года и происходил из бедных «городовых дворян»[19]. Постригшись в монахи молодым, он служил в Коломне при местном епископе. Служба была успешна, и уже в 1633 году он был архидьяконом при властном патриархе Филарете в Москве. По существу, он стал личным секретарем патриарха. Близость ко двору и самому царю сделали Арсения очень влиятельным человеком, но на краткое время, так как Филарет вскоре умер. Суханов в 1634 году перешел дьяконом в Чудов монастырь. Известно, что он уже тогда приобретал и списывал разные рукописи. В основном, это сочинения отцов церкви, другая религиозная литература.
В 1637-40 гг. он ездил в составе русского посольства в Грузию «для рассмотрения Иверского царства народа веры, как они веруют и нет ли у них каких прибылых статей».[20] Сбор сведений для правительства о Грузии прошел успешно, и Арсений был вознагражден по возвращении, хотя и не был руководителем посольства.
В библиотеке Чудова монастыря Суханов изучал рукописи и на некоторые из них впоследствии ссылался. Он стал глубоко образованным книгочеем и эрудитом в вопросах веры и церкви. В середине 1640х годов Суханов назначен строителем (настоятелем) Богоявленского монастыря в Московском Кремле, приписанного к Троице-Сергиеву монастырю. Придворные связи его окрепли. В этом сане он и отправился в свое путешествие 1649 года с патриархом Паисием.
При выборе Арсения в послы важную роль сыграло хорошее знание им греческого языка, который он изучил самостоятельно. Брат его, Мина Суханов, был толмачем Посольского приказа. Цель посольства Суханова – собирание сведений о восточных церквях и греческом церковном обряде. Помимо этого, видимо, царь Алексей Михайлович дал ему личные устные инструкции[21].
10 июня 1649 года он выехал из Москвы, а 12 июля прибыл вместе с Паисием в Киев, а 24 августа – в Яссы. Здесь у Паисия был свой монастырь. Длительные остановки в пути по пути следования любого восточного патриарха были неизбежны.
Из Молдавии он вместе с Паисием должен был и выехать в Иерусалим (резиденцию Паисия). Но реально их выезд туда состоялся только через год – 23 мая 1651 года.
Время проведенное в Яссах и Терговище для Суханова было наполнено политическими делами. Он, узнав о преыбвании в Молдавии «вора Тимошки» (самозванца, именовавшего себя сыном Василия Шуйского), вернулся в Москву 11 декабря 1649 года. 26 января 1650 года он с новыми политическими поручениями, касавшимися, в основном, малороссийских дел выехал из Москвы в Яссы. Именно в этой дороге Суханов и услыхал о сожжении московских печатных книг и сербской рукописи на Афоне греками. В «Васлую» (недалеко от Ясс) в сербском подворье Афонского Зографского монастыря игумен рассказал ему 30 марта 1650 года во время трапезы (Суханов ночевал в этом монастыре) о сожении книг и притеснении «монаха-сербина Дамаскина» греками.
Судя по всему, игумен-серб прочел целое поучение Арсению о гордости и вражде греков к славянам, приведя в пример Кирилла Философа.[22]
9 апреля 1650 года Суханов приехал в Терговище, где тогда жил патриарх Паисий с царскими грамотами к нему.
Отъезд в Иерусалим Паисия все откладывался. И в ожидании этого отъезда Суханов и вел с греками свои знаменитые «Прения».
Они известны нам только с точки зрения самого Суханова. Первое прение началось почти случайно 24 апреля 1650 года на трапезе у патриарха. Паисий, сложив три перста, спросил у Арсения: «Тако ли вы креститеся?» Арсений, сложив двуперстие, обосновал это тем, что так писано в святых книгах и так делал еще Максим Грек. Патриарх назвал Максима Грека еретиком. Суханов возразил и спор вспыхнул. 9 мая прошло второе прение о летоисчислении, причем Суханов пытался доказать грекам, что они вовсе не являются источником веры для других народов.
После второго прения, Суханов случайно узнал, что глава сожжения книг на Афоне, епископ Даниил, находится при дворе Паисия. Тут же находился и очевидец события – старец Амфилохий. Патриарх приказал его расспросить. В пересказе событие выглядело так: «Сошлись все святогорские старцы. Привели старца, крестившегося двумя перстами, с московскими книгами и поставили среди церкви. Греки называли его еретиком, а книги еретическими и хотели сжечь вместе с книгами. Но после смиловались и после бесчестия велели старцу самому положить книги на огонь и поклясться, что он не будет больше креститься двумя перстами.
