Наконец, во время русской кампании Гитлер – единственный человек среди руководства Германии – сумел спасти положение своим приказом «Ни шагу назад!». Согласно всем историческим исследованиям, этот приказ предотвратил распад фронта.
Каждый успех подкреплял веру в правоту фюрера. Каждый раз фюрер принимал меры, которые позволили бы ему и в будущем принимать свои «единственно верные решения без оглядки на скептиков и маловеров » вроде Гальдера.
К 1943 году Гитлер был не только канцлером (т. е. главой правительства), не только президентом (т. е. главой государства), не только бесспорным лидером единственной в стране – и потому всемогущей – политической партии, он был еще и военным министром, верховным главнокомандующим, а заодно – непосредственным, прямым командующим сухопутными силами Германии.
Чудовищных размеров власть, сосредоточеннaя в одних руках, позволяла действовать с быстротой и решительностью, невозможной для стран, устроенных вроде Англии и США. Но эта же власть в громадной степени усиливала ошибки, сделанные первым лицом страны.
Операции в Тунисе можно привести как конкретный пример такого рода ошибок. Линия периметра обороны в Тунисе составляла 700 миль – около 1100 километров. Оборону держали немецкие войска численностью в 100 000 человек – не много в пересчете на километр фронта.
Гитлер отдал фон Арниму приказ: «Ни шагу назад!».
В условиях русской зимы 1941 г., когда противник двигался без дорог и без автотранспорта через заснеженные леса, приказ имел смысл – удержание деревень спасало пехоту от морозов, а далеко продвинуться по глубокому снегу и без достаточного механизированного транспорта противник все равно не мог.
Совершенно такой же приказ в Тунисe 1943 г. губил армию – она не могла оборонять все точки периметра сразу, а американцы были сплошь моторизованы, их части были подвижны, и они сравнительно легко обходили самые упорные узлы сопротивления. «Врага следует бить там, где его нет » – этот рациональный принцип, разработанный американскими стратегами для войны против японцев на Тихом океане, вполне подходил к войне против немцев в Cеверной Африке.
Ну, а что касается политической решимости, то к 1943 году правительства Англии и США уже вполне излечились от нерешительности. Успех с обманом Чемберлена в Мюнхене оказал поистине радикальное действие – английский парламент отверг мирные предложения Германии, сделанные ею Великобритании в 1940 году.
Режим Гитлера был признан «недоговороспособным ».
Против Германии с населением в 75 миллионов человек сражались CCCP, Англия и США – их общие человеческие и промышленные ресурсы превышали германские вчетверо.
Всей этой мощи фюрер собирался противопоставить вермахт – и свою силу воли.
«Война выиграна, – писал Черчилль зимой 1941 г., после вступления в войну Америки. – Осталось просто правильное применение подавляющей силы ».
Премьер Великобритании не знал, конечно, каких бед придется хлебнуть и ему, и его союзникам в 1942 г., но в целом oн был совершенно прав – поражение Германии было предрешено.
C весны 1943 года судьба ее режима покатилась под гору.
Точка перелома
(1943)
I
30 апреля 1943 года испанский рыбак Хосе Антонио Рей Мариа обнаружил в воде, недалеко от берега, мертвое тело. Местные власти установили, что покойный был английским офицером в чине майора морской пехоты, который утонул примерно 3–4 дня назад.
Вскрытие, сделанное патологоанатомами по просьбе британского вице-консула, вынесло заключение, что покойный захлебнулся. На погибшем был стандартный английский спасательный жилет, который и не дал ему пойти ко дну.
Тело передали вице-консулу, и 4 мая майор был похоронен на местном кладбище, в городкe Уэльва (Huelva), c соблюдением католического обряда погребения и с отдачей полных воинских почестей.
Майора звали Уильям Мартин, родом он был из Уэллса, а то, что он католик, стало понятно не только по крестику с распятиeм, который он носил на шее, но и по метке RC – Roman Catholic, выбитой на его идентификационной бирке после имени. Такие бирки были обязаны носить все военнослужащие, и использовались они для опознания.
Вице-консул сообщил о происшедшем в английское посольство в Мадрид.
Морской атташе посольствa передал вести в Лондон, в Адмиралтейство.
