Большинство категорий предметов вооружения имеют полифункциональный характер, позволяющий использовать такое оружие как в боевых действиях, так и на охоте. Лишь немногие виды вооружения используются исключительно в боевых действиях. К таковым следует отнести большую часть защитного вооружения, и в первую очередь металлические шлемы.
Во все времена шлем являлся, да, собственно, остается и поныне, одним из важнейших элементов защитного вооружения воина, защищая наиболее «значимую» часть тела. Защитное вооружение из металла относится к элитарным и дорогим категориям паноплии, поскольку оно наиболее трудоемко и сложно в производстве. Зачастую доспехи, ввиду своей дороговизны, передавались по наследству от отца к сыну и именно потому шлемы в погребальных памятниках разных времен достаточно редки. Первые века нашей эры не являются исключением.
Находки шлемов, как одного из элементов защитного вооружения первой половины I тыс. н.э. в Среднем Поволжье единичны. Авторам известно на сегодняшний день 9 шлемов различной сохранности, найденных в Среднем Поволжье, и не менее 23 экземпляров, обнаруженных в Прикамье. И если серия шлемов конца IV – середины V вв. из Прикамья достаточно хорошо знакома исследователям и значительная часть из них опубликована [Генинг, 1963; Бажан, Гей, 1992; Волков, Голдина, 2000], то находки, сделанные в основном в Окско-Сурско-Волжском бассейне, известны гораздо в меньшей степени.
Наиболее ранними из них стали два шлема, найденные в Андреевском кургане на территории Мордовии [Степанов, 1964; 1965; 1980] в погребениях, датируемых I веком н.э. [Гришаков, Зубов, 2009; Зубов, 2011]. Однако в публикациях автора раскопок, П.Д. Степанова, они были описаны в виде обломков и никаких подробных его характеристик не приводилось. Следующей по времени обнаружения находкой стал шлем из II Степановского могильника в Пензенской области, от которого также сохранились лишь фрагменты [Гришаков, 2008. Рис. 21, 1-3 ]. Раскопки этого {↑94} погребения производились непрофессионально, поэтому контекст находки надёжно не зафиксирован [Павлихин, 2003. С. 398]. Судя по конструктивным особенностям сохранившихся фрагментов шлема, можно предположить, что он относится к более позднему этапу развития вооружения, скорее всего к IV-V вв. Следует также отметить, что в последнее время грабителями были изъяты еще не менее трех шлемов из грунтового могильника IV-V вв. в Рязанском Поочье (Касимовский район). Два из них (сегментно-пластинчатый с продольным каркасом и железный четырехсегментный с продольно-крестовым каркасом из Т-образных пластин) удалось вернуть государству и в данный момент они находятся на реставрации в ГИМ. Третий шлем – сегментно-пластинчатый с продольно-крестовым каркасом и наушами, – известен только по сохранившимся фотографиям и, по всей видимости, близок шлему с наушами из II Степановского могильника.
| ||
| Рис. 1. Схематические реконструкции шлемов из погребений: | ||
| 1 – Андреевский курган (погр. 25/1); 2 – Андреевский курган (погр. 50); 3 – Кипчаковский I курганно-грунтовый могильник (раскоп I, погр. 56); 4 – Пильнинский I могильник (шлем 2) |
В 1996 году во время раскопок Кипчаковского могильника на северо-западе Башкирии в погребении 56 был обнаружен пластинчатый железный шлем [Зубов, 2011. С. 68], который был передан на реставрацию в ГИМ. Однако до последнего времени он оставался в том же виде, что и был взят во время раскопок. И только обнаружение нового, практически полностью разграбленного могильника писеральско-андреевского типа возле пос. Пильна на юге Нижегородской области [Зубов и др., 2011; Зубов, 2011] и поступление части грабительской коллекции в ГИМ вызвало новый интерес к находкам защитного снаряжения в регионе. Среди смешанных и разрозненных материалов из погребальных комплексов могильника, переданных в музей, был один шлем хорошей сохранности и части второго, сильно фрагментированного шлема. Именно эти находки вызвали значительный интерес и необходимость вновь обратиться к материалам раскопок Андреевского кургана. Авторы статьи вместе с реставратором П.В. Бирюковым предприняли попытку восстановить конструкции пяти шлемов из Андреевского кургана, Пильнинского и Кипчаковского могильников на возможном, {↑95} учитывая сильные разрушения и утраты, уровне. В статье использованы рисунки авторов, а также художественные реконструкции, сделанные А.Е. Негиным.
