РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ВЕЧЕРИНКА 4 глава




— Может быть, но меня от него воротит. — говорю я. — Хотя тебе бы он наверняка понравился.

— Патрик, почему ты не смотришь на меня? — чуть ли не с болью в голосе спрашивает Луис. — Посмотри на меня.

— Луис, я тебя очень прошу, пожалуйста, оставь меня в покое, — говорю я, закрываю глаза и сжимаю кулаки от бессильного гнева.

— Да ладно тебе, пойдем выпьем в «Sofi's» и поговорим, — предлагает он, вернее, даже не предлагает, а умоляет.

— Поговорим о чем? — недовольно спрашиваю я и открываю глаза.

— Ну…о нас, — он пожимает плечами.

— Ты что, специально пришел за мной сюда? — спрашиваю я.

— Куда сюда?

— Сюда. В Paul Smith. Зачем?

— Я? Пришел за тобой? Да ладно тебе, — он пытается рассмеяться, как бы издеваясь над моим предположением. — Господи.

— Луис, — я заставляю себя посмотреть ему в глаза. — Пожалуйста, оставь меня в покое. Уходи.

— Патрик, — говорит он. — Я люблю тебя, очень люблю. Надеюсь, ты это понимаешь.

Я только качаю головой и перехожу к стенду с обувью, улыбаясь продавцам.

Луис идет за мной.

— Патрик, что мы тут делаем?

— Ну, я пытаюсь купить брату галстук и… — я хватаю какую-то туфлю, потом вздыхаю, — а ты пытаешься у меня отсосать, образно выражаясь. Господи, нет, я ухожу.

Я возвращаюсь к галстукам, хватаю первый попавшийся, не выбирая, и иду к кассе. Луис плетется за мной. Я его полностью игнорирую, даю продавщице свою платиновую карточку American Express и говорю ей.

— Там на улице бродяга, — я показываю ей за окно, где на скамейке у входа в магазин стоит бомж с пакетом газет и что-то кричит. — Наверное, надо вызвать полицию или что-нибудь еще в этом роде.

Она благодарно кивает мне и пропускает мою карточку через компьютер. Луис просто стоит рядом и застенчиво смотрит в пол. Я подписываю чек, беру пакет и сообщаю девушке-продавщице, указывая на Луиса: — Он не со мной.

На Пятой авеню я пытаюсь поймать такси. Луис выбегает из магазина следом за мной.

— Патрик, нам надо поговорить, — кричит он, пытаясь переорать рев машин. Он бежит ко мне и хватает меня за рукав пальто. Я разворачиваюсь, мой пружинный нож уже наготове, и я машу ножом перед носом Луиса, заставляя его отойти. Люди обходят нас и спешат по своим делам.

— Эй, Патрик, — говорит он, поднимая руки и пятясь назад. — Патрик.

Я шиплю на него, все еще держа нож в руке, до тех пор, пока рядом не останавливается такси. Луис пытается подойти ко мне, но я опять выставляю нож, открываю свободной рукой дверцу машины и забираюсь внутрь, потом захлопываю дверцу и говорю водителю, чтобы он ехал в Гремерси-Парк, к «Pooncakes».

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ, БРАТЬЯ

Сегодня вечером мы с братом Шоном ужинаем в «Жирафе в юбке», и я весь день думаю, за каким столиком мы там будем сидеть. Поскольку сегодня у него день рождения и он в этот день оказался в городе, папин бухгалтер Чарльз Конрой, и его поверенный по недвижимости Николас Лей позвонили мне на прошлой неделе и оба сказали, что для всех было бы очень желательно использовать эту дату в качестве повода для встречи, поговорить и выяснить, что Шон собирается делать дальше, и, может быть, задать ему пару насущных вопросов. И хотя они оба знают, что я презираю Шона и что это чувство взаимно, все равно было бы очень неплохо, если бы я вытащил брата поужинать, а если он категорически не согласится, то в качестве наживки можно будет упомянуть — в форме весьма ясного намека, — что встретиться необходимо, потому что случилось что-то плохое. Разговор состоялся в прошлую среду, причем я разговаривал сразу с обоими при помощи «телефонной конференции».

