– А ты ходишь под парусом? – спросил Блейн.
– Да, я люблю ходить на яхте. Не перебивай меня, Том! Допустим, у человека есть парусная яхта, на которой он собирается совершить путешествие по океану…
– По морю жизни, – не удержался Блейн.
– Совсем не смешно, – отрезала она. В это мгновение Мэри выглядела очень привлекательной и серьезной. – Однако он совершенно не разбирается в яхтах. Он видит, что его яхта на плаву, хорошо покрашена и все на месте. Ему и в голову не приходит мысль об опасности. Затем яхту осматриваешь ты и видишь, что шпангоуты потрескались, руль изъеден червями-древоточцами, в шпоре мачты гниль, паруса покрылись плесенью, болты, крепящие киль, проржавели и крепления вот-вот развалятся.
– Откуда ты так много знаешь о яхтах? – удивился Блейн.
– Я ходила на яхтах с самого детства. Ты можешь выслушать меня? Затем ты говоришь владельцу, что его яхта непригодна для плавания и пойдет ко дну при первом шторме.
– Когда-нибудь мы походим с тобой на яхте, – сказал Блейн.
– Но этот человек, – упрямо продолжала девушка, – совсем не разбирается в яхтах. Он знает одно: яхта выглядит отлично. Но самое главное заключается в том, что ты не можешь точно сказать ему, что с ней произойдет и когда ее постигнет катастрофа. Возможно, яхта продержится месяц или даже целый год, а может быть, пойдет ко дну уже через неделю. Может быть, сначала отвалится киль или, возможно, рухнет мачта. Ты просто не знаешь этого. И в данном случае ситуация аналогична. Я не могу сказать тебе, что случится и когда. Я просто знаю, что тебе угрожает опасность. Ты должен уехать из города!
Мэри посмотрела на него с надеждой. Блейн кивнул.
– Из тебя выйдет отличный член экипажа, – сказал он.
– Значит, ты отказываешься уезжать?
– Отказываюсь. Я не спал всю ночь. Если я куда и отправлюсь, так это в постель. Ты не хочешь составить компанию?
– Иди к черту!
– Ну пожалуйста, милая. Где твоя жалость к бездомному скитальцу из прошлого?
– Мне надо уходить, – ответила Мэри. – Можешь располагаться в спальне. И подумай о том, что я тебе сказала.
– Обязательно, – кивнул Блейн. – Вот только зачем мне беспокоиться, когда ты присматриваешь за мной?
– И Смит тоже, – напомнила девушка. Она быстро поцеловала его и вышла из комнаты.
Блейн позавтракал и лег спать. Проснулся он уже к вечеру. Мэри еще не вернулась, поэтому, прежде чем уйти, он написал ей записку, где указал адрес своего отеля.
В течение нескольких следующих дней он посетил почти все фирмы в Нью-Йорке, занимающиеся проектированием и строительством яхт, но безуспешно. Его бывшей фирмы – «Мэттисон и Питерс» – уже давно не существовало, а остальные не проявили к нему интереса. Наконец ему повезло. Главный конструктор фирмы «Джейкобсен Яхтс, лимитед» долго расспрашивал Блейна о давно не строящихся рыбацких баркасах, распространенных в прошлом на Багамских островах и в районе Чесапикского залива. Блейн продемонстрировал глубокое знание вопроса и знакомство с подобными классами судов, а также искусство черчения, ныне утраченное.
– Время от времени к нам обращаются с запросами относительно старинных судов, – сказал ему главный конструктор. – Я предлагаю вам следующее. Мы возьмем вас на работу в качестве рассыльного. Вы будете чертить классические типы корпусов за комиссионные, а в свободное время – овладевать современным конструированием, потому что, откровенно говоря, вы несколько подотстали в этой области. Когда выучитесь, мы повысим вас. Согласны?
