Способность к милосердию 6 глава




В самом центре комнаты стоял вертикальный саркофаг со стеклянной передней стенкой, но его содержимое скрывал кроваво‑красный туман, клубящийся внутри. Саркофаг опутывало несколько цепей из темного металла, крепящихся к кольцам, вделанным в пол. Эта мера безопасности казалась излишней, саркофаг и без того выглядел надежным – это была тяжелая, уродливая глыба камня охряного цвета, которому неаккуратно придали человекоподобные черты. И все же собравшиеся члены ковена разглядывали скованный предмет с явной настороженностью.

– Еще раз проверь оковы, – сказал приближенный секретарь тайному мастеру справа от себя.

– Секретарь? – нервно отозвался гемункул в траурно‑черной маске.

– Если мне придется повторять, я просто срежу с твоей головы эти глухие уши. Сделай, что я сказал. Сейчас же.

Тайный мастер, скрепя сердце, шагнул вперед и начал осматривать цепи, со знанием дела скручивая их в руках, чтобы проверить на растяжимость и прочность. Он начал с пяти колец, утопленных в полу, и проверил их все, но в конце концов был вынужден пододвинуться ближе к саркофагу, чтобы осмотреть цепи, обмотанные вокруг него. Красный туман тут же завихрился в ответ, выпуская тонкие щупальца в сторону гемункула, которые просто разбивались о непроницаемый барьер между ними.

– Секретарь, они явно очень сильно изношены, – сообщил тайный мастер после краткого изучения цепей. – Я не знаю, как это о…

Две окровавленные руки скелета с неожиданной силой ударили по стеклу, и тайный мастер с проклятием отшатнулся. Костяные когти секунду царапали стекло, а потом исчезли, сменившись лицом, которое выплыло из тумана. Это была отвратительная, ухмыляющаяся пародия на лицо. Красная плоть растягивалась в подобии щек и губ, вместо глаз зияли влажные ямы. Члены ковена столпились вокруг, с удивлением глядя на жуткое привидение.

– Как… как такое может быть? – заикнулся один из тайных мастеров.

– Невероятно! – воскликнул другой.

– Тихо! – прошипел приближенный секретарь. – Вы тараторите, как рабы!

Тайные мастера вмиг умолкли и покорно повернули к нему лица, скрытые под масками.

– Это явление выходит за рамки вашей степени схождения. Уходите сейчас же и никому об этом не говорите. Я призвал избранного мастера Девяти, он назначит верный курс действий. Помните, никому не говорить! От этого зависят ваши жизни!

Остальные гемункулы только рады были покинуть это проклятое место и скрылись в тех же арках, из которых пришли, не сказав более ни слова. Приближенный секретарь огладил свои мантии и твердо посмотрел на неописуемое лицо, щерящееся на него из‑за стекла.

– Признаюсь, что не знаю, как тебе удалось так быстро восстановиться, но это не принесет тебе ничего хорошего, – прямо сказал он существу. – Когда прибудет избранный мастер, мы просто разработаем новый способ удержать тебя здесь.

Скрупулезность и недоверие к подчиненным немало послужили приближенному секретарю в получении его нынешнего статуса. Вскоре он сам начал проверять цепи, дожидаясь прихода избранного мастера Девяти. Тонкие, окрашенные в цвет изумруда губы секретаря подергивались и извивались, когда он шептал, обращаясь и к себе, и к своей пленнице:

– Инструкции насчет этого были точными, очень точными. Не должно быть ни побега, ни воскрешения, за исключением определенных обстоятельств. Пока что ты нас не покинешь.

Цепи были натянуты не туго, и секретарь поймал себя на тревожной мысли, что не понимает, почему так произошло – он не видел, что они провисли. Чтобы затянуть их заново, нужно будет отсоединить одну цепь от кольца в полу и пропустить сквозь него больше звеньев. Он снова бросил взгляд на саркофаг, но лицо уже исчезло, и внутри снова не было видно ничего, кроме шевелящегося тумана. Гемункул неуверенно протянул руку, чтобы открепить цепь.

