Нужно просто взять ручку и писать о самом главном.
И это будут стихи.
А форма придет сама. Стихи - это не гной из чирья,
который нужно выдавливать с болью и усилием.
Скорее, это кровь,
которая захлещет сама,
стоит вскрыть вену.
Собственно говоря, именно поэтому
и нельзя написать чего-то нового:
кровь течет во всех одна и та же,
и ныне, и тысячи лет назад.
И в этом есть своя высокая справедливость.
Мы рождаемся на свет не для того,
чтобы лепить памятник самому себе
со своими уродствами и добродетелями,
а для того, чтобы услышать пульс Жизни,
одинаково бьющийся в каждом из нас,
и возблагодарить за это всемогущего Бога.
Мы, как путники в пустыне, изжаждавшись,
повсюду ищем только одного - Источник влаги.
В Его поисках мы отправляемся за тысячи верст,
чтобы приникнуть к нему пересохшими устами.
А нужно просто ударить трезубцем у своих ног,
И Он забьет.
(Помнишь, афиняне предпочли Ему оливковое дерево?)
Весь свет этого мира, весь этот мир, вся жизнь и Бог -
в тебе самом, внутри маленького,
безостановочно бьющегося комочка плоти.
Поэтому нет ничего проще писания стихов.
Нужно только взять нож поострее.
Именины надежды
(В келье сердца молюсь на коленях
с неуемной надеждой услышанным быть.
Страха нет. Только чувство разлуки и боли.
Ожидание чуда в душе умирать не желает. Все, как в детстве,
когда Бог был так близко).
Полный бокал клеветы
и предательства чарку в придачу
мне опять поднесли.
Я с улыбкой гусарской,
не поморщившись,
пью поднесенное зелье.
На закуску - пирог лицемерья
с начинкой из приторной славы.
Но гусарам не нужно закуски.
Благодарности пьяные слезы глотаю с трудом.
Воробьиное сердце, нахохлившись, ждет продолженья.
Страха нет. Нет обиды и нет сожаленья.
Мы здесь гости,
Нас потчуют щедро.
На десерт здесь холодные слезы дают -
cлезы счастья,
что сохнут быстрее, чем летом роса.
Мы здесь гости.
Хозяйка-судьба, улыбаясь радушно,
посыпает приправою зависти
пряные блюда свои:
"Ешьте, гости мои дорогие,
для вас ничего мне не жалко".
Страха нет. Дорогие друзья за столом.
Только им невдомек,
что за праздник веселый сегодня.
"Это мы собрались на поминки надежды?" -
вопрошает спросонья один.
"Что ты мелешь, мой друг? На ее именины!
Ты, должно быть, проспал все заздравные тосты.
Именинница, правда, в чахотке,
но зато подвенечное платье на ней и фата.
Если хочешь, ее обвенчаем с тобою".
Разрумянились белые щеки ее.
Кашель хриплый не слышен за праздничным пеньем.
Кто-то в колокол бьет,
кто-то листья осенние жжет.
А хозяйка все так же обносит гостей:
"Приходите опять.
Завтра снова у дочки моей именины".
(В келье сердца молюсь на коленях
с неуемной надеждой услышанным быть.
Ожидание чуда в душе умирать не желает).
Молитва о смирении
"Нужно стать смиреннее травинки,
и терпеливее дерева. Нужно стараться
оказывать почтение каждому и не ожидать
никакого почтения в ответ. Пребывая в таком
состоянии ума, мы сможем постоянно петь
и славить Святое Имя Бога". Шри Гауранга Махапрабху
Научи меня петь, мой Господь, научи, заклинаю,
Чтобы песня из сердца лилась, как вода ключевая.
Научи меня петь, не бросай меня в этой пустыне,
Гауранга, я - Твой, только Твой я отныне.
Разбуди в изолгавшемся сердце молитву любви.
Заплутавшего - взглядом согрей, мертвеца - оживи.
Осуши язвы гнойные, раны мои залечи...
Почему Ты молчишь? Умоляю Тебя, не молчи.
Ни о чем не прошу, ничего не хочу от Тебя я,
Мне прискучили почести, деньги и лживая слава людская,
Опостылели фальшь, мишура, сплетни, скука и злоба,
суета, липкий страх, мельтешенье до гроба.
Разреши возвратиться к Тебе. Твой слуга непокорный,
беглый раб, вороватый, трусливый и вздорный
умоляет Тебя: разреши мне вернуться, слезами загладить вину.
Почему Ты молчишь? Почему Ты молчишь? Не пойму...
Без Тебя сердце стало сухим, как колодец забытый,
паутиной затянутый, плесенью склизкой покрытый.
Влага жизни куда-то ушла - стало сердце скупей и скуднее.
Завелись в нем мокрицы да черные, злобные змеи,
Змеи зависти, похоти хищные крысы и лжи пауки.
Дай мне сил их увидеть, прогнать помоги!
Ведь была в том колодце вода, и со дна его били ключи.