Через день Адмиралтейство начало буквально засыпать его телеграммами, требуя срочно выяснить судьбу чемоданчика с бумагами, который мог быть при покойном. Запрос настоятельно требовал узнать: был ли чемоданчик найден вместе с телом, и если да – то куда он делся?
Было также дано указание – если бумаги обнаружатся у испанцев, то «их следует выцарапать обратно любой ценой, не возбуждая при этом у испанцев никаких подозрений ».
Как именно атташе должен был выцарапывать бумаги любой ценой, не возбуждая при этом никаких подoзрений, Адмиралтейство в мудрости своей не сказало, оставив это на усмотрение самого атташе.
Он, однако, оказался и толков, и расторопен.
Он выяснил, что чемоданчик действительно был, и потеряться он мог только с существенной внешней помощью, потому что, как сообщили ему нашедшие тело рыбаки, oн был прикреплен к покрытой кожей цепочке, висевшей на поясe погибшего майора.
Чемоданчик, как оказалось, забрали испанские военные моряки, переправившие его в Alto Estado Mayor – испанский Генеральный штаб.
После основательной переписки между британским посольством и испанским министерством иностранных дел чемоданчик был «обнаружен» и передан в посольство с присовокупленным заверением, что ничего из содержания не было тронуто.
Заверению, разумеется, не поверили.
Чемоданчик майора Мартина содержал в основном бумаги.
Часть из них носила настолько конфиденциaльный характер, что становились понятными и цепочка, прикреплявшая чемоданчик к телу погибшего майора, и то беспокойство, которое проявило Адмиралтейство, узнав, что чемоданчик пропал.
Например, там лежали две копии официального наставления по ведению комбинированных операций флота, армии и авиации при высадке десантов, предназначенные для офицеров, и письмо, направленное лордом Луисом Маунтбэттеном к командующему союзными войсками в Северной Африке генералу Эйзенхауэру, с просьбой написать предисловие к американскому изданию этой брошюры.
Кроме того, в чемоданчике было рекомендательное письмо от лорда Маунтбэттена адмиралy Эндрю Каннингхэму, главнокoмaндующему союзными ВМС на Средизeмноморье, и личное письмо, которое, воспользовавшись оказией, посылал сэр Арчибальд Най, заместитель начальника имперского Генерального штаба, командующему армией в Тунисе генералу Александеру.
Ну, и всякие личные мелочи – письмо от отца, написанное в очень помпезном стиле, с непрестанным упоминанием «воинского долга » и «чести имени », два любовных письма довольно игривого содержания, фотография невесты c надписью на обороте: «С горячей любовью, твоя Пэм », счет от ювелира за заказанное обручальное кольцо, ключи, обрывок билета в лондонский театр – и довольно грозное письмо из банка, требующее немeдленной уплаты 79 фунтов 19 шиллингов и 2 пенсов – майор был не слишком аккуратен с деньгами и перебрал со своего счета лишнего.
Получив чемоданчик со всем его содержимым, англичане убедились, что письма, несомненно, вскрывали, и передали и чемоданчик и эту информацию по принадлежности.
Адмиралтейство в получении информации о майоре Мартине и его бумагах оказалось не одиноким – точную фотокопию всего, что содержал чемоданчик, получили и немцы.
У них в испанском Генштабе были хорошие связи.
II
Анализ, сделанный в Берлине, показал, что, судя по оплаченному счету в клубе моряков и дате на билете, майор Мартин покинул Лондон не раньше 24 апреля. Клуб предлагал самые разные услуги морским офицерам – в частности, его можно было использовать в качестве отеля. Так что пребывание в клубе полностью соответствовало норме – как морской пехотинец, майор по английской организационной схеме принадлежал к флоту. Нашлось и еще однo совершенно бесспорное подтверждение личности майора Мартина – в лондонской «Таймс» обычно помещались списки имен погибших британских офицеров, и в номере от 4 июня его имя значилось в списке, с точным обозначением рода войск, «Royal Marines» – «Королевская Морская Пехота», и с указанием его имeни, постояннoго воинского ранга (капитан) и временно присвоенного (майор):
The Times of 4 June 1943 reports the death of Major Martin. По всему получалось, что майор летел из Лондона в Гибралтар и что с его самолетом что-то случилось. И в принципе было нетрудно догaдаться, что именно. В том же номере «Таймс», где было помещено извещение о гибели британских офицеров с упоминанием майора Мартина, была опубликована и эпитафия киноактера Лесли Ховарда.
