Семинар №11
Анализ первоисточников
на тему: Герберт Маркузе «Одномерный человек»
| План | Тезы | Конспект |
| 1. Модель одномерного общества | «Развитая индустриальная цивилизация - это царство комфортабельной, мирной, умеренной, демократической несвободы, свидетельствующей о техническом прогрессе». | В самом деле, что может быть более оптимальным, чем угнетение особенности в процессе социально нужных, хотя и причиняющих страдания видов деятельности, либо слияние личных компаний в более эффективные и производительные компании, либо регулирование свободной конкуренции меж технически по-различному вооруженными экономическими субъектами, либо урезывание прерогатив и государственных суверенных прав, препятствующих интернациональной организации ресурсов. И хотя то, что этот технологический порядок ведет также к политическому и интеллектуальному координированию, может вызывать сожаление, такое развитие нельзя не признать перспективным. Права и свободы, игравшие роль жизненно принципиальных факторов на ранешних этапах индустриального общества, утрачивают свое обычное рациональное основание и содержание и при переходе этого общества на более высшую ступень сдают свои позиции. Свобода мысли, слова и совести - как и свободное предпринимательство, защите и развитию которого они служили, - сначало выступали как критические по своему существу идеи, предназначенные для вытеснения устаревшей материальной и интеллектуальной культуры более продуктивной и рациональной. Но, претерпев институционализацию, они разделили судьбу общества и стали его составной частью. Итог уничтожил предпосылки. Транспортные средства и средства массовой коммуникации, предметы домашнего обихода, пища и одежда, неисчерпаемый выбор развлечений и информационная промышленность несут с собой предписываемые дела и привычки, устойчивые интеллектуальные и эмоциональные реакции, которые привязывают потребителей посредством доставляемого им большего либо меньшего наслаждения к производителям и через этих последних - к целому. Продукты владеют внушающей и манипулирующей силой; они распространяют ложное сознание, снабженное иммунитетом против своей ложности. И по мере того, как они стают доступными для новейших социальных классов, то действие на сознание, которое они оказывают, перестает быть просто рекламой; оно преобразуется в образ жизни. И это совсем не нехороший образ жизни - он еще лучше прежнего, - но конкретно поэтому он становится на пути качественных перемен. Как следствие, возникает модель одномерного мышления и поведения, в которой идеи, побуждения и цели, трансцендирующие по своему содержанию утвердившийся универсум дискурса и поступка, или отторгаются, или приводятся в соответствие с определениями этого универсума, вписываются в рациональность данной системы и её количественных измерений (its quantitative extension). Одномерное мышление систематически насаждается изготовителями политики и их наместниками в средствах массовой информации. Универсум их дискурса внедряется посредством самодвижущихся гипотез, которые, непрерывно и планомерно повторяясь, преобразуются в гипнотически действующие формулы и предписания. К примеру, "свободными" являются те университеты, которые действуют (и приводятся в действие) в Свободном Мире; другие трансцендентные формы свободы по определению записываются в разряд анархизма, коммунизма либо пропаганды. Схожим образом всякие посягательства на частное предпринимательство, которые исходят не от него самого (либо правительственных решений), такие как система всеобщего и всеохватывающего здравоохранения, либо защита природы от чересчур активной коммерциализации, либо учреждение публичных услуг, чреватых вредом для частных прибылей, являются "социалистическими". схожая тоталитарная логика свершившихся фактов имеет свое соответствие на Востоке. Там свобода провозглашена образом жизни, установленным коммунистическим режимом, в то время как все другие трансцендентные формы свободы объявляются или капиталистическими, или ревизионистскими, или левым сектантством. И в том, и в другом лагере неоперационалистские идеи воспринимаются как подрывные и изгоняются из вида жизни, а всякое движение мысли упирается в барьеры, провозглашаемые границами самого Разума. |