— Что-то плохое? Что, например? — спросил я, пытаясь сосредоточится на цифрах у себя на мониторе и делая знаки Джин, чтобы она ушла, хотя она принесла мне на подпись целую пачку бумаг. — Что на северо-востоке закрываются все пивоваренные заводы Michelob? Что 976-BIMBO прекратил принимать вызовы на дом?

— Нет, — сказал Чарльз и спокойно добавил: — Скажи ему, что вашей матери… стало хуже.

Я помедлил, обдумывая эту тактику, и сказал:

— Ему, скорее всего, наплевать.

— Скажи ему… — Николас сделал паузу, прочистил горло и деликатно так предложил, — скажи, что речь идет о ее недвижимости.

Я оторвался от монитора, сдвинул на кончик носа темные авиаторские очки Wayfarer, пристально посмотрел на Джин и провел пальцами по свежему выпуску справочника «Загат», лежавшему у меня рядом с компьютером. «Пастели» — сразу отпадает. «Дорсия» — тоже. Когда я в последний раз звонил в «Дорсию» там повесили трубку еще до того, как я успел спросить: «Ну, если не в следующем месяце, то, может быть, в январе?», — и хотя я поклялся себе, что когда-нибудь все-таки закажу столик в «Дорсии» (если не в этом календарном году, то хотя бы до того, как мне исполнится тридцать), я уже предвижу, что это потребует нервов и немалых затрат энергии, которую мне жалко тратить на Шона. Тем более, что «Дорсия» — слишком шикарное место для такого придурка. Я хочу, чтобы он вытерпел этот ужин; я не хочу, чтобы вечер был для него приятным, чтобы его отвлекали соблазнительные девицы. Я хочу выбрать такое место, где в мужском туалете есть служитель и братцу пришлось бы обойтись без кокаина — я даже не сомневаюсь, что он сидит на кокаине хронически. Я отдал справочник Джин и попросил ее выбрать самый дорогой ресторан в Манхэттене. Она заказала столик на девять часов в «Жирафе в юбке».

— Дела в Сэндстоуне совсем плохи, — говорю я Шону. Я позвонил ему после обеда, часа в четыре. Он остановился в квартире отца в Карлайле. Мне слышно, как у него орет MTV. Слышно, как льется вода в душе. Слышны какие-то голоса.

— Что там случилось? Мать съела подушку? Или что?

— Нам надо встретиться, — говорю я.

— Доминик, сделай потише, — говорит он, потом прикрывает трубку рукой и говорит что-то в сторону.

— Эй, Шон? Что там у тебя происходит? — говорю я.

— Я тебе перезвоню, — он вешает трубку.

На прошлой неделе я купил Шону галстук в Paul Smith, но он мне понравился самому, и я решил не дарить его брату (хотя мысль о том, как мой мудак-братец повесится на подаренном мною галстуке, доставляет мне истинное наслаждение). На самом деле, я собираюсь надеть этот галстук сегодня. Вместо галстука я подарю ему часы Casio QD-150 с калькулятором, записной книжкой на пятьдесят телефонных номеров и опцией голосового набора номера в тоновом режиме через встроенный микрофон. Я смеюсь, убирая этот бесполезный подарок обратно в коробку, и говорю себе, что вряд ли у Шона вообще найдется пятьдесят знакомых. Он даже не сможет назвать пятьдесят имен. В сегодняшнем Шоу Патти Винтерс речь шла о салат-барах.

Шон перезванивает в пять часов из клуба «Racquet» и говорит, что мы с ним встречаемся в «Дорсии». Он только что переговорил с владельцем, Брином, и заказал столик на девять. Я в замешательстве. Можно сказать, что я в расстроенных чувствах. Не знаю уже, что и думать. В сегодняшнем Шоу Патти Винтерс речь шла о салат-барах.