Почему Ты молчишь? Умоляю Тебя, не молчи...
В пересохший колодец по-прежнему небо глядится,
Высоты его светлой пустынный колодец стыдится.
Но ни капли воды не осталось, чтоб свет его синий вобрать.
Научи меня плакать и петь, отучи меня лгать.
Возврати же мне жизнь - дай мне силы любить и терпеть.
Возврати же мне жизнь - научи меня плакать и петь!
Возврати же мне жизнь - от гордыни меня излечи.
Почему Ты молчишь? Умоляю Тебя, не молчи!
Душа
А душа - что базарная площадь:
ругань, сор, весь товар на виду, ветер грязные флаги полощет,
кто-то спит, кто-то бродит в бреду.
Вот цыганка с чумазым ребенком
предлагает судьбу нагадать,
а ребенок рыдает так звонко,
словно ведает больше, чем мать...
Беглый раб
Черная гордыня -
черная судьба.
Потчует пустыня
беглого раба. Он глотает волю
жадно, как вино.
Свою долю славит,
хоть не ел давно.
Одинокий путник,
мерзнущий в ночи.
Его тело в струпьях,
в животе урчит.
Но сияют звезды,
и дрова трещат.
"Эй, пока не поздно,
поверни назад!
Там был хлеб и масло
да хозяйский кров,
доброта и ласка,
счастье и любовь.
Ждут тебя морозы,
снег и дождь, и град.
Эй, пока не поздно,
поверни назад!"
"Ни за что на свете!"
Блеск безумных глаз.
"Волен я, как ветер,
по пустыне мчась.
Да, я пес крамольный.
Гной течет из ран.
Но в пустыне вольной
царь я и султан.
Нет иного Бога!
Не казню себя!
Тут моя дорога
и судьба моя.
Бога нет отныне -
вольные хлеба!"
Потчует пустыня
беглого раба.
Барахолка этого мира
Пожилая женщина. Перед нею ржавый будильник,
Исчерканный кем-то учебник для первого класса,
Амбарный замок, половник
И потрепанный роман,
доставшийся ей
по наследству. У нее горделиво поджаты губы.
Она делает вид, что ей абсолютно все равно,
Что у нее есть дела поважнее,
Чем целыми днями стоять на базаре,
Но она пришла сюда из одолжения к тем,
Кому позарез нужны будильник,
амбарный замок
и роман
ее покойной бабушки.
Иду по этим рядам,
Ловлю на себе украдкой брошенные взгляды,
В которых скопилась вся тоска этого мира,
И молча глотаю слезы.
Неужели же люди
ради этого
рождаются на свет?
***
Я тоже выставил на продажу свое барахло.
Берите скорей и считайте, что вам повезло.
Вот моя доброта, она вам должна пригодиться.
Она будет утешать вас, как в клетке заморская птица.
Не нужна доброта, красоту берите. Прочная - сносу нет.
Переложите нафталином - продержится еще пару лет.
А это мой ум, он покруче, чем канарейка.
Может болтать, а может работать, как батарейка.
Почему вы проходите мимо? Возьмите хоть что-нибудь!
У вас впереди еще долгий и трудный путь.
Сколько стоит? Даром. Сущий пустяк.
Мне б любви целковый да вниманья медяк.
Барахолка этого мира...
Одни стоят, разложивши свой хлам.
Другие проходят мимо по скорбным рядам.
Иногда они меняются местами,
А потом оказывается, что это были мы сами.
Цена любви
Бесслезному дар слез не заслужить,
Без слез слезы не вымолить у Бога.
Смирение нисходит лишь к тому,
Кто со смиреньем молит о смиреньи. Терпение дается только тем,
Кто терпеливо ждет, когда придет терпенье.
И щедрость не даруется скупым,
Но только тем, кто сердце отдал Богу.
Прозреет тот, кто ослепит себя
и слепотой за зрение заплатит.
Безмолвие - цена Твоя за слово,
А глухота - цена за слух и звук.
Веселый Бог мой смотрит на меня,
Я не пойму, Он плачет иль смеется:
"Отбрось религию, чтоб Бога обрести.
Предайся Мне, чтоб победить Меня же.
От счастья отрекись, чтоб счастье испытать,
Лишись покоя, чтоб покой изведать.
Проникнись малостью своей, чтобы великим стать.
Отринув славу, славы удостойся.
Чтобы себя найти, себя забудь.
Умри, чтоб жить начать, усни, чтобы проснуться.
Предай семью, деревню и страну,
Чтоб высшей верностью свою украсить душу.
Чтоб неподсудным стать, отдай себя на суд,
Стань бесприютным, чтоб найти приют,
Уйди из дома, чтоб Домой вернуться.
В пыли Вриндавана лицо свое умой,
Обсохни под дождем и вымокни под солнцем".
Веселый Бог мой смотрит на меня,
Я не пойму, Он плачет иль смеется.
Бесслезный, я прошу о даре слез,
Нетерпеливый, требую терпенья.
Я требую, а Он твердит Свое:
"Бесслезному дар слез не заслужить,
без слез любви не вымолить у Бога".
Пасха
Ты не узнаешь, не поймешь,
какой печалью день отмечен.
Твоих волос коснется дождь,
и вспомнишь ты, что мир не вечен. Дождь - образ времени. Оно,
как дождь, мгновенно и бесследно.
И только лишь ему дано
над всем торжествовать победно.
Земля, вспоенная дождем,
свои плоды в свой срок приносит.
И мы свой срок покорно ждем,
чтоб пировать и плодоносить.
Настанет срок, к тебе придет
Смерть с головою непокрытой.
Всему на свете свой черед -
черед любить и быть убитым.
И вдруг ты вспомнишь, как весной,
на Пасху, нищего распяли.
В тот миг поймешь ты, что живой,
и в чем источник всей печали.
Тоска по Богу
"Спасибо, я сыт", - ответил Упакошала,
когда жена учителя позвала его на обед.
По горло сыт болезнею и болью. Я старостию сыт, рожденьем сыт и смертью.
Спасибо, мне довольно, добавки не прошу.
Отчаяньем приправлен мой обед.
Мне на десерт разлуку принесли и говорят:
Запей ее забвеньем.
Спасибо, матушка, я сыт уже давно,
сыт до отрыжки, тошноты и рвоты.
Учитель мой ушел, ни слова не сказав,
Бог отвернулся и молитв не слышит,
и лишь болезнь не кинула меня,
лишь боль не изменила, лишь разлука не предала,
лишь смерть не отвернулась.
Спасибо, матушка, я сыт.
Я сыт по горло.
Третья прахара
бархапидам ната-вара-вапух карнайох карникарам
бибхрад васах канака-капишам вайджайантим ча малам
рандхран венор адхара-судхайапуран гопа-врндаир
врндаранйам сва-падраманам правишал гита-киртих
Украшенный пером павлиньим, с небесно-синими цветами карникара за ушами, в
желтых, сияющих как червоное золото одеждах, с гирляндой Вайджаянти
Шри Кришна - лучший из танцоров - входит в лес Вриндавана, украшая
его отпечатками Своих стоп. Он наполняет отверстия флейты нектаром
Своих уст, а Его друзья, мальчики пастушки, наперебой воспевают
Его славу. ШБ 10.21.5
Утро ясное. Солнце высоко. Третья прахара.
Время в лес отправляться. Как странно -
здесь время застыло
от восторга, от счастья,
своим ходом боясь помешать Его играм.
Во Вриндаване время застряло, как в горле комок,
как чудак-ротозей, созерцающий чудо.
Что ж здесь движется?
...Третья прахара.
Две первых прошли.
Третий акт удивительной драмы,
неизменной и неповторимой,
вечно новой и вечно живой,
третий акт восьмичастного действа.
Музыка
Когда музыка бьется
птицей дикой в груди,
пойди разбери,
найди пойди, что с нею случится
в тот краткий миг,
когда кажется, будто
ты суть постиг.
Мы должны научиться
под дудку судьбы плясать.
Время быстрое мчится -
не вернуть его вспять.
Но за времени дудкою
едва слышный пока
голос флейты бамбуковой,
зовущий издалека.
Там под вечности деревом
время бег свой замедлило
и застыв убаюканно
песню слушает лелеву.
Лель играет, Ямуна
плещет волны свои.
В этом мире подлунном
не прожить без любви.
Кришна
Он идет, как танцор.
Каждый шаг Его точен, как танец.
Он идет со свирелью Своей
и с павлиньим пером набекрень. Его кудри едва поспевают за Ним,
за летящей походкой Его.
Его флейта выводит томительно пятую ноту.
Сладость уст Его входит в отверстия флейты,
заливая собой этот мир,
затопляя его, словно воды Потопа.
Он смеется глазами. Он знает могучую силу Свою,
ту, сильнее которой лишь кроткая, детская слабость.
Эта сладость, куда мне бежать от нее?
Эта пятая нота, пронзившая в сердце мое,
отобравшая сон и покой, все звучит и звучит
в поднебесье бездонном, как память.
Он идет, а за Ним поспешает гурьба
пастушков озорных и коров, ошалевших от счастья.
Лес Вриндавана, солнцем залитый.
Полоумные пчелы жужжат, опьянев от восторга.
Они ищут повсюду источник слепого блаженства:
что здесь пахнет, как лотос,
разомлевший в полуденный зной?
Что здесь пахнет, как мед золотой,
переполнивший черные соты?
Его тело - бутон голубого цветка -
нет, нежней, чем бутон,
и прекрасней, чем молнии вспышка.
"Кри-шна, Кри-шна", - слышна болтовня ручейка.
"Кри-шна, Криш-на", - несет свои волны река,
в ворковании горлинок слышится нежное "Кри-шна"..