– Не трогай, – сказал голос у него за спиной.

Приближенный секретарь тут же повернулся и увидел, что стоит лицом к лицу с избранным мастером Девяти. У того было узкое лицо с выступающими скулами, а вместо глаз на секретаря зловеще поблескивали пластинки черного кристалла.

– Если, конечно же, ты хочешь жить, – проскрежетал избранный мастер. Его голос сам по себе был пыткой, он походил на звук, с каким точат друг о друга ножи, на скрип колес и визг пил, режущих кость. Омерзительный тембр безжалостно терзал, будто лезвием, уши и чувства всякого, кто его слышал. Приближенный секретарь отшатнулся, словно обжегся.

– Простите меня, избранный мастер! – пролепетал он. – Я лишь хотел предпринять необходимые меры предосторожности, пока ждал вашего прибытия.

– Это не угроза, секретарь, просто констатация факта, – педантично пояснил избранный мастер. – Если говорить точно, то ты попытался выпустить ее. Ты просто этого не осознал.

Избранный мастер подступил к саркофагу и вгляделся в его содержимое, а затем начал ходить по комнате кругами и изучать одну сковывающую цепь за другой. Он ничего не проверял, ничего не трогал, его руки даже ни разу не покинули рукава шиферно‑серой мантии. Он шел необычно выверенной походкой, на почти негнущихся ногах, как будто его конечности были созданы из колес и стальных стержней. Тошнотворные психические миазмы внутри помещения сгустились в осязаемую ауру, которая волнами билась о разум. Приближенный секретарь обнаружил, что вспотел, несмотря на прохладный воздух. По полу пробежала легкая дрожь, и наконец избранный мастер снова повернулся к секретарю.

– Здесь есть опасность, но не от того источника, который ты предполагаешь. Это, в конечном итоге, сводится к деяниям Беллатониса. Горький плод его трудов, Разобщение, питает ее попытки ожить. Ее желание сильно и притягивает к ней силу.

Избранный мастер сделал паузу, когда через помещение пробежала еще одна судорога, более долгая и выраженная, чем первая.

– Добудь кислоты, чтобы заново наполнить саркофаг, и достаточно развалин, чтобы отвлекать ее, пока мы это делаем.

– Очень хорошо, избранный мастер, – залебезил приближенный секретарь, прежде чем осмелиться задать вопрос. – Это… это теперь точно известно? Беллатонис вызвал Разобщение?

– Точно, – слово упало с губ избранного мастера, как лезвие гильотины. Приближенный секретарь заметно побледнел, услышав его, а затем его лицо исказилось от страха, когда его озарила другая мысль.

– Если Верховный Властелин узнает, что Беллатонис замешан… – прошептал он.

– Ковен исчезнет. Изгнание или истинная смерть всем, кто в нем состоит, за то, что они были связаны с виновником, – интонации избранного мастера рассекали слова на визжащие фрагменты и окунали их в кислотную ванну отвращения. – Так можно сказать на основании более ранних прецедентов.

– Но Беллатонис – отступник! – визгливо выкрикнул секретарь. – Он сбежал из наших рядов! Мы не оказывали ему помощи!

– Не имеет значения. Верховный Властелин Асдрубаэль Вект назначит наказание вне зависимости от степени вины всех вовлеченных. Ковен Черного Схождения повинен в том, что был связан с преступником в прошлом, и этого будет более чем достаточно, чтобы сделать его мишенью.

Избранный мастер бесстрастно, почти механически препарировал потенциальное будущее своего ковена. На лице приближенного секретаря сражались за власть страх и мстительная ярость, и последняя вскоре победила.

– Этого нельзя стерпеть! – выплюнул приближенный секретарь. – Беллатонис ответственен за это, и именно он должен поплатиться! Нужно заткнуть его, прежде чем до него доберется Вект!

