Какие последствия имеет утверждаемое Конституцией положение о приоритетности общепризнанных принципов и норм международного права в отношении суверенитета России? Проводимый анализ позиционируемых в качестве общепризнанных принципов и норм позволяет говорить о наличии широкого круга противоречий между ними и фактической суверенностью российского государства. Выясним вначале, что подразумевается под «общепризнанностью». Человечество цивилизационно, культурно и этнически различно. Нет ни одного положения, которое, безусловно, можно было бы считать универсальным для любого сообщества. Следовательно, общепризнанность является определенным допущением о наличии некого актора, наделенного правом заявлять нормы и принципы от лица всего человечества. Сам по себе такой подход уже есть умаление национальных суверенитетов. Легитимизация актора, надстоящего над суверенностью отдельных государств, прямо противоречит доктрине вестфальского мироустройства (суверенность и равновесомость государств-наций в системе международных отношений).
Традиционный аргумент, что общепризнанные принципы и нормы общепризнанны в том смысле, что устанавливаются решением большинства государств, также не выдерживает критики. На момент начала Великой Отечественной войны большинство государств Европы входило в фашистский блок. Европейская «общепризнанность» прямо противоречила на тот момент суверенности СССР. Как Российская империя, так и Советский Союз реализовывали исторически собственный проект, диссонирующий с фарватером развития большинства государств мира. Принцип общепризнанности лишает государства права на выдвижение собственного альтернативного ценностной позиции проекта, лишая его в этом смысле оснований суверенитета.
В подавляющем большинстве конституций стран мира апелляций к общепризнанным принципам и нормам не содержится. Суверенитет в устанавливаемой ими ценностной иерархии является приоритетной ценностью. Характерна в этом отношении выдержка из Конституции Ирландии: «Ирландский народ настоящим утверждает неотъемлемое, неотчуждаемое и суверенное право избирать собственную форму правления, определять свои отношения с другими народами и развивать свою политическую, экономическую и культурную жизнь в соответствии с его собственными склонностями и традициями». Специально был взят в данном случае пример страны, прочно интегрированной в западное сообщество. В современной российской конституции прочитать ничего подобного невозможно.
«Всеобщая декларация прав человека» и то, несмотря на заявляемую всеобщность, не является общепризнанным документом. В ряде государств мира она признается частично, с определенными купированиями. Не лишне напомнить, что на третьей сессии Генеральной ассамблеи ООН в 1948 году, когда принималась Декларация Советский Союз и его сторонники воздержались от голосования. Критика советской стороны состояла в отсутствии социальных гарантий провозглашаемых прав. В дискуссии выдвигалось иное более социализированное видение природы прав человека. От голосования воздержалась и Саудовская Аравия, стоящая на религиозных позициях. Различия в трактовке права выводились из различий самого понимания сущности человеческой жизни. В СССР Декларация была опубликована только через десять лет после ее принятия. Дискуссия при обсуждении прав человека, в которой столкнулись, по меньшей мере, три атнтропологических подхода – либеральный, коммунистический и консервативно-религиозный с наглядностью показала, что общепризнанного всем человечеством видения не существует. Другое дело, что со временем сам факт дискуссии был подвергнут забвению и принятое большинством голосов решение стало преподноситься в качестве общепризнанного.
Логика утверждения приоритетности общепризнанных принципов и норм задается в Конституции РФ заявляемой еще с преамбулы философией позиционирования России. Это позиционирование России в мире выражается формулой: «…сознавая себя частью мирового сообщества». Ни о великой миссии, ни о хотя бы значимой роли и суверенной позиции речи не идет. Если Россия идентифицируется исключительно как часть «мирового сообщества» и не более того, то и ее целевой ориентир должен состоять в принятие ценностной платформы «общепризнанности». Совершенно иначе, с заявкой на собственный проект, позиционируют себя в конституциях другие государства мира. Один из примеров Конституция Китайской Народной Республики: «Китай последовательно проводит независимую и самостоятельную внешнюю политику, решительно выступает против империализма, гегемонизма и колониализма; укрепляет сплоченность с народами различных стран мира; прилагает усилия в деле сохранения мира во всем мире и содействия прогрессу человечества». А вот выдержка из принятой в 2012 году новой Конституции борющейся за свой суверенитет Сирии: «Арабская цивилизация, являющаяся частью наследия человечества, сталкивается на протяжении своей долгой истории с большими препятствиями, стремящимися сломить её волю и подвергнуть её колониальному доминированию, однако она всегда поднималась благодаря своим собственным созидательным способностям выполнять свою роль в развитии человеческой цивилизации. Сирийская арабская республика горда своей арабской идентичностью и тем, что её народ является неотъемлемой частью арабской нации. Сирийская арабская республика воплощает эту принадлежность к её национальному и проарабскому проекту и работу для поддержки арабского сотрудничества ради укрепления интеграции и достижения единства арабской нации…. Сирия заняла важную политическую позицию, так как она является бьющимся сердцем арабизма, передовой конфронтации с сионистским врагом и колыбелью сопротивления против колониальной гегемонии в арабском мире, а также его способностей и благосостояния».
Положение об «общепризнанных» нормах и / или принципах международного права не является универсальным для мирового конституционного законодательства. Большинство конституций стран мира соответствующих апелляций не содержит. Такого рода положения присутствуют в конституциях следующих государств: Австрии, Азербайджана, Армении, Беларуси, Болгарии, Венгрии, Германии, Греции, Грузии, Йемена, Ирака, Италии, Ирландии, Киргизии, Литвы, Молдовы, Монголии, Португалии, Румынии, Словении, Узбекистана, Украины, Туркмении, Хорватии, Чехии, Эстонии (подавляющее большинство – это бывшие страны СССР и социалистического блока государств). Однако контекст использования этих положений и их смысловое содержание имеет принципиальное отличие от российского случая.
Российская Конституция апеллирует к общепризнанным нормам и правам шесть раз — преамбула, статья 15, статья 17, статья 55, статья 63, статья 69. Это больше, чем в любой другой конституции стран мира (за исключением Грузии). Как правило, в других конституционных текстах содержится по одной такой апелляции. Исключение составляют конституции Румынии, Азербайджана, Узбекистана, Беларуси – по 2 раза, Молдовы и Болгарии – по 3 раза, Грузии – 6 раз. Сам по себе перечень стран во главе с Россией особо озабоченных соблюдением «общепризнанных» норм и принципов показателен.
В подавляющем большинстве случаев положение об общепризнанных нормах и принципах международного права относится к сфере внешней политики государств. Подразумевается нерушимость границ, невмешательство во внутренние дела друг друга. Пример соответствующего подхода дает, в частности, ст. 10 п. 1 Конституции Монголии: «Исходя из общепризнанных норм и принципов международного права, Монголия будет вести миролюбивую внешнеполитическую деятельность». В этом же контексте соответствующее положение использовалось в Конституции СССР 1977 г.: «Статья 29. Отношения СССР с другими государствами строятся на основе соблюдения принципов суверенного равенства; взаимного отказа от применения силы или угрозы силой; нерушимости границ; территориальной целостности государств; мирного урегулирования споров; невмешательства во внутренние дела; уважения прав человека и основных свобод; равноправия и права народов распоряжаться своей судьбой; сотрудничества между государствами; добросовестного выполнения обязательств, вытекающих из общепризнанных принципов и норм международного права, из заключенных СССР международных договоров».
В Конституции Вьетнама говорится об общепризнанных международных правовых нормах только в контексте регулирования вопроса об иностранном капитале (гарантия, что он не будет национализирован). Конституция Хорватии использует апелляцию к ним как обоснование права хорватской нации на суверенную государственность. Грузинская Конституция и вовсе обращается к общепризнанным принципам и нормам для предупреждения попыток национальных меньшинств подорвать территориальную целостность Грузии. Статья 6 п.2 Конституции Грузии заявляет следующую позицию законодателя: «В соответствии с общепризнанными принципами и нормами международного права осуществление прав меньшинств не должно противоречить суверенитету, государственному устройству, территориальной целостности и политической независимости Грузии». Грузинский и хорватский примеры иллюстрируют, что для малых, новообразованных государств апелляция к общепризнанным нормам и принципам международного права может использоваться и для защиты собственного суверенитета. Для России эта логика не действует.
Российская Конституция не просто говорит о существовании «общепризнанных» норм и принципов, но, в отличие от всех других конституций стран мира, инкорпорирует их в собственную законодательную систему и отдает им приоритетность по отношению к национальному законодательству. В таких формулировках, как в России, положение об общепризнанных нормах и принципах представлено только в Конституции Австрии и Основном Законе Германии. Соответствующие положения появились в конституционном праве этих государств после поражения в Первой мировой войне и были воспроизведены после очередного поражения уже после завершения Второй мировой войны. Они представляли собой исторически фиксацию ограниченности суверенитета потерпевших поражение государств. Заимствование этих прецедентных положения для Конституции РФ прямо указывает, что и законодательство России производно от факта поражения.
Достаточно текстуально сопоставить следующие фрагменты конституционных текстов, чтобы обнаружить генезисную связь между ними.