Вечер. «Дорсия», девять тридцать: Шон опаздывает на полчаса. Метрдотель не желает сажать меня за столик, пока не появится брат. Мой самый кошмарный страх превратился в реальность. Столик прямо напротив бара — лучшее место. Пока за ним никого нет, он ждет, когда Шон почтит его своим присутствием. Из последних сил я борюсь со злостью, помогая себе ксанаксом и «Абсолютом» со льдом. Иду в сортир, чтобы отлить. Пока отливаю, смотрю на тонкую, похожую на паутинку трещину над писсуаром, и думаю, что если я вдруг исчезну в этой самой трещине — скажем, уменьшусь и провалюсь туда, то вполне может быть, что никто этого и не заметит… никто не заметит, что меня больше нет. Никто не заметит. Всем… будет… наплевать. А если мое отсутствие и заметят, то кое-кто наверняка вздохнет с облегчением по этому поводу, с несказанным облегчением. Это правда: без некоторых людей жить станет легче. Жизни людей вовсе не связаны между собой. Никто ни с кем непересекается. Эта теория устарела. Есть люди, которым просто незачем жить среди людей. К таким людям относится и мой братец Шон, который, когда я возвращаюсь из туалета, уже сидит за столиком напротив бара. По дороге я завернул к телефону, чтобы позвонить домой и прослушать сообщения на автоответчике (Эвелин собирается покончить с собой, Кортни хочет купить чау-чау, Луис предлагает вместе поужинать в четверг). Шон уже курит сигарету за сигаретой, и я думаю про себя: "Чёрт, почему я ему не сказал, чтобы он заказал столик в секции для некурящих?" Он пожимает руку метрдотелю, но когда я подхожу, ему не приходит в голову нас представить. Я сажусь и киваю. Шон тоже кивает. Он уже заказал бутылку шампанского Cristal, зная, что плачу я; и зная — я в этом уверен, — что я знаю, что он не пьет шампанского.

Шон, которому сегодня исполнилось двадцать три, прошлой осенью уехал в Европу. Во всяком случае, так он сказал Чарльзу Конрою, и хотя Чарльзу потом пришел весьма солидный счет из гостиницы Plaza, подпись на счете не совпадала с подписью Шона, и никто точно не знал, сколько времени Шон провел во Франции и был ли он там вообще. Потом он вроде бы вернулся в Америку, шатался туда-сюда, завис недели на три в Кэмдене. Сейчас он в Манхэттене, а потом улетает то ли в Палм-Бич, то ли в Новый Орлеан. Вполне можно предположить, что сегодня он пребывает в дурном настроении и будет держаться особенно высокомерно. Я также заметил, что он начал выщипывать брови. Так что у него теперь две брови, а не одна. Меня подмывает высказать это наблюдение вслух, и чтобы сдержать себя, я сжимаю кулак — с такой силой, что ногти пропарывают ладонь, а бицепсы на левой руке напрягаются и проступают сквозь ткань льняной рубашки от Armani.

— Тебе нравится это место? — интересуется он, ухмыляясь.

— Мое… любимое, — шучу я, скрипя зубами.

— Давай заказывать, — говорит он, не глядя на меня. Он делает знак официантке, которая приносит нам два меню и отдельное меню со спиртным. Она заискивающе улыбается Шону, но тот ее полностью игнорирует. Я открываю меню, и — вот блядь — оно без комплексного меню, а это значит, что Шон заказывает омара с икрой и персиковые равиоли на закуску, а в качестве основного блюда — омара, жареного на углях, под земляничным соусом. Два самых дорогих блюда во всем меню. Себе я заказываю перепелиный сашими с поджаренной булочкой и крабов в виноградном желе. Симпатичная официантка открывает бутылку шампанского Cristal и разливает по его хрустальным стаканам без ножки. Видимо, предполагается, что это очень круто. Когда официантка уходит, Шон замечает, что я смотрю на него неодобрительно, и спрашивает:

— Что такое?

— Ничего, — отвечаю я.

— В чем… дело… Патрик? — меня бесит его манера делать паузы между словами.

— Омар — в начале ужина? На закуску?!

— А ты что хотел, чтобы я заказал на закуску? Картофельные чипсы «Прингл»?

— Но два раза — омара?

— У них омары чуть больше, чем эти вот спички, — говорит он. — И потом, я не особенно хочу есть.

— Тем более.