– Такие слова уже говорились раньше, – проскрежетал избранный мастер. – Тот, кто изрек их, был послан против отступника, но потерпел неудачу. Скорее всего, Беллатонис уничтожил его.

– Тогда надо послать еще одного! И еще! Пока не… – приближенный секретарь внезапно понял, по какому пути его ведут, и попытался отступить, запинаясь. – Я имею в виду… со всем уважением, избранный мастер, я не хотел сказать…

– Я тепло принимаю твой энтузиазм и преданность, – избранный мастер улыбнулся, и в его улыбке не было ни следа теплоты. – Можешь начинать готовиться прямо сейчас.

 

Глава 8

Наследование

 

Ослепительная вспышка, мучительное чувство распада, и на миг Пестрый ощутил, что падает в зеленое озеро. Нет, озеро было позади, и в падении он отдалялся от него. Верх и Низ начали друг с другом краткую гражданскую войну за территорию, пока Пестрый беспомощно кувыркался между линиями фронта. Перемирие воцарилось только тогда, когда зеленое озеро было объявлено суверенной территорией Низа, и Пестрый покорно начал падать в его сторону. Тупая боль в руке и груди запульсировала, предвкушая возвращение в место своего возникновения. Однако падение арлекина внезапно прервалось благодаря руке в латной перчатке, которая перехватила обмякшее тело Пестрого и оттащила его в сторону.

Пестрый, моргая, благодарно уставился снизу вверх на Морра, возвышающегося над ним. В стороне виднелся гладкий зеленый пруд, источавший нефритовый свет в пространство, которое, видимо, являлось пещерой. Где‑то секунду арлекин переводил дыхание, а потом вскочил на ноги, снова полный бьющей ключом энергии. Слегка поморщившись от боли, он принял воинственную позу.

– Братья по оружию! – с бравадой выкрикнул он. – Одолеют любого врага и все препятствия, как уже отмечалось ранее!

После этого Пестрый внезапно снова рухнул наземь, сел и поглядел на инкуба.

– Ты так не думаешь? – немного печально спросил он через миг. На его одеянии виднелись яркие красные капли там, где шрапнель прошла сквозь ткань. Умная материя уже начала затягивать дыры волокнами, одновременно работая и над поврежденной плотью под ними.

– Это был храбрый поступок, не хуже многих, что я видел, – поразмыслив, сказал инкуб. – Я был… удивлен, что ты выжил.

– Я думал, ты снова оставишь меня позади.

– Не было времени объяснить, что выход будет вертикальным. Когда я мог быть уверен, что ты последуешь за мной, то вошел во врата, чтобы успеть перехватить тебя и не дать выпасть обратно.

– Этот мир когда‑то был твоим домом, так ведь, Морр?

Тишина растянулась на несколько долгих мгновений, прежде чем инкуб ответил.

– Давным‑давно это была моя родина, – медленно проговорил Морр. – Ушант, девственный мир. К вечному моему стыду, я родился там и во мне течет кровь экзодитов.

Он снова замолчал и уставился сверху вниз на Пестрого, выискивая на лице арлекина признаки осуждения или презрения. Тот неуверенно улыбнулся в ответ и слабо взмахнул рукой, призывая продолжать. Морр фыркнул.

– Возможно, ты воображал все девственные миры райскими кущами вроде Лилеатанира? Ушант был не таков. Старшие рассказывали мне, что его когда‑то покрывали громадные океаны, но к моему времени от них почти ничего не осталось, кроме пустынь. Кланы экзодитов были выносливы и выживали, а некоторые даже разрастались. Они оставались многочисленны, можно сказать, процветали, все то время, пока моря медленно высыхали. За четырнадцать веков до моего рождения кланы собрались вместе, чтобы отразить вторжение врага, проникшего на Ушант через врата, которые мы только что использовали.