Первый железный шлем из разграбленного погребения Пильнинского I могильника представляет конструкцию, состоящую из обода шириной 61-63 мм, диаметром 226×196 мм, несколько уплощенного с боков (рис. 2). Купол образован центральной продольной полосой шириной 65 мм, к которой с двух сторон изнутри приклепаны две боковые широкие пластины шириной 66-67 мм, оставшееся пространство изнутри закрыто четырьмя подтреугольными сегментами размерами примерно 110×120 мм. Шлем имеет значительные утраты примерно четверти объема, однако в целом он имел весьма хорошую сохранность. По нижней части обода, примерно на две трети его протяженности, отмечен ряд отверстий диаметром 2,8-3 мм, вероятно, предназначенные для крепления бармицы. Пластины, обод и сегменты скреплены между собой заклепками, имеющими пирамидальную форму, размерами 4,3-5 мм. Высота шляпок заклепок 2,8-3,2 мм. Центральная пластина скрепляет боковые пластины и сегменты семью парами заклепок. Высота шлема 160 мм. В верхней части на центральной пластине прослежены остатки выступа четырехгранного сечения размерами 7,2×7,4 мм. Форма купола округлая, чуть сжатая с боков. Возможно, часть кольчужных обломков могла относиться к бармице шлема.
| ||
| Рис. 2. Шлем 1 из Пильнинского I могильника |
Второй шлем из Пильнинского I могильника сохранился в нескольких фрагментах, которые позволяют реконструировать конструкцию шлема (рис. 1, 4). Купол шлема был собран из узких вертикальных пластин {↑96} шириной около 20 мм, скрепленных двумя рядами заклепок и сведенных под круглую пластину, где они также были заклепаны. Пластины крепились одна на другую, внахлест. Нижний обод в конструкции отсутствовал. Точные размеры по сохранившимся фрагментам определить затруднительно. К шлему могли относиться и крупные пластины, из которых могла быть набранабармица. Размеры пластин 30×16 мм, по центру прослеживается вертикальное ребро, возле прямоугольного края отмечены два отверстия. Полностью сохранились три экземпляра, остальные в сильно фрагментированном состоянии.
Депаспортизированные вещи из разграбленных погребений Пильнинского I могильника типологически укладываются в промежуток между инвентарем памятников типа Андреевка-Староардатово и Писералы-Климкино [Зубов, 2011]. При этом можно отметить тяготение вещевого инвентаря к погребениям второй и третьей хронологических групп Андреевского кургана и ранним погребениям Писеральского курганного могильника. Таким образом, время совершения захоронений на Пильнинском I могильнике предварительно можно ограничить II в. н.э. [Зубов, 2011. С. 85].
| ||
| Рис. 3. Распространение шлемов на территории Поволжья в могильниках I-V вв. н.э.: | ||
| 1 – Андреевский курган; 2 – Пильнинский; 3 – Степановский; 4 – Первомайский; 5 – Худяковский; 6 – Суворовский; 7 – Тюм-Тюм; 8 – Тураевский; 9 – Тарасовский; 10 – Нивский; 11 – Кудашевский; 12 – Кипчаковский |
Шлемы из Андреевского кургана были найдены вместе с кольчугами в погребениях 25/1 и 50. Погребенный в центральной коллективной могиле 25 находился в центральной части могильной ямы на помосте и сопровождался двумя вооруженными воинами, которые лежали по сторонам от него. К ним в ноги, {↑97} поперек могилы в юго-западной части, был брошен слуга или раб, в северо-восточной части были найдены череп и конечности коня. Остатки шлема лежали на сложенной в изголовье кольчуге, так же как и в погребении 50. Основное захоронение «вождя» (погр. 25/1) сопровождалось длинным массивным палашом с однолезвийным клинком, двулезвийным кинжалом с кольцевым навершием, копьем и двушипным дротиком с длинными втулками, колчанным набором из железных и костяных наконечников стрел. Среди погребального инвентаря следует также отметить наличие конского снаряжения – удил [Гришаков, Зубов, 2009. С. 102-103.Рис. 11 и сл.].
Шлем из погребения 25/1 Андреевского кургана (рис. 1, 2) сохранился фрагментарно. Купол был набран также как у второго пильнинского, из узких (около 20 мм) вертикальных пластин. Способ крепления на имеющихся фрагментах не прослеживался, но можно предположить, судя по креплению пластин внахлест, что он был аналогичен шлему 2 из Пильны. Из-за фрагментарности шлема из погребения 25 невозможно точно восстановить верхнюю часть купола и способ крепления пластин в этой части. Е.В. Лурье в своих статьях [Лурье, 2012. С. 163. Рис. 2, 2 ], приводит рисунок, а в статье 2013 года упоминает как о данности об Y-образных пластинах, входящих, по мнению автора, в конструкцию шлема [Она же, 2013. С. 276], и, судя по контексту статьи, относит этот шлем к типу «ажурных». Однако авторы статьи, также работавшие с материалами Андреевского кургана в Историческом музее (что позволило сделать первые реконструкции данных шлемов), не могут подтвердить подобную конструкцию узкопластинчатого шлема из Андреевского кургана. К шлему также относились наборные науши, которые состояли из узких горизонтальных пластин, сужающихся от верхней части к нижней, по краям которых сохранились следы от обшивки органическим материалом. Наличие или отсутствие нижнего обода, а также размеры купола установить не удалось; по аналогии со шлемом 2 из Пильны, он мог отсутствовать. Выявить среди фрагментов остатки чешуйчатойбармицы не удалось.
