Джон Мильтон
Джон Мильтон для Клайва Льюиса, прежде всего, - создатель великой религиозной поэмы «Потерянный Рай». И британского писателя с протестантским поэтом связывает, прежде всего, научный интерес, постепенно ставший личным неравнодушным отношением к нему и его творениям.
Клайв Льюис написал «Предисловие к Потерянному Раю», которое в равной степени посвящено как литературным особенностям произведения, так и его богословской проблематике. К этой работе, написанной в 1942 году, автор подходит со вполне устоявшимися взглядами, к этому времени уже вышли несколько его основных апологетических богословских произведений.
Поэтому Джон Мильтон не выступает здесь актором влияния, духовным учителем. Скорее даже наоборот, Льюис позволяет себе встать отчасти выше поэта, стать его рецензентом и судьёй.
Главные цели его произведения следующие:
во-первых, объяснить современному читателю устройство и композицию поэмы, так как «род поэзии, в котором намеревался писать Мильтон, незнаком многим читателям»[72], и, таким образом, показать каким путём идёт Мильтон, чтобы смысл вложить в соответствующую форму эпоса;
во-вторых, показать ортодоксальность богословия поэмы, показать, что она «кафолическая, вселенская, то есть основанная на представлениях, разделявшихся «всеми, всегда и везде»[73] (отсылка к преподобному Викентию Леринскому).
Примечательна, разумеется, группа глав, посвящённая демонстрации ортодоксальности учения поэмы Мильтона. Прежде всего, в главе «Богословие «Потерянного Рая», Клайв Льюис проводит мини-исследование, заключающееся в определении степени еретичности отдельных идей Мильтона (подспудно выражая свои собственные суждения по данным вопросам). Во многих случаях он пользуется компаративным методом, сравнивая богословские положения текста поэмы с библейскими цитатами или учителями Церкви, чаще Августином.
А в главе «Мильтон и Блаженный Августин» Льюис демонстрирует почти полное согласие этих авторов в вопросах, связанных с темой грехопадения. Глава эта важна еще и потому, что произведение Льюиса «Переландра» (вторая часть «Космической трилогии») во многом опирается на «Потерянный Рай». Интересно, что «Переландра» и «Предисловие к Потерянному Раю» изданы с разницей в несколько месяцев.
Мильтон выступает здесь как вдохновитель Льюиса, который развивает те же идеи и истины, касающиеся в основном истории грехопадения, придавая им другую художественную форму. Их чёткую локализацию мы видим в споре двух основных главных героев, один из которых старается склонить первого только что сотворённого человека на другой планете к грехопадению, другой увещевает отказаться от пагубной идеи. В эти диалоги «…Льюис вложил не только свои собственные интерпретации Мильтона, которые он развивал в то же время во второй крупной академической работе «Предисловие к потерянному раю» (1942), но и также его взгляды на свободу воли, грех и психологию человека»[74] (перевод – М. В.)[75].
Таким образом, Джон Мильтон стал для Клайва Льюиса как выразителем кафоличного образа богословия, так и вдохновителем к дальнейшему художественному представлению христианской истины.
Джордж Макдональд
Джордж Макдональд стал важным писателем на пути духовного и интеллектуального развития Клайва Стейплза Льюиса. После прочтения Льюисом романа «Фантастес» в 1914 году перед поступлением в колледж, он начал яснее видеть источник своей «Радости» (основополагающее понятие для Льюиса, несущее смысл одновременно светлой тоски и томления по раю и наблюдения его проблесков в земной жизни). «Фантастес» - первое произведение Джорджа Макдональда в жанре христианского аллегорического мифопоэтического романа, описывающее духовное восхождение человека к христианскому идеалу.