Морр кивнул на зеленое светящееся озеро и погрузился в молчание.

– Они победили? – подтолкнул Пестрый. – Если да, то, судя по всему, выигранный ими мир оказался прискорбно краток.

– Кланы победили, но на них легло проклятье. В том конфликте они научились от врагов новым способам ведения войны. Грубым, действующим без всякого разбора, эффективным способам. И когда общая угроза была преодолена, кланы повернули свои боевые машины друг против друга.

– Что? – пораженно воскликнул Пестрый. – Зачем они это сделали?

– Честь, гордость и глупость в равной мере. Начался спор из‑за того, какой клан будет контролировать ворота и оборонять их от будущих вторжений. Сильнейшие кланы – Дальний Свет и Многие Острова – противостояли друг другу, желая завладеть порталом и вместе с ним – престижем. К обеим сторонам присоединились кровные сородичи и союзники, чтобы силой поддержать их притязания. Старейшины моего племени говорили, что многие из них так глубоко втянулись в войну с чужаками, что не могли отказаться от нее, когда воцарился мир.

– Трагично, – Пестрый печально нахмурился. – Жаль, что никто не вмешался и не помирил кланы.

Морр издал едкий смешок, больше похожий на кашель, пропитанный желчью и горечью.

– О нет, они вмешивались. Много раз. Аскеты в красивых одеждах нисходили с этих дрейфующих колыбелей, которые называются искусственными мирами, чтобы рассказать нам, что делать с нашей судьбой. Они прятались за своими масками и проливали крокодильи слезы над нашими несчастьями, но не собирались жертвовать ни толикой своего комфорта, чтобы помочь. Уже при мне они как‑то явились снова и сели судить нас, как небесные создания, с неохотой спустившиеся в мирскую грязь. Они наконец устали от этого спора и объявили, что намерены оказать поддержку выжившим членам клана Дальнего Света.

Пестрый поджал губы, но ничего не сказал, размышляя, какой искусственный мир мог так небрежно распорядиться своей опекой над Ушантом. Каждый такой мир брал на себя номинальную ответственность за какое‑то количество девственных планет, разбросанных по Великому Колесу. Некоторые видели в девственных мирах надежду на будущее эльдарской расы, семена, из которых они снова могли бы вырастить могущество. Другие считали экзодитов не более чем бременем, примитивными и отсталыми народами, а их миры – бесполезной растратой ресурсов, пережитками неудачного плана спасения.

– Вместо того, чтобы утихомирить вражду, это решение лишь придало ей новую силу. В ту же ночь клан Многих Островов атаковал Дальний Свет и их покровителей… они, судя по всему, удивились такому повороту событий. Защищались они плохо, – при этом воспоминании шлем Морра приподнялся, и клыки из кровавого камня заблестели на свету, как будто окрасившись свежей кровью.

– И тогда ты увидел фигуру, за которой пошел следом?

– Архру, – Морр произнес это имя с уверенностью. – Не сомневайся, тогда ко мне пришел сам Архра. Он без слов объяснил мне, что я достоин прийти в его храм и испытать свою силу. Он бросил мне вызов, чтобы я это сделал.

– Легенды гласят, что Архра был уничтожен.

– Ничто и никогда не умирает по‑настоящему.

– Может быть, легенды подразумевают, что он был до неузнаваемости изменен.

– Ступай осторожно, маленький клоун. Ты ничего не знаешь о том, что говоришь.

– Тысячи извинений. Я проклят склонностью задавать неуместные вопросы в неподходящие моменты. Прости меня.