После того несчастного старца отдали турку, который долго держал его «в железах», а затем, взяв мзду, – отпустил. Свой рассказ Амфилохий заключил так: «Другого такого старца во всей горе Афонской нет. Борода у него до самой земли, как у Макария великого, носит он ее в мешочке, который привязывает к поясу. Имя ему Дамаскин, муж духовен и грамоте учен».
На третьем прении 3 июня эти события стали темой обсуждения. Паисий считал, что сжигать книги не следовало, а можно было только «вымарать» из них ересь. Вопрос о перстосложении стал долго и детально обсуждаться. И последнее прение 6 июня 1650 года касалось вопросов перекрещивания иноверцев.
Далее по своим посольским политическим делам («из-за вора Тимошки») Суханову пришлось съездить в Чигирин к Б. Хмельницкому и еще раз в Москву к царю Алексею Михайловичу. 8 декабря 1650 года он прибыл в Москву и вскоре подал в Посольский приказ свой отчет – «Статейный список» и присоединил к нему подробную запись «Прений с греками о вере».
Но в Москве сочли, что он все-таки должен попасть в Иерусалим и 24 февраля 1651 года Суханов вновь выехал из Москвы в Молдавию.
А в мае 1651 года он уже один выехал из Ясс на Восток. После своего восточного путешествия в июне 1653 г. Суханов вернулся в Москву через Малую Азию и Кавказ. Но уже вскоре, в октябре 1653 года он вновь был послан на Афон за греческими рукописями. В феврале 1655 г. Арсений вернулся и привез в Москву около 500 разных греческих и славянских рукописей из афонских монастырей.
В конце 1650х годов он уже келарь (настоятель) Троице-Сергиева монастыря. Пост весьма влиятельный в русской православной иерархии. В 1661-64 годах он заведовал Московским Печатным двором, после чего ушел на покой. Умер он 14 августа 1668 года в своей Троицкой лавре, числясь бывшим келарем.
Арсений Суханов, судя по всему, был одним из образованнейших людей России 17 века. Он много знал, много повидал за свою жизнь. Сведения, изложенные им о происхождении Кирилла и Мефодия, заслуживают если не полного доверия, то во всяком случае уважения и внимания.
Приложение.
Арсений Суханов «Прения с греками о вере» (извлечение).
Самая лучшая и тщательно проработанная публикация «Прений о вере» и двух других работ Суханова (без «Проскинитария») была подготовлена С. А. Белокуровым как продолжение его биографической книги об А. Суханове и издана в 1894 г. в «Чтениях общества истории и древностей российских»[23].
Автор проработал 21 список «Прений» и полностью опубликовал текст по оригиналу – списку «Прений» 1650 года, сохранившемуся в Московском архиве Министерства иностранных дел. Этот текст был переписан не Сухановым, но имеет его правку. Поскольку конец столбцов сохранился плохо, то С. Белокуров использовал также самый полный и лучший список сочинений Суханова, ведущий свое происхождение от его личного сборника работ. Это так называемая рукопись Ведерникова (названа по фамилии владельца).
В данном приложении мы публикуем текст «Прений» буквально с самого начала по рукописи 1650 года. Отрывок, интересующий нас, невелик и целен[24]. Он соответствует почти во всем, проанализированному нами тексту старообрядческого сборника[25].
«158-года марта въ 30 день, едучи с Москвы живоначальные Троицы Сергиева монастыря старец Арсеней Сухановъ къ Паисию патриарху ерусалимскому, ночевал в Молдавской земле, в Васлую, в монастыре сербьском, в метохе святые горы Зуграфского монастыря; и ту-то сидя за трапезою, сказывал игумен з братьею: деялось де у них во Афонской горе. Некто у них был старец честен, сербин, житием свят, и во всем искусен и леты стар; жил в ските, и держал книги московския у себя и крестился крестным знамением по московску, как писано в книге Кирила ерусалимского, что печатана на Москве, - да и прочих де томуж учил. И сведали де про то греки, и сошлись все изо всех монастырей, и того сербина и с московскими книгами поставили на соборе и испытали во всем; и он де им ответ дал против книги Кириловой, как писал блаженный Феодорит, и Мелетий патриарх антиохийский и, последуючи им, писал Максим грек. И те де греки, выслушав у нево, называли московския книги еретическими.
И он де им говорил, что есть у них книги старинныя сербьския писменыя, а в них де писано о крестном знамении так же, как и в московских; и тое де книгу писменую, сыскав, принесли на собор, и спущали с московскою печатною книгою и все де сошлось слово в слово против московской книги; а та де книга, как писана, 130 лет тому. И греки де на того старца распыхались яростию велию и хотели его сжечь с книгами; и на милость положили, что его не сожгли, а всяким жестоким смирением смиряли, и безчестили и привели де его ко клятве, что впредь ему так не креститися и прочих не учить. А что де у него было книг печатных московских, то <