Мэтчем успел хорошо отдохнуть, и мальчики, подстегиваемые всем тем, что видел Дик, поспешно выбрались из чащи, беспрепятственно пересекли дорогу и двинулись вверх по склону холмистого кряжа, на котором рос Тэнстоллский лес. Здесь, между купами деревьев, простирались песчаные лужайки, заросшие вереском и дроком; кое‑где попадались старые тисы. Почва становилась все более неровной; ежеминутно на пути попадались бугры и овраги. Ветер дул все яростнее и сгибал стволы деревьев, как тонкие удочки.
Они вышли на лужайку. Внезапно Дик упал на землю ничком и медленно пополз назад, к деревьям. Мэтчем, не заметивший никакой опасности и очень удивленный, последовал, однако, примеру товарища. И только когда они спрятались в чаще, он спросил, что случилось.
Вместо ответа Дик показал ему пальцем на старую сосну, которая росла на другом конце лужайки, возвышаясь над всем соседним лесом и отчетливо выделяясь на светлом небе своей мрачной зеленью. Внизу ствол ее был прям и толст, как колонна. Но на высоте пятидесяти футов он раздваивался, образуя два толстых сука; между этими суками, словно моряк на мачте, стоял человек в зеленой куртке и зорко смотрел вдаль. Солнце сияло на его волосах; прикрыв глаза рукой, он с правильностью машины медленно поворачивал голову то в одну сторону, то в другую.
Мальчики переглянулись.
– Попробуем обойти его слева, – сказал Дик. – Мы чуть не попались, Джон.
Десять минут спустя они выбрались на хорошо утоптанную тропинку.
– Этой части леса я совсем не знаю, – проговорил Дик. – Куда приведет нас эта тропинка?
– Увидим, – сказал Мэтчем.
Тропинка привела их на вершину холма и стала спускаться в овраг, напоминавший большую чашу. Внизу, в густой чаще цветущего боярышника, они увидели развалины какого‑то дома – несколько обгорелых бревенчатых срубов без крыш да высокую печную трубу.
– Что это? – спросил Мэтчем.
– Клянусь небом, не знаю, – ответил Дик. – Я здесь ничего не знаю. Надо быть осторожными.
Они медленно спускались, продираясь сквозь заросли боярышника; сердца их стучали. Здесь, видимо, еще недавно жили люди. В чаще попадались одичавшие фруктовые деревья и огородные овощи; солнечные часы, поваленные, лежали в траве. Очевидно, тут прежде был сад. Пройдя еще немного, они вышли к самому дому.
Когда‑то это было красивое и прочное здание. Его окружал глубокий ров; но теперь ров высох, на дне его валялись камни, упавшее бревно было перекинуто через него, словно мост. Две стены еще стояли, и солнце сияло сквозь их пустые окна; но вся остальная часть здания рухнула и лежала грудой обломков, почерневших от огня. Внутри уже зеленело несколько молоденьких деревьев, выросших из щелей.
– Мне кажется, – прошептал Дик, – это Гримстон. Он принадлежал когда‑то Саймону Мэлмсбери; сэр Дэниэл разрушил его. Пять лет назад Беннет Хэтч сжег этот дом. И, сказать по правде, напрасно – дом был красивый.
Внизу, в овраге, было безветренно и тепло. Мэтчем тронул Дика за плечо и предостерегающе поднял палец.
– Тсс! – сказал он.
Странный звук нарушил тишину. Он повторился еще несколько раз, прежде чем они догадались, что он означает. Казалось, какой‑то грузный человек прочищает себе горло; затем хриплый, фальшивый голос запел:
Король спросил, вставая, веселых удальцов:
«Зачем же вы живете в тени густых лесов?»
И Гамелин бесстрашный ему ответил сам:
«Кому опасен город, тот бродит по лесам».
Певец умолк; слабо лязгнуло железо, и все затихло.