Морр что‑то буркнул и пошел в сторону. Пестрый видел, что инкуб направляется к выходу из пещеры, рваной ране в камне, за которой виднелся слабый намек на дневной свет. Устало поднявшись на ноги, он двинулся следом. Проход открывался в узкую расщелину посреди голых скал, затем этот путь переходил на ненадежный уступ. Одна стена исчезла, открыв взгляду практически отвесный обрыв и долину под ним, другая же поднималась вверх, образуя крутой склон, местами поросший травой и лишайниками, с которых капала влага. Над всем этим висела непонятно откуда берущаяся золотая дымка, солнечный свет без солнца. Уступ тянулся вниз, к клубящемуся туману, который накрывал землю, подобно одеялу. Вдали можно было различить костлявые силуэты деревьев, пробивающихся сквозь туман, но они как будто двигались и неопределенно колебались среди моря белизны.

– Будет ли неуместно поинтересоваться, где мы и куда идем? – с надеждой спросил Пестрый, ловко прыгая по неровным ступеням следом за Морром.

– Мы прибыли к концу нашего странствия, – наконец ответил инкуб. – Храм Архры находится в долине внизу.

Пестрый начал брезгливо счищать с одежды засохшую кровь, хотя она быстро терялась из виду под воздействием самой ткани.

– Что ж, это путешествие оказалось куда легче, чем ожидалось! – несколько неубедительно воскликнул он. – Всегда добрый знак, как я говорю. Нам дует попутный ветер!

– Это болото не без своих опасностей, – педантично предупредил Морр. Тон инкуба не мог замаскировать тот факт, что даже его обычно меланхоличный настрой стал чуть приподнятым.

 

Безиет осторожно двигалась вперед, чувствуя тупую ноющую боль в ноге. Все остальные шли тесной массой позади нее, как будто она была для них крепким, непроницаемым щитом. В конце коридора раньше были двери – богато украшенные створки из драгоценного металла, которым резьбой и ковкой придали вид двух фениксов‑близнецов – но теперь какая‑то немыслимая сила скрутила их и отбросила прочь. Внутри, за дверным проемом, мелькали танцующие тени, и музыка вилась и искажалась, вторя их хаотическим движениям. Безиет Сто Шрамов не боялась ничего, ни живого, ни мертвого, но даже она помедлила, прежде чем заглянуть внутрь.

Она чувствовала, как в спину ей глядит дюжина глаз, желая, чтобы она сделала шаг вперед, и в то же время ощущала некий бесформенный и неведомый ужас перед собой, который теснил ее назад. Две силы какое‑то время боролись на равных, но гордость неумолимо взяла верх и заставила Безиет заглянуть за угол и узреть, что там творилось.

Пол зала был выложен из фарфоровых плиток, покрытых бороздками, которые сходились к шестиугольным стокам, отделанным серебром. Эта деталь, наряду с множеством ярких светильников и цепей, свисающих с потолка, говорила, что это место было ярмаркой кровопролития, где прохожие могли насладиться демонстрацией публичных пыток и унижений, которым подвергались рабы и рьяные мазохисты.

Теперь на цепях никто не висел, и единственным источником света был едкий дымный огонь от костров, неаккуратно наваленных из обломков и мусора по всему залу. Среди огней, под пронзительные звуки музыки, безумно отплясывали какие‑то фигуры. Большинство из них, похоже, были рабами, которые выглядели еще более уродливыми и непропорциональными, чем обычно, но к ним примешалась и горстка чистокровных комморритов, которые с необыкновенной энергией скакали и выкидывали коленца.

В центре всего этого лежал источник сумасшествия, огромная груда розовой и голубой плоти, в которой лишь смутно угадывались очертания конечностей и головы. Она непристойно извивалась и корчилась, как ищущий пищу червь, и по всей ее длине торчали ряды пустотелых трубчатых шипов, которые то открывались, то снова закрывались, извергая отвратительную визгливую музыку. Танцоры кружились вокруг твари, плескали на нее вином или бросали еду в качестве подношений, сосали ее, словно материнскую грудь, и кричали от обожания. Время от времени звук труб делался настойчивым, почти плачущим, и тогда они хватали кого‑то из своего числа и кидали его в эту мясистую массу. Трубы выли в экстазе, пока груда плоти смыкалась над жертвой, будто рука с короткими толстыми пальцами. В последние мгновения жертвы внезапно выходили из экстатической радости и жалобно кричали в хватке твари, так что безумная музыка издевательски смешивалась с их предсмертными воплями.

