Фрейбургская (Баденская) школа неокантианства связана с именами В.Виндельбанда (1948–1915) и Г.Риккерта (1863–1939). Разрабатывала в основном вопросы, связанные с методологией гуманитарных наук. В отличие от марбуржцев, представители баденской школы неокантианства делают предметом исследования самый трансцендентальный субъект. Если первые начинают с отождествления объекта и его отображения в науке (в культуре) и тем отрицают проблему отношения субъекта и объекта, то баденцы ставят вопрос о том, как субъект осуществляет это отождествление. Различие между естествознанием и науками гуманитарного цикла представители этой школы видели не в разнице предмета исследования, а в специфическом методе, присущем историческому познанию. Этот метод зависел от типа мышления, которое резко разделялось на законополагающее (номотетическое) и описывающее особенное (идиографическое). Номотетический тип мышления, применяемый естествознанием, характеризовался следующими признаками: он был направлен на поиск всеобщих закономерностей в той действительности, которая существовала всегда (природа, понимаемая через универсальность своих законов). Результатом такого поиска является наука о законах. Идиографический стиль мышления был направлен на отдельные исторические факты в той действительности, которая случилась однажды (исторические события вроде битвы при Ватерлоо и т.п.), и в результате создавал науку о событиях. Один и тот же предмет исследования можно было изучать различными методами: так, изучение живой природы номотетическим методом в конечном итоге могло дать систематику живой природы, а идиографическими – описание конкретных эволюционных процессов. При этом историческое творчество приближалось по своему значению к искусству.
Впоследствии различие между двумя методами было усилено и доведено до взаимоисключения, причем приоритет отдавался идиографическому, т.е. изучению индивидуализированного (или исторического) познания. А так как сама история осуществлялась лишь в рамках существования культуры, то центральным вопросом в работе данной школы стало изучение теории ценностей. Лишь благодаря тому, что некоторые объекты для нас значимы (обладают ценностью), а другие – нет, – мы их или замечаем, или не замечаем. Ценностями оказываются те смыслы, которые лежат над бытием, не имея прямого отношения ни к объекту, ни к субъекту. Тем самым они связывают и придают смысл обоим мирам (субъекта и объекта). Риккерт приводит пример такого смысла, лежащего над бытием: самоценностью алмаза Кохинор является его уникальность, единственность в своем роде. Эта уникальность возникает не внутри самого алмаза как объекта (это не одно из его качеств, таких как твердость, блеск и т.п.) и не является субъективным видением его отдельным человеком (таким, как полезность, красота и т.п.), но именно эта уникальность является ценностью, объединяющей объективные и субъективные смыслы и формирующей то, что мы называем «Алмаз Кохинор». То же относится и к конкретным историческим личностям: «... исторический индивидуум имеет значение для всех, благодаря тому, чем он отличается от всех», – говорил Г.Риккерт в труде Границы естественнонаучного образования понятий.
Мир ценностей образует царство трансцендентного смысла. По Риккерту, отношением ценностей к действительности определяется высшая задача философии. «Подлинная мировая проблема» философии заключается именно «в противоречии обоих этих царств»: царства существующей действительности и царства несуществующих, но тем не менее имеющих для субъекта общеобязательную значимость ценностей.