— Я пошлю извинения по факсу.

— Шон, не заводись.

— Рок-н-ролл…

— Я знаю-знаю, вся жизнь сплошной рок-н-ролл, все заебись и вообще, да?

Я отпиваю шампанское и поднимаю свободную руку, как будто сдаюсь. Про себя я размышляю, что, может быть, еще не поздно позвать официантку и попросить, чтобы она принесла кусок торта с одной свечкой — просто чтобы поставить этого говнюка на место, сбить с него гонор, — но вместо этого я ставлю стакан на стол, делаю глубокий вдох и спрашиваю:

— Слушай, а что… чем ты занимался сегодня?

— Играл в сквош с Ричардом Линдквистом, — он презрительно пожимает плечами. — Купил смокинг.

— Николас Лей и Чарльз Конрой хотели бы знать, собираешься ли ты летом в Хемптонс или нет.

— Вообще-то, нет, — пожимает он плечами.

Мимо нашего столика проходит блондинка — ее тело практически совершенно, у нее большие сиськи, а в руке — программка «Отверженных». На ней — длинное вечернее платье из искусственного шелка от Michael Kors из Bergdorf Goodman, туфли Manolo Blahnik и позолоченные серьги-подвески от Ricardo Siberno. Она останавливается, чтобы поздороваться с Шоном, и хотя даже я отымел бы ее с очень даже большим удовольствием, Шон игнорирует ее заигрывания и не представляет нас друг другу. Шон вообще держится очень грубо, но девушка все равно улыбается и машет ему рукой в перчатке.

— Мы потом поедем в «Mortimer's». Может, увидимся там.

Он кивает, глядя на мой стакан с водой, потом подзывает официантку и заказывает себе виски.

— Это кто? — интересуюсь я.

— Да так, одна крошка, она раньше ходила в «Stephens».

— А где ты с ней познакомился?

— В биллиардной в «М.К», — он пожимает плечами.

— Она не из du Pont, случайно?

— А что? Хочешь ее телефончик?

— Да нет. Просто мне интересно, в du Pont она или нет.

— Может быть. Я не знаю. — Он закуривает очередную сигарету. Похоже, что у него золотая зажигалка от Tiffany's, восемнадцать карат. — Может быть, она подруга кого-то из du Pont.

Я по-прежнему пытаюсь придумать хотя бы одну причину, почему я сейчас сижу здесь, в «Дорсии», с моим братцем Шоном, но на ум ничего не приходит. После ужина (порции здесь микроскопические, зато еда просто отменная; Шон вообще ничего не ест) — я говорю ему, что мне надо встретится с Андреа Ротмере в «Nell's», так что если он хочет десерт или кофе, то пусть заказывает прямо сейчас, потому что к полуночи мне надо быть в центре.

— Зачем суетиться? — говорит он. — «Nell's» — уже не такое стильное заведение, как раньше.

— Ну… — я запинаюсь, но быстро беру себя в руки, — Мы там просто встречаемся. На самом деле, мы собираемся… — я лихорадочно перебираю в уме названия клубов, — …в «Чернобыль». — Я отпиваю еще шампанского из стакана без ножки.

— Скучное заведение, — говорит он, обводя взглядом зал. — Очень скучное.

— Или в «Контраклуб Восток», я не помню.

— Уже немодно. Каменный век. Доисторические времена, — он цинично смеется.

Напряженная пауза.

— А ты-то откуда знаешь?

— Рок-н-ролл, — он пожимает плечами. — Вся жизнь — сплошной рок-н-ролл.

— Ладно, Шон, а ты где будешь сегодня вечером?

Он отвечает без промедления:

— В «Petty's».

— А, ну да, — я совершенно забыл, что его уже открыли.

Он курит, что-то насвистывая себе под нос.

— А мы идем на вечеринку у Дональда Трампа, — вру я.

— Замечательно. Повеселитесь по полной программе.

— Дональд — приятный парень. Тебе надо с ним познакомиться, обязательно, — говорю я. — Я… я вас познакомлю.

— Правда? — говорит Шон, может, с надеждой, а может, и нет.

— Ну, разумеется.