Безиет увидела достаточно, и к тому же вой труб начинал воздействовать на нее. Она снова скрылась за поломанными дверями. Наксипаэль вопросительно посмотрел на нее, в ответ она слегка пожала плечами и кивнула обратно, на тот путь, которым они пришли. Наксипаэль раздраженно помотал головой и поднял свои бластпистолеты, при этом его движение безмолвно повторили остальные выжившие. Все они чувствовали страх, гнев и бессилие, и поэтому хотели с кем‑нибудь сразиться. Безиет закатила глаза и вслед за ними осторожно приподняла свой клинок‑джинн. Лезвие издало сердитый, ноющий звук, как будто его злили отвратительные флейты, воющие впереди. Безиет выставила оружие перед собой и буквально позволила ему возглавить толпу, ворвавшуюся в комнату.

Она атаковала без слов и зарубила двоих танцоров, прежде чем те хотя бы успели осознать чужое присутствие. Лучи не‑света внезапно хлестнули еще по двоим и испарили скачущие тела черными, как туманности, взрывами темного вещества. Наксипаэль пытался ранить трубящую тварь, но ее поклонники бросались прямо под выстрелы, превращая себя в живые щиты. С циничным смехом он пробивал себе путь вперед, разнося на куски то одного, то другого.

Безиет тоже прорубалась сквозь танцоров, но быстрее, чем Наксипаэль. Она, прихрамывая, шагала среди миньонов, практически без интереса ударяя то влево, то вправо, и концентрировала всю энергию на том, чтобы добраться до бестии. Слишком медленно. Трубные звуки изменились, превратились в визг, водящий пилой по ушам – тварь призывала своих детей к бою. Оставшиеся танцоры набросились на архонтов с ненавистью, начертанной на безумных лицах. В их глазах горело бледное пламя, с губ каждого слетала фосфоресцентная слюна. На них уже ясно виднелись знаки порчи: плоть таяла и превращалась в щупальца, мех, перья или чешую, конечности странно изгибались, явно выделялся излишек телесных отверстий.

Выпущенные остальными выжившими в Метзухе сверхскоростные осколки и лучи дезинтеграторов рыскали по залу в поисках добычи и безжалостно сражали безумцев на месте. Некоторые из убитых исчезали, словно подожженные шары с водородом: с них слезала кожа, а то, что было под ней, сгорало в разноцветной вспышке. Большая часть задетых выстрелами воспринимала раны столь бесстрастно, будто глина заменяла им живую плоть. Из розовых ям, которые оставались на их телах, сочилась та же светящаяся слизь, что волокнистыми сосульками стекала с их губ.

Миньоны воющей твари мчались вперед с распростертыми руками, которые сверкали эфирным пламенем. Огонь метался вокруг Безиет и Наксипаэля, образуя обманчиво тонкие, похожие на паутину нити розового и голубого цвета, которые при малейшем касании опаляли броню и обугливали плоть. Обоим архонтам пришлось уйти в оборону и сконцентрироваться лишь на том, чтобы отбиваться от скачущих вокруг них чудовищ. Сзади доносились пронзительные вопли – некоторых выживших, пытавшихся пробиться в зал, настигло и пожирало обжигающее пламя. Безиет увидела воина, который горел как факел, но продолжал стрелять из осколочной винтовки, пока его не задавили числом. Огни возносились все выше, создавая иллюзию, будто весь зал превратился в павильон, сотканный из пламени.