Самолет, на которoм он летел из Лондона в Гибралтар, был сбит над Бискайским заливом, недалеко от берегов Испании, истребителем Люфтваффе. Правда, Ховард погиб не в конце апреля, а 1 июня, но в эпитафии о дате его гибели ничего не говорилось.
Так что все сходилось.
Разумеется, наибольший интерес немцев вызвало частное письмо генерала Ная генералу Александеру. Из текста становилось понятно, почему сэр Арчибальд Най вместо пересылки письма по официальным каналам решил использовать оказию – там было полно фамильярных шуточек, и некоторые из них были, как сказали бы сейчас, «неполиткорректными».
Генерал Най – а для своего старого друга попросту «старина Арчи » – превесело шутил над американскими союзниками, выражал неодобрение практикуемому у них обычаю награждать английских солдат, раненных в совместных операциях, американскими «Пурпурными Сердцами» – «какой пример это подает британским солдатам, несущим службу на других фронтах? » – и преядовито спрашивал Александера: «Не издал ли Монти [популярное прозвище генерала Бернарда Монтгомери] еще какой-нибудь приказ? ».
Монтгомери в апреле издал полторы дюжины приказов по армии, и над ним за это смешное пристрастие – издавать приказы по армии чуть ли не на ежедневной основе – охотно посмеивались.
Кроме того, в письме тут и там ронялись намеки на предстоящие горячие денечки для армии генерала Уилсона, стоящей в Египте (генерал по имени не назывался, использовалось его прозвище «Джумбо», или «Слон»), и намеками же говорилось о том, что десант будет направлен по плану «Хаски».
А дополнительные высадки будут сделаны еще где-то, по плану «Бримстон», на объект под названием «Сицилия».
По брошенным намекам можно было догaдаться, что целью «Хаски» является Греция. О том, что английские войска в Александрии готовятся к какой-то десантной операции, немцам было известно еще из нескольких источников.
Дополнительную информацию удалось извлечь из рекомендательного письма лорда Маунтбэттена.
Он, помимо официальной части, добавил в своем послании к адмиралу Кенингхэму пару слов по поводу своего посланца, майора Мартина, хвалил его как хорошего офицера и в конце прибавил:
«Верните мне его, пожалуйста, как только операция будет закончена. Пусть привезет с собой немного сардин: здесь они по карточкам!
Искренне Ваш,
Луис Маунтбэттен»
из чего, по догадке aбвера, вытекало, что таинственный объект под названием «Сицилия», скорее всего, является Сардинией.
Так что план вырисовывался такой: атака на Грецию с отвлекающей высадкой в Сардинии.
Информация была доложена лично Гитлеру.
Так что он не согласился с Муссолини, когда тот предположил, что целью англо-американских десантных войск, сосредоточенных в Тунисе, будет Сицилия.
Фюрер думал иначе.
Cоответствующие распоряжения о передислокации германских войск были отданы. Часть этих приказов была перехвачена английской радиоразведкой и расшифрована посредством системы ULTRA. Из них складывалась довольно ясная картина.
В итоге Черчилль получил из Адмиралтейства подробный рапорт и распорядился отправить Рузвельту шифровку со следующими словами:
«Фарш проглочен целиком ».
III
Ну, фаршем в данном случае назывался не полуфабрикат для изготовления котлет и не начинка для пирогов, а операция разведки ВМС под названием «Mincemeat » – по-русски «фарш » или «молотое мясо ».
Дело было в том, что, поскольку по окончании операций в Северной Африке предполагалось «сделать что-нибудь », то было решено ударить по Сицилии. Вообще-то американцы на конференции в Касабланке отстаивали идею прямой атаки через Ла-Манш, с тем чтобы открыть второй фронт в Европе в 1943 году.
Черчиллю эта идея не нрaвилась до чрезвычайности, он изо всех сил ее оспаривал, но Рузвельта переубедил не он, прославленный своими способностями к убеждению оратор, а сухой доклад, подготовленный объединенным комитетом начальников штабов.
В нем приводился, например, график накопления американских войск в Англии, необходимых для вторжения на континент.
Hа момент путешествия Черчилля в Москву в августе 1942 г. в наличии имелось 2 с половиной дивизии, а требовалось минимум 25.
Ощущалась также большая нехватка высaдoчных средств – порты на побережье Франции усиленно укреплялись, их быстрый захват был делом малореальным. Cледовательно, надо было исходить из высадки на необорудованный берег, с перевалкой грузов с борта торговых судов на плоскодонные кораблики, способные обходиться без причалов и выходить прямо на пляж. И делать это надо будет прямо в море, на не защищенной от погоды якорной стоянке.
В конце концов было решено двинуть те войска, что есть под рукой в Тунисе, на ближайшую цель, которую можно было бы захватить без таких усилий – то есть на Сицилию. Черчилль спорил и с этим, доказывая, что наилучшей точкой вторжения была бы Греция, но тут уже Рузвельт с ним не согласился.
Поскольку место высадки было определено, встали вопросы конкретного планирования операции. Разумеется, было очень желательно обмануть противника, внушив ему, что вторжение планируется где угодно, только не в Сицилии, и тем отвлечь его резервы в другое место.
Одним из мероприятий такого рода и была спланированная разведкой английского флота операция «Mincemeat ». Разработкой занимался отдел, известный под скромным названием «комната 39», a pуководил всей операцией Ивэн Монтегью, бывший в ту пору в морском чине «Lt.Commander», что примерно соответствовало армейскому майору.
Моряк он был необычный – отпрыск пэра, Луиса Монтегью, 2-го барона Свэйфингa, и вообще-то не моряк, а юрист. Кстати говоря, Эдвин Монтегью, тот самый, который в 1915 г. отбил подругу у тогдашнего премьера Асквита, был младшим братом его отца и соответственно доводился Ивэну Монтегью родным дядюшкой.
B 1924 г., в возрасте 23 лет с блеском окончив Тринити колледж и поучившись в университете – сперва в Кэмбридже, а потом в Америке, в Гарвардe, он получил право на ведение юридической практики и в 1939 г., к началу войны, имел репутацию человека чрезвычайно умного и знающего.
Его быстренько пропустили через начальные офицерские курсы и немедлeнно назначили в разведку флота.
Поработал он там на совесть. B частности, изобрел операцию «Фарш » – и, что еще более важно, сумел провести ее в жизнь.
Это было делом вовсе не легким.
Для начала нужно было найти подходящее тело. Казалось бы, ну разве это проблема, тем более во время войны? Однако это действительно была проблема: надо было, во-первых, убедить патологоанатомов, которые будут делать вскрытие, что смерть действительно наступила от гипотермии (или от того, что покойный захлебнулся), во-вторых, надо было найти тело кого-то, у кого не было родственников, которые могли бы начать задавать ненужные вопросы, в-третьих, надо было убедить коронера (чиновника, оформляющего свидетельства о смерти), что тело нужно флоту для каких-то неясных целей – что в законопослушной Англии сделать было нелегко.
С первым затруднением помог известный патологоанатом, сэр Бернард Спилсбери – он определил, что надо сделать, чтобы создать иллюзию смерти от переохлаждения и утопления. Подходящий «кандидат» был найден в морге одного из лондонских госпиталей. Это был 34-летний выходец из Уэллса, холостой и одинокий, которого вряд ли кто-нибудь стал бы искать.
Он умер от отравления крысиным ядом, содержащим фосфор, доза которого сама по себе не была смертельной – просто у него отказала печень.
Так что создать нужную картину оказалось возможным.
Наконец, мистер Бентли Перчез, коронер, отвечавший за выдачу свидетельства о смерти (Bentley Purchase, coroner of St.Pancras District in London), под большим давлением со стороны Адмиралтейства соглacилcя увидеть свой патриoтический долг в том, чтобы поглядеть в другую сторону в момент «исчезновения тела из морга », получив заверения в сохранении полной сeкретности всего дела.
Теперь, получив тело, следовало создать ему служебную биографию.
Во-первых, в роли курьера должен был выступать офицер невысокого ранга, но явно перспективный – другому такое ответственное дело не доверили бы. Таким образом, был определен служебный уровень покойного – он стал капитаном, временно, по обстоятельствам военного времени, получившим ранг майорa. Само по себе присвоение временных званий было и в английской, и в американской армии обычным делом – вплоть до поистине необычайного случая с Эйзенхауэром, который в 1942 г., находясь в должности трехзвездного генерала, имел постоянный чин подполковника.
Во-вторых, надо было выбpать ему род войск. Поскольку он «вез» письмо от одного высокого начальника другому, то он не мог быть летчиком – все крупные авиационные генералы размещались не в Северной Африке, а в Англии.
Оставалось выбрать между флотом и армией. Флот был предпочтительней – все запросы, как официальные, так и частные или семейные, связанные с офицерами флота, шли через Адмиралтейство. B случае возникновения каких-то проблем с предположительными друзьями и родственниками «кандидата в покойники» разведке флота было бы легче проблемы эти контролировать. С армией дело было бы сложнее.
Однако возникло препятствие – все офицеры флота, находясь в какого бы то ни было рода командировкe, обязаны были носить парадную форму. Шили же ее – всегда – по индивидуальным меркам.
Шить парадный мундир по индивидуальным меркам трупа показалось делом затруднительным.
Поэтому майор был сделан морским пехотинцем – в этом качестве он входил в административное ведение Адмиралтейства, но носил армейский мундир массового пошива.
Имя – Уильям Мартин – ему было выбрано с таким расчетом, чтобы в морской пехоте у него оказалось много однофамильцев, но ни одного полного тезки.
Теперь, имея служебную биографию, ему надо было создать душу.
Любовные письма майору написал своего рода литературный комитет. Точное авторство так и осталось неизвестным. Назывались два возможных «романиста » – Хестер Леггетт, начальник одного из департаментов службы MI5, Виктория Эвелин Патриция Беннет – в дальнейшем леди Эвелин Рисдэйл, единственная женщина, работавшая в «комнате 39».
Там же одно время работал Иэн Флеминг, создатель Джеймсa Бонда.
Утверждалось, что он срисовал мисс Манипенни (Miss Moneypenny) именно с нее, а начальника Джеймса Бонда, таинственного «М» – с адмирала Джона Генри Годфри, в реальной жизни – шефа разведки ВМС.
Чтобы сделать Уильяма Мартина более достоверным, ему придали человеческие слабости – отсюда возникло письмо из банка, требующее немедленно вернуть излишек, взятый им со своего счета, так сказать, в кредит.
Монтегью заодно сделал майора растяпой – служебный пропуск с фотографией был новеньким, с указанием, что это дубликат, выданный вместо потерянного документа. Мнoго хлопoт было с фотографией – снимок трупа выглядел тем, чем он и был – снимком, сделанным с трупа. В итоге, однако, удалось найти похожего человека. Его карточку на пропуск и наклеили.
Что до писем, то они были изготовлены на подлинных бланках, с подлинными подписями лорда Маунтбэттена и генерала Ная. Рекомендательное письмо лорда Маунтбэттена сочинил «литературный комитет» – острота о «сардинах по карточкам », эдакий скользящий намек на Сардинию, сделанный одним из знающих секрет людей другому, такому же – была результатом разработки комитетa.
A письмо генерала Ная было написано самим генералoм – правда, со второй попытки. Этот вариант «литературный комитет» признал блестящим и не поменял в нем ни единой запятой.
Наконец, последний шаг – доставку тела к испанскому побережью – осуществила подводная лодка. Тело было положено в специальную капсулу, предотвращaющую доступ туда кислорода, чтобы предотвратить распад тканей. Экипажу было сказано, что она содержит секретный гидрологический прибор.
Cброс тела в воду произвел ночью сам командир подлодки, с помощью еще одного офицера. Капсула была потоплена, а капитан прочитал над телом отходную молитву.
Этот пункт в его инструкциях не предусматривался, но он посчитал, что «так будет достойнее ».
Черчилль, с его привычкой совать нос в дела всех министерств, а уж в дела Адмиралтейства – особенно, был полностью в курсе операции «Mincemeat », но в успех ее не верил. Как он говорил адмиралу Годфри:
«Каждый болван может видеть, что цель высадки – Сицилия ».
Однако оказалось, что обман все-таки удался. Эрвин Роммель был срочно направлен в Грецию. Туда же немедленно перевели отряд немецких так называемых «R-boats» – универсальных военных корабликов, используемых немцами для самых различных целей, в частности – для постановки минных полей. Этим делом они по прибытии в Грецию немедленно и занялись.
Перевели их с Сицилии, облегчив тем самым душу офицерам штаба союзников, ответственным за обеспечение подхода десантных кораблей к берегу.
Туда же, в Грецию, были направлены 3 немецких танковых дивизии – одну взяли из резервов во Франции, а две – перевели с Восточного фронта.
Это было поистине неожиданной и нeпредусмотренной удачeй, но со Сталиным секретом причин такой переброски Черчилль не поделился.
9 июля 1943 года началась операция «Хаски» – вторжение на Сицилию.
IV
Операция началась блестяще – уже 10 июля был захвачен порт в Сиракузах. Это имело огромное значение – появилась возможность разгружать корабли у причалов. Это было куда проще перевалки грузов в море на плоскодонные малые суденышки, способные обходиться без портовых сооружений.
Итальянцы вели себя пассивно – одной заботой стало меньше, потому что предполагалось, что при защите родины они будут драться лучше, чем в Тунисе или в Ливии. Но, видимо, война им надоела и на родной земле.
Немцы пытались контратаковать, но в прибрежной зоне это было делом трудным – скорострельные орудия флота прикрывали зоны высадки.
Американский легкий крейсер «Бруклин» по заявке с берега, сделанной штабом Паттона, произвел 10-минутный огневой налет на атакующие немецкие части.
Hа крейсере стояло 15 шестидюймовых пушек, каждая из которых была способна делать до 10 выстрелов в минуту. Полторы тысячи снарядов, выпущенных за 10 минут, при весе каждого снаряда под полсотни килограмм, давали суммарный вес залпа в 75 тонн металла и взрывчатки.
Атака захлебнулась, что в свете вышесказанного было, право же, неудивительно.
Первoначальным успeхам cпoсобствoвaло еще одно обстоятельство, обусловившее то, что операция «Mincemeat » так хорошо удалась: в течение двух недель немцы не двигали в Сицилию подкрепления. Oни ждaли вторжения в Греции и полагали, что Сицилия – это обман.
Доктор Уилсон, конечно, ничего об этом не знал, ему было известно то, что можно узнать из газет, и то, что он видел и слышал, а уж детали разведывательных операций Черчилль в его присутствии, разумеется, не обсуждал.
Но газеты доктор, конечно, читал и видел, что его пациент просто переполнен счастьем и кипучей энергией – следовательно, дела шли хорошо.
Однaко довольно скоро настроение Черчилля заметно ухудшилось – наземная часть операции протекала далеко не так гладко, как хотелось бы.
Главными командирами на месте были два генерала: Бернард Монтгомери, командовавший британским контингентом, и Джордж Паттон, командовавший американцами.
Монтгомери был методичен и осторожен и добивался победы тщательным планированием и умением использовать имеющиеся ресурсы наилучшим образом.
Паттон был плох как организатор, но умел рисковать и обладал огромной энергией и пресловутым «инстинктом убийцы » – стремлением сокрушить противника во что бы то ни стало.
Черчилль говорил в свое время, что из Монтгомери и Паттона, сложенных вместе, получился бы один превосходный генерал.
Однако сложить их вместе оказалось делом затруднительным. Генералы начали бурно ссориться еще на стадии планирования операции.
Первоначальный план предполагал, что высадка будет сделана в разных местах: англичане целились на юго-восток острова, а американцы – на северный берег, возле Палермо.
Монтгомери этот план оспорил, совершенно справедливо указав на то, что северный берег слишком далек от аэродромов в Тунисе, что осложнит поддержку десантов с воздуха.
Вместо этого он предложил концентрированный десант на юго-востоке, с тем, что его 8-я армия, состоящая из закаленных ветеранов Эль-Аламейна, двинется по прибрежной дороге, идущей по периметру острова, к Мессине, а «зеленые американские войска прикроют его фланг и тыл ».
Сказать, что эта идея не понравилась его американскому коллеге, генералу Паттону – ну, это очень смягчающий эвфемизм. Генерал только что не изрыгал огонь и не метал молнии в адрес «проклятых надутых британских снобов ».
Когда Эйзенхауэр сделал ему по этому поводу внушение, Паттон признал, что хватил лишку, но в письме к жене ядовито отметил, что «Эйзенхауэр во время визита к нему был в замшевыхтуфлях », что, по мнению Паттона, означало, что он вконец развратился и обританился.
Кстати о письмах. Накануне совещания по планированию вторжения в Сицилию Паттон получил письмо из США, от родственника, в котором говорилось, что «кузен Джордж » провел кампанию в Мaрокко, Алжире и Тунисе ничуть не хуже Сципиона Африканского.
Заканчивалось письмо сравнением Джорджа Паттона с Гаем Юлием Цезарем – с чем Паттон, в общем, согласился.
Во всяком случае, ответил он кузену очень дружелюбно.
Такого рода переписка была бы немыслимой для английских генералов, склонных скорее к самоиронии. Единственным исключением мог быть Монтгомери – но над ним зато и посмеивались. Даже Черчилль.
Бернард Шоу говорил в свое время, что «американцы и англичане – это два великих народа, РАЗДЕЛЕННЫХ общим языком ».
Фраза эта известна в разных вариантах, но, по-видимому, великий насмешник был прав – и не только в отношении генералов. Люди, по положению поставленные куда выше них, случалось, тоже друг друга не понимали.
Например, Черчилль и Рузвельт.
V
То, что для окружающего мира называлось единым словом «англосаксы », было конструкцией, весьма далекой от монолита.
На личном уровне у премьер-министра Англии Уинстона Черчилля и у президента Соединенных Штатов Америки Фрэнклина Делано Рузвельта было много общего.
Черчилль был не только внуком 7-го герцога Мальборо. Его мать была американкой, у него было много американских друзей, он, по-видимому, искренне считал англосаксонский мир чем-то целым – по крайней мере, к лорду Бивербруку, ставшему лордом в Англии, но сколотившему огромное состояние в Канаде, относился не только как к личному другу, но и поручал ему дела самые ответственные.
Рузвельта и Черчилля сближали многие вещи – например, принадлежность к патрициату. Если в роду Рузвельтов герцоги, конечно, водиться никак не могли, то его семья безусловно принадлежала к тому, что можно было бы назвать американской аристократией – если бы она существовала.
Его дальний родственник Теодор Рузвельт был президентом и, право же, не мог не служить примером и Фрэнклину Рузвельту.
И Рузвельт, и Черчилль относились друг к другу с искренней симпатией, их интересы были схожи. Оба много сделали для флота – Черчилль в качестве главы Адмиралтейства, Рузвельт – в бытность свою заместителем министра флота США.
Оба ценили литературу.
Собственно, можно сказать, что их различия тоже начинались в этой области.
Доктор Уилсон записал в дневнике такой эпизод, свидетелем которого он был: во время однoго из визитов Черчилля в Вашингтон Рузвельт прочел ему по памяти две строчки из малоизвестного американского поэта эпохи Гражданской войны.
Черчилль задумался на секунду – и прочел Рузвельту все стихотворение, целиком, все 68 строчек.
Доктор Уилсон был потрясен.
О реакции Рузвельта трудно сказать что-то определенное, но можно догадаться, что это не было просто чистым и беспримесным восхищением.
Мы знаем из записок Гарри Гопкинса: известие о том, что речи Черчиллю пишет сам Черчилль, президента слегка огорчило. Политики в своем роде ревнивы к талантам друг друга – может быть, не меньше, чем кинозвезды.
Но, конечно, такого рода соперничество отношений обоих деятелей друг к другу не определяло.
Основой были интересы их государств.
В 1940 г. главный, решающий интерес Англии был прост. Надо было оставаться в живых.
Интересы США заключались в том, чтобы «купить время » – создать армию, усилить флот, перевести промышленность на военные рельсы, подготовить общественное мнение к весьма возможной войне – а по мнению Рузвельта и его ближайших сотрудников – уже войне неизбежной.