– «Не два, а больше. Четыре наберется».
– «Какие же еще?»
Он не ответил. Он мне даже сказал, что не знает, где помещается Комитет этого Совета Раб. Депутатов.
– «Ваша супруга знает Пиленко. Пиленко был в этом Комитете по поручению редакции, когда я сидел в Вене, и знает адрес этого Комитета».
Он опять промолчал, стараясь мне доказать, что он действует безупречно и что я наседаю на него неправильно. Он перечислил все заседания совета министров и ту работу, которую он ведет. Он старался говорить докторальным тоном, внушительно, но, уйдя от него, на другой день я поместил резкую статью А. П. Никольского против его управления. Он называл меня своим другом и поцеловал, отпуская меня после продолжительного разговора. После статьи Никольского он опять меня позвал и опять стал внушать. Тут я переменил тон и прямо и резко сказал ему, что он ведет Россию к гибели, что он все распустил, никакой власти не обнаруживает, что он совсем не похож на прежнего властного Витте, который 10 лет управлял Россией. Тогда он встал и совершенно изменив тон, сказал:
– «Ну, я вам скажу то, чего я не говорил своим министрам. Я решился действовать твердо и циркулярно сообщил губернаторам, чтобы они арестовывали и ссылали в Сибирь революционеров».
– «Не поздно ли это? Удачно ли вы выбрали момент? Не обмануло ли вас ваше дарование?»
– «Не думаю», и пр.
Это было перед московским восстанием. Я сидел у него часа два, далеко за полночь. Он трусил все время и думал, что все само собой обойдется. В этом году он сам признавался мне, что тогда «растерялся» и что о Совете Раб. Деп. он узнал правду только после суда над ними.
Июня.
Шванебах утром спрашивал обо мне в телефон. Вероятно, хочет поговорить. Умный немец, но не особенно находчивый. Может быть и интриган, как о нем говорят, но интриган не сильный, если он не может ужиться. Он держится за Горемыкина. В прошлом году, после того заседания, когда Дума гнала министров (декларация Горемыкина) и вотировала к ним недоверие, он приехал ко мне в большом смущении, которое показывало, что министерство не знало, как поступить.
* * *
Я писал сегодня о дворянстве. В прошлом году И. Л. Горемыкин сказал мне: – «Это недурно, что усадьбы жгут. Надо потрепать дворянство. Пусть оно подумает и перестанет работать в пользу революции. Есть ужасная дрянь в дворянстве».
Конечно, есть. Где нет этой дряни?
Июня.
Юрисконсульт министерства внутр. дел – еврей Слиозберг, еврей Гурлянд – член совета министерства, еврей Немировский – управляющий отделом городского хозяйства.
* * *
№ 53 «Речи» арестован за статью о. Илиодора, где сказано: «Говорят, что вся беда России от того, что царь‑батюшка нерешителен. Как это так может быть? Любому, напр., крестьянину дать 50 руб. да две хороших лошади, так он, бог знает, что сделает. Ведь неправда, что царь нерешителен. Его кто‑нибудь делает слабым. Вот мы, крестьяне, набросаем зернышко в в землю, да и пойдем в Питер: узнать, какой это такой злодей, который делает нашего царя самодержца нерешительным. Лживые патриоты, неужели нам дождаться того момента, когда сам крестьянский народ пойдет узнавать от царя правду? Нет, да не будет этого. Мы должны помнить, что если народ сам пойдет спасать трон царя, то он может обратить этот трон в щепы, а уничтожая крамольников, он может беспощадно истреблять помещичьи усадьбы… Народная сила стихийная».
* * *
Кн. Оболенской, полковник Преображенского полка, дежурил на днях у государя и приглашен был к столу. Государь с негодованием говорил о 2‑й Думе.
– «Подумать только, это в ней было 200 революционеров. Что‑то будет с третьей Думой»…
Арестовано было 500 человек после роспуска Думы. (Слышал от Маслова).
* * *
Разговор о высших драматических курсах моего имени. Был Далматов. Я, Буренин, Далматов, Маслов стояли за практичность курсов, чтобы из них выходили актеры и занимались бы практикою, а не лекциями об искусстве, психологии и пр.