В погребении 50, кроме защитного вооружения, захороненный сопровождался копьем, от которого сохранился наконечник на длинной втулке, длинным палашом, двумя колчанными наборами из железных и костяных наконечников стрел. На ступеньке могильной камеры был положен череп коня и останки человека без инвентаря, очевидно раба, сопровождавшего «хозяина» могилы в загробный мир [Гришаков, Зубов, 2009. С. 111-112.Рис. 12].
Шлем из погребения 50 Андреевского кургана (рис. 1, 1) также, как и предыдущий, сильно фрагментирован. Конструкция, по всей видимости, состояла из нескольких крупных по размеру сегментов купола, собранных на заклепках под плоскую пластину-навершие, а в нижней части закрепленных широким ободом. Фрагментов кольчужной или чешуйчатой бармицы не выявлено.
Погребение 56 Кипчаковского I курганно-грунтового могильника, где был обнаружен железный пластинчатый шлем [Зубов, 2011. С. 104], располагалось на южной окраине некрополя. Это наиболее поздняя часть памятника, погребальные комплексы которого датируются рубежом эр – I веком н.э. Захоронение было подвержено ритуальному разрушению, собственно, как и многие другие мужские погребения. Шлем находился в изголовье, в восточной части могилы. При нарушении целостности погребения шлем был потревожен и развалился на две части. Купол шлема собран из узких вертикальных трапециевидных пластин, которые скреплены друг с другом шнуровкой через два ряда отверстий (в нижней и средней части) внахлест, в верхней части пластины скреплены также через отверстия под круглое плоское навершие. По мнению реставратора, к шлему относились пластинчатые науши, собранные из горизонтальных узких пластин, собранных внахлест, по всей видимости, на кожаных ремнях и обшитые по краю кожей 1. Следы кожи прослежены и по нижней кромке пластин купола, что, очевидно, также указывает на обшивку кожей. К бармице относились прямоугольные пластины с полукруглым краем, на каждой из которых располагалось по шесть отверстий, два по центру сверху и снизу, и две пары расположенных по краям. В области ног были найдены обувные бронзовые кольчатые застежки с неподвижным крючком (отдел Б, тип 2, вариант А по Б.Б. Агееву [1992. Табл. 11, 4 ]). Подобные застежки типичны для комплексов пьяноборской и кара-абызской археологических культур и широко датируются в пределах II в. до н.э. – II в. н.э., но при этом большинство их встречается в комплексах рубежа эр (I в. до н.э. – I в. н.э.).
Учитывая то, что находки из Пильны были сделаны грабителями, достоверно представить погребальную обрядность и вещевой состав комплексов невозможно. Можно лишь провести аналогии с инвентарем Андреевского кургана, отмечая максимальное сходство многих категорий вещей и несомненные параллели этих двух памятников [Зубов и др., 2011; Зубов, 2011]. Отличие заключается в отсутствии курганной насыпи (во всяком случае, авторы не обнаружили ее следов во время натурного обследования памятника в 2009-2010 гг.) и достаточно необычном расположении могильника на краю высокого склона коренного плато.
Материалы Андреевского кургана и Пильнинского I могильника очень близки друг другу и практически синхронны. Датировка захоронений Андреевского кургана в настоящее время признается в {↑98} пределах I – начала II века. Одним из важных хроноиндикаторов являются фибулы серии «Aucissa», найденные в нескольких погребениях кургана. Традиционно их датируют первой половиной I века [Амброз, 1966. С. 26]. Верхняя дата погребений может быть определена в пределах первой четверти II века [Гришаков, Зубов, 2009. С. 41-53]. Доступные для анализа материалы из Пильны позволяют сделать предварительное отнесение их ко II в. н.э.
Описанные находки из Поволжья на данный момент являются одними из наиболее ранних находок шлемов в регионе, что, несомненно, вызывает к ним особое внимание при изучении генезиса защитного снаряжения в римское время.
