ДОБРО И ЗЛО
Добро как предмет изучения этики
Хотя этика традиционно понималась как дисциплина, изучающая добро и зло, далеко не всегда эти категории становились центральным предметом ее внимания. Если просто перечислить определения этой науки, данные в упомянутых нами крупных учениях, то получится слишком большое разнообразие. Разумеется, любая этика искала нечто несомненно положительное, например, Аристотель – подлинную добродетель, Спиноза – свободу, а Кант – чистый долг. Можно ли все это считать добром?
На рубеже XIX-XX вв. в Англии появилось новое направление в моральной философии, названное «метаэтикой». Ее основателем считается Джордж Эдвард Мур (1873-1958). Он поставил задачу проанализировать сам язык, на котором говорит моральная философия, в результате чего станет возможным придать строгий смысл каждому из используемых в ней понятий. В частности, в своей главной книге «Принципы этики» (1903) он решил навести порядок в неразберихе, царящей относительно главного понятия практической философии – добра. Результатом работы стало логическое деление самой категории добра на три важнейших понимания.
1. Добро как характеристика какой-либо вещи, синоним слова «хорошее». В данном случае ему придается значение оценки. С точки зрения Мура, мы могли бы объяснить, почему мы считаем тот или иной объект хорошим, например «хороший студент», «хороший автомобиль», но дать точное определение прилагательному «хороший» невозможно. Его смысл постигается интуитивно.
2. Добро как положительный поступок. В данном случае он является синонимом понятия «правильное».
3. Добро как идеал, совершенное состояние.
Можно ли считать это деление исчерпывающим? Представляется, что здесь упускается нечто важное, а именно сами объекты, которые: 1) оцениваются как хорошие; 2) являются целью правильных поступков; 3) составляют содержание идеального состояния. Иными словами, в каждом случае ускользает материя добра. Но можно ли сказать, что добро существует самостоятельно и не зависит от наших оценок?
Объективное значение добра
Очевидно, что добро существует для человека и создается им. Но надо учитывать, что одно и то же явление способно вызвать разные, подчас противоположные оценки. Возможна и другая ситуация: какой-либо выдающийся нравственный поступок останется неоцененным по достоинству современниками и лишь с течением времени обретет причитающуюся ему славу. Поэтому жестко связывать оценку и предмет нельзя. И то и другое обладают определенным значением для нравственного сознания. Но все же: существуют ли добро и зло само по себе, вне воли человека? Они относительны или имеют абсолютное значение?
Здесь уместно привести простой пример, популярный еще в Средние века: если бы все люди вдруг в мире исчезли, осталось бы добро? А зло? Религиозное сознание утверждало бы, что Бог - это и есть абсолютное добро, и Он может существовать без людей. Но это вопрос веры. Если пытаться обойтись без метафизических предположений, то мир без людей окажется совокупностью физических предметов, которым вряд ли потребуются нравственные отношения. Более сложный вопрос: существуют ли такого рода отношения в природе, например в животном мире? Но в науке еще нет достаточного количества знаний из области зоопсихологии, чтобы однозначно утверждать о наличии у животных совести, любви, сострадания, чувства долга.
Таким образом, снова возвращаемся к тому, что добро и зло – это характеристики направленности человеческой воли. Причем она должна быть именно свободной волей, способной нести вину и ответственность. Но из этого нельзя сделать однозначный вывод, что добро и зло – лишь оценки, которые даются окружающим нас событиям.
В этике значительное распространение получила следующая точка зрения: существуют феномены, которые являются добром сами по себе, вне зависимости от оценок окружающих людей. Речь идет о человеческих поступках, мотивах, переживаниях, без которых нельзя представить подлинную человеческую жизнь: взаимная помощь, милосердие, совесть, справедливость, героизм, материнство и т.д. Их объективный смысл заключается в том, что без них человек невозможен как личность, а лишь как индивид, лишенный связи с другими людьми.
Высказанная точка зрения называется в философской этике абсолютизмом. Против нее можно привести немало аргументов. В первую очередь замечают: даже самые яркие феномены нравственной жизни все равно считаются таковыми благодаря оценке общества. Но, с другой стороны, обществом обусловлено все содержание нашей жизни, поскольку оно составляет объективные условия нашего существования. Соответственно, оценка, данная социумом и при этом сложившаяся по итогам его тысячелетнего развития, есть наиболее объективная реальность.
Далее оппоненты замечают, что оценка различных явлений менялась. Если, к примеру, сострадание для христианской философии является положительным явлением, то для мировоззрения стоицизма оно признается упадочной эмоцией, ведущей человека к деградации. Это верно, как и то, что найдутся люди, склонные скорее признать за добродетель жестокость, чем жалость и милосердие. Но дело в том, что мы живем здесь и сейчас, в определенном культурном контексте. И в нем никто публично не признает жестокость нормой отношения между людьми. Классический стоицизм нам интересен как факт из истории этики, но его нравственная позиция с точки зрения реалий сегодняшнего дня не может считаться приемлемой.
Следующий аргумент критиков абсолютизма кажется еще более неотразимым. Наша жизнь настолько изменчива, что один и тот же предмет сегодня может считаться добром, а завтра – злом. Например, человек владеет земельным участком и рассматривает свою собственность как несомненное добро. Но через некоторое время власти ввели огромный налог на недвижимость, угрожающий этому человеку разорением, и он уже свою собственность станет считать злом. Получается, что добро определяется исходя из ситуации. Все это верно, но в данном примере речь идет о частных благах и целях. Они, бесспорно, изменчивы, но можно ли их считать добром? Предметы внешнего мира, которые сами по себе не имеют связи с нашими отношениями с другими людьми, не могут быть оценены как добрые или злые. Добро появляется там, где мы должны определять принципы отношений с другими людьми. И здесь уже они не будут столь изменчивы. Допустим, у нас был друг, которому мы всячески помогали. Но затем друг нас предал; означает ли это, что мы имеем право отныне, из соображений мести, наносить ему вред? Конечно же, такое поведение не будет нравственно оправданным.
Таким образом, многообразие мнений о добре, иногда достаточно противоречивых, должно навести нас на мысль не о том, что оно относительно, а напротив, что не все высказанные мнения правильные. Поэтому на данный момент зафиксируем следующую мысль: не человек определяет важнейшие понятия о добре, а, напротив, добро как особая реальность, делающая возможным наши отношения с другими людьми, определяет в значительной степени жизнь самого человека.