* * *
Демчинский принес пьесу своей дочери «Рабы чувства» и очень ее хвалил. Как это естественно!
* * *
– «Земля божья».
– «Божьей земли полагается только три кв. аршина на каждого человека, да и за ту в городах платят».
* * *
Приехал Беляев. Комично представлял Веселитского в его дипломатической маске.
* * *
Литтре: «Je me suis trop rendu compte des souffrances et des difficultés de la vie humaine pour vouloir ôter â qui que ce soit des convictions qui le soutiennent dans les diverses apreuves». Дело идет о религии.
Июня.
Был вчера А. А. Киреев. Сестра его, О. А., приехала из Лондона и собирается в деревню. Я был у нее сегодня. Совсем стала старухою, говорит, что целую зиму больна была Думою. Но распустили ее, и она чувствует себя лучше. Очень симпатичная женщина. Дала мне книгу, только что вышедшую в Лондоне. «The truce in the East and its Atterneath. Being the sequal to». The Re‑Schaping of the fav East by R. L Patnam Weale, author of. Manchu and Moscovite. L. 1907. О Корее, Манчжурии, Порт‑Артуре, Японии и Китае. III ч. «Russia the unbeaten power». В этом все дело. Россия не побеждена и скоро оправится.
* * *
Говорили, будто Шванебах говорит:
– «Я вышел в отставку, потому что государь и Столыпин не только октябристы, но и кадеты».
– «Возможно, что Милюков сменит Столыпина», – сказал я шутя.
– «Кто знает? Мы живем в темном царстве». Упрекал, зачем я не напечатал телеграмму государя к Дубровину.
– «Про вас говорят, что вы завидуете Дубровину».
– «Пусть говорят. Я только журналист, а не предводитель партии».
Будто кн. Орлов с государем ее написали. В этом видят независимость государя. Тайком от Столыпина послать такую телеграмму, – разве это независимость? Из такой независимости ничего не выйдет, кроме вздора.
* * *
Есть «Вечевиты» от «Вече».
* * *
Рамишвили бывал у Воронцова и чай пил.
– «Люди с такими чистыми глазами не обманывают», – говорила княгиня Воронцова.
Этому Рамишвили Воронцов и приказал выдать винтовки для распределения между социал‑демократами, о чем было напечатано в «Нов. Времени».
* * *
КАПРИЗ.
В. – «Что ты молчишь?»
A. – «У меня есть тайна».
B. – «Какая?»
A. – «Разве я могу сказать? Я скрываю ото всех, даже от бога. Если кто ее узнает, я погибну. Я боюсь, когда возле меня и я сплю. Боюсь своего бреда. Вдруг проговорюсь. Тогда ужасно».
B. – «Ты меня пугаешь? Ты полюбила кого?»
А. – «Ты ревнуешь? Нет, я еще тебя люблю, – но я люблю тайну. Я с ней, как с любовником. Тебя люблю. Верь. Но и ее люблю, тайну. Ты этого не поймешь, а потому не спрашивай. Не поймешь. Надо быть мною. Во мне много страшного, самой мне непонятного. Меня куда‑то тянет, тянет, и это тайна».
В. – «Ты бредишь. Ты больна. Тебе надо доктора. У тебя нервы расшатаны. Ты вся дрожишь теперь».
A. – «У меня нет расстроенных нервов. Это неправда. Я оригинальна. Я не как все и не хочу быть, как все. Я особенная. Что может твой психиатр понять, когда я не могу сказать ему моей тайны. Я не дам себя усыпить. О, я знаю, что я очень сильна, и нет того гипнотизера, который мог бы меня усыпить. Иди спать, иди. Я должна писать письмо».