В последнее время ряд отечественных и зарубежных исследователей представили свои варианты происхождения развития составных шлемов [Лурье, 2012, 2013; Кармов, 2009; Мiks, 2009; Glad, 2009]. Немецкие и французские коллеги не знакомы с находками из Поволжья. Д. Глад и Т. Кармов, по всей видимости, работали только с публикациями находок, которые в большинстве случаев, учитывая минимальную детализацию рисунков в публикациях, не позволяют детально изучать конструкции шлемов. Впрочем, это касается практически всех находок, происходящих из Восточной Европы. Е.В. Лурье лично работала с находками, в том числе и с вышеописанными, хранящимися в ГИМ. К. Микс имеет богатый опыт работы с находками шлемов в Римско-германском музее. В этой связи работы вышеназванных исследователей представляют несомненный интерес, особенно в плане классификации и картографирования находок. Поскольку вопрос генезиса шлемов в Поволжье непосредственно связан с генезисом восточноевропейских шлемов в целом, то это обстоятельство позволяет рассмотреть один из самых ранних этапов их формирования.
К. Микс предлагает следующую классификацию [Miks, 2009. Abb. 4.S. 102-105] конструкций шлемов:
· Kammhelm – шлемы, в конструкции которых главную роль играет выступающий гребень, скрепляющий либо половинки корпуса, либо сегменты и полосы, образующие корпус шлема.
· Bandhelm – в данной конструкции в основе лежит одна продольная полоса, к которой крепятся два-четыре сегмента.
· Kreuzbandhelm – разновидность bandhelm, в которой две основные полосы пересекаются и к ним крепятся четыре сегмента корпуса шлема.
· Spangenhelm – к данному типу по К. Миксу относятся шлемы, купол которых состоит из широких пластин и сегментов (от четырех до шести), скрепленных в верхней части под круглой пластиной.
· Skeletthelm – шлемы, состоящие из «ажурных» узких пластин, между которыми остается незащищенное пространство.
· Kalottensegmenthelm – шлемы, состоящие из скрепленных между собой сегментов, без полос.
· Lamellenhelm – в данной конструкции корпус шлема составлен из многочисленных узких вертикальных полос, собранных между собой.
Данная классификация достаточна для описания большинства известных нам восточноевропейских шлемов, однако требует несомненной детализации и уточнений.
Первую отечественную попытку классификации шлемов, предпринятую Е.В. Лурье [2012], нельзя признать удачной в связи с очевидной терминологической путаницей, возникшей в публикации. Собственно, детальная критика работ Е.В. Лурье не входит в задачи данной работы. Следует лишь отметить некоторые моменты, связанные с находками и проблемами, рассматриваемыми в нашей статье.
Автор выделяет по конструкции группы, по сочетанию признаков конструкции – типы, подтипы – по средствам дополнительной защиты и варианты – по декоративному оформлению. Исходное определение групп по наличию или отсутствию «каркаса» весьма сомнительно – так как в любой из разновидностей шлемов имеется каркас, будь то на жестком или гибком сочленении. Играют роль другие признаки, упоминаемые автором почему-то не на первом месте – форма и конструкция шлема. Автор постоянно путает термины и в середине статьи делит уже «пластинчатые» шлемы на три группы – «ламинарные», «каркасно-ламинарные», при этом третья заявленная группа в описании отсутствует [Лурье, 2012. С. 159]. Ламинарными автор считает шлемы, купола которых набраны из узких вертикальных пластин, скреплённых ободами и навершиями – к которым автор относит сяньбийские шлемы. Каркасно-ламинарными признаны шлемы с вертикальным каркасом (?) из дуг, пространство между которыми заполнено вертикальными пластинами или ажурными элементами. К этой группе отнесены находки из Поволжья и Северного Кавказа и Прикубанья (Тбилисская, Нивский, Кишпек, Тюм-тюм). Е.В. Лурье достаточно подробно рассматривает историографию исследований, связанных с исследованием боевых оголовий, и характеризует отдельные находки в соответствии с созданной типологией. В том числе используя неопубликованные и сильно фрагментированные находки из Поволжья, однако ни разу не ссылаясь ни на авторов раскопок, ни на места хранения вещей и авторство гипотетических реконструкций.
«Каркасный» тип шлемов описывается уже в последней части. Шлем из станицы Тбилисской, собранный из Y-образных пластин, объявляется синтезом «каркасных» и «ламинарных». И ниже следует объяснение, что каркасные шлемы – «каркасносекторныешпангенхельмы», пространство между дугами которых заполнено цельными кусками металла подтреугольной формы. В качестве примера приводится находка из Пильнинского могильника в Нижегородской области и находки, опубликованные И. Бажаном среди собранных им сведений с грабительских сайтов Интернета. При этом последние находки из Краснодарского края отнесены автором также к I веку, что совершенно не соответствует их типологическим признакам (эти находки относятся к эпохе переселения народов – раннему средневековью). В итоге автор приходит к выводу о том, что во II-III веках в европейском Барбарикуме характерны «каркасные шлемы», а на востоке развивается «ламинарная» конструкция, «пластинчатые» же шлемы {↑99} попадают в Южную Корею и Японию.
| ||
| Рис. 4. Классификация наборных шлемов по К. Миксу [Miks, 2009] |
В целом, работа Е.В. Лурье производит впечатление весьма хаотичного и поверхностного исследования, в котором присутствует ряд интересных наблюдений и замечаний, однако полностью отсутствует логичность. Автор, постулируя огромную по объёму информации тему, в итоге не смог составить ни адекватной типологической схемы, ни, к сожалению, даже подробного каталога – что было бы для изучения проблемы гораздо более значимым событием. Однако уже в следующей работе Е.В. Лурье развивает попытки классифицировать шлемы от Японии до Византии [Лурье, 2013. С. 268-279]. Она отказывается от термина «ламинарный» и шлемы на сей раз именуются «составными», что, несомненно, ближе к истине. При этом, судя по библиографии и ссылкам по тексту, следует отметить знакомство Е.В. Лурье со статьей КристианаМикса [Miks, 2009], в которой приводятся достаточно точно разработанные и используемые в европейской науке термины, связанные с конструкцией шлемов. Однако это не явилось препятствием для создания ею своей собственной терминологии. Предлагаемая новая классификация состоит из восьми групп, к которым отнесены «шлемы с продольным каркасом», «шлемы с крестовым каркасом», «шлемы с горизонтальным каркасом (с горизонтальными обручами)», «каркасно-ламинарные шлемы», «ламинарные «пластинчатые»» шлемы, «ламеллярные (чешуйчатые) шлемы», «шлемы с горизонтальным делением тульи», «шлемы с горизонтальными {↑100} дугами и навершием». Внутри этих групп выделено 19 типов [Лурье, 2013. Табл. 2].
Рассматривая предложенные К. Миксом и Е.В. Лурье классификации, несомненно, следует отметить большую ясность в работе немецкого исследователя, выделяющего основные конструктивные особенности шлемов, но для обоих вариантов все же заметна некоторая расплывчатость в группировке находок.
| ||
| Рис. 5. Составные шлемы из могильников Прикамья: | ||
| 1 – Суворовский, погр. 27; 2 – Тюм-Тюм, погр. 36; 3 – Рождественский, погр. 235; 4 – Рождественский, погр. 265 (по иллюстрациям Д.Г. Бугрова) |
Наблюдения за общим генезисом шлемов, в первую очередь в Европе, позволяют разделить их конструкции {↑101} на цельнокупольные и составные. Нас интересует именно второй тип, внутри которого, как нам представляется, следует объединять ряд генетически связанных конструктивными особенностями типов шлемов, среди которых конструктивно выделяются три крупные группы:
1. 1. Пластинчатые (каркасные, узкопластинчатые купольные и др.).
2. 2. Сегментно-пластинчатые (гребневые, сегментно-пластинчатые с продольным, крестовым и купольным каркасом и др.).
3. 3. Сегментные.
Из этих групп наиболее распространенными в римское время оказываются первая и вторая, тогда как образцы третьей (сегментные) распространяются уже в раннем средневековье.
Дальнейшее разделение следует производить в рамках каждой группы, где, несомненно, выделяется множество разновидностей.
Кроме основных групп шлемов, несомненно, существуют и переходные, комбинированные типы, однако они пока единичны, и их выделение в самостоятельные разновидности возможно только после появления серий таких находок.
Это небольшое отступление, посвященное различному прочтению и необходимости унификации описания шлемов позволит, на наш взгляд, в дальнейшем избежать терминологической путаницы, которая и так изобилует в достатке, учитывая вещеведческий характер археологических источников.
В настоящее время мы наблюдаем практически одновременное появление узкопластинчатых шлемов и сегментно-пластинчатых шлемов, которое археологически фиксируется в Среднем Поволжье в I в. н.э. В начале II века, судя по изображениям на колонне Траяна, этот тип вооружения был уже хорошо известен сарматам Северного Причерноморья. В конструкции узкопластинчатых шлемов присутствуют три элемента, повторяющиеся и на Кипчаковском могильнике, и на памятниках в Посурье: купол из связанных или склепанных между собой внахлест узких пластин, закрепленных и усиленных сверху круглой пластиной-навершием. Дополнительными элементами на шлемах были крупночешуйчатые бармицы и гибкие науши, набранные из горизонтальных пластин. Сегментно-пластинчатый шлем из Пильны сопровождался только кольчужной бармицей.
Дальнейшее развитие узкопластинчатых шлемов в Волго-Камском регионе фиксируется на археологическом материале уже на рубеже IV-V вв., кроме того, они находят аналогии в погребениях сарматской знати на Северном Кавказе и в Прикубанье [Бетрозов, 1987; Берлизов, 1998; Васильев, Кармов, 2008; Ждановский, 1984; Сазонов, 1992]. Но, как мы видим на примере могильника у хутора Городской, тип вооружения и формы шлемов отличались от поволжских, и были гораздо ближе изображениям сарматов в Керченских склепах [Istvánovits, Kulcsár, 2001. Fig. 6]. Сегментно-пластинчатые шлемы типа первого шлема из Пильны получают широкое распространение уже во втором веке, и также фиксируются в памятниках римского изобразительного искусства.
Вполне возможно, что впоследствии именно они влияют на формирование конструкций позднеримских шлемов.
Однако причины распространения составных конструкций в варварском мире и в Римской армии представляются разными. Для варваров использование такой конструкции можно объяснить сравнительной простотой изготовления. Особенно это касается узкопластинчатых шлемов, для чего не требовалось мастеров высокой квалификации и качественного металла для вытяжки широких пластин. В римской империи, с учетом значительного роста численности армии, требовалась новая организация производства, которая позволяла бы производить значительное количество вооружения, в том числе и защитного. Переход на составные конструкции позволил наладить массовое производство шлемов в многочисленных римских мастерских [Негин, 2008. С. 175177]. При этом нельзя исключать проникновение деталей конструкций из античного мира в кочевническое вооружение. Такими, возможно, являются сплошные науши с шарнирным креплением, широко известные в античном мире, также, как и назальные пластины с длинным наносником. В то же время, некоторые элементы восточных шлемов пытаются использовать в имперском вооружении (напр., чешуйчатые науши у гребенчатого шлема из Австрии) [Негин, 2010. Рис. 6].
Таким образом, в поволжских памятниках писеральско-андреевского типа мы наблюдаем картину пересечения двух традиций в конструктивных особенностях шлемов.
Более ранняя, наборная узкопластинчатая конструкция фиксируется по археологическим материалам в Приуралье на рубеже эр, скорее всего в I в. н.э. (Кипчаковский I курганно-грунтовый могильник). Представляется возможным связать появление подобных шлемов с восточной волной алан, появившихся их глубин Центральной Азии в это время в Волго-Уралье. В данном контексте вполне уместно рассматривать гунно-сяньбийские и китайские аналогии шлемов. Такое предположение базируется, в том числе, на находках мечей китайского облика (с бронзовым перекрестием) из Ново-Сасыкульского, Камышлы-Тамакского, Кипчаковского могильников пьяноборской культуры на северо-западе Башкортостана и почти двух десятков аналогичных клинков из среднесарматских захоронений Волго-Донья и Заволжья [Скрипкин, 2000. С. 18-19]. Находки мечей такого типа имеются в памятниках саргатской культуры на Иртыше и в различных памятниках Средней Азии (см. литературу:[Скрипкин, 2000. С. 18]).
Близкая конструкция шлемов из Андреевского кургана и Пильнинских находок кипчаковскому шлему из погребения 56 в очередной раз показывает устойчивую связь этих памятников и направление этой связи по линии Кипчаково – Андреевка. Подтверждением этому служат также находки вырубленных верхних человеческих челюстей со сквозными отверстиями для подвешивания (Кипчаковский могильник, надмогильное сооружение погребений 12 и 13; Андреевский курган, погребения 25/1 и {↑102} 37/41). Верхние челюсти были вырублены из черепа таким образом, что захватывалась небная кость. Отверстия просверливались в том месте, где имеется вход ветви тройничкового нерва. Сверление производилось снаружи и часто захватывало корни соседних зубов [Степанов, 1973. С. 86].
Лишь еще одна находка вырубленной верхней челюсти зафиксирована в Игнатьевской пещере, в слое раннего железного века [Зубов, 2011. С. 100-101]. Других аналогий этому жестокому свидетельству показателя воинской доблести (воинские трофеи) больше нигде нет. Справедливости ради следует отметить другие, близкие находки подобного рода из башкирских материалов пьяноборской культуры – нижняя человеческая челюсть со сквозными отверстиями была найдена на городище Серёнькино [Иванов, 2003. С. 202] и упоминавшийся уже комплекс из надмогильных сооружений Кипчаковского могильника [Зубов, 2004. С. 269-270.Рис. 5, 1; 6]. Некоторые элементы отдельных категорий погребального инвентаря из Андреевки и Пильны также имеют истоки в материалах пьяноборской культуры в целом и Кипчаковского могильника – в частности.
Сегментно-пластинчатые шлемы, на наш взгляд, имеют другой вектор распространения и своим происхождением связаны с юго-западным направлением. Появление такого типа шлемов можно связывать с участием воинов, захороненных в Андреевском и Староардатовском курганах, Пильнинских I и II могильниках, в походах к границам Римской империи в составе сармато-аланской конфедерации или с германскими отрядами. Тогда становится понятным наличие в поволжских писеральско-андреевских захоронениях шлемов и кольчуг, копий-пилумов, некоторых типов воинских поясных пряжек (к примеру, маркоманских), римской металлической посуды и фибул «Aucissa», а также других категорий вещей, отражающих общие элементы воинской культуры того времени.