Безиет рассекла скалящееся лицо, пригнулась, уходя от сгустка разноцветного пламени, и отрубила руку, которая метнула его. Плененный дух Акзириана наполнял ее энергией через канал внутри клинка‑джинна, который пока что оставался покорен ее рукам и нес смерть врагам. Те сражались без какой‑либо стратегии, просто хаотично скакали туда‑сюда и кувыркались друг через друга, торопясь схватить и сжечь. Она упрямо пробивалась ближе к Наксипаэлю, который пожинал богатый урожай врагов, но получил при этом сильные ожоги на груди и спине.

Остальные выжившие сформировали тесную группу прямо позади них, и их также свирепо осаждали со всех сторон, поэтому помощи от них ждать не приходилось. Количество нападающих как будто и не уменьшалось, казалось, их даже стало больше по сравнению с тем, сколько было, когда Безиет ворвалась в зал. Вой труб приобрел триумфальное выражение, и их дикий клекочущий смех врезался в самую душу.

Позади раздался хриплый крик и заставил ее снова оглянуться на других выживших. Безиет удивленно воззрилась на то, что увидела. Они подставили плечи развалине, который лечил ее, – Ксагору – и подталкивали его все выше, в то же время отбиваясь от тварей практически спина к спине, чтобы не дать им сорвать этот сложный маневр. Развалина при этом неуклюже пытался навести на цель длинную винтовку с толстым стволом.

Безиет поняла, что они замыслили. Развалину поднимали, чтобы он смог выстрелить поверх голов мечущихся миньонов в их демонического хозяина. Тяжелое орудие развалины неуверенно дрожало, и огнерукие танцоры безумно скакали перед выжившими, скрывая из виду цель. Наконец длинноствольная винтовка выплюнула снаряд, не дав никакого видимого результата. Эта попытка только продемонстрировала их отчаяние. Они схватились за последний шанс, за тщетную попытку поставить на удачу, прежде чем всем придет конец, и она не сработала.

Жуткое завывание флейт вдруг резко заколебалось, то набирая, то теряя частоту с такой скоростью, что это причиняло боль слуху. Танцоры закружились по сторонам, прижимая к головам объятые пламенем руки и пошатываясь, и даже Безиет, Наксипаэлю и другим выжившим пришлось бороться с волной тошноты. Огни погасли, и стало видно, что бестия пятится и встает на дыбы, корчась, как будто от боли. По ее плоти пошли отвратительные волны, и с последним рывком груда живого мяса треснула и раздалась от одного конца до другого. На пол хлынула волна желчи, червей, нечистот и полуразъеденных костей. Безумная музыка внезапно оборвалась. Танцоры задрожали и рухнули сдувшимися мешками из кожи. Наксипаэль и импровизированная пирамида из выживших тоже упала, так что развалина растянулся на полу. Онемев, Безиет на миг застыла, ожидая какого‑то нового кошмара, который мог вырваться наружу. Но зал оставался безмолвным и темным.

Она заметила, что развалина тут же пополз к винтовке, которую выронил, и прижал ее к себе, защищая руками, словно любимого зверька. К ее удивлению, один из выживших протянул руку, чтобы помочь развалине подняться на ноги. Потом еще несколько похлопали его по спине и поздравили, как будто этот сложный выстрел сделал один из них, а не хирургически измененная мясная кукла безумного ученого‑истязателя. Безиет покачала головой. Часть проклятия Разобщения состояла в том, что нужда порождала странные союзы, и общественное строение города рассыпалось на части, точно так же, как и физическое.

Теперь выживших осталось только семеро, не считая ее самой и Наксипаэля. Шансы на то, чтобы добраться до Верхней Комморры, значительно упали, и архонт был этому не рад. Она посмотрела на Наксипаэля и позвала развалину, чтобы тот позаботился о нем. Голос подействовал на прислужника, как щелчок кнута. Тот бросился выполнять приказ, едва не уронив свое возлюбленное орудие.

– Одержимые! – бессвязно ругался Наксипаэль. – Все они предатели, каждая проклятая душа! Отдать свою собственную плоть! Тьфу!