B. – «Ты ужасно странная сегодня. Бледная. Глаза такие большие. Я думал, что у тебя глаза меньше».
A. – Видишь, что я странная. А я знаю, что у меня глаза большие. Когда я ложусь в постель, закрываюсь одеялом и закрою глаза, я стараюсь ими смотреть, не открывая их, и я вижу такие дивные вещи. Я вижу замки, вижу людей, которые ходят, а, главное, вижу лица. Так близко от себя вижу, что становится страшно, а особенно одно лицо. Оно смотрит на меня так, что будто этот человек с этим лицом спускается с потолка. Ноги его вверху, а лицо внизу, как раз против моего лица. Он смотрит на меня, а я на него, и вдруг исчезает и опять приходит, и все смотрит, и страшно, и сладко. Уходи спать, ты ничего не понимаешь. Ты как закроешь глаза, сейчас заснешь. А я не могу. Я все смотрю зажмурясь, даже глазам больно. И все лица, все люди и совсем живые».
B. – «У тебя галлюцинации».
А. – «А, какой вздор. Если‑бы ты знал мою тайну. Но ты ее не узнаешь. Ты, может быть, и знаешь ее, но не умеешь сказать. Тебе не дано ни сказать, ни понять. Иди спать, иди, иди. Я буду писать».
(Он уходит, целуя ее несколько раз).
А. (Запирает дверь за мужем, и закрывает ее бархатной двойной шторой. Потом отворяет окно. Звездное небо. Садится на подоконник, спуская ноги за окно. Тихо говорит). – «Ты здесь?»
C. – «Здесь. Я ждал тебя. Милая, чудесная».
А. – «Тише говори. Скажи мне, кто ты? Я ведь тебя не знаю. Я знаю только твое имя – Сергей».
С. – «Кто я? Не все ли равно, если я тебя люблю и ты меня любишь».
А. – «Не трогай моих ног. Иначе я их уберу. Не трогай, говорю тебе. Люблю ли я тебя, не знаю, да и в твоей любви не уверена. Я выхожу к тебе на свидание, значит я верю, что ты порядочный человек».
С. – «Если‑бы я был преступником, злодеем, ты обратила бы меня, во что хочешь, в голубя»…
А. – Отчего ты предпочитаешь голубя… Я голубей не люблю Я люблю орла, который высоко поднимается и стрелою летит вниз».
С. – «Орел – хищная птица».
А. – «Не для орлицы, а для других».
С. – «Я буду твоим орлом. Я закрою тебя своими крыльями и унесу тебя за облака».
А. – «Какой ты вздор говоришь. Ты не можешь унести меня за облака».
С. – «Любовь заносит дальше, к звездам».
А. – «Кто же ты?»
С. – «Я не могу тебе сказать, пока ты не сойдешь сюда… ко мне».
А. – «Не касайся моих ног».
С. – «Но ты их протянула, за окно, чтобы я мог целовать их… Неправда‑же?»
А. – «Неправда. Я хотела спрыгнуть в парк, но ты был уже здесь. Чем ты докажешь свою любовь мне?»
С. – «Отдайся».
А. – «Нет. Докажи мне любовь свою».
С. – «Я докажу тогда. Никто так любить тебя не может, как я».
А. – «Убей моего мужа. Он мне мешает любить тебя».
С. – «Убить! Я не могу быть убийцей».
А. – «Не можешь, так уходи. Иначе я позову своего мужа, и он убьёт тебя безжалостно сейчас».
С. – «Ты этого не сделаешь».
А. – «Сделаю. Уходи сейчас. Я крикну, и он войдет».
С. (схватывает ее за ноги и увлекает).
Следующая сцена в кустах. С. доказывает ей свою любовь. Она убеждается.
Перед зарей он подсаживает ее на окно. Она с ним прощается, открывает спальню и уходит. Тогда С. влезает сам, ворует все, что можно украсть в комнате, и уходит через окно.
Можно писать такие сцены. У декадентов есть еще глупее.
Июня.
Статья о франко‑русском союзе с моим предисловием. Иностранные корреспонд. приходили в редакцию справляться, не от правительства ли это, не желает ли оно занять умы, оттекая их от внутренних вопросов. Это – вечная история с «Нов. Временем». Считают его официозным и статьи – происхождения правительственного. Я могу из этого заключить только одно, что «Нов. Время» или было умнее правительства и им руководило, или никто ничего не понимал, как управляло правительство. Статьи писались сотрудниками, писалось много Скальковским, Никольским и т. д., без всякого постороннего внушения. Правительство никогда не доверяло «Нов. Времени» и держало его 20 лет под двумя предостережениями. При Сипягине даже запретили его на некоторое время за пустую статью о рабочем вопросе. Когда Горемыкин был назначен министром, он пригласил меня к себе, дал печатные труды по крестьянскому вопросу и сказал, что двери в его кабинет для меня всегда открыты. Но я никогда к нему не ходил, исключая тех случаев, когда он призывал меня за какие нибудь статьи. Это было раза три в его министерство. Один раз за статью Никольского, на Новый год, где он говорил о необходимости школ по поводу отметок государя. Он намекал, что начался перелом между Александром III и Николаем II.