Это была низкая должность, но это была работа, настоящая работа с перспективой продвижения. Это означало, что Блейн наконец обрел свое место в мире 2110 года.
– Я согласен, – произнес он, – и очень вам благодарен.
Этим же вечером, празднуя успех, он отправился в сенсорный магазин, чтобы купить плейер и несколько записей. «Наконец-то, – решил Блейн, – я имею право на маленькую роскошь».
Сенсорные записи были так же неотделимы от 2110 года, так как популярны и вездесущи, как телевизоры во времена Блейна. Самые сложные и крупные записи использовались для театральных представлений, а их вариации применялись для рекламы и пропаганды. Они были наиболее распространенной и самой мощной формой «грез наяву», причем на любой вкус.
Однако у сенсорных записей были громогласные противники, выражавшие сожаление по поводу зловещей тенденции к полной пассивности зрителей. Критиков беспокоила излишняя легкость, с которой человек мог усваивать любую сенсорную запись; многие домохозяйки постоянно ходили с невидящими взглядами, превращаясь в неких наркоманов, все время находящихся в мире ярких сенсорных образов.
При чтении или у телевизора, напоминали критики сенсорных программ, человек участвовал в действии, происходящем на страницах книги или на экране, тогда как сенсорные записи просто поглощают вас – яркие, ослепительные, незаметно обволакивающие грезы, оставляющие разрушительное шизофреническое впечатление, что они лучше и приятнее жизни. Это недопустимо, говорили критики, даже если так оно и есть. Сенсорные записи опасны, предупреждали они. Справедливости ради следует заметить, что в сенсорном изображении было запечатлено и несколько настоящих актерских работ (ведь нельзя не принимать во внимание Веррехо, Джонстона, Телькена, да и Миккельсон подает большие надежды). Однако подавляющее большинство сенсорных записей не отличалось высоким качеством. К тому же – разрушительное воздействие на психику, развращение общественных вкусов, движение в сторону полной пассивности…
Уже в грядущем поколении, громогласно заявляли критики, люди потеряют способность к чтению, мышлению или принятию решений!
Аргумент был действительно весомый. Однако Блейн, имеющий за плечами перспективу продолжительностью в сто пятьдесят два года, помнил, что аналогичные споры велись в связи с появлением и распространением радио, кино, комиксов, телевидения и дешевых книг в бумажных обложках. Даже любимые всеми романы подвергались когда-то жестокой критике за отклонение от классических принципов чистой поэзии. Всякое нововведение, казалось, вело сначала к уничтожению культуры, а затем превращалось в ее главный элемент, воплощение добрых старых дней, дух Золотого века, находящийся под угрозой уничтожения со стороны очередного нововведения.
Сенсорные записи, нравится это или нет, уже вошли в обиход. Блейн решил отдать им должное.
Осмотрев различные модели, Блейн остановился на недорогом плейере марки «Бендикс». Затем с помощью продавца он выбрал три записи, пользовавшиеся спросом, и отправился в кабину для прослушивания. Там он прикрепил ко лбу электроды и включил первую запись.
Это было историческое повествование, в высшей степени романтический пересказ «Песни о Роланде», выполненный в низкоинтенсивной технике стороннего наблюдателя, что давало возможность воспроизвести масштабные сцены битвы и массовые сцены. Повествование началось.
…Блейн оказался в Ронсевалльском ущелье, в то жаркое роковое утро августа 778 года, вместе с арьергардом отряда Роланда, наблюдая, как главные силы армии Карла Великого медленно удаляются в сторону Франции. Усталые ветераны, сутулясь, сидят в своих седлах с высокими луками, скрипит кожа, звенят шпоры, ударяясь о бронзовые стремена. В воздухе пахнет смолой и потом, едва ощущается запах дыма со стороны сожженной Памплоны, смазанной маслом стали и сухой летней травы…
Блейн решил купить запись. Следующая запись воспроизводила сцены стремительной погони на Венере, полной напряжения, в которой слушатель полностью отождествлялся с преследуемым, ни в чем не виноватым человеком. Наконец, последняя запись представляла собой версию романа «Война и мир» с переменной интенсивностью воспроизведения и отдельными сценами, где слушатель отождествлялся с героями.