| 2. Паралич критики: общество без оппозиции | «Технический прогресс, охвативший всю систему господства и координирования, создает формы жизни (и власти), которые, по видимости, примиряют противостоящие системе силы, а на деле сметают либо лишают земли всякий протест во имя исторической перспективы свободы от тягостного труда и господства». | В данном случае критика развитого индустриального общества сталкивается с ситуацией, которая, похоже, лишает её всяких оснований. Разумеется, что современное общество владеет способностью сдерживать качественные социальные перемены, вследствие которых могли бы утвердиться значительно новейшие университеты, новое направление производственного процесса и новейшие формы человеческого существования. В данной способности, возможно, в большей степени заключается исключительное достижение развитого индустриального общества; общее одобрение государственной цели, двухпартийная политика, упадок плюрализма, сговор меж делом и Трудом в рамках крепкого страны свидетельствует о слиянии противоположностей, что является как результатом, так и предпосылкой этого заслуги. То, как поменялась база критики, можно проиллюстрировать методом беглого сравнения начального этапа формирования теории индустриального общества с современным её состоянием. В период собственного зарождения в первой половине девятнадцатого столетия критика индустриального общества, выработав первые концепции альтернатив, достигла конкретности в историческом опосредовании теории и практики, ценностей и фактов, потребностей и задач. Это историческое опосредование вышло в сознании и политических действиях двух огромнейших противостоящих друг другу классов: буржуазии и пролетариата. Но, хотя в капиталистическом мире они по-прежнему остаются основными классами, структура и функции обоих так поменялись в ходе капиталистического развития, что они закончили быть агентами исторических преобразований. Всепобеждающий энтузиазм в сохранении и улучшении институционального status quo объединяет прежних антагонистов в более развитых странах современного общества. Что касается коммунистического общества, то и там технический прогресс обеспечивает рост и сплоченность в таковой степени, что реалистичность понятия лишенной скачков эволюции подавляет саму идею качественных перемен. В отсутствие явных агентов и сил социальных перемен критика не находит земли для соединения теории и практики, мысли и деяния и, таковым образом, обязана восходить на более высокий уровень абстракции. Даже самый эмпирический анализ исторических альтернатив начинает казаться нереалистичной спекуляцией, а подобные убеждения - делом личного (либо группового) предпочтения. И но: опровергается ли этим теория? Перед лицом очевидно противоречивых фактов критический анализ продолжает утверждать, что необходимость социальных перемен не менее настоятельна, чем когда-или до этого. Для кого? Ответ неизменен: для общества в целом и для каждого из его членов в отдельности. Альянс возрастающей производительности и усиливающейся разрушительности, балансирование на грани ликвидирования, отказ от личной ответственности за мысль, надежду и ужас в пользу власть предержащих, сохраняющаяся бедность перед лицом беспрецедентного богатства являют собой более бесстрастный обвинительный приговор - даже в том случае, если они составляют только побочный продукт этого общества, а не его raison d'etre (рациональное основание (фр.)): Сама его всеохватная рациональность, которая обусловливает его эффективность и разрастание, иррациональна. Тот факт, что подавляющее большая часть населения воспринимает и совместно с тем принуждается к приятию этого общества, не делает последнее менее иррациональными и менее достойным порицания. Различие меж истинным и ложным сознанием, подлинными и наиблежайшими интересами еще не утеряло собственного значения, но оно нуждается в доказательстве собственной значимости. Люди обязаны осознать его и отыскать собственный путь от ложного сознания к истинному, от их ближайших к их подлинным интересам. Это может быть, лишь если ими овладеет потребность в изменении собственного вида жизни, отрицании положительного, отказе - потребность, которую имеющееся общество смогло подавить постольку, поскольку оно способно "предоставлять блага" во всем большем масштабе и употреблять научное покорение природы для научного порабощения человека. |