Мальчики смотрели друг на друга. Кто бы ни был их незримый сосед, он находился как раз по ту сторону развалин. Мэтчем внезапно покраснел и двинулся вперед; по упавшему бревну он перешел через ров и осторожно полез на огромную кучу мусора, наполнявшую внутренность разрушенного дома. Дик не успел удержать его, и теперь ему оставалось только следовать за ним.
В углу разрушенного дома два бревна упали крест‑накрест, отгородив от мусора пустое пространство не больше чулана. Мальчики спустились туда и спрятались. Через маленькую бойницу они могли видеть все, что происходило за домом.
То, что они увидели, ужаснуло их; они попали в отчаянное положение. Уйти отсюда было немыслимо; даже дыхание свое приходилось им сдерживать. Возле рва, футах в тридцати от того места, где они сидели, пылал костер; над костром висел железный котел, из которого валил густой пар, а рядом с костром стоял высокий, тощий краснолицый человек. В правой руке он держал железную ложку; на поясе у него висели охотничий рог и большой кинжал. Казалось, он прислушивался к чему‑то; видимо, он слышал, как они вошли в дом. Это и был, несомненно, певец; он, вероятно, мешал в котле, когда шорох чьих‑то шагов на мусорной куче донесся до его слуха. Немного дальше лежал, закутавшись в коричневый плащ, еще один человек; он крепко спал. Бабочка порхала над его лицом. Все это происходило на лужайке, белой от маргариток. На цветущем кусте боярышника были развешаны лук, колчан со стрелами и кусок оленьей туши.
Наконец долговязый перестал прислушиваться, поднес ложку ко рту, лизнул ее и снова принялся мешать в котле, напевая.
«Кому опасен город, тот бродит по лесам», –
хрипло пропел он, возвращаясь к тем самым словам своей песни, на которых остановился.
«Сэр, никому на свете мы не желаем зла,
Но в ланей королевских летит порой стрела».
Время от времени он черпал из котла свое варево, дул на него и пробовал с видом опытного повара. Наконец он, видимо, решил, что похлебка готова, вытащил из‑за пояса рог и трижды протрубил в него.
Спящий проснулся, перевернулся на другой бок, отогнал бабочку и поглядел по сторонам.
– Чего ты трубишь, брат? – спросил он. – Обедать пора, что ли?
– Да, дурачина, обед, – сказал повар. – Неважный обед, без эля и без хлеба. Невесело сейчас в зеленых лесах. А бывали времена, когда добрый человек мог здесь жить, как архиепископ, не боясь ни дождей, ни морозов; ему хватало и эля и вина. Но теперь дух отваги угас в людских сердцах. А этот Джон Мщу‑за‑всех, спаси нас бог и помилуй, просто воронье пугало.
– Тебе лишь бы наесться и напиться, Лоулесс, – ответил его собеседник. – Подожди, еще вернутся хорошие времена.
– Я с детства жду хороших времен, – сказал повар. – Был я монахом‑францисканцем; был королевским стрелком; был моряком и плавал по соленому морю; приходилось мне бывать и в зеленом лесу, приходилось постреливать королевских ланей. И чего же я достиг? Ничего! Напрасно я не остался в монастыре. Игумен Джон гораздо почетнее, чем Джон Мщу‑за‑всех… Клянусь Богородицей, вот и они.
На поляне, один за другим, появлялись рослые, крепкие молодцы. У каждого была своя чашка, сделанная из коровьего рога; зачерпнув похлебку из котла, они садились на траву и ели. И одеты и вооружены они были по‑разному: одни носили грубо тканные рубахи, и все оружие их состояло из ножа да старого лука; другие одевались, как настоящие лесные франты: шапка и куртка из темно‑зеленого сукна, стрелы, украшенные перьями, за поясом – рог на перевязи, меч и кинжал на боку. Они были очень голодны и потому молчаливы; ворчливо здороваясь, они с жадностью набрасывались на мясо.