Когда Блейн расплачивался за покупки, продавец подмигнул и спросил:
– Вас интересуют по-настоящему крутые записи?
– Может быть, – осторожно ответил Блейн.
– У меня есть великолепные групповые записи, – сообщил продавец, – с абсолютным отождествлением и полным переключением сознания. Не интересует? Подлинная запись – волосы становятся дыбом. Человек умирает в зыбучих песках. Убийцы сделали эту запись специально для любителей такого жанра.
– В следующий раз, – произнес Блейн и направился к выходу.
– Кроме того, – сказал вдогонку продавец, – имеется специальная запись, сделанная законным образом, но не пущенная в продажу. Несколько экземпляров тайно распространяются среди ценителей. Человек из прошлого заново рождается в нашем времени. Гарантированная подлинность.
– Неужели?
– Уверяю вас, запись уникальна. Эмоции передаются чисто, как звон колокола, тонко, словно лезвие бритвы. Лишь настоящий коллекционер может оценить ее по достоинству. Уверен, что эта запись станет классической.
– Хотелось бы прослушать, – мрачно произнес Блейн.
Он взял запись, не отмеченную никакой этикеткой, и прошел в кабину. Через десять минут он вернулся, заметно потрясенный, и купил ее за баснословную цену. Ему казалось, что он покупает частицу самого себя.
Продавец и техники из корпорации «Рекс» оказались правы. Запись действительно станет классической, и коллекционеры будут охотиться за ней.
К сожалению, там были стерты все имена, чтобы полиция не смогла определить источник. Блейн стал знаменитостью – но совершенно анонимной.
Глава 22
Блейн каждый день ходил на работу, подметал пол, выбрасывал мусор из корзин, писал адреса на конвертах и за отдельную плату изредка проектировал старинные корпуса яхт. Вечерами он овладевал сложным искусством конструирования парусных яхт двадцать второго века. Через некоторое время ему начали поручать иные задания: он писал рекламные объявления. В этой области Блейн продемонстрировал немалые способности и продвинулся по службе – стал младшим конструктором. Теперь почти все контакты между «Джейкобсен Яхтс, лимитед» и различными фирмами, строящими яхты по проектам компании, осуществлялись через Блейна.
Он продолжал учиться, но заказов на старинные корпуса было немного. Большинство стандартных яхт конструировали братья Джейкобсен, а старик Эд Рихтер, известный под прозвищем Салемский волшебник, создавал проекты уникальных гоночных судов и многокорпусных катамаранов. Блейн взял на себя рекламу и переписку, так что времени для других дел не оставалось.
Это была ответственная и необходимая работа, но далекая от конструирования яхт. Его жизнь в 2110 году становилась как две капли воды похожей на ту, прежнюю, в 1958 году.
Блейн задумался над этим. С одной стороны, создавшееся положение радовало его, поскольку раз и навсегда разрешился конфликт между его сознанием и приобретенным телом.
С другой стороны, ситуация не слишком уж высоко характеризовала качество этого сознания. Ведь он был человеком, который перенесся на 152 года в будущее, прошел через ужасы и чудеса – и теперь, покорившись страшной неизбежности, снова превратился в младшего конструктора яхт, который занимается чем угодно, только не проектированием судов. Неужели в его характере скрывается какой-то фатальный дефект, обрекающий на неполноценность независимо от положения, в которое он попадает?
Блейн уныло подумал о том, что если бы судьба забросила его в прошлое, на миллион лет назад, в общество пещерных людей, то он, немного освоившись в новом окружении, обязательно стал бы младшим конструктором челноков. Но только не настоящим конструктором. Его обязанности заключилась бы в учете ожерелий из ракушек, проверке качества древесных стволов и налаживании связей с поставщиками, а когда понадобилась бы настоящая работа, то ею занялся бы кто-то другой, какой-нибудь неандертальский гений.
Подобные мысли угнетали его. К счастью, на эту проблему можно взглянуть и с другой стороны. Неизбежное возвращение Блейна к своей прежней должности можно истолковывать и как великолепный пример моральной стабильности, человеческой настойчивости. Он знал, кто он такой и на что способен. И не важно, в какое окружение он попадал, – верность профессии оставалась неизменной. Так что с такой точки зрения Блейну следовало гордиться, что он всегда и везде был младшим конструктором яхт.
Блейн продолжал свою работу в фирме «Джейкобсен Яхтс, лимитед», колеблясь между этими двумя точками зрения. Раз или два он встречался с Мэри, но обычно она была занята на совещаниях управляющих корпорацией «Рекс». Он переехал из отеля в небольшую, со вкусом обставленную квартиру. Нью-Йорк превращался в знакомый город.
«По крайней мере, – напоминал себе Блейн, – мне удалось решить проблему отношений между сознанием и новым телом».
Впрочем, сбрасывать со счетов запросы тела не следовало. Блейн вскоре убедился в том, что упустил из виду одну из проблем, связанных с обладанием таким сильным, красивым и в высшей степени темпераментным телом, как у него. Наступил момент, когда конфликт между сознанием и телом вспыхнул снова, причем сильнее, чем когда-либо.
Он ушел в работы в обычное время и ждал на углу гелибус. Стоявшая поблизости молодая женщина пристально смотрела на него. Ей было лет двадцать пять. Скромно одетая, привлекательная, с пышной грудью и рыжими волосами, лицо решительное, но какое-то грустное.
Блейн вспомнил, что несколько раз мельком видел ее, но никогда не обращал особого внимания. Да, верно, однажды они вместе ехали в гелибусе. В другой раз женщина вошла в магазин следом за ним. Кроме того, она несколько раз проходила мимо здания фирмы, когда он выходил после работы.
Женщина определенно следила за ним, причем, по-видимому, уже несколько недель. Зачем?
Он посмотрел ей в лицо. Женщина на мгновение заколебалась, затем подошла.
– Мне хотелось бы поговорить с вами, – сказала она. У нее был низкий приятный голос, и чувствовалось, что она нервничает. – Прошу вас, мистер Блейн. Это очень важно.
Значит, она знает его имя.
– Разумеется, – ответил Блейн. – Что вас интересует?
– Не на улице. Мы не могли бы… пойти куда-нибудь?
Блейн усмехнулся и отрицательно покачал головой. Казалось, женщина не представляет никакой опасности, но ведь и Орк выглядел дружелюбным. Доверять незнакомцам в этом мире – значило подвергнуться риску утратить сознание, или тело, или то и другое одновременно.
– Я не знаю вас, – сказал он. – Как вы узнали мое имя? Если вы хотите что-то сказать мне, говорите прямо здесь.
– Мне не следовало вас беспокоить, – грустно произнесла женщина, – но я просто не могла удержаться. Иногда чувствуешь себя такой одинокой. Вы меня понимаете?
– Одинокой? Действительно, такое и со мной бывает. Это и есть причина, почему вам захотелось поговорить со мной?
– Ну конечно, вы ничего не знаете. – В голосе женщины звучала печаль.
– Не знаю, – терпеливо согласился Блейн. – О чем речь?
– Мне не хочется говорить об этом на улице. Неужели нельзя куда-нибудь пойти?
– Нет, – покачал головой Блейн. – Вам придется говорить здесь. – Он чувствовал, что его снова втягивают в какую-то сложную игру.
– Ничего не поделаешь, – смущенно заметила женщина. – Я следила за вами, мистер Блейн, длительное время. Узнала, как вас зовут и где вы работаете. Мне нужно было встретиться и вами. Это касается вашего тела.
– Что?
– Да, вашего тела. – Она отвела взгляд в сторону. – Видите ли, оно принадлежало моему мужу – до того, как он продал его корпорации «Рекс».
Блейн изумленно открыл рот, но не сумел вымолвить ни слова.
Глава 23
Блейн знал, что перед тем, как попасть к нему, его тело жило в этом мире собственной жизнью. Оно совершало поступки, принимало решения, любило, ненавидело, занимало свое место в обществе и сплетало собственную, очень сложную и стойкую паутину взаимоотношений. Блейн предполагал, что в прошлом его тело могло иметь жену – большинство тел были женаты. Однако он предпочитал не думать об этом. Блейн старался убедить себя в том, что все, касающееся предыдущего владельца тела, благополучно исчезло.
Встреча с новым обладателем тела Рея Мелхилла должна была бы убедить его, как наивны такие попытки. И вот теперь, хотел он этого или нет, ему пришлось задуматься над этой проблемой.
Они пришли к Блейну домой. Женщина – Алиса Кранч – робко села на край дивана и закурила предложенную Блейном сигарету.
– Вышло так, – сказала она, – что Фрэнк – так звали моего мужа, Фрэнк Кранч, – был все время недоволен положением вещей, понимаете? Он неплохо зарабатывал как охотник, но был постоянно недоволен.
– Он был охотником?
– Да, копьеносцем в китайских играх.
– Вот как? – пробормотал Блейн, задумываясь над тем, что заставило его принять участие в той охоте. Его собственные желания или дремлющие рефлексы Кранча? Неприятно, что уже после того, как ты решил, казалось, проблему взаимоотношений сознания и тела, она снова возникает.
– Да, он был постоянно недоволен, – повторила Алиса Кранч. – Это стало его больным местом. Он все время ворчал, что богачи умирают и остаются живы после смерти в потусторонней жизни. Фрэнк всегда говорил, что умрет как собака, и это ему не нравилось.
– Я понимаю, – кивнул Блейн.
Женщина пожала плечами.
– А что поделаешь? Фрэнк не мог заработать достаточно денег, чтобы купить страховку на потустороннюю жизнь, поэтому не переставал беспокоиться. Затем его тяжело ранили – огромная рана на плече, он едва не умер. У вас, наверное, есть шарм?
Блейн кивнул.
– Так вот, после этого Фрэнк так и не сумел оправиться. Охотники обычно не думают о смерти, а вот он начал все время думать о ней. И тут встретил эту тощую девку из «Рекса».
– Мэри Торн?
– Да, ее, – ответила Алиса. – Она была тощей, жестокой до бесчувственности и холодной как рыба. Не понимаю, что он в ней нашел. Он, конечно, баловался с девицами, все охотники это себе позволяют. Чтобы расслабиться, понимаете. Однако баловство баловством, а тут Фрэнк и эта девка из «Рекса» прямо-таки не расставались. Я так и не поняла, чем она ему понравилась. Знаете, она была такой тощей и лицо с кулачок. В общем-то ничего, если вам нравятся такие худые, но мне казалось, что она и спит, не раздеваясь.
Блейн кивнул, смутно чувствуя какую-то боль.
– Продолжайте.
– Ну что ж, о вкусах не спорят, но я считала, что знаю своего Фрэнка. Оказалось, действительно знаю, потому что он ничего такого с ней не имел – это были чисто деловые отношения. И вот однажды он пришел домой и сказал: «Беби, я ухожу. Отправляюсь в путешествие, в потустороннюю жизнь. И тебе оставляю немалую сумму». – Алиса вздохнула и вытерла слезы. – Этот кретин продал свое тело! «Рекс» дал ему страховку для жизни после смерти, а я получила пожизненную пенсию. Он так этим гордился! Я стала уговаривать его, из кожи вон лезла, надеялась, что он передумает. Куда там, он решил, что ему выпала редкая возможность. Он считал, что его черед настал и во время следующей охоты ему конец. В общем, он отправился в потустороннюю жизнь. Один раз даже говорил со мной из пороговой зоны.
– Он все еще там? – спросил Блейн. По его спине побежали мурашки.
– Вот уже больше года от него ничего не слышно, – ответила Алиса, – так что он, наверное, уже переселился в потустороннюю жизнь. Мерзавец!
Она заплакала, потом вытерла слезы крошечным платком и грустно взглянула на Блейна.
– Я не хотела беспокоить вас. В конце концов, это тело принадлежало Фрэнку, он мог поступить с ним как угодно и продал его. Теперь оно ваше. У меня нет никаких претензий к вам. Но мне так грустно, так одиноко.
– Понимаю, – пробормотал Блейн.
Да, эта женщина совсем не в его вкусе. Говоря по правде, она привлекательна. Симпатичная, хотя и полновата. Приятные черты лица, смелые и резко очерченные, румянец. Волосы рыжие, хоть и не от природы, спускаются на плечи мягкими волнами. Блейн представил себе, как эта женщина, подбоченившись, ругается с полицейским; тянет рыбачью сеть; танцует под гитару фламенко; гонит коз по горной тропинке, длинная юбка облепляет широкие бедра на ветру, крестьянская блузка обтягивает пышную грудь…
И все-таки в ней нет утонченности.
«Однако, – напомнил себе Блейн, – она была во вкусе Фрэнка Кранча, а теперь его тело принадлежит ему, Блейну».
– Большинство наших друзей, – продолжала Алиса, – были охотниками в китайских играх. Вскоре после того как Фрэнк покинул меня, они начали наведываться. Но вы ведь знаете, у охотников одно на уме…
– Неужели? – спросил Блейн.
– Да. И тогда я уехала из Пекина обратно в Нью – Йорк, туда, где родилась. И вдруг встречаю Фрэнка – я имею в виду вас. Чуть не упала в обморок. Мне, конечно, следовало ожидать этого, но все-таки испытываешь потрясение, увидев, как навстречу идет тело твоего мужа.
– Да, конечно, – согласился Блейн.
– Поэтому я и стала следить за вами и все такое. Я не хотела беспокоить вас, но никак не могла прийти в себя. И мне стало интересно, что вы за человек… видите ли, Фрэнк был такой… понимаете, мы с ним жили дружно, нам было так хорошо вместе – вы понимаете меня?
– Конечно, – кивнул Блейн.
– Вы, наверное, считаете мое поведение ужасным!
– Ничуть! – ответил Блейн.
Алиса посмотрела ему в глаза, выражение ее лица было грустным и одновременно кокетливым. Блейн почувствовал, как начал пульсировать старый шрам Кранча.
Но ведь Кранча больше нет. Теперь все принадлежит Блейну – желания, вкус, поступки…
Разве не так?
Эту проблему надо решить раз и навсегда, подумал он, обнимая полную желания Алису и целуя ее с жаром, совсем не свойственным Блейну.
Утром она приготовила ему завтрак. Блейн сидел и смотрел в окно. В голове бродили невеселые мысли.
Прошлая ночь убедительно доказала, что Кранч все еще распоряжался в своем бывшем теле и захватил контроль над сознанием Блейна, потому что ночью Блейн был совсем не похож на себя. Он был груб, жесток, яростен и ненасытен. Он стал таким, каким никогда не был раньше, и его страсть граничила с безумием.
Это был не Блейн, а Кранч, хозяин своего тела.
Блейн высоко ценил утонченность, деликатность, разнообразие оттенков чувств. Может быть, даже излишне высоко. Но это были его достоинства, черты индивидуальности, присущие лишь ему. Владея ими, он оставался Томасом Блейном. Утратив их, он превратился в ничтожество, в тень вечно торжествующего Кранча.
Он мрачно думал о будущем. Придется отказаться от борьбы, стать тем, кем требовало его тело: бойцом, драчуном, похотливым бродягой. Возможно, со временем он привыкнет к этому, и ему даже понравится…
– Завтрак готов! – объявила Алиса.
Они ели молча, и Алиса грустно касалась синяка на руке. Наконец Блейн не выдержал.
– Послушай, – сказал он, – прости меня.
– За что?
– За все.
Алиса грустно улыбнулась.
– Все в порядке. Это я во всем виновата.
– Сомневаюсь. Передай мне масло, пожалуйста.
Она передала ему масленку. За столом на несколько минут воцарилась тишина.
– Я так глупо вела себя, – сказала Алиса.
– Почему ты так считаешь?
– Теперь я понимаю, что погналась за неосуществимой мечтой, – объяснила она. – Мне казалось, что я смогу вернуть себе Фрэнка. Видите ли, мистер Блейн, вообще-то я совсем не такая. Меня просто не оставляла надежда, что с вами мне будет так же хорошо, как с Фрэнком.
– А оказалось не так?
– Нет, не так, – покачала головой женщина.
Блейн осторожно поставил чашку с кофе на стол.
– По-видимому, Кранч был грубее меня, – сказал он. – Он, наверное, швырял тебя о стенку, как мяч. Думаю, что…
– Нет, никогда! – воскликнула Алиса. – Никогда! Мистер Блейн, Фрэнк был охотников, и его жизнь была нелегкой, но со мной он всегда вел себя как джентльмен. Он был хорошо воспитан, мой Фрэнк.
– Неужели?
– Да! Фрэнк обходился со мной нежно, мистер Блейн. Он был деликатным – вы понимаете, что я имею в виду? Он никогда, никогда не был грубым. Говоря по правде, мистер Блейн, он был полной противоположностью вам.
– Ах вот как?
– Я не хочу сказать, что ваше поведение было каким-то ненормальным, – поспешно сказала Алиса. – Просто вы немного грубоваты, но в этом нет ничего необычного. Кому что нравится, мистер Блейн.
– Это верно, пожалуй, – согласился Блейн. – Действительно, о вкусах не спорят.
Завтрак они заканчивали в неловком молчании. Алиса, освободившись от своей идефикс, быстро ушла, даже не намекнув о новой встрече. Блейн сидел в большом кресле, смотрел в окно и думал.
Итак, он совсем не похож на Кранча!
Печальная истина заключалась в том, что он вел себя так, как полагал, должен вести себя Кранч. Его поведение было продиктовано чистым самовнушением. Он убедил себя, что сильный, грубый мужчина, привыкший жить среди природы, обязательно должен обращаться с женщиной, как дикий медведь.
Он действовал по стереотипу. Он чувствовал бы себя еще глупее, если бы его не охватило облегчение при мысли о возвращении Блейна.
Вспомнив слова Алисы о Мэри Торн, он нахмурился. Тощая, жестокая до бесчувственности, холодная как рыба. Еще один стереотип.
Однако он вряд ли смеет осуждать Алису.
Глава 24
Через несколько дней Блейну сообщили, что в Духовном коммутаторе его ждет сообщение. Он пошел туда после работы, и его отправили в ту же комнату, в которой он был раньше.
– Привет, Том, – донесся из громкоговорителя голос Мелхилла, усиленный радиоаппаратурой.
– Здравствуй, Рей. Я все думал, куда же ты исчез.
– Я все еще в пороговой зоне, – сообщил Мелхилл, но скоро покину ее. Пора идти дальше и посмотреть, какая она, эта потусторонняя жизнь. Меня тянет туда. Но мне хотелось еще раз поговорить с тобой, Том. Мне кажется, что тебе следует остерегаться Мэри Торн.
– Послушай, Рей…
– Я говорю совершенно серьезно. Она проводит много времени в «Рексе». Мне неизвестно, что там происходит, поскольку комнаты, где проводятся заседания, защищены специальными экранами. Но в «Рексе» что-то готовится, и Мэри Торн играет там центральную роль.
– Хорошо, буду настороже, – пообещал Блейн.
– Том, послушайся моего совета – уезжай из Нью-Йорка. Уезжай побыстрее, пока у тебя еще есть тело и сознание, им руководящее.
– Я останусь, – покачал головой Блейн.
– Ты просто упрямый осел, – с чувством произнес Рей Мелхилл. – Какой смысл иметь ангела-хранителя, если ты не прислушиваешься к его советам?
– Я благодарен тебе за помощь. Рей, честное слово, благодарен. Но скажи откровенно, мне действительно будет лучше, если я уеду из Нью-Йорка?
– По крайней мере, можешь надеяться, что проживешь немного дольше.
– Всего лишь? Неужели опасность настолько серьезна?
– Очень серьезна. Том, запомни, не доверяй никому. А сейчас мне пора.
– Мы еще поговорим, Рей?
– Может быть, – донесся голос Мелхилла. – А может быть, и нет. Желаю удачи, дружище.
Беседа закончилась. Блейн пошел домой.
…Следующий день был субботой. Блейн понежился в кровати дольше обычного, приготовил завтрак и позвонил Мэри. Никто не ответил. Он решил в этот день ничего не делать, а только прокрутить сенсорные записи.
Вечером его посетили двое.
Сначала пришла кроткая сгорбленная старушка, одетая в темную униформу. На околыше ее фуражки, похожей на армейскую, была надпись: «Старая церковь».
– Сэр, – произнесла она, чуть задыхаясь, – я собираю пожертвования в пользу старой церкви, стремящейся укрепить истинную веру в эти развратные и безбожные времена.
– Извините меня, – сказал Блейн и попытался закрыть дверь.
Однако старушка уже привыкла, должно быть, что перед ней закрывается множество дверей, и успела протиснуться в образовавшуюся щель, не переставая говорить.
– Молодой господин, этот век вавилонского зверя и разрушения души, век сатаны и его мнимого триумфа. Пусть это не введет вас в заблуждение! Господь всемогущий допустил все это ради проверки и испытания, чтобы отделить зерна от плевел. Опасайтесь искушения! Опасайтесь вступить на путь зла, который лежит перед вами, сияющий и великолепный!
Блейн дал ей доллар, надеясь, что старушка уйдет. Она поблагодарила его, но продолжала говорить:
– Опасайтесь, молодой господин, величайшего искушения сатаны – мнимого рая, который называют потусторонней жизнью! Разве мог обманщик сатана придумать ложь для людей более привлекательную, чем эта самая большая иллюзия, величайший мираж, будто ад стал раем! И многие поддаются на хитроумную приманку, и сами идут в эту ловушку!
– Спасибо, – сказал Блейн, пытаясь закрыть дверь.
– Запомните мои слова! – возопила старуха, пронзив Блейна пристальным взглядом остекленевших голубых глаз. – Потусторонняя жизнь – величайший грех! Остерегайтесь лживых пророков потусторонней жизни!
– Очень вам благодарен!
Наконец Блейну удалось закрыть дверь. Он снова опустился в удобное кресло и включил плейер. Почти час он был поглощен «Полетом на Венеру». Затем снова раздался стук в день. Блейн открыл и увидел невысокого, хорошо одетого молодого человека с круглым серьезным лицом.
– Мистер Томас Блейн? – спросил незнакомец.
– Да, это я.
– Мистер Блейн, меня зовут Чарльз Фаррелл, я из корпорации «Потусторонняя жизнь». Мне можно поговорить с вами? Если сейчас неудобно, мы могли бы договориться о встрече в другое время…
– Входите, – сказал Блейн, широко распахнув дверь для пророка потусторонней жизни, посланца сатаны.