| 3. «Умиротворение существования». | Развитое индустриальное общество приближается к таковой стадии, когда продвижение вперед может потребовать радикального конфигурации современного направления и организации прогресса. Эта стадия будет достигнута, когда автоматизация материального производства (включая нужные сервисы) сделает вероятным ублажение первостепенных потребностей и одновременное перевоплощение времени, затрачиваемого на работу, в маргинальное время жизни. Переход через эту точку означал бы трансцендирование техническим прогрессом царства необходимости, внутри которого он служил инвентарем господства и эксплуатации, ограничивая этим свою рациональность; за счет этого разработка стала бы субъектом свободной игры способностей, направленной на примирение природы и общества. Такое состояние предвосхищено понятием Маркса "упразднение труда". но термин "умиротворение существования" кажется более подходящим для обозначения исторической альтернативы миру, который посредством интернационального конфликта, трансформирующего и консервирующего противоречия имеющихся обществ, подталкивает к глобальной войне. "Умиротворение существования" значит развитие борьбы человека с человеком и с природой в таковых условиях, когда соперничающие потребности, желания и побуждения уже не преобразовываются в господство и нужду посредством имущественных прав, т.Е. Значит конец организации, увековечивающей деструктивные формы борьбы. В современном обществе борьба против данной исторической альтернативы находит устойчивую массовую поддержку в главных слоях населения, а свою идеологию - в серьезной ориентации мышления и поведения на данный универсум фактов. Усиленный достижениями науки и технологии и оправданный растущей производительностью, status quo создает препоны для всякого трансцендирования. Зрелое индустриальное общество, сталкиваясь с возможностью умиротворения на базе технических и интеллектуальных достижений, закрывает себя, стремясь избежать данной альтернативы, в итоге чего операционализм в теории и практике становится теорией и практикой сдерживания. Несложно созидать, что под покровом поверхностной динамики этого общества скрывается всецело статическая система жизни - система, приводящая себя в движение с помощью угнетающей производительности и нацеленного на выгоду координирования. Сдерживание технического прогресса идет рука об руку с развитием в утвердившемся направлении и вопреки тем политическим оковам, которые налагает status quo; чем более разработка становится способной сделать условия для умиротворения, тем с большей жесткостью разумы и тела людей настраиваются против данной альтернативы. | |
| 4. Необходимость революции. | «Мы молча принимаем необходимость мирного производства средств разрушения, доведенного до совершенства расточительного потребления, воспитания и образования, готовящего к защите того, что деформирует как самих защитников, так и то, что они защищают». | Развиваемый русским марксизмом тезис о том, что преобладающие противоречия меж "отстающими производственными отношениями и характером производительных сил" могут быть разрешены без взрыва и что "согласие" меж этими двумя факторами может быть достигнуто методом "постепенных конфигураций", соответствует реальности только наполовину. Вторая половина истины заключается в том, что количественной перемене все еще предстоит перейти в качественную, в исчезновение страны, Партии, Плана и иных независящих форм власти, налагаемых на индивидов. Поскольку таковая перемена обязана бросить нетронутым материальный базис общества (национализированный производственный процесс), это значит "политическую" революцию. И если бы она повела к самоопределению в самом фундаменте человеческого существования, а конкретно в измерении (dimension) нужного труда, это была бы самая радикальная и самая полная революция в истории. Распределение предметов необходимости независимо от выполняемого труда, сокращение до минимума рабочего времени, универсальное всестороннее образование, стремящееся к взаимозаменимости функций - таковы предпосылки, но еще не содержание самоопределения. И если создание этих предпосылок может быть результатом принуждающего управления, то их становление означало бы его конец. Очевидно, это не уничтожило бы зависимости зрелого индустриального общества от разделения труда, несущего с собой неравенство функций, которое вынуждается действительными социальными потребностями, техническими требованиями и физическими и умственными различиями меж индивидумами. но организаторская и надзирающая функции лишились бы привилегии управления жизнью остальных в каких-то особых интересах. Такового рода переход имел бы быстрее революционный, чем эволюционный характер, даже если бы он произошел на базе полностью национализированной и плановой экономики. |