Правда-правда.

Так, пока принесут чек… пока я расплачусь, пока поймаю такси, пока доеду до дома… будет уже почти полночь, а это значит, что я никак не успею вернуть в видеопрокат вчерашние кассеты, а если не заезжать домой, тогда я еще успеваю зайти в прокат и взять еще одну кассету, в членской карточке сказано, что можно брать не более трех кассет одновременно. А я вчера взял только две («Двойное тело» и «Горячая, мертвая блондинка»), так что я могу взять еще одну, но я совершенно забыл, что участвую в их членской программе «Золотой круг», то есть, если я за полгода набираю кассет на тысячу долларов (минимум), тогда мне можно брать одновременно — за один раз — сколько хочешькассет, но я не знаю, можно ли взять кассеты, если ты не вернул предыдущие, а две я уже взял вчера, так что…

— Дэмиен. Ты — Дэмиен, — слышу я бормотание Шона. Во всяком случае, мне так показалось.

— Что ты сказал? — я смотрю на него. — Я не расслышал.

— Хороший загар, — он вздыхает. — Я сказал, хороший у тебя загар.

— А, — я все еще пытаюсь сообразить, как быть с кассетами. Я опускаю глаза и смотрю… куда? Себе на колени?

— Спасибо.

— Рок-н-ролл, — он тушит сигарету в хрустальной пепельнице. Из пепельницы поднимается дым, но быстро рассеивается.

Шон знает, что я знаю, что он может меня провести в «Petty's», новый клуб Нормана Прейджера на Пятьдесят девятой, но я не буду его просить, а сам он не предложит. Я кладу поверх чека мою платиновую American Express. Шон таращится на смазливую девицу у барной стойки — платье из джерси от Thierry Mugler, шаль от Claude Montana, — она лениво потягивает шампанское из стакана без ножки. Когда официантка подходит, чтобы забрать чек и карточку, я отрицательно качаю головой, и Шон все-таки опускает глаза и видит мою AmEx, и тогда я делаю знак официантке, чтобы она подошла и взяла чек с карточкой.

ЛАНЧ С БЕТАНИ

Сегодня я встречаюсь с Бетани за ланчем в «Vanities», — это новое бистро Эвана Килея в Трибеке, и хотя утром я два часа занимался в спортзале, а потом еще до полудня поработал с гантелями прямо в офисе, чувствую я себя нервозно. Сложно определить причину, но я думаю, что одно из двух. Либо я опасаюсь, что меня обломают (хотя непонятно, с чего бы вдруг мне опасаться облома: она сама мне позвонила, онахочет видеть меня, она хочет со мной пообедать и снова со мной поебаться, — она, а не я), либо все дело в этом новом итальянском муссе для волос, который я попробовал как раз сегодня, и хотя он приятно пахнет, и волосы кажутся гуще, он оставляет какое-то липкое неприятное ощущение, и вполне может быть причиной моей непонятной нервозности. Чтобы за обедом нам было о чем поговорить, я вчера попытался прочесть сборник рассказов одного модного молодого писателя, о котором недавно писали в New York. Книжка называется «Котелок для рагу», я купил ее в «Barnes&Noble». Я честно пытался ее читать, но все рассказы начинались с фразы: «когда луна бьет в глаза, как большая пицца», — так что я поставил книжку на полку, выпил J&B со льдом и принял два ксанакса, чтобы прийти в себя после такого напряга. В качестве компенсации, перед тем, как лечь спать, я написал Бетани стихотворение и потратил на это немало времени, что меня удивило, потому что в Гарварде я часто писал ей стихи, длинные мрачные поэмы, до того, как мы с ней расстались. Господи, думаю я, входя в «Vanities» (опаздывая всего на пятнадцать минут), я очень надеюсь, что она не связалась с Робертом Холлом, этим тупым мудаком. Проходя мимо зеркала, что висит над стойкой, я смотрю на свое отражение — мусс смотрится очень даже неплохо. В сегодняшнем Шоу Патти Винтерс обсуждали Патрика Суэйзи — стал ли он циником или нет?

