Тайны и Реки
Немой Стикс сошёлся
беспокойно и дико.
Глупый Орфей
где твоя Эвридика?
Звезды падали слева
шипели в воде при паденьи.
Гарпии - беспокойные девы
сбросили оперенье.
Фонари отражают стенды,
время уносит Лета-река.
Мои тайные легенды
глубиной уходят в века.
Харон молчаливый,
разверзая волны в ночи,
охраняя тайны мои,
молчи.
Прогулки
Копил мелочь юный февраль,
матерился матерый июль.
Затачивали зубы о сталь,
глаза - инкрустрация для пуль.
Сдирали футболки, швыряли со скал.
Меняли корабли на вагоны, матрасы,
на запахи рельс и промасленных шпал.
В пустом доме осколки разбитой вазы.
Ускоряли процессы, изучали фракталы,
мяли шелка, открывали порталы
.
Вселенная десертными ложечками
порциями поровну на тарелочках
Смеются лунные мальчики,
танцуют звездные девочки.
Сукины дети
идут в шаге подле пропасти
у всех волосы ниже плеч,
заплетенные в косы,
прекрасные, юные, броские.
Собираются костры жечь.
Все тёзки.
Кусками- жилами связаны,
необузданны,бОсые,
молодые, грязные,
атласно-развязные
погребены в ненастье
под кустами в тени ясеней.
синие нимбы, терпите вены,
покусать локти самозабвенно
гирляндами узорчатых глаз.
сыпать очередями в спины.
Там где в титрах, как ртуть на ковре,
растворились рубины
одинокий синячит топаз.
30.09.13
Струи-деепричастия
Ёжась в обители крыши, заслыша
шорохи снизу, поднимаются вверх.
Делают музыку выше и тише,
облачая убежище в тихий доспех.
Сверху небо поможет нам,
небо поможет сухим головам.
Тянутся струями небесные люстры
в тон наши рук, в глаз моих цвет.
Всё выглядит издалека лирично и грустно,
как исписавшийся тридцатилетний поэт.
Все оттенки глаз
Темной стороны луны
глаза-кратеры
слепы и порочны.
Тишиной капал
рассвет на
карие глаза ночи.
Я хожу босиком,
я хороню голубей.
Вместо глаз
голодные сапфиры
обедают миром
из-под опухших бровей,
с каждым куском
растягивая зраки
все шире и шире.
А потом был день
со взглядом безумным и диким-
один глаз цвета сирени,
другой цвета индиго.
С пеной у рта
тряс с сумерок ответы.
Тосковала Геката
в светлой крипте-пенате
и прослезилась рассветом.
В утренней росе
последняя слеза.
Красноокая заря
простит тебе твои
медовые глаза.
Под толщей вод
(Стрингеру)
Воспой, зови меня сирена!
Я из затакта утоплюсь
Я не хочу на берег. К стенам
тёмной Атлантиды твоей рвусь.
Я отращу себе плавник
на спине и пару на локтях.
Мерцание русалок, солнца блик.
Узоры водорослей в песчаных простынях
Меняю кровь на зелень вод холодных,
на самобытность, гордость, мудрость их.
Бурный, величавый, хладнокровный.
Под толщей вод шум суши тише, тише и затих.
Брожение умов
В глуши, среди початков кукурузы
я делал куклы и дарил сестре
короткостриженый и светло-русый.
Рекою свет пролился по горе.
Скрипы осин и слой листвы пожухлой
мне кидают воспоминанья-отголоски,
как когда-то, в кукурузе, делал куклы,
расчертя жизнь на периоды-полоски.
В 17 потерял им счет. Я начал драться.
Прошёл любовь, предательство и месть.
Время решило надо мной поиздеваться:
пока гадал, что будет со мной в 20...
.... а мне уже полгода 2
Лошади из моих снов
Лошадям из моих снов
нравится мой путь.
Они переглядываются вокруг,
заглядывают внутрь дупел деревьев,
помогают моей сущности
спасать дыхание снова.
Я верю, что смогу одурачить себя изнутри.
Лошади из моих снов
Лошади из моих снов
Лошади из моих снов
приходят ко мне под утро.
Серебряной нитью оков
подчинили сны холодом перламутра.
Из кувшинов печали они жрали овёс,
убеждали меня отпустить и не мучить.
"Подумай, что будет зимой, если ты летом замерз?!"
...летели на север в серых яблоках тучи...
Дети Диониса (застольная фавнов)
Дриады с нимифами танцуют.
Сатиры!
Рожки полируем,
потом ебем их оголтело!
Скачем в полдень со свирелью!
БУХАЕМ НА МЕХАХ ВИНА.
(выпустив струю тугую
в амазонок,
кто сбросил сбрую)
мы сатанеем,
мы ликуем.
МЫС ПАХМЫДОПИНАЕМ
ВСЕ НИШТЯКИ ДО ДНА
Серёжина слабость
И ведь каждый день
для меня танцевала.
Утром - холодно, точно.
Днем - в самозабвенной истоме.
Кровать огибала
в протяжных движениях
полураздетая ночью.
Впрочем
танцы закончены.
Я коплю силы.
Скинув пуанты, стиснула зубы.
И очень точно сказано было
(жестко,
как охлажденная сталь),
Что радость дается грубым,
а нежным дается печаль.
Дурные сны
Так охотозаснуть
шевелясь в полутьме,
расчесав ожоги-проблемы
на астральной спине.
Капли росы вверх
ползут по стволу.
Тёплые объятия
на холодном полу.
Желтые люди становятся
все меньше грубы
обратно пропорционально
росту моей бороды.
Перламутровое утро
Переменчива нежность на ладонях, на линиях,
в перерывах молчания из себя жалость давя.
Ни к чему извиненья, я белёсый, как иней.
Оглушен тишиной, сидя на клавише ЛЯ.
Перепел
еще в самом начале, тогда...
"Подавился одинокий вокзал..."
Долго терпел, но никому не сказал,
что вокруг только зола и пепел.
Пепел стерилен. Выпорхнул перепел.
Вот и дым прекратился, вечер к концам.
Обожжёные уши к лицам подлецам и глупцам.
Облупленный верх, бело-зелёное по бокам.
Красноглазые сны щурятся по углам.
Ожоги на спине. НЛО за окном.
Мысли скачками прямиком в водоём.
Вытряхнул карманы - угли и нитки,
окурки, гной, бинты, да осколки осени липкой.
Непостоянство форм
Одиночество - уставший друг
с туманно-серыми власами,
с глазами цвета моря. Вдруг
пришло и встало между нами.
Зашелестели формы губ,
власами обхватили мои чресла жадно
Тоскливо, холодно, да ладно.
Проснусь среди весенних клумб.
В этой комнате светлой
В этой комнате светлой
я плескаюсь нотами и скалюсь
стихами-глянцами белыми.
Этот чувак, с здоровенным носярой
и с челюстью наружу,
когда то раздувал за зеркала.
Но то был фетиш.
Ну а иногда фетиш его превращался
в фобию из ж0лтых заляпаных пятен.
Раньше любил залипнуть в ванной
с бутылкой винца или с гашишом.
Сейчас он полюбил
скрип в замочной скважине
скромного ключа.
В этой комнате тихой и зелёной,
погружаясь в тину тишины
и посматривая в окна,
слушает он клацанье
секундной стрелки
и дребезжанье ледяных узоров,
отвоёвывающих прозрачность постепенно
у стёкол.
В комнате в этой тихо.
Тихо-тихо.
Империя прозрачного покоя.
Царство тишины и безмолвий.
В комнате в этой светло -
даже ночью, и когда
угасает ЕЁ эйфория,
и небо намного выше,
но по привычке к нему тянутся руки
и блестящие смотрят глаза
у надежды клянча подачек,
и пальцы осатанело
скрипят ручкой и бьют по клавиатуре -
в комнате этой всегда будет тихо и светло!
Изредка умиротворенье её
нарушают мяуканье старой кошки,
да жирные раскаты
серых колец сигаретного дыма.
И чтоб не нарушать покой
этой комнаты, я на цыпочках
ухожу в коридор,
одеваю грязную куртку,
ботинки и шапку
и ухожу призраком, чтоб естественный свет этой комнаты
никогда не меркнул под натиском электричества блёклой рутины.
Паладин
Я холодный паладин
(я ускорил время)
на коне. Всю жизнь один,
я протёр всё стремя.
Был холодный паладин
(он воссоздал море),
отовсюду был гоним,
пеплом успокоен.
От восторга рыдал паладин,
сеял он лунные камни,
собирал тёплые звёзды и манну.
Никогда не будет больше один.
На лугах Парнаса, в стойле Пегаса
Сочиняешь рифмы попа-жопа, тяпка-зябко,
голова хуиная, мудень-пустоцвет.
Таких, как ты, вообще-то, гоняют ссаной тряпкой,
лучезарный перл, пошёл в пизду, поэт.
Вчера днём Пегаса оседлал в спешке я,
гребнем пера блошки-словечки из холки чесал;
а сегодня кривыми усмешками
я сам все стихи свои обоссал.