Мне Горемыкин показал номер «Нового Времени» с надписью государя: – «Что это значит?» и т. д. в тоне строгого выговора за то, в сущности, что Николая II автор хвалил. Газете хотели дать предостережение, но Горемыкин отстоял. Об этом говорил мне и Витте, который был на этом заседании – «Один из министров требовал предостережения, но Горемыкин отстоял». Кто требовал, – не сказал. Положение «Нов. Времени» никогда не было лучше других газет. Это была мука, никогда, бывало спокойно не уснешь, и чуть сомнение, – бежишь в типографию. Статьи Никольского, за которую Сипягин остановил газету, я не читал. Правительство разгуливало по газетам с ножом и резало, кого хотело и за что хотело. Тут оно показывало свою силу совершенно бесцеремонно. Если что останавливало его относительно «Нов. Времени», то это патриотическое его направление. Когда Сипягин остановил газету, он и главное управление получили много писем, протестовавших против этого запрещения.
Июня.
Кн. Долгорукий, ген. ад. говорил, что третья Дума будет последняя. «Очевидно, никто не желает. Две Думы распустили, никто не тронулся. 17 окт. оказалось пустым, мол, делом».
Думаю, ошибается. Дело, напротив, оказалось серьезное. Этими вещами не шутят.
Июня.
Вчера был П. X. Шванебах. Часа два говорили.
Он хорошо говорит, как образованный немец, очень начитанный. Говорили о революции, о Столыпине. Он отзывается о нем, как о «рыцаре», как о «человеке безукоризненном и мужественном». Но он несогласен с его политикою. «Избирательный закон надо было предоставить г. совету и созыв Думы отложить на осень 1908 г. То же мнение Горемыкина. «Соната, написанная для скрипки Страдивариуса, положена на балалайку»,– говорил он о русской конституции. – «Государь был согласен передать изб. закон г. совету и отложить Думу, но, очевидно, Столыпин настоял на своем». – «Я сказал государю, что считаю великим счастьем, что он позволяет мне говорить откровенно».
* * *
У нас все валится. Миша набрал себе столько дела, что не может с ним сладить и не умеет выбирать людей.
«Русская Земля» плохая и вздорная газета, но я не могу ничего сделать. Миша – плохой редактор. А стоит газета больших денег.
* * *
Горничная! Госпожа – в брюшном тифе. У горничной каждую ночь новые любовники. Услышав шум, она встала и пошла в кухню.
Там …… «Поля», – закричала она. – «Поди, поди, ложись в постель, а то будет тебе за это», – сказала горничная. Хозяйка и ушла. Вот положение! Сколько таких фактов в Петербурге.
Июня.
Была молодая М.……, говорила о странном разговоре ее с Глаг. Ездили на острова кататься от 4 до 6 веч. Умна, интересна. Считает себя средней личностью, но знает, что она красива и соблазнительна. «Я как будто протягиваю. Ничего из меня не выйдет. Но я хочу жить. О Г. «милуша», «я его очень люблю». «Он очень добр, умеет понимать» Г. говорил ей, что бьет жену. – «Может, надо нам чувствовать физическую боль». Говорит, есть женщины, которые любят, когда их бьют. «Проходят лучшие годы. Я стареюсь». Богатство жениха соблазняет. Не любит. Особа новой формации. Тайн никаких. «Что в самом деле делать, если вы средняя личность? Кроме любви ничего не остается. Свободная любовь – опасно. Дерзость надо иметь». Мне кажется, много хорошего в ее натуре, ничем не поврежденного. Любить одного, выходить за другого.