Синкретичный характер погребального инвентаря (имеющего как местные, так и западные, восточные, южные аналогии), сложная погребальная обрядность (исследованная более полувека назад далеко не лучшим образом) Андреевского кургана и вырванные грабителями из археологического контекста вещи Пильнинского I могильника не позволяют сегодня однозначно ответить на вопросы происхождения шлемов из этих памятников.
При этом наличие предметов защитного вооружения (и шлемов в том числе) в поволжском регионе со всей очевидностью демонстрирует общий уровень развития вооружения в первых веках нашей эры и сложные процессы заимствования, выработки и апробации наиболее оптимальных образцов оружия.
Список литературы
Агеев Б.Б. Пьяноборская культура. Уфа: БНЦ УрО РАН, 1992. 140 с. [назад к тексту]
Амброз А.К. Фибулы юга Европейской части СССР (II в. до н.э. – IV в. н.э.) // САИ. Вып. Д1-30. М.: Наука, 1966. 112 с. [назад к тексту]
Бажан И.А., Гей О.А. К вопросу о происхождении «прикамских» ажурных шлемов // Проблемы хронологии эпохи Латена и римского времени / Отв. ред. М.Б. Щукин, О.А. Гей. СПб.: Научно-археологическое объединение «Ойум», 1992. С. 115-121. [назад к тексту]
Берлизов Н.Е. О нескольких забытых находках круга «Золотого кладбища» // Древности Кубани. Вып. 8 / Отв. ред. А.В. Пьянков. Краснодар: Краснодарский государственный историко-археологический заповедник, 1998. С. 10-14. [назад к тексту]
Бетрозов Р.Ж. Захоронение вождя гуннского времени у сел. Кишпек в Кабардино-Балкарии // Северный Кавказ в древности и средние века / Отв. ред. В.И. Марковин. М.: Наука, 1980. С. 113-122. [назад к тексту]
Бетрозов Р.Ж. Курганы гуннского времени у селения Кишпек // Археологические исследования на новостройках Кабардино-Балкарии в 1972-1979 гг. Т. 3 / Отв. ред. В.И. Марковин. Нальчик: Эльбрус, 1987. С. 13-25. [назад к тексту]
Васильев А.А., Кармов Т.М. Шлем из княжеского погребения у с. Кишпек // НАВ. Вып. 9. 2008. С. 238-246. [назад к тексту]
Волков С.Р., Голдина Р.Д. Шлемы Тарасовского могильника // УАВ. Вып. 2. 2000. С. 98-110. [назад к тексту]
Генинг В. Ф. Азелинская культура III-V вв. (Очерки истории Вятского края в эпоху великого переселения народов) // ВАУ Вып. 5. Свердловск-Ижевск, 1963. 195 с. [назад к тексту]
Гришаков В.В. Хронология мордовских древностей III-IV вв. ВерхнегоПосурья и Примокшанья // Пензенский археологический сборник. Вып. 2 / Отв. ред. Г.Н. Белорыбкин. Пенза: Пензенский институт развития образования, 2008. С. 82-138. [назад к тексту]
Гришаков В.В., Зубов С.Э. Андреевский курган в системе археологических культур раннего железного века Восточной Европы. Казань: Институт истории АН РТ, 2009. 173 с. [назад к тексту]
Ждановский А.М. Подкурганные катакомбы Среднего Прикубанья первых веков нашей эры // Археолого-этног-рафические исследования Северного Кавказа / Отв. ред. Н.И. Кирей. Краснодар: Кубанский государственный университет, 1984. С. 72-99. [назад к тексту]
Зубов С. Э. Проблемы этнической дивергенции пьяно-борского этноса // Вопросы археологии Урала и Поволжья. Вып. 2 / Отв. ред. Д.А. Сташенков. Самара: Самарский университет, 2004. С. 267-279. [назад к тексту]
Зубов С.Э. Воинские миграции римского времени в Среднем Поволжье (ЫП вв.): миграционные процессы в формировании новой этнокультурной среды по материалам археологических данных. Saarbrücken: LAP LAMBERT Academic Publishing GmbH & Co. KG. 2011. 208 с. [назадктексту]
Зубов С.Э., Лифанов Н.А., Радюш О.А. Новые памятники Андреевского типа на территории Нижегородской области (предварительное сообщение) // Вояджер: мир и человек. Вып. 1 / Отв. ред. А.В. Богачев. Самара: Самарская академия государственного и муниципального управления, 2011. С. 13-30. [назад к тексту]
Иванов В.А. Городище Серёнькино – памятник пьяноборской культуры в низовьях реки Белой // УАВ. Вып. 4. 2003. С. 199-215. [назад к тексту]