Метрдотель подводит меня к столику, где сидит Бетани (все происходит как бы в замедленной съемке). Она сидит спиной к залу и не видит меня. Я вижу только ее затылок — шея открыта, каштановые волосы подняты вверх и собраны в элегантный пучок, — а когда она поворачивает голову, чтобы взглянуть в окно, я вижу ее профиль: она выглядит как модель. На ней шелковая блузка и шелковая с атласом юбка с кринолином. Зеленая замшевая сумочка от Paloma Picasso стоит перед ней на столе, рядом с бутылкой минеральной воды San Pellegrino. Бетани смотрит на часы. Пара за соседним столиком курит, и после того, как я неожиданно наклоняюсь к Бетани и целую ее в щеку, я сдержанно обращаюсь к метрдотелю и прошу пересадить нас в зал для не курящих. Я говорю тихо и вежливо, но все же достаточно громко, чтобы курильщики за соседним столом меня слышали — надеюсь, их это немного смутит.

— Ну, так что? — Я стою, скрестив руки на груди и нетерпеливо постукивая носком ботинка по полу.

— Боюсь, сэр, у нас нет зала для некурящих, — говорит метрдотель.

Я прекращаю стучать ногой по полу и медленно обвожу взглядом ресторан, то есть бистро. Меня очень волнует, как выглядят мои волосы, и я вдруг очень жалею, что не сменил мусс, потому что с тех пор, как я в последний раз видел свои волосы, пару секунд назад, ощущение стало другим. Мне кажется, что пока я шел от бара до столика, в моей прическе что-то изменилось. К горлу подступает теплая тошнота, но, поскольку на самом деле мне все это снится, то мне все-таки удается произнести:

— То есть, вы говорите, у вас нет зала для некурящих? Я правильно понял?

— Да, сэр!

Похожий на педика метрдотель, с невинными глазками (без сомнения, актер) добавляет:

— Прошу прощения.

— Ну, это… весьма интересно. С этим я как-то могу смириться.

Я достаю свой бумажник из газелевой кожи, вынимаю оттуда двадцатку и сую ее метрдотелю, в его неуверенную ладонь. Он растерянно смотрит на банкноту, смущенно бормочет:

— Спасибо вам, — и уходит, слегка ошарашенный.

— Нет. Спасибо вам, — кричу я ему вдогонку и сажусь напротив Бетани, вежливо киваю паре за соседним столиком, и хотя я пытаюсь как можно дольше игнорировать Бетани, насколько это допустимо правилами этикета, у меня ничего не выходит. Она выглядит потрясающе, как модель. Все расплывается. Я на пределе. Меня лихорадит, романтические порывы…

— А разве ты в Гарварде не курил? — это первое, что она спрашивает.

— Сигары, — говорю я. — Только сигары.

— Ага, — говорит она.

— Но я давно бросил, — лгу я, делаю глубокий вдох и сжимаю кулаки.

— Это правильно, — кивает она.

— Слушай, ты без проблем заказала столик? — интересуюсь я.

Меня, блядь, трясет. Я кладу руки на стол, как дурак — я надеюсь, что под ее пристальным взглядом они перестанут дрожать.

— Здесь не нужно заказывать столик, Патрик, — говорит она успокаивающе, протягивает руку и кладет ее поверх моей. — Успокойся. Вид у тебя диковатый.

— Я спокоен, я абсолютно спокоен, — я делаю глубокий вдох и пытаюсь улыбнуться, а потом, сам того не желая, но не в силах терпеть, все-таки спрашиваю: — А как у меня прическа?

— Замечательная прическа, — говорит она. — Успокойся. Все хорошо.

— Я спокоен, — я опять пробую выжать из себя улыбку, но уверен, что получается просто гримаса.

Она говорит после короткой заминки:

— Хороший костюм. Henry Stuart?

— Нет, — говорю я обиженно, прикасаясь к лацкану пиджака, — Garrick Anderson.

— Очень хороший. — Она умолкает на пару секунд и вдруг спрашивает с искренним участием:

— С тобой все нормально, Патрик? Тебя так… колотит.

— Послушай, я просто устал. Я только что прилетел из Вашингтона. Буквально сегодня утром.