Дань этому автору Клайв Льюис отдает в своем произведении «Расторжение брака», где по сюжету его лирический герой встречает Макдональда в раю: «Я пытался рассказать, как однажды зимним вечером я купил на вокзале его книгу (было мне тогда шестнадцать лет), и она сотворила со мной то, что Беатриче сотворила с мальчиком Данте – для меня началась новая жизнь. Я сбивчиво объяснял, как долго эта жизнь была только умственной, не трогала сердца, пока я не понял, наконец, что его христианство – неслучайно. Я заговорил о том, как упорно отказывался видеть, что имя его очарованию – святость…»[76]. Льюис писал, что видел в этом романе те же образы, что и в других его любимых книгах и мифологических системах, которые особенно увлекали его в те годы, но, между тем, они имели то новое качество, какое присутствует во многих книгах написанных религиозными авторами. Западные исследователи отмечают, что возможно именно книга Джорджа Макдональда «Фантастес» больше всего повлияла на понимание Клайвом Льюисом понятия мифа. Колин Дюриес пишет об этом: «Ощущение Макдональда, что все образное значение происходит от христианского Творца, стало основой мышления и воображения К. С. Льюиса»[77]. Этот подход, учёт зависимости образности от объективного абсолютного бытия мы увидим в его научном методе в работе «Аллегория любви», посвященной феномену куртуазной любви. Также Макдональд передал Льюису богословское понимание воображения: только Бог творит мир из ничего, человек же творит из сырья, даруемого ему Господом. Этот теологический аспект видит и Джон Толкин, когда в эссе «О волшебных сказках» пишет о создании «вторичных миров»[78].
Важно еще заметить, что Джордж Макдональд являлся, как для Льюиса, так и для Толкина, предтечей их творчества, именно он соединил жанр романа и сказки в одном произведении, став, таким образом, создателем жанра фэнтези. Льюис создал даже «Антологию Джорджа Макдональда»[79], до сих пор у нас не переведенную. Льюис определяет цель её появления: «Настоящий сборник, как я уже сказал, предназначен не для того, чтобы возродить литературную славу Макдональда, а для распространения его религиозных наставлений»[80] (перевод – М. В.)[81]. Клайв Льюис видел в своём учителе святость и пытался донести до окружающих его идеи, часто напрямую ссылаясь на Макдональда в своих произведениях.
Гилберт Кит Честертон
«Вечный человек» Гилберта Кита Честертона показал Льюису место христианство в истории. С его эссе он познакомился еще в госпитале, и уже тогда он показался Льюису одним из самых здравомыслящих авторов. После прочтения «Вечного человека» в 1925-26 годах христианский взгляд на историю показался для него вполне обоснованным и оправданным: «Честертон, даже больше, чем Макдональд, направил Льюиса по пути к универсализму, создав интеллектуальную и духовную историю человеческой расы в «Вечном человеке», которая считала христианство исполнением классического язычества и поэтому рассматривала классические языческие религии как часть воли и плана Бога»[82] (перевод – М. В.)[83].
Честертон помог Льюису соединить, уже начинавшие интересовать его теистические идеи, и тот опыт, который он вынес из изучения мифологии. Британский писатель осознал, как органично язычники просматриваются в истории, если смотреть на неё сквозь призму христианства, и сам стал впоследствии распространителем идеи, что язычники также являются по-своему свидетелями божественного Откровения.
Уильям Батлер Йейтс
Уильям Батлер Йейтс, ирландский англоязычный поэт, лауреат Нобелевской премии по литературе 1923 года, был очень важным писателем для Клайва Льюиса, они были лично знакомы. В ранней молодости Льюис познакомился с его творчеством. Льюис пишет в своей автобиографии: «Среди всех поэтов, прочитанных в то время (я прочитал целиком «Королеву фей» и «Земной рай»), один стоял особняком. Я не сразу обнаружил особенность Иейтса — только когда начал читать его прозу, «Розу алхимии» и «При дружеском молчании луны». Особенность заключалась в том, что Иейтс искренне верил, его «вечно живущие» не были ни выдумкой, ни «желанием»[84]. Для Льюиса, в бытность его атеистом, Йейтс был важен как пример человека, который не был приверженцем традиционной религии, но одновременно искренне верил в потусторонний мир. В его искренности Льюис убедился при личной встрече в 1921 году.
Творчество Йейтса основано на интерпретации ирландской мифологии. Льюис пишет об этом в письме Артуру Гривзу: «Он пишет пьесы и стихи редкого духа и красоты о нашей старой ирландской мифологии»[85]. Йейтс интерпретирует и пересказывает ирландские легенды и фольклор, в его произведениях представлен «своеобразный синтез индивидуально-авторского видения мира и вневременного и внеличностного мифологического сознания»[86]. В работе «Видение» Йейтс создает целую космогоническую систему, основанную на цикличном перевоплощении относительно лунного календаря, источниками для которой являются и платонизм, и эзотеризм, и современные ему психоаналитические учения.[87]
Таким образом, на примере Йейтса Льюис в очередной убедился в эффективности использования мифологии и в целом художественного стиля для передачи идеи. Это также повлияло на понимание писателя природы мифа.