Кармов Т.М. Позднеримские шлемы типа «Spangenhelme» // Историко-археологический альманах. Вып. 9 / Отв. ред. Р.М. Мунчаев. Армавир: Армавирский краеведческий музей, 2009. С. 69-73. [назад к тексту]
Кожухов С. П. Закубанскиекатафрактарии // Материальная культура Востока / Отв. ред. Л.М. Носкова, Т.К. Мкртычев. М.: Наука, 1999. С. 159-190. [назад к тексту]
Лурье Е.В. Генезис ламинарных шлемов I-III вв. н.э. // Stratumplus. № 4. 2012. С. 157-170. {↑103} [назад к тексту]
Лурье Е.В. Шлем из могильника у с. Кишпек и классификация шлемов с составным куполом римского времени // Третья международная археологическая конференция. Проблемы древней и средневековой археологии Кавказа памяти Г.К. Шамба / Отв. ред. В.Ш. Авидзба. Сухум: РУП Дом печати, 2013. С. 268-278. [назад к тексту]
Негин А.Е. Позднеримские шлемы: проблемы генезиса // AntiquitasAeterna. Война и дело в античном мире. Вып. 2 / Отв. ред. А.В. Махлаюк. Саратов: Саратовский университет, 2007. С. 335-359. [назад к тексту]
Негин А.Е. Об экономических аспектах оружеиного производства в Риме эпохи Принципата // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. Вып. 6. Нижний Новгород, 2008. С. 171-177. [назад к тексту]
Негин А.Е. Позднеримские шлемы с продольным гребнем // Germania-Sarmatia II / Отв. ред. О.А. Щеглова, М.М. Казанский, В. Новаковский. Калининград-Курск: Klaipėdosuniversitetoleidykla, 2010. С. 343-357. [назад к тексту]
Павлихин А.В. Комплекс вооружения племен сурско-окского междуречья в III-V вв. // Археология Восточноевропейской лесостепи / Отв. ред. Г.Н. Белорыбкин, В.В. Ставицкий. Пенза: Пензенский государственный педагогический университет, 2003. С. 392-409. [назад к тексту]
Сазонов А.А. Могильник первых веков нашей эры близ хутора Городского // Вопросы археологии Адыгеи / Отв. ред. Д.Х. Мекулов. Майкоп: Адыгея, 1992. С. 244-274. [назад к тексту]
Скрипкин А. С. Новые аспекты в изучении истории материальной культуры сарматов // НАВ. Вып. 3. 2000. С. 17-40. [назад к тексту]
Степанов П.Д. Андреевский курган (предварительное сообщение) // Труды МНИИЯЛИЭ. Вып. XXVII. Саранск, 1964. С. 206-267. [назад к тексту]
Степанов П.Д. Андреевский курган // Этногенез мордовского народа (Материалы научной сессии. 8-10 декабря 1964 года) / Отв. ред. А.Х. Халиков. Саранск: Мордовское книжное изд-во, 1965. С. 47-52. [назад к тексту]
Степанов П.Д. Воинские трофеи в погребениях Андреевского кургана Мордовской АССР // КСИА. 1973. № 136. С. 86-91. [назад к тексту]
Степанов П.Д. Андреевский курган (к истории мордовских племен на рубеже нашей эры). Саранск: Мордовское книжное изд-во, 1980. 108 с. [назад к тексту]
Glad D. Origineet diffusion de l`equipment defensive corporel en Méditerranéeorientale (IVe-VIIIe s.) BAR int.ser.1021. Oxford, 2009. 162 p. [назад к тексту]
Glad D. The empire`s influence on Barbarian elites from the Pontus to the Rhine (5-th-7th centuries): a case study of Lamellar weapons. // The Pontic-Danubian Realm in the period of the Great Migration. (Collège de France – cnrs Centre de recherché d`histoireet civilization de Byzance. Monographies 36).Paris-Beograd, 2012. S. 349-362. [назадктексту]
Istvánovits E., Kulcsár V. Sarmatians with the eyes of strangers. Sarmatian warrior. // International Connections of the Barbarians of the Carpathian Basin in the 1st–5th centuries A.D. (MúzeumiFüzetek (Aszód) 51 – JAMK 47). Ed. Istvánovits E., Kulcsár V. Is Aszód–Nyíregyháza, 2001. P. 139-170. [назадктексту]
Kacige u Hrvatskoj.Zagreb, 2001. 234 p. [назадктексту]
Miks C. VomPrunkstückzumAltmetall – Ein Depot spätrömischerHelmteileaus Koblenz.BegleitbuchzurAustellungimRömisch-GermanischenZentralmuseum 26 septemberbis 16 november 2008. Mosaiksteine 4. Mainz 2008. 58 s. [назадктексту]
Miks C. Relicteseinesfrühmittelalterlichenoberschitgrabes?ÜberlegungenzueinemKonvolutbemerkenswerterObjekteaus