Развалина засуетился, осторожно положил оружие на пол и побежал осматривать раны Наксипаэля.

– Мы опоздали, – Безиет пожала плечами. – То, что пробралось сюда, было достаточно большим и мерзким, чтобы удержаться, когда преграда закрылась. Все крупные демоны на расстоянии лиги, скорее всего, втиснулись в первые попавшиеся теплые тела, чтобы их не утянуло. Можно ожидать, что нам попадутся другие одержимые.

– Преклоняюсь перед твоими превосходящими знаниями в этой области, Безиет, – прошипел Наксипаэль сквозь стиснутые зубы.

– И правильно, свои сто шрамов я заработала не в уличных драках в Некрополе.

Как и в случае Безиет, методы развалины оказались действенными, несмотря на грубость. Свежие раны, которые виднелись под частично оплавившейся броней Наксипаэля, быстро покрылись коростой. Лицо Наксипаэля исказилось от боли, став похожим на маску, и он испустил поток проклятий.

– Со всем уважением, – почтительно произнес развалина, – этому хотелось бы спросить, почему у канала не было одержимых.

Безиет секунду холодно смотрела на прислужника, прежде чем прийти к решению.

– Потому что более крупные твари, говоря иначе – более умные, не стали задерживаться и пировать сразу же, как только пролезли сквозь преграду, – сказала она. Ее взгляд на миг расфокусировался и затуманился от воспоминания. – Они проникли вглубь и зарылись в тех местах, где они могли найти пищу, где могли разрастаться подобно раковым опухолям.

Развалина закивал и при этом так активно кланялся и расшаркивался, что практически бился головой о мостовую. Наксипаэль снова что‑то забормотал, когда короста начала отслаиваться, обнажая розовые пятна новой кожи.

– Ксагор, так тебя зовут? Расскажи мне про оружие, Ксагор, – приказала Безиет, внимательно разглядывая винтовку. С эстетической точки зрения эта уродливая штуковина была ближе к инструменту мясника или набору пробирок, чем к элегантному оружию комморритов.

– Это устройство именуется гексовинтовкой, о досточтимая, – с некоторой гордостью ответил развалина. – Оружие акофиста. Ксагор нашел его в останках процессии, среди свиты мастера Ре'риринкса. Весьма прискорбно.

– Это неважно. Чем оно стреляет?

– Цилиндром, в котором находится ускоренный вирусный состав, как правило, стеклянная чума. Ксагор не знает, какой состав используется в этом устройстве, возможно, мутагенный, возможно, нет. Ксагор сделал из него только один выстрел и предлагает отыскать других подопытных субъектов для более точного анализа.

– Что ж, что бы это ни было, оно работает, так что держи его под рукой на случай, если оно снова понадобится, – Безиет подавила отвращение и похлопала развалину по затянутому в кожу плечу. – Хороший был выстрел, кстати.

Наксипаэль, похоже, вернулся в более адекватное состояние, его бессвязная брань перешла в вереницу кратких ругательств, и он встал на ноги, хотя и немного неуверенно. Он бросил на Безиет непонятный взгляд и пожал плечами, не обращая внимания на боль.

– Итак, Безиет, я готов выслушать твои предложения по поводу того, что делать дальше, – хладнокровно сказал он.

– Надо идти к Горе Скорби, – ответила Безиет, – и быстро.

– Почему?

– Пока что установилась некоторая стабильность, но это ненадолго, все станет еще хуже. Гора Скорби окружает Центральный пик, и это единственный ярус, который будет достаточно организован, чтобы пережить худшее – Вект лично за этим проследит.

– Ты предполагаешь, что наш великолепный и всеми любимый Верховный Властелин выжил, – фыркнул Наксипаэль. – Может быть, прямо сейчас какая‑нибудь нежить пожирает его потроха.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2020-05-09 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: