21 сентября 1945
Иисус идет по дороге в Вифанию вместе с апостолами и учениками и разговаривает с учениками, которым Он приказал разделиться, чтобы иудеяне пошли через Иудею, а галилеяне пошли через Транс-Иорданию, провозглашая о Мессии.
Это распоряжение вызвало некоторые возражения. У меня такое впечатление, что Транс-Иордания не пользуется слишком хорошей репутацией среди Израильтян. Они говорят о ней так, как если бы она была языческой областью. Это оскорбляет учеников из этой области. Среди них наиболее влиятельны глава синагоги Чистых Вод и молодой человек, имени которого я не знаю. Оба они решительно защищают свои города и сограждан.
Тимоний говорит: «Приди, мой Господь, в Аеру, и Ты увидишь, как они там почитают Тебя. Ты не найдешь такой сильной веры в Иудее. Нет, я не хочу идти туда. Позволь мне остаться с Тобой и пошли в мой город иудеян и галилеян. Они увидят, как они веруют в Тебя только по одному моему слову».
А молодой человек говорит: «Я поверил, даже не увидев Тебя. И я искал Тебя, после того как моя мать простила меня. Но я счастлив, что возвращаюсь туда, хотя это означает стать предметом насмешек порочных сограждан, каким и я был когда-то, и стать объектом упреков добрых людей за свое поведение в прошлом. Но это не имеет значения. Я буду проповедовать Тебя своим собственным примером».
«Ты прав. Поступай так, как ты сказал. А потом приду Я. И ты, Тимоний, тоже прав. Поэтому Герма пойдет с Авелем из Вифлеема Галилейского провозглашать обо Мне в Аэре, тогда как ты, Тимоний, останешься со Мной. Но Я не желаю подобных диспутов. Вы больше не иудеяне и не галилеяне: вы ученики. Этого достаточно. Это имя и ваша миссия делает вас всех равными в отношении места рождения, ранга, всего. Только в одном вы можете различаться между собой: в святости. Она будет индивидуальной и в той мере, в какой каждый из вас будет способен ее достичь. Но Я бы хотел, чтобы все вы имели ее в одинаковой мере – совершенной. Видите апостолов? Они разделены, подобно вам, по расовым и другим признакам. Сейчас, после чуть более года наставлений, они просто апостолы. Поступайте так же, и как среди вас священники находятся вместе со старыми грешниками и богатые люди с бывшими нищими, и молодые люди с почтенными старыми людьми, прекратите делиться также и по принадлежности к той или иной области. Отныне у всех вас только одно отечество – Небеса. Потому что вы избрали путь в Небеса, каждый по своей собственной доброй воле. Никогда не давайте Моим врагам повода думать, что вы враждебны друг другу. Вашим врагом является грех, и никто больше».
Некоторое время они идут в молчании. Затем Стефан приближается к Учителю и говорит: «Я хочу кое-что сказать Тебе. Я надеялся, что Ты Сам спросишь меня, но Ты не спросил. Вчера Гамалиил говорил со мной…»
«Я видел его».
«Ты не спрашиваешь меня, о чем он говорил со мной?»
«Я жду, пока ты сам скажешь Мне, потому что у хорошего ученика нет секретов от своего Учителя».
«Гамалиил… Учитель, пойдем вместе со мной немного вперед…»
«Хорошо… пойдем. Но ты мог бы говорить в присутствии всех…»
Они уходят вперед на несколько метров. Стефан, краснея, говорит:
«Я должен дать Тебе небольшой совет, Учитель. Прости меня…»
«Если он хорош, то Я приму его. Скажи Мне».
«В Синедрионе они рано или поздно узнают обо всем. Это учреждение с тысячами глаз и сотнями ответвлений. Они проникают повсюду, видят все и слышат все. Оно имеет больше информаторов, чем кирпичей в стенах Храма. Многие живут этим…»
«Шпионя, ты мог бы сказать. Это верно и Я знаю об этом. Итак? Что было сказано, более или менее истинного, в Синедрионе?»
«Все… было сказано. Я не знаю, как они разузнали об определенных вещах. Не знаю также, истинны ли они… Но я скажу Тебе буквально то, что сказал мне Гамалиил: “Скажи Учителю, чтобы Он совершил обрезание Эрмастию или отослал его навсегда подальше. Нет необходимости говорить что-либо еще”».
«Действительно, нет необходимости говорить что-либо еще. Прежде всего потому, что Я иду в Вифанию именно для этого и Я останусь там, пока Эрмастиус снова сможет путешествовать. Во вторых потому, что никакое оправдание не может разрушить предубеждения и… холодности Гамалиила, который возмущен, потому что Я хожу с человеком, у которого не обрезан член его тела. О! Если бы он посмотрел вокруг и в самого себя! Как много необрезанных людей в Израиле!»
«Но Гамалиил…»
«Он совершенный представитель старого Израиля. Он не нечист, но… Взгляни на этот булыжник. Я могу расколоть его, но не могу сделать его пластичным. Он подобен этому булыжнику. Он должен быть сокрушен для того, чтобы его можно было бы реорганизовать. И Я сделаю это!»
«Ты хочешь противостать Гамалиилу? Будь осторожен! Он очень влиятелен!»
«Противостать? Как если бы он был врагом? Нет, вместо того, чтобы бороться против него, Я буду любить его, удовлетворяя одно из желаний его мумифицированного мозга и проливая на него бальзам, который растворит его для того, чтобы реорганизовать его».
«Я также буду молиться, чтобы это произошло, потому что я люблю его. Я ошибаюсь?»
«Нет. Ты должен любить его, молясь о нем. И ты будешь делать это. Я уверен, что ты будешь делать это. Нет, ты поможешь Мне подготовить бальзам… Однако, ты скажешь Гамалиилу, чтобы успокоить его, что Я уже предусмотрел все об Эрмастии, и что Я благодарен ему за совет. Вот мы уже и в Вифании. Давай остановимся, чтобы Я мог благословить всех вас, потому что здесь мы разделимся». И соединив большую группу апостолов, смешанную с учениками, Он благословляет и отпускает их всех, за исключением Эрмастия, Иоанна из Эндора и Тимония. Затем вместе с оставшимися учениками Иисус проходит быстрым шагом короткую дистанцию до ворот Лазаря, которые уже широко раскрыты, чтобы принять Его,. Он входит в сад подняв Свою руку, чтобы благословить гостеприимный дом, в большом парке которого находятся домочадцы и благочестивые женщины, смеющиеся при виде Марциана, бегущего по тропинкам, украшенным последними розами. И вместе с домочадцами и женщинами на тропинке появляются также Иосиф Аримафейский и Никодим, услышавшие возгласы женщин. Они также гостят у Лазаря, чтобы вкусить мира Учителя. Все они спешат к Учителю: Мария с Ее доброй улыбкой, и Мария Магдалина с ее криком любви: «Раввуни!», хромающий Лазарь, два влиятельных члена Синедриона, и, наконец, благочестивые женщины Иерусалима и Галилеи: изборожденные морщинами лица и гладкие лица молодых женщин и, мягкое как лик ангела, девственное лицо Анналии, покрывшееся румянцем во время приветствия Учителю.
«Синтихии здесь нет?» спрашивает Иисус после первых приветствий.
«Она вместе с Сарой, Марселлой и Наоми накрывает столы. Но вот они идут».
И они действительно пришли, вместе со старой Эстер Иоанны, два лица отмеченных возрастом и скорбями, между двумя безмятежными лицами, и серьезным, но все же ясным мирным лицом гречанки, отличающемся по расе и чем-то, что выделяет ее.
Я не могу сказать, что она красива действительной и истинной красотой. И все же ее темные глаза, смягченные оттенком очень глубокого индиго, под высоким и очень благородным лбом, гораздо более выразительны, чем ее тело, которое определенно более красиво, чем ее лицо. Стройное, но не худое тело, пропорционально сложенное, с грациозными движениями и осанкой. Но ее выражение поразительно. Разумный, искренний, глубокий взгляд, который, кажется, вбирает в себя весь мир, производя отбор, сохраняя все что полезно, свято, хорошо и отвергая то, что дурно. Взгляд, позволяющий проникнуть в самые его глубины и исследовать их, и взгляд, которым ее душа смотрит на приближающихся к ней и изучает их. Если верно, что возможно узнать личность по ее глазам, то я сказала бы, что Синтихия является женщиной с безошибочными суждениями и строгими честными мыслями. Она опустилась на колени вместе с другими женщинами и не вставала, пока Учитель говорил с ней.
Иисус прошел по зеленому саду до портика перед домом, а затем вошел в зал, где слуги уже готовы предложить освежающие напитки и помочь гостям с омовением перед едой. Когда женщины удалились, Иисус остался в зале с апостолами, а Иоанн из Эндора и Эрмастиус пошли в дом Симона Зилота, чтобы оставить там сумки, которые они несли.
«Этот молодой человек, который пошел с Иоанном, одноглазым человеком, и есть тот филистимлянин, Которого Ты принял», - спрашивает Иосиф.
«Да, Иосиф, это он. Как ты узнал?»
«Учитель… Никодим и я удивлялись несколько дней тому, как мы узнали об этом и как, к несчастью, остальные в Храме узнали об этом. Факт состоит в том, что мы знаем. Перед праздником Кущей, на встрече, которая всегда проводится перед такими празднествами, некоторые фарисеи говорили, что они определенно знают, что среди Твоих учеников, кроме… - прости меня, Лазарь, - известных и неизвестных проституток и мытарей, - прости меня Матфей Алфеев, - и бывших галерных рабов, находится один необрезанный филистимлянин и девушка-язычница. В отношении девушки-язычницы, которая определенно является Синтихией, можно понять, как это стало известно, или как минимум догадаться об этом. Римлянин поднял большой шум из-за нее, и стал посмешищем как среди своих, так и среди евреев, потому что он искал свою беглую рабыню повсюду, жалуясь и угрожая. Он даже потревожил Ирода, утверждая, что она скрывается в доме Иоанны, и что Тетрарх должен приказать своему управляющему передать ее обратно хозяину. Но странно, очень странно, что стало известным, что среди столь многих людей, следующих за Тобой, находится один необрезанный филистимлянин, и бывший галерный раб!...Ты так не думаешь?»
«Это так и это не странно. Я позабочусь о Синтихии и о бывшем галерном рабе».
«Да, позаботься. Но прежде всего Ты должен отослать Иоанна подальше. Твоя апостольская группа не подходяшее место для него».
«Иосиф, ты, быть может, стал фарисеем?» - сурово спрашивает Иисус.
«Нет… но…»
«Могу ли Я унизить душу, которая была возрождена, из-за мелочных придирок худшего рода фарисейства? Нет, Я этого не сделаю! Я позабочусь о его спокойствии. Его, не Моем, Я буду наблюдать за его совершенствованием так, как Я слежу за невинным Марцианом. В действительности не существует разницы в их духовном невежестве! Один в первый раз произносит слова мудрости, потому что Бог простил его, потому что он возродился в Боге, потому что Бог принимает грешника. Другой произносит те же самые слова, переходя от несчастного одинокого детства к отрочеству, внимательно созерцая любовь к людям вместе с любовью к Богу и раскрывая свою душу к солнцу, подобно венчику цветка, и Солнце Само освещает его. Его Солнце – Бог. И один из них скоро произнесет свои последние слова… Разве твои глаза не видят, что он истощил себя в покаянии и любви? О! Я бы действительно желал иметь многих Иоаннов из Эндора в Израиле и среди Моих слуг. Я бы хотел, чтобы ты, тоже, Иосиф, и ты, Никодим, имели бы сердца подобные его сердцу и прежде всего Я бы хотел, чтобы такое сердце было у того, кто сообщил о нем, подлая змея, которая скрывается под обличием друга и действует как шпион, перед тем как стать убийцей. Змея, которая завидует крыльям птицы и устраивает ловушки для нее, чтобы оторвать их и поработить ее. Нет! Птица близка к превращению в ангела. И даже если змее удастся оторвать их, чего никогда не случится, то, как только они будут приставлены к ее мерзкому телу, они превратятся в крылья дьявола. Каждый шпион уже является дьяволом».
«Но где может быть этот негодяй? Скажи мне, чтобы я мог пойти и сразу вырвать ему язык», - воскликнул Петр.
«Тебе было бы лучше вырвать его ядовитые зубы», - говорит Иуда Алфеев.
«Нет! Лучше удавить его! Так он во всяком случае не сможет больше вредить. Такие люди всегда могут вредить», - решительно замечает Искариот.
Иисус пристально смотрит на него и заключает: «… и всегда могут лгать. Но никто не должен делать что-либо против него. Это не имеет ценности, так как птица погибнет, если поведет себя подобно змее. Что касается Эрмастия, то Я останусь здесь, в доме Лазаря, именно для того, чтобы Самому совершить обрезание Эрмастия, который принял святую религию нашего народа ради Меня, и чтобы избегнуть придирок узко-мыслящих евреев. Это переход от мрака к Свету. Для того, чтобы Свет сошел в сердце, в обрезании нет необходимости. Но Я согласен успокоить легковозбудимый Израиль и показать истинную волю филистимлянина прийти к Богу. Но Я говорю вам, что во времена Христа для того, чтобы принадлежать Богу, нет необходимости в обрезании. Для этого достаточно воли, любви и праведного сознания. Как вы подвергнете обрезанию греческую женщину? Какую часть ее духа, если она способна воспринимать Бога лучше, чем многие люди в Израиле? Истина состоит в том, что среди присутствующих многие находятся во тьме в сравнении с теми, кто презираем вами, как находящиеся во тьме. Во всяком случае, как информатор, так и вы, члены Синедриона, можете сказать заинтересованным лицам, что с сегодняшнего дня возмущающее обстоятельство устранено».
«В отношении к кому? Ко всем трем?»
«Нет. Иуда Симонов. В отношении Эрмастия. Я позабочусь об остальных двух. Ты хочешь еще о чем-нибудь спросить Меня?»
«Нет, Учитель».
«И у меня нет больше ничего, что Я хотел бы сказать тебе. Но Я прошу тебя сказать Мне, если ты знаешь, что случилось с хозяином Синтихии».
«Пилат отправил его первым же судном обратно в Италию, чтобы избежать неприятностей с Иродом и с евреями вообще. Пилат сейчас зажат в угол… и ему достаточно беспокойств», - говорит Никодим.
«Эта новость точна?»
«Я могу проверить ее, если Ты желаешь, Учитель», - говорит Лазарь.
«Да. Сделай это. А затем сообщи Мне истинное положение вещей».
«Но в моем доме Синтихия, тем не менее, находится в безопасности».
«Я знаю. Израиль также защищает рабов, которые бежали от иностранных жестоких хозяев. Но Я хочу знать».
«И я хотел бы знать, кто этот шпион, информатор, прелестный шпион фарисеев… и я хотел бы знать, и это может быть выяснено, кто доносит фарисеям. Давайте составим список имен фарисеев и их городов. Я имею в виду фарисеев, которые совершают эту прекрасную работу информации, следуя предателю среди нас, потому что мы, старые и новые ученики, являемся единственными, кто знаком с положением вещей. Тонкой частью работы является действительно иформирование Синедриона о делах Учителя, которые абсолютно честны, и кто говорит или думает иначе, тот является дьяволом и…»
«И этого достаточно, Симон Ионин. Все в порядке».
«И я подчиняюсь, даже если вены моего сердца лопнут от усилий. Тем временем вся прелесть дня прошла…»
«Нет. Почему? Что-то изменилось среди нас? Так? О Мой Симон! Иди сюда, сядь рядом со Мной, и давай поговорим о чем-нибудь хорошем…»
«Пришли сказать нам, что обед готов, Учитель», - говорит Лазарь.
«Тогда пойдем…»