Все это я выпаливаю на едином дыхании, избегая смотреть ей в глаза.

— На частном самолете Дональда Трампа. Замечательный был полет. Сервис — на высшем уровне. Мне надо выпить.

Она улыбается, как будто я сказал что-то забавное, и пристально смотрит на меня.

— Правда? — говорит она, как мне кажется, не без некоторого самодовольства.

— Да.

Я не могу на нее смотреть, и мне стоит немалых усилий просто развернуть салфетку, положить ее на колени и поправить, чтобы она лежала так как надо. Я смотрю на стакан рядом с моей тарелкой и мысленно умоляю, чтобы скорей подошла официантка. Неловкая тишина, и поэтому кажется, что мои следующие слова звучат очень громко.

— Ты сегодня смотрела Шоу Патти Винтерс?

— Нет, я ходила бегать, — отвечает она. — Оно было про Майкла Джея Фокса, да?

— Нет, — поправляю я. — Про Патрика Суэйзи.

— Правда? За ними сложно уследить. Ты уверен?

— Да. Про Патрика Суэйзи. Совершенно точно.

— И как оно было?

— Очень интересно, — я делаю глубокий вдох. — Там в основном были споры на тему, стал ли он циником или нет.

— А ты как считаешь? — спрашивает она, по-прежнему улыбаясь.

— Ну нет, я не знаю, — я снова разнервничался, — это вообще-то интересный вопрос. На самом деле, они его рассмотрели не особенно глубоко. Я имею в виду, после «Грязных танцев» — нет, однозначно. Но после «Тигра Варшавы» — я не знаю. Может быть, я сумасшедший, но мне показалось, что я заметил в нем некую горечь. Я не уверен.

Она смотрит на меня, и ее выражение не меняется.

— Да, чуть не забыл, — я лезу в карман, — я написал тебе стихотворение.

Я передаю ей листок бумаги.

— Вот.

Я себя чувствую совершенно разбитым, меня немного подташнивает. Я действительно на пределе.

— О, Патрик, — она улыбается. — Как это мило.

— Ну, ты понимаешь, — я скромно отпускаю глаза.

Бетани берет листок и разворачивает его.

— Прочитай, — прошу я, воодушевившись.

Она озадаченно пробегает глазами стихотворение, на лице у нее отражается недоумение. Она прищуривается и переворачивает листок, чтобы посмотреть, нет ли чего на обороте. Видимо, она понимает, что это очень короткое стихотворение, снова переворачивает листок и еще раз читает строчки, написанные на лицевой стороне красной ручкой.

— Это типа хайку, понимаешь? — говорю я. — Давай. Прочитай его вслух.

Она прочищает горло и начинает читать. Очень медленно, запинаясь на каждом слове.

— Бедный ниггер на стене. Посмотри на него.

Она умолкает, щурится на листок, а потом неуверенно продолжает:

— Посмотри на несчастного ниггера. Посмотри на несчастного ниггера… на стене.

Она опять умолкает, в замешательство смотрит на меня и вновь опускает глаза на листок.

— Ну давай, — говорю я, оглядываясь в поисках официантки, — читай дальше.

Она опять прочищает горло и читает дальше, не отрывая взгляда от листа и понизив голос почти до шепота:

— Ну и хуй с ним… Хуй с ним, с этим ниггером на стене…

Она умолкает, вздыхает и все же читает последнее предложение:

— Этот черный — последний де… дебил?

Пара за соседним столиком — он и она — медленно обернулись и смотрят на нас. Мужчина ошеломлен, женщина в ужасе. Я злобно смотрю на нее, пока она не отводит взгляд и не опускает глаза на свой блядский салат.

— Ну, Патрик, — Бетани откашливается и протягивает мне листок, пытаясь улыбнуться.

— Что? — говорю я.

— Я вижу, что… — она за секунду задумывается, — что твое чувство… социальной несправедливости… — она опять откашливается и опускает глаза, — осталось прежним.

Я забираю у нее листок, убираю его в карман и улыбаюсь. Я пытаюсь изобразить искреннее и открытое выражение и сидеть прямо, чтобы она не подумала, будто я перед ней заискиваю. Подходит официант, и я спрашиваю у него, какое здесь подают пиво.