Любопытно, что будет.
* * *
Les orateurs de la Révolution. Aulard.
«Министерство – это бумажный мир: не знаю, как Рим и Египет управлялись без этого средства. Много думали, мало писали… Невозможно управлять без лаконизма». (Сл. С. Жюста т. 2, 467. Стр. 468: «Те, которые делают революцию в мире, те, которые хотят делать добро, должны спать только в могиле»).
Его же ответ крупному парламентарию: «La république française ne recoit de ses ennemis et ne leur envoie que du plomb». Стр. 468.
Июля.
Из «Речи»: «Вносят в темные массы такую деморализацию, такой разврат, который с неудержимой силой ведет нас вниз но пути идущего гигантскими шагами общественного распада и разложения».
…Замкнутость от света, жизни, правды.
…Безмолвные, нерассуждающие, покорные слуги правительства.
…Разжигают старые национальные страсти и старые политические аппараты.
* * *
…Что‑то мало из дворян святых выходит. Всю свою святость по ресторанам прокучиваете.
* * *
…Нет довольных людей на Руси. Все чем то обижены, всех что‑то давит.
* * *
…Если‑бы вас окунуть во всеобщее довольство, запищали бы.
* * *
…Офицерам дали орлов на пуговицы и дозволили носить одежду не в талию. 13 р. один китель, а сколько на стирку пойдет.
* * *
…Звенящая тишина, потухший смех, опустилась ненужная, холодная сабля.
* * *
…С одной стороны, анекдот, а с другой – посрамление буржуазии.
* * *
«Я презираю ваш отвратительный разврат. Вы опошлили любовь альковом, рампами, запрятали тело в полотняные мешки».
Она раздевается ради букета свободы. Он развратничает ради протеста, пьет и хохочет, чтобы поразить буржуазию.
– «Вы пошли во дворец, как галлы на римском форуме, хватавшие сенаторов за бороды. Подымали руку налево, устроили маскарад в Выборге».
* * *
Государь несколько раз давал понять Воронцову‑Дашкову, что ему надо отказаться. Но как будто бы не понимает. – «Матушку это убьет, если я его отставлю». Как можно! Друг ее мужа! Она ровно ничего не понимает, хотя всего боится и боится за династию. Но на своем поставить, – это главное. Государь внезапно отменил поездку в шхеры.
* * *
Надо поставить «Вора». В Париже и Берлине большой успех.
* * *
…Брошюромыслие, брошюрочтение, брошюробеседование.
Июля.
Был вечером Шелькинг.
«Рачковский поступает в охрану государя. История его связана с Филиппом. Анастасия Николаевна Черногорская (Лейхтенбергская, а теперь жена Ник. Николаев.) увлеклась столоверчением в Ницце, рекомендовала его государыне. Выписали, занимались столоверчением, вызывали Александра III, который давал советы Николаю II. Гессе очень встревожился, поручил Рачковскому разузнать о Филиппе. Тот написал о нем, как об обманщике и шантажисте, сидевшем в тюрьме. Царь прочел, но под влиянием своих дам презрительно отнесся к Рачковскому. Встретив его в Дармштадте, повернулся к нему спиной. Тот спросил у Гессе, что это значит. Царь велел его убрать и обезвредить. Ему дали 9 тыс. руб. пенсии и велели не выпускать за границу. Три года так продолжалось, потом позволили, и он уехал в Париж. Теперь в июне вызвали сюда. Царь с ним говорил об иностранной политике и франко‑русском союзе».
* * *
– «Упрямцы в «Голосе Москвы». Не упрямцы, а политические халатники разве».
Ан. В. Молчанов. Долгий разговор об Е. К. История, нечего сказать, и нравы. Лицо невинной девушки и два года разврата. Что с ней он делал. «Она осталась девушкой, но» и пр. – «Я желаю остаться в его представлении чистой. Я говорила с ним так, что он не мог подозревать правды». Перестрадала. Все это неправда. «В нравственность мужчин можно верить больше, чем женщин. У них нет ничего, кроме страха иметь детей. А так как теперь этого можно избежать, то делается все, что хотите. Гимназистку можно иметь за 15 руб. За эти деньги она готова все сделать для вас». Вообще порнография изумительная. И дочь ее практикует, и мать о ней знает. И обе …… этим не очень смущены. Мать пишет комедию, где дочь является героиней «девственницей», но удовлетворяющей свои похоти с развратным сифилистом. Удивительно, как от него не заразилась. «Да ведь он вылечился, и притом как же ты можешь заразиться, если вы с ним живете так, что ты остаешься девицей».
Уроки порнографической премудрости!
Июля.
– Громко кричат «ура», а визжат про себя «караул».
* * *
Умер коннозаводчик Малютин. Он был верен Орловской породе. Тулиновская «Лель». Но и он в конце концов стал изменять орлам в пользу американских лошадей. Европа и тут одолевает.
* * *
Заходил Сергеенко, говорил о Толстом. Из новых он признает только Куприна. Об Андрееве сказал:
– «Андреев… Андреев все меня пугает, а мне не страшно».
* * *
В пьесу: «для каждой женщины и девушки есть сумма, за которую можно купить ночь любой женщины и девушки».
Она подошла.
– «За себя и за тех девушек, которых нельзя купить. – вот вам». (Дает пощечину).
Июля.
А. А. Киреев. Третьего дня был у государя, принес ему записку о современном положении с славянофильской точки зрения. «Государь сделал не кудета, а кудетатик». «Теперь вы еще все царите», – сказано в записке. Государь остановился на этом слове и пальцем его покрыл, повторил эту фразу и сказал – «Да, я еще все могу». Потом сказал – «Не отчаивайтесь».
Ничего не выйдет из этих разговоров!
* * *
Л. Н. Толстой говорит, что он пишет тогда, когда хочется писать, так, как кашляет.
Июля.
…Профессиональные союзы – средство революции. Они бросились в омут революции. Являясь легальными по форме, по существу могут скрывать свою революционность. Союзное начало захватывает массы, воспитывает их и укореняет важную для революции партийную дисциплину и накопляет денежные средства. Экономическое значение бесспорно. На западе это доказано, но, вступая на политический путь, они извращают собственную природу.
Но там – это «vivos voco», – настоящие живые люди, представители энергии и труда, у нас – дипломы, пришпиленные к дряблости, лени, безволию. Из крестьянства – энергия и самодеятельность, без образования, но природный ум, сметка, – торговля и промышленность. Теперь ослабло.
А прежде именно выходцы из крестьян удовлетворяли народные потребности.
* * *
… Одичание детей. Дерутся палками, убивают. Самоубийства.
* * *
…Дух злобы и уныния удручающим образом действует на молодые головы. Ни бодрости, ни подъема духа.
Пушкин:
«Не нужно стона нам и крови,
«Но жить с убийцей не хотим».
Это, кажется, в «Цыганах».
* * *
…Смертельная опасность, грозящая конституции. Пусть!
* * *
Вильгельм II печатает мемуары Фридриха II, многое выбрасывая. Будто это то, что говорит Фридрих II о России, о будущих ее судьбах. Разделив Польшу с Екатериной II, он предвидит и разделение России. Может быть, часть отойдет к Германии, часть к Австрии и часть к Италии. Он ежедневно, будто бы, читает Маккиавеля и проводит нашего императора. Эдуард VII, король английский, тоже ведь немецкого происхождения. И немцы устроят Европу по своему и будут владеть ею. Это будет федерация под главенством германского императора. Мы теперь так запуганы, что всему верим, и в этих замыслах ничего нет удивительного и невероятного.
* * *
Русские рельсы идут в Америку.
Июля.
…Порода великих людей измельчала.
…Спутник революционеров, уверяющий, что он своими силенками более всего сдерживает революцию и увлекает ее на путь конституции (?). Потуги цыпленка съесть водка.