Позиция баденской школы неокантианства в первом приближении выглядит как восстановление в правах классического кантовского гносеологического дуализма. Однако проблема познания сразу же превращается в проблему обоснования человеческой культуры - современная наука не может рассматриваться как фундамент, опора человеческой истории, потому что она не менее преходяща, чем любая другая область культуры. Что же есть устойчивого в человеческой культуре, благодаря чему последняя объективируется? Кант обосновал невозможность трансцендентного объекта ("вещи в себе") как объекта познания. Тем не менее, познание есть отношение субъекта к объекту. Однако именно потому, что они коррелятивны, необходимо нечто "третье" как предпосылка возможности самого этого отношения. Но это третье, поскольку оно есть предпосылка познания, должно стоять за его пределами, выступать как нечто первичное по отношению к логическому. Это "третье" Виндельбанд находит в понятии ценности, понимаемом в смысле фихтевского долженствования: ценность есть истина, которая "оправдывает" совпадение субъекта и объекта познания. Неудача, которую потерпел абсолютный субъективизм Фихте, привела баденцев к мысли построить систему категорий, заданную не субъективно, но объективно, т.е. предполагая гносеологическое отношение субъекта и объекта уже данным. Но поскольку первоначальность субъект-объектного отношения оказывается логически не обосновываемой, то под сомнение ставится сама возможность гносеологии. Риккерт старается осуществить гносеологическую систему, исходя из обеих составляющих - из объекта и из субъекта. Противопоставлением объективирующего и субъективирующего методов он показывает несостоятельность каждого из них как самостоятельного. Отсюда делается вывод, что противополагание субъекта и объекта есть опосредствованное отношение. Таким значительно более сложным путем Риккерт приходит к проблеме, уже поставленной Виндельбандом: как логически сконструировать структуру этого опосредствования, чтобы из нее вывести гносеологическое отношение. Внутри самого этого отношения открывается неразрешимое противоречие: с одной стороны, субъект и объект соотносительны ("имманентны") по самой принадлежности к этому отношению; с другой стороны, они взаимно трансцендентны, опять-таки по условию гносеологического отношения. Субъект, начинающий с действительности, все равно - трансцендентной или имманентной ему, есть психологический субъект, т.е. вещь среди вещей. Ему в философии Риккерта принципиально противопоставлен гносеологический субъект, который есть субъект чистой логической формы, или категорий. Истина, или знание, отождествляется с миром логической формы. Значимость, или ценность, как гносеологическое определение истины, есть собственно объективное, и в этом смысле трансцендентное определение. Однако в таком виде она выступила бы как метафизич. реальность. Отнесение же ценности к гносеологическому субъекту, для которого ценность выступает как суждение, - акт его активности, обращает истину вновь в психологическую реальность, хотя бы эта психология и была трансцендентальной. Риккерт, под несомненным влиянием марбургской школы и особенно Гуссерля, попытался определить акт суждения как чистую форму, которая конституирует значение или ценность. Эту форму он называет смыслом. Получается такая конструкция: область трансцендентного становится, как предпосылка, чисто формальной (а не действительной) - это область смысла. Из нее следует трансцендентальный субъект, которыйрый посредством акта суждения преобразует смысл в субъектную форму - ценность (значение). Но тогда объект оказывается производным от ценностей, поскольку они выступают как долженствования. И снова оказывается неразрешенной проблема - как обосновать, что долженствование есть действительность, т.е. что оно трансцендентно, а не субъективно. Все попытки Риккерта решить эту задачу, выразившиеся в глубоком и тонком логическом анализе ее, оказались тщетными. Неразрешимость задачи единства субъекта и объекта, заключает он, есть плод логической рефлексии. Они соединены дорефлективно. Но признание их дорефлективного единства есть совершенно некритическая позиция "детского", дотеоретического переживания, "иррациональная" стадия [по иронич. характеристике Риккерта, "детский рай" (Kinderparadies)]. Получается парадоксально-безвыходная ситуация: первоначальное единство сознания и бытия, котороерое есть решение гносеологич. проблемы, остается перед входом в критическую философию. Последняя же самой своей логикой, которой она и отличается от "докритической" позиции, исключает решение основной проблемы гносеологии.
Если у Риккерта неизбежность покинуть трансцендентальную позицию есть отрицательный результат, то у Ласка этот вывод следует из самого принципа построения системы категорий. В основание этого построения он кладет кантовское противопоставление содержания и формы, при этом отвлекается от деления трансцендентальной области на эстетику (учение о чувственности) и логику. Чувственность выступает у него содержанием по отношению к формам (категориям) бытия, последние образуют содержание по отношению к формам (категориям) ценностей. Но поскольку содержанием выступают категории чувств бытия, постольку им могут выступить и категории бытия сверхчувственного - метафизические. Все дело лишь в том, чтобы они получили свое логическое оформление. Таким образом, доведенная до предела Ласком крайняя формализация логической позиции неокантианства обнаружила, что пафос борьбы против догматизма и метафизики, свойственный неокантианству, был основе своей ложным - неокантианство оказалось философией без позиции.