— Хейнекен. Будвайзер. Амстель Лайт, — перечисляет он.

— Да? — я смотрю на Бетани и делаю ему знак продолжать.

— Это… все, сэр, — говорит он.

— Что, у вас нет Короны? И Кирина? И Гролша? И Моррети тоже нет? — я озадачен и взбешен.

— Простите, сэр, нет, — говорит он осторожно. — Только Хейнекен, Будвайзер и Амстель Лайт.

— Но это безумие, — я вздыхаю. — Принесите тогда J&B со льдом. Нет, мартини Абсолют. Нет, J&B чистый.

— А мне еще минеральную воду San Pellegrino, — говорит Бетани.

— Мне тоже, — быстро добавляю я. У меня подергивается нога, и я ничего не могу с собой сделать.

— Хорошо. Перечислить вам наши специальные блюда? — спрашивает официант.

— Разумеется, — говорю я раздраженно, но тут же беру себя в руки и ободряюще улыбаюсь Бетани.

— Вы уверены? — Он смеется.

— Пожалуйста, — мне совсем не смешно. Я изучаю меню.

— На закуску у меня вяленые помидоры и икра с чили-поблано, также могу предложить суп из свежего цикория…

— Подождите минутку, — перебиваю я, подняв руку. — Подождите минутку.

— Да, сэр? — официант озадачен.

— У меня, вы сказали? Я могу предложить? Вы хотели сказать: у нас, в ресторане, — поправляю я. — У вас… то есть, лично у вас… нет никаких вяленых помидоров. Они есть в ресторане. У вас нет чили-поблано. Он есть в ресторане. Вы изъясняйтесь нормально.

Официант ошарашенно смотрит на Бетани, которая искусно разряжает обстановку вопросом:

— А как подают суп из цикория?

— Э… холодным, — говорит официант, еще не до конца оправившийся после моей вспышки. Он чувствует, что я на пределе, что я могу сорваться в любой момент. Он неуверенно умолкает.

— Продолжайте, — говорю я. — Пожалуйста, продолжайте.

— Его подают холодным, — повторяет он. — В качестве основного блюда у нас сегодня морской черт с манго, рыбный сэндвич на булочке с кленовым сиропом и… — он сверяется по блокноту, — …хлопком.

— М-м-м, звучит заманчиво. Хлопок — это, должно быть, вкусно, — я нетерпеливо потираю руки. — Бетани?

— Мне, пожалуйста, севиче с луком-пореем и щавелем, — говорит Бетани. — И цикорий с… ореховым соусом.

— Сэр? — осторожно спрашивает официант.

— Мне… — я быстро просматриваю меню. — Мне кальмаров с кедровым орехом, и можно еще ломтик козьего сыра, шевр… — я смотрю на Бетани, скривится она или нет от моего неправильного произношения… — …и соус рядом на тарелке.

Официант кивает и уходит. Мы остается одни.

— Ну, — она улыбается, а потом замечает, что стол слегка трясется. — Что… что у тебя с ногой?

— А что у меня с ногой? А. — Я смотрю вниз, под стол, потом — снова — на Бетани. — Это из-за… музыки. Мне очень нравится эта песня. Которая играет.

— А что это? — она слегка наклоняет голову, вслушиваясь в мелодию, которая играет в динамиках под потолком над стойкой.

— Это… кажется, это Белинда Карлайл. Но я не уверен.

— Но… — начинает она, но умолкает на полуслове. — Ладно, забыли.

— Что — но? Говори.

— Но это вроде бы просто мелодия, без слов, — она улыбается и опускает глаза, изображая застенчивость.

Я придерживаю ногу, чтобы она не тряслась, и делаю вид, что слушаю.

— Но это одна из ее песен, — говорю я и добавляю, слегка запинаясь: — Кажется, она называется «Heaven Is a Place on Earth», «Рай это место на земле». Ты ее знаешь.

Она говорит:

— Слушай, а ты в последнее время ходил на концерты?



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2020-06-06 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: