Эти расхождения привели к тому, что парламент 1629 года был распущен и не собирался в течение последующих 11 лет. Однако многие историки сходятся во мнении, что винить в этом только одного короля не совсем справедливо. Так, английский историк К. Брайс говорит о том, что «раньше в историографии было модно называть личное правление "11 годами тирании". Карла подозревали в стремлении установить абсолютистскую монархию континентального типа. Есть причины, по которым эту интерпретацию сейчас не поддерживают. Известно, что у Карла было немного интереса к политике: он часто писал на бумагах: "Поступайте так, как считаете это в моих интересах". Маловероятно, что решение править без парламента было частью грандиозного плана. Скорее, это результат расстройства, вызванного тем, что парламент не сделал того, чего Карл ожидал…».[12] Эта версия подтверждается мнениями о том, что парламент в то время на самом деле не имел решающего значения, а был только органом выражения народной воли. Тем более и при Якове I созыв парламента относился к королевской прерогативе. По мнению К. Рассела, искать объяснение неудачам Карла I исключительно в его отношениях с парламентом, значит принимать симптом за болезнь.[13]
К тому же, ответственность за то, что соглашение между парламентом и короной не было достигнуто, в такой же степени может быть возложено и на членов палаты общин. Еще первый парламент 1625 года внушил Карлу отвращение к идее парламента вообще своим решение о таможенном сборе, который нижняя палата собиралась оставить за королем лишь на один год. Это решение показалось Карлу оскорбительным, так как показывало, что королю не верят, как верили его предшественникам, которым постоянно предоставлялись таможенные сборы на все продолжение их царствования. Карл, считая свои политические принципы абсолютно истинными и неопровержимыми, сделал попытку потребовать столь необходимые ему средства. Король напомнил членам парламента, что это первая просьба, с которой он обращается к парламенту; что сам он еще молод и только начинает царствовать и что если он встретит доброе расположение и верноподданническое послушание, то это внушит ему любовь и уважение к парламенту и навсегда сохранит полное согласие между ним и его народом. Депутаты остались глухи к его доводам. То, что парламент не предоставил этих ассигнований Карлу на все время царствования, неоспоримо доказывает - палата общин всерьез намеревалась подчинить себе своего государя. [14]
Превратиться из монарха в раба своих подданных казалось ему величайшим позором, а безропотно смириться с этим падением, не сделав никаких попыток отстоять власть, было бы еще более унизительно. Поэтому Карл стал держаться того высокомерного тона, который, по его мнению, он себе усвоил по праву рождения. И с этого момента король будет считать себя вправе открыто нарушать старинные порядки.
Поражения
Первой серьезной ошибкой Карла была попытка введения в Шотландии единого молитвенника в 1637 г. «Решение ввести в Шотландии единый молитвенник, с чего и началась британская смута, полностью было решением Карла, и оно настолько естественным образом вытекало из его убеждений о природе власти, о Британии, о церкви, что отрицать его ответственность значит отрицать очевидное», - отмечал К. Рассел.[15] Эта попытка привела к так называемым «Епископским войнам» (1639-40), где опять проявилась абсолютно неспособная на переговоры натура Карла. Король заявил шотландцам, что он скорее умрет, чем подчинится «неприемлемым и ужасным требованиям».
Тем временем, в стране росла оппозиция королевской власти. Многие ощущали противоречия между роскошной жизнью при дворе и обделенным английским народом. Возрастало недовольство религиозной политикой, которая, как считалось, была обусловлена влиянием его жены-католички. Все это усугублялось бесконечными сборами денег в условиях отсутствия парламента и социальной политикой Карла. На окне в Уайт-холле кто-то нацарапал слова: "Боже, храни короля, прокляни королеву и ее детей, и пошли нам пфальцграфа, дабы управлять в этом королевстве".[16]
Горечь, которую чувствует Карл после поражения в войне с Шотландцами, и недостаток поддержки со стороны его поданных усугубляются чувством вины, которое он испытывает после того, как был вынужден согласиться на казнь своего главного министра, графа Страффорда, в мае 1641 года. Это был настоящий удар для короля. Свою дальнейшую судьбу он будет считать возмездием и справедливым божьим наказанием за слабость.10 января 1645 года казнили второго близкого советника Карла – архиепископа Лода.
Король оказался практически в безвыходном положении. Все чаще он винил в своих затруднениях преднамеренную кампанию пуритан и парламентариев с целью свержения королевской власти; а его личное неприятие оппозиционных политиков, таких как Джон Пим, практически исключало возможность избежать крупного конфликта. [17]
Еще одним неверным шагом короля стало нарушение вековой традиции. В январе 1642 он лично явился на заседание парламента в сопровождении 400 вооруженных людей, чтобы арестовать лидеров оппозиции. Но «птицы улетели», и он ушел ни с чем, лишь вызвав гнев и раздражение тем, что нарушил эти многовековые традиции. Возвратившись в Виндзор и все обдумав, Карл пришел к выводу, что переборщил и решил исправить свой промах, составив послание к парламенту, в котором признал неправомочными свои действия против обвиненных им членов обеих палат. Однако все эти действия были приняты слишком поздно. Теперь смирение Карла снискало ему еще и презрение со стороны общин.[18] Гражданская война стала абсолютно неизбежной.
Вина
В какой же мере король ответственен за развязывание гражданской войны? Представляется очевидным, что полностью оправдать Карла в этом вопросе невозможно. Многие историки сходятся во мнение, что религиозная и политическая деятельность Карла, как и в целом его образ правления, привели к резкому обострению противоречий в Англии, а в итоге и к гражданской войне.
Однако и возлагать на него одного вину за начало гражданской войны в корне не верно. К. Рассел по этому поводу высказывает следующие идеи: «То, что Карл I, несмотря на свои добродетели, был непригоден к тому, чтобы быть королем, представляется очевидным, но не ответ, насколько он несет ответственность за гражданскую войну. Историки, все еще освобождающиеся от наследия Томаса Карлейля, показательным образом противятся утверждению, что какой-то мужчина может нести ответственность за серию событий. Причины такого нежелания внушают уважение, поскольку в каждом обществе происходят долговременные прогрессивные сдвиги, которые никакой индивид не может ни создать, ни изменить. В то же время есть и разумное в представлении, что ярость, которая возникает или которую сумели избежать в ходе политического противоборства, есть результат личных отношений между заинтересованными партиями. Даже не будучи способными убедить, политики хотят быть выслушанными и понятыми. Это чувство выслушанности рождает надежду, основу их ремесла. Этой надежды Карл всегда лишал тех политиков, с которыми имел дело. И тогда расстройство превращалось в ярость. Один из заметных фактов 1642 года в том, что у тех, кто имел опыт ежедневного сотрудничества с Карлом, не было по отношению к нему ни тепла, ни энтузиазма. Представляется, что Карла правильно рассматривать как необходимое условие для гражданской войны».[19]
В какой-то степени правы и те историки, которые считают, что причины гражданской войны следует искать не в личностях, а в обществе; и буржуазия отвергла правительство Карла I не потому, что Карл I был плохим человеком, а потому, что он представлял устаревшую социальную систему.[20]
Именно с вопросом о том, можно ли обвинить Карла I в развязывании английской революции, связана проблема законности и оправданности суда над ним, а затем и казни.
СУД И КАЗНЬ
К 1645 г. стало ясно, что война в Англии для Карла проиграна. В ноябре 1647 г. Карл I сумел скрыться на острове Уайт. 17 и 18 августа 1648 г., уже во время 2 гражданской войны, армией под предводительством О. Кромвеля были выиграны решающие сражения сначала при Престоне, а затем при Уинвике. Это означало победу оппозиции и окончание второй гражданской войны.
Суд
Теперь король рассматривался как "человек кровавый".[21] Стал вопрос о его дальнейшей участи. В декабре 1648 г. Кромвель еще высказывал мнение, что лица, замыслившие устранить короля, предатели. Некоторые утверждали, что бегство короля и вторая гражданская война показали, что переговоры с ним бессмысленны. Другие армейские руководители колебались. И все же, когда попытка договориться с Карлом на основе нового варианта "Глав предложений" провалилась, под влиянием одного из главных сподвижников Кромвеля Генри Айртона было принято решение о суде над королем и уничтожении монархии. Хотя некоторые историки и указывают на то, что «…в Лондоне ни о каком суде над королем не помышляли и к королю обращались с величайшим почтением…»[22], поверить в непричастность Кромвеля и других армейских лидеров весьма сложно. К тому же когда один из членов парламента высказал мнение о том, что король не может быть осужден ни одним судом, Кромвель выдал себя, воскликнув: «Клянусь, мы отрубим ему голову вместе с короной!»[23]
6 декабря состоялась "прайдова чистка", и места в парламенте сохранились лишь у армейских сторонников. Армия, таким образом, осуществила переворот, в результате которого парламент утратил остатки легитимности: в Вестминстере теперь заседали только те, кого современники назвали "охвостьем" Долгого парламента. Было объявлено о создании Верховного трибунала для суда над королем. Внезапно началось повальное бегство из Лондона членов парламента — наиболее опытных юристов и клерков, т. е. именно тех, от кого зависела разработка юридической формулы суда. Лондон покинули Селден, Уайтлок, Уолдрингтон. От участия в суде отказались верховные судьи Генри Ролл, Оливер Сент-Джонс, Джон Уилд. Все они были назначены на эти должности парламентом, находились у него на службе как убежденные противники королевской прерогативы, и, тем не менее, все они не пожелали стать участниками суда.
Когда в палату общин был внесен проект ордонанса о привлечении Карла к суду от имени «подготовительного комитета», палата лордов единодушно отвергла его. Тогда 4 января 1649 года палата общин объявляет себя носителем верховной власти в Англии, «постановления которой имеют силу закона без согласия, как короля, так и лордов». Некоторые историки рассматривают это действие как официальное провозглашение принципа «народ — источник всякой власти под богом», и уверены в том, что «беспрецедентный шаг в политике был возможен только как выражение воли взявшегося за оружие народа Англии».[24] Однако ревизионисты, также как и постревизионисты, склонны думать, что этот шаг преследовал только политические устремления индепендентов - устранить из будущего государственного устройства палату лордов и, конечно, облегчить суд над королем и прекратить всякие попытки помочь ему.
Сам Карл в это время отказался от любых встреч для ведения переговоров и погрузился в ожидание. Он писал, что единственное, что было ему необходимо – это установить мир внутри себя, мир с богом. Он был уверен, что за исключением предательства Страффорда, он действовал правильно; он был уверен, что его сын будет править после него; он был уверен, что его захватчики были ужасными людьми, и он знал, чего от них ждать. Он писал: «То, что я должен умереть как Человек – очевидно. То, что я должен умереть как Король, от рук своих собственных подданных, жестокой и внезапной смертью, в расцвете своих лет и своего царствования, когда мои друзья и верноподданные будут беспомощными наблюдателями, а мои враги будут презрительно праздновать победу надо мной… вполне возможно по человеческим соображениям, поэтому Бог научил меня не ожидать ничего другого…».[25]
Тем временем список 135 членов специальной судебной палаты был опубликован. Председателем был назначен верховный судья Чешира Джон Бредшоу, поскольку верховные судьи Англии, как мы видели, от этой миссии решительно отказались.
Первое заседание Высшей палаты правосудия (как именовался трибунал) состоялось 8 января в Вестминстерском дворце. Карл естественно не признавал законность трибунала. Более того, левеллеры также не видели в учреждении такого органа ничего, кроме стремления индепендентов к тирании.[26] М.Л. Барг в своей книге о Кромвеле описывает поведение Карла в суде как «неуважительное», «пренебрежительное» и «оскорбительное».[27] Однако как еще мог вести себя человек, которого судят люди, не имеющие на это прав, ведь он как любой «свободнорожденный» англичанин мог быть судим только присяжными. Карл I был призван «к ответу как тиран, изменник, публичный и беспощадный враг английского государства».
«Сэр,— обратился к нему Бредшоу,— вы выслушали обвинение... Суд ждет от вас ответа». Карл, внезапно перестав заикаться, первым делом спросил: «Я хотел бы знать, какой властью я призван сюда, т. е. какой законной властью?» После этого король пытался говорить, но ему не давали слова, боясь, что своими речами он внесет еще большее колебание в и без того сомневающиеся ряды членов трибунала. Карл отказался признать законность суда и тем самым отвечать на предъявленное ему обвинение. («Покажите мне законные основания (суда), опирающиеся на слова божьи, Писание или... конституцию королевства, и я отвечу»).[28]
Поэтому Бредшоу прибегнул к простейшему способу: он приказал удалить подсудимого из зала. Последующие заседания палаты проводились в том же духе. На одном из них Карл попросил показать ему хоть один прецедент, когда палата общин становилась бы судебной палатой по обвинению королей. Такого естественно не нашлось. Право было на стороне короля.
В целом король смотрелся достаточно убедительно в своей защите, обвинение же не могло ничего поделать с тем, что Карл, опираясь на божественное право и на отсутствие прецедента, отказывался признавать или отрицать свою вину. Поведение его на протяжении всех дней, пока продолжалось судебное заседание, оставалось величественным, спокойным и твердым. В первые дни его окружали лишь ненавистники, требующие казни. Некий солдат так разошелся, что плюнул ему в лицо. Карл внешне остался невозмутим и сказал: «Несчастные! Дай им 6 пенсов, они также поступят со своими главарями». И в этом своем аристократическом великолепии и высокомерии он был абсолютно прав. Уже в последние дни заседаний в суде стали раздаваться возгласы «Боже, благослови короля!».[29]
Приговор был краток: «Упомянутый Карл Стюарт, как тиран, изменник, убийца и публичный враг, присуждается к смертной казни через отсечение головы от туловища». Под приговором стояло 59 подписей. Первым значилось имя Бредшоу. Третьим подписался Оливер Кромвель.
Казнь
9 января 1649 г. был подписан приказ Верховного суда о казни Карла I. Многие из собравшихся выражали свое сожаление вздохами и плачем. Какой-то солдат не смог удержаться и благословил голову несчастного монарха. Офицер сильным ударом сбил беднягу с ног. Король заметил ему, что такое наказание чересчур сурово для столь ничтожного проступка. Это был первый в истории суд над монархом, в ходе которого суд объявлялся выразителем воли народа.
30 января, в день казни, Карл, попрощавшись с детьми и увидевшись со своим духовником, в сопровождении охраны проследовал по направлению к площади, с трех сторон огороженной зданиями королевского дворца Уайт-Холл. Здесь был сооружен помост, на котором Карл Стюарт, король Англии, должен был лишиться головы. Карл и тогда держался с достоинством. Когда его подвели к эшафоту, он спросил, нет ли блока (на который следует положить голову) повыше, так как предложенный был таким низким, что встать на колени было недостаточно, требовалось лечь. Приговор должен был привести в исполнение палач, который был загримирован так, чтобы его не могли узнать. Присутствовал и его помощник. Вокруг площади собралась толпа, но Карл понял, что его слова вряд ли будут слышны народу. Тем не менее, он все же обратился к тем, кто находился рядом.
Он начал с того, что он «никогда не начинал войны с палатами парламента и никогда не хотел ограничить их привилегии». Затем, вспомнив Страффорда, он признал, что «наказан несправедливым приговором за то, что сам участвовал в вынесении несправедливого приговора». В конце речи он сказал, что «поданный и суверен - абсолютно разные вещи», поэтому он дорожит свободами и правами граждан, но они во многом обусловлены наличием государства. Последним его словом было обращенное к епископу «Помни!». Карл, тихо молясь, опустился на живот, и через 2-3 секунды голова его была отсечена одним ударом.[30] Карл I Стюарт был казнен на 49-м году жизни и на 24-м году своего царствования.
Убийца или мученик?
Сегодня, в 21 веке, представляется весьма сложным судить о событиях века 17. Многие из нас привыкли к демократии и не могут понять важность монархических идеалов в истории тех лет, рассматривая их только с точки зрения традиции. Сегодня никто из нас не считает президента, премьер-министра или даже монарха правителями, наделенными божественной властью. По этим и другим причинам, очень трудно понять мотивы, которыми руководствовались люди в 17 веке, и также трудно понять мотивы поступков Карла I.
Конечно, как уже отмечалось раньше, никто не будет снимать с Карла вину за то, как повернулась его собственная судьба. Однако, что касается законности приговора, большинство историков сегодня полагают, что казнь Карла I с точки зрения закона была несправедливой, а приговор был очень зыбким. На стороне Карла действительно было право, хотя в эпохи великих революций право и правосудие – самые неуместное понятие. Тем не менее, Карлу даже было отказано в выполнении его последней просьбы. Он просил, прежде чем будет вынесен приговор, выслушать его в парламенте на совместном заседании палаты общин и палаты лордов. Однако это означало бы, что его услышат люди, которые не были выбраны в Судебную палату. Противники короля не могли этого допустить. Законность суда, которую отказывался признать Карл, действительно стоит под вопросом. Заверения Брэдшоу о том, что суд заседает от имени английского народа и выражает его волю, выглядят неубедительно. Даже отрицательно настроенный по отношению к Карлу историк Барг признает, что были открытые выступления против суда. «Агитацию вели с одинаковым рвением и роялисты, и пресвитериане. Проповедники Принс и Уокер, находясь в тюрьме, умудрились издавать памфлеты, полные ненависти к армии — виновнице суда. Другие клирики делали то же в ежедневных устных проповедях, в церковных приходах, на улицах и площадях. Даже в рядах армии появились в эти дни колеблющиеся. Некий майор Уайт обратился с открытым письмом на имя Ферфакса, в котором выражалось сомнение, может ли король быть судим. Не было недостатка в давлении на ход событий извне. Флот племянника Карла I, принца Руперта, состоявший из 14 кораблей, крейсировал у британских берегов. От имени французского короля был опубликован манифест, осуждавший процесс. Генеральные штаты Голландии направили в Лондон двух послов с просьбой отменить суд. Несколько представителей крупной английской знати обратились к парламенту и армии с той же просьбой… среди членов суда появились сомневающиеся и колеблющиеся. А некий Джон Даунас даже порывался заявить громогласно о своей поддержке просьбы короля. Кромвель, сидевший неподалеку, с большим трудом удержал его на месте».[31] Поэтому весь английский народ явно не хотел того же, что желали судья. Тем более, «очищенная» полковником Прайдом палата общин не была выборной, а представляла собой лишь «охвостье», из которого никоем образом не могли избираться наиболее компетентные и непредвзятые судьи. Как заметила историк П. Грег, «в отсутствии короля и палаты лордов, с непредставительной палатой общин, какой орган власти остался, чтобы создавать судебное учреждение и судить короля?»[32] Итак, приговор, вынесенный Карлу I, с большей долей вероятности можно признать незаконным.
Можно ли оправдать казнь Карла I? Здесь ответ будет зависеть от того, с какой точки зрения посмотреть на это. С исторической точки зрения, некоторые ученые оправдывают казнь Карла I. Т.А. Павлова пишет по этому поводу: "Этот первый в истории акт народного возмездия был главным политическим достижением революции. Люди из третьего сословия одержали верх над монархией и аристократией... Казнь короля Карла I нанесла непоправимый удар по сознанию неприкосновенности, надмирной значимости монаршей особы. Великий прецедент был создан - не будь его, не могла бы осуществиться и казнь Людовика XVI и Марии-Антуанетты; не будь его, идеалы республики не смогли бы овладеть сознанием народов... Отныне старый, живший века иерархический миропорядок был сокрушен - наступило Новое время, новая история"[33]. К. Хилл также полагает, что казнь была оправданной, считая, что причины кроются в кризисе самой системы. «Как показало наступление в парламенте, оппозиция сознавала, что она борется не только с несколькими дурными советниками (она долго думала или притворялась, что думает так) и даже не только с самим королем. Она боролась с системой. Для того чтобы упрочить нужный ей социальный строй, она должна была сломить старую бюрократическую машину и разбить феодалов в бою. Нужно было, чтобы головы короля и многих пэров скатились с их плеч, и лишь тогда признание господства нового класса со стороны будущих королей и пэров было обеспечено. Многие из тех, кто сражался за парламент, впоследствии разочаровались в завоеваниях революции, так как почувствовали, что их обманули. Но сражаясь, они поступали правильно. Победа Карла I и его клики повлекла бы за собой лишь экономическое загнивание Англии, стабилизацию отсталого феодализма в век торговли и неизбежно привела бы в дальнейшем к еще более кровопролитной борьбе за освобождение».[34]
С этической точки зрения оценки историков сильно различаются. Одни полагают, что после поражения в первой гражданской войне «он вел себя, как безрассудный и невезучий игрок. Отбросив все призывы к благоразумию, продолжал делать ставки до тех пор, пока не потерял все деньги и не был силой выгнан из казино». Другие же, например Карлтон, принимают во внимание противоречивый характер короля: он мог быть безумно отважен в сражении, но затем погружался в летаргию и атмосферу пассивных страданий. «Из такого теста делаются мученики», - заключает Карлтон.[35]
Итак, вина Карла определенно была. Она заключалась в его попытках собирать деньги без участия парламента, тогда как эта функция парламента была одной из основных; в его нежелании идти на переговоры или уступки; в его во многом двусмысленной религиозной политике и еще в ряде обстоятельств. Однако была ли эта вина достаточной для того, чтобы лишить короля жизни? Может быть, дело совсем не в виновности Карла I? На его месте мог оказаться любой другой монарх, который не нашел бы общего языка с парламентом и не обладал бы необходимыми качествами. «Несчастье Карла заключалось в том, что случай забросил его во времена постоянных изменений. А его сила была в сохранении, в защите наследия прошлого. Он был непригоден руководить новым, рождающимся в муках, обществом. Однажды он написал, что если бы он не смог жить как король, он бы предпочел умереть как джентльмен; это была его личная трагедия – то, что ему не дано было жить как джентльмену, ведь на эту роль он подошел бы безупречно».[36]
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Таким образом, исходя из различных подходов историков к проблеме английской революции XVII века, я попыталась выявить основные направления в историографии относительно личности и правления английского короля Карла I Стюарта. Охарактеризовав Карла I как личность и как политического деятеля, а также рассмотрев в деталях суд и казнь короля, я пришла к выводу о том, что основные причины его казни следует искать как в личных качествах Карла, так и в интересах оппозиции и в условиях того времени, где такому монарху как Карл I уже не было места. К этим причинам относятся: отсутствие у Карла качеств, необходимых для монарха; ошибочные действия короля, которые привели к росту противоречий; стремление оппозиции создать прецедент, который мог бы ограничить власть монарха и гарантировать права парламента; устаревание самой системы абсолютной монархической власти. Убедившись в незаконности судебной процедуры, я могу заключить, что приговор был вынесен несправедливо с точки зрения закона. Рассмотрев различные мнения историков об оправданности казни Карла I, я придерживаюсь той версии, что если с исторической точки зрения эта казнь в какой-то мере может быть оправданна, то с этической, вина Карла не соответствует вынесенному ему приговору.
Необходимо отметить, что чрезвычайно важным представляется тот факт, что сегодня, даже 360 лет спустя после происшедшего, историки выдвигают различные гипотезы о конкретных событиях тех лет. Это доказывает значимость подобного опыта в истории, то, что противоречивость и правомерность подобных действий будет являться предметом споров и диспутов вне зависимости от эпохи.