…Шумливые хвастуны – Гессены, Винаверы, Набоковы и Милюковы. Застращивают, клевещут, льстят, подыгрывают низким инстинктам, толкая к неосуществимым фантазиям. Их хамелеоновская душа полна плутовства. Свобода без ума и сердца, – это Пугачев и Разин. Французская революция выросла после Корнеля и Расина, Боссюэта и Фенелона, после образованнейших энциклопедистов. Энциклопедия Дидро и Деламбера – не то, что энциклопедический лексикон Брокгауза и Ефрона, дополненный плохенькими профессорами. Французская революция поднялась на плечах огромной науки, блестящего ряда великих естествоиспытателей, математиков, мыслителей и сама двигалась великими талантами вроде Мирабо, Дантона, Карно. А у нас что? Имя их легион, но это имя не легионы великих людей, а имя бездарных профессоров, непризнанных артистов, несчастных литераторов, студентов, не кончивших курса, адвокатов без процессов, артистов без талантов, людей с большим самолюбием, но с малыми способностями, с огромными претензиями, но без выдержки и силы на труд. «Большая амбиция и малая амуниция».
* * *
…Русские начала забыты, забыты великие типы людей, Ломоносов, Пушкин, Толстой, выдвигаются Гессен, Бинавер и Милюков.
Июля.
…Клуб игроков. Думали миллионерами стать, но запретили женщинам играть, макао и пр., и миллионы в тумане.
* * *
Долгорукий – идиот. С ним заграницу три доктора, два фельдшера, две сестры милосердия, лакея и пр. Отдельный вагон. Брат чуть разумнее. У Долгоруких вырождение пошло в политику. Барственность якшается с пролетариатом и думает на этом построить свое значение. Ни ума, ни таланта, но игра в популярность. Что‑то вроде репортерства: взять, прочесть, переписать и напечатать.
* * *
…Оригинальность еврея, его трагическое величие в том, что он разрушает собственное отечество.
* * *
Госпожа Оловянникова, официальная издательница «Веча», за невзнос штрафа в 1000 руб., принуждена сесть в тюрьму.
Июля.
Очень неприятные полчаса с кн. В. В. Барятинским. Ему надо 10 000 т. мать дала ему 4 т., своих три тысячи, еще надо три, за которыми он ко мне обратился. Я не мог ему дать ни всей суммы, ни 2000 руб., до которых он спустил просимую сумму. Он почему‑то думает, что Мих. Алекс, этого не хочет, и потому, уходя, вернулся и проговорил: – «Передайте привет вашему сыну». Эта ирония ни к чему. Я ему говорил, что странно, что он у матери своей не возьмет, которая его любит, по его словам. – «У матери денег нет. Она получила в наследство после бабушки 11 миллионов. Я сам видел в государственном банке, когда получал свои 200 000 за Пассаж, шесть миллионов ее денег, а теперь нет доходов, только Пассаж и приносит».
Эти богатые наследники богатых отцов и дедов – удивительный народ. Они могут отказывать своим детям в трех тысячах рублей и отсылать их просить их у людей, которые не имеют и сотой доли их состояния. Мне его очень жаль, но и жаль выбросить на улицу 3000 руб. Несколько лет тому назад я дал ему 1000 руб. и до сих пор ничего не получил. Справиться сколько выручено за его книги.
Он рассказывал о вел. князе Николае Константиновиче, который живет в Ташкенте. Умен, говорит с юмором о своих родственниках. О вел. князе Конст. Константиновиче, своем брате, говорит: «У Константина «чрезвычайно нежное сердце». Когда он приезжал, инспектируя, через один город, я выехал туда, чтобы с ним свидеться. Но он упал в обморок от ожидания меня в вагоне, от нежного сердца, Я так его и не видел». – «Из любви ко мне, – продолжал он, – мои милые родственники взяли на память мои коллекции. Maman взяла даже статую моей любовницы американки, которую я сделал в Италии по образцу одной статуи Пановы, и прислала мне ее только через шесть лет, когда один посол, увидав ее у нее, сказал – Да это американка!» – «Какая?» – «Да вашего сына Николая». – За орошение части голодной тени государь дал ему 300 т. для постройки дворца в Голодной степи. Вел. князь просил государя позволить ему на эти деньги построить театр в Ташкенте и подарить его городу. – «Я хочу лучше иметь маленькую ложу в театре, чем большой дворец в Голодной степи», – писал он государю. – «Но меня так любят, что наверное откажут в моей просьбе».