Их собралось уже человек двадцать, когда в кустах боярышника вдруг раздались радостные голоса и на поляну вышли пятеро мужчин, таща носилки. Рослый, плотный человек с сединой в волосах, с загорелым, как прокопченный окорок, лицом шел впереди. Нетрудно было угадать, что он здесь начальник: за плечами его висел лук, в руке он держал рогатину.
– Ребята! – крикнул он. – Веселые мои друзья! Вы тут ели всухомятку и свистели от голода! Но я всегда говорил: потерпите, счастье еще улыбнется нам. И оно уже начало улыбаться. Вот первый посланец счастья – добрый эль!
И под гул одобрительных возгласов носильщики опустили носилки, на которых оказался большой бочонок.
– Но торопитесь, ребята, – продолжал пришедший. – Нам предстоит работа. К перевозу подошел отряд стрелков. На них красное с синим; все они – наши мишени; все они испробуют наших стрел, ни один из них не пройдет живым через лес! Нас здесь пятьдесят человек, и каждому из нас нанесена обида: у одного похитили землю, у другого – друзей; одного обесчестили, другого изгнали. Мы все обижены! Кто же нас обидел? Сэр Дэниэл, клянусь распятием! Неужели мы ему позволим спокойно пользоваться похищенным у нас добром? Сидеть в наших домах? Пахать наши поля? Есть мясо наших быков? Нет, не позволим! Его защищает закон; перья судейских писак всегда на его стороне. Но я приберег для него у себя за поясом такие перья, с которыми ему не совладать!
Повар Лоулесс пил уже второй рог эля; он приподнял его, как бы приветствуя оратора.
– Мастер Эллис, – сказал он, – вы помышляете только о мести. Ну что ж, вам так и подобает. Но у меня, у вашего бедного брата по зеленому лесу, никогда не было ни земель, ни друзей, и мне нечего оплакивать; я человек маленький и помышляю не о мести, а о прибыли. Я предпочитаю благородное золото и мех с канарским вином самой сладкой мести в мире!
– Лоулесс, – последовал ответ, – чтобы вернуться в замок Мот, сэр Дэниэл должен пройти через лес. Мы позаботимся о том, чтобы этот путь обошелся ему дороже всякой битвы. Все знатные друзья его разбиты, и никто ему не поможет. Мы окружим старого лиса со всех сторон, и он погибнет. Это жирная добыча! Ее хватит на обед нам всем.
– Много я уже едал таких обедов, – сказал Лоулесс. – Но готовить их – дело трудное, и можно обжечься, добрый мастер Эллис. А чем мы занимаемся в ожидании этого жирного обеда? Мы мастерим черные стрелы, мы сочиняем стишки, мы пьем чистую, холодную воду – пренеприятный напиток.
– Ты ненадежен, Уилл Лоулесс. От тебя все еще пахнет монастырской кладовой. Жадность погубит тебя, – ответил Эллис. – Мы забрали двадцать фунтов у Эппльярда. Мы забрали семь марок у гонца вчера ночью. Третьего дня мы забрали пятьдесят у купца…
– А сегодня, – сказал один из молодцов, – я остановил возле Холивуда жирного продавца индульгенций. Вот его кошелек.
Эллис пересчитал содержимое кошелька.
– Сто шиллингов! – проворчал он. – Дурак, у него наверняка гораздо больше было спрятано в туфлях или вшито в капюшон. Ты младенец. Том Кьюкоу, ты упустил рыбку.
Тем не менее Эллис небрежно сунул кошелек себе в карман. Он стоял, опираясь на рогатину, и разглядывал своих товарищей. Они жадно глотали вареную оленину и запивали ее элем. День выдался хороший, им повезло, но дело не ждало: нужно было есть быстро. Некоторые, наевшись, повалились на траву и сразу заснули, словно удавы, другие болтали или чинили оружие. А один, оказавшийся весельчаком, поднял рог с элем и запел:
Привольно весной под сенью лесной!
Как запах жареного хорош,
Как весел и дружен приятельский ужин,
Когда ты оленя убьешь!
Дождешься дождей, холодных ночей,
Короткого зимнего дня –
С гульбой попрощайся, домой возвращайся,
Сиди до весны у огня.
Мальчики лежали и слушали. Ричард снял свой арбалет и держал наготове железный крючок, чтобы натянуть тетиву. Они не смели шевельнуться; вся эта сцена из лесной жизни прошла перед их глазами, как в театре. Но тут внезапно наступил антракт. Как раз над их головами торчала высокая дымовая труба. Раздался пронзительный свист, затем стук, и обломки стрелы упали к ногам мальчиков. Кто‑то – быть может, тот часовой на сосне, которого они видели, – издалека пустил стрелу в верхушку трубы.
Мэтчем тихонько вскрикнул; даже Дик вздрогнул и выронил крючок. Но людей, сидевших на полянке, стрела эта не испугала: для них она была условным сигналом, которого они давно ожидали. Они все разом вскочили на ноги, подтягивая пояса, проверяя тетивы, вытаскивая из ножен мечи и кинжалы. Эллис поднял руку; вид у него был властный и неукротимый, белки глаз ярко сияли на его загорелом лице.
– Ребята, – сказал он, – вы все знаете свое дело. Пусть ни один из них не выскользнет живым из ваших рук! Эппльярд – это был всего только глоток виски перед обедом, а сейчас начнется самый обед. Я должен отомстить за троих: за Гарри Шелтона, за Саймона Мэлмсбери и… – тут он ударил себя кулаком в широкую грудь, – и за Элллиса Дэкуорта! И, клянусь небом, я отомщу!
Какой‑то человек, раскрасневшийся от быстрого бега, продрался сквозь кусты и выбежал на поляну.
– Это не сэр Дэниэл! – проговорил он, тяжело дыша. – Их всего семь человек. Стрела долетела до вас?
– Только что, – ответил Эллис.
– Черт побери! – выругался прибежавший. – Я даже пообедать не успею!
В течение одной минуты вся шайка «Черная стрела» покинула поляну перед разрушенным домом; котел, затухавший костер да оленья туша на кусте боярышника – вот и все, что осталось от них.
Глава V
Кровожадная охота
Мальчики не двигались до тех пор, пока шум ветра не заглушил топот удаляющихся шагов. Тогда они встали и с большим трудом, так как от неудобного положения у них затекли ноги, выбрались из разрушенного дома и по бревну перешли через ров. Мэтчем поднял оброненный крючок и шел впереди; Дик следовал за ним с арбалетом в руке.
– А теперь идем в Холивуд, – сказал Мэтчем.
– В Холивуд? – воскликнул Дик. – Идти в Холивуд, когда добрых людей могут застрелить? Нет, я не пойду в Холивуд. Пусть меня лучше повесят, Джон!
– Неужели ты бросишь меня? – спросил Мэтчем.
– Конечно, брошу, – ответил Дик. – Если я не успею предупредить их, я умру вместе с ними. Разве могу я покинуть в минуту опасности людей, с которыми я прожил всю мою жизнь? Конечно, не могу. Дай мне крючок от моего арбалета.
Но Мэтчем не собирался отдавать ему крючок.
– Дик, – сказал он, – ты поклялся всеми святыми, что доставишь меня невредимым в Холивуд. Неужели ты нарушишь свою клятву? Неужели ты бросишь меня, клятвопреступник?
– Я клялся по‑настоящему, – ответил Дик, – и собирался исполнить свою клятву. Но посмотри сам, Джон, как обернулось дело. Позволь мне только предупредить этих людей и, если придется, пострелять вместе с ними. А когда совесть моя будет чиста, я отведу тебя в Холивуд и выполню свою клятву.
– Ты издеваешься надо мной! – возразил Мэтчем. – Люди, которым ты хочешь помочь, охотятся за мной, чтобы погубить меня.
Дик почесал голову.
– Что ж делать, Джон, – сказал он. – Я не могу иначе. А как бы ты сам поступил на моем месте? Опасность тебе грозит небольшая, а их ждет смерть. Смерть! – повторил он. – Подумай об этом! Как ты смеешь задерживать меня? Давай мой крючок. Ведь их убьют!
– Ричард Шелтон, – сказал Мэтчем, глядя ему прямо в лицо, – неужели ты собираешься сражаться на стороне сэра Дэниэла? Разве у тебя нет ушей? Разве ты не слышал того, что сказал Эллис? Или ты не любишь своих родных и своего отца, которого убили эти люди? «Гарри Шелтон», – сказал он; а сэр Гарри Шелтон был твой отец, и это так же ясно, как то, что солнце сияет на небе.
– И ты хочешь, чтобы я поверил ворам? – крикнул Дик.
– Я уже давно слышал об убийстве твоего отца, – сказал Мэтчем. – Всем известно, что его убил сэр Дэниэл. Он убил его, нарушив клятву. В своем собственном доме пролил он невинную кровь. Небеса жаждут отмщения за это убийство! А ты, сын убитого, идешь утешать и защищать убийцу!
– Джон! – воскликнул мальчик. – Я ничего не знаю… Быть может, все это так и было. Откуда мне знать? Но посуди сам: сэр Дэниэл вырастил меня и выкормил, я играл и охотился вместе с его людьми – и вдруг я их покину в минуту опасности! Если я покину их, я потеряю честь! Нет, Джон, ты не будешь просить меня, ты не захочешь видеть меня обесчещенным!
– Но как быть с твоим отцом, Дик? – сказал Мэтчем, несколько, видимо, поколебленный. – Как быть с твоим отцом? Как быть с твоей клятвой мне? Ведь когда ты давал клятву, ты призвал в свидетели всех святых.
– Как быть с моим отцом? – воскликнул Шелтон. – Отец велел бы мне идти и защищать своих. Если правда, что сэр Дэниэл убил его, придет час, и вот эта рука убьет сэра Дэниэла! Но пока сэру Дэниэлу грозит опасность, я буду защищать его. А от клятвы ты освободишь меня, добрый Джон. Ты освободишь меня от клятвы, чтобы спасти жизнь многих людей, которые не сделали тебе ничего дурного, и чтобы спасти мою честь.
– Я, Дик, освобожу тебя от клятвы? Никогда! – ответил Мэтчем. – Если ты бросишь меня, ты – клятвопреступник, и я объявлю это всем.
– Я начинаю терять терпение, – сказал Дик. – Отдай мне мой крючок! Давай!
– Не дам, – сказал Мэтчем. – Я спасу тебя против твоей воли.
– Не дашь? – крикнул Дик. – Я тебя заставлю отдать!
– Попробуй! – сказал Мэтчем.
Они смотрели друг другу в глаза, готовые к прыжку. Дик прыгнул. Мэтчем отскочил, повернулся и побежал, но Дик нагнал его двумя прыжками, вырвал у него из рук крючок от арбалета, грубо повалил его на землю и остановился над ним, сжав кулаки, раскрасневшийся и свирепый. Мэтчем лежал, уткнувшись лицом в траву и не пытаясь сопротивляться.
Дик натянул тетиву.
– Я тебя проучу! – яростно кричал он. – Клялся я или не клялся, мне на тебя наплевать!
Он повернулся и побежал прочь. Мэтчем вскочил на ноги и помчался за ним вдогонку.
– Что тебе нужно? – крикнул Дик и остановился. – Чего ты бежишь за мной? Отстань!
– Я бегу, куда хочу, – сказал Мэтчем. – Здесь, в лесу, я свободен.
– Нет, ты отстанешь, клянусь Богородицей! – ответил Дик, поднимая свой арбалет.
– Ах, какой ты храбрец! – сказал Мэтчем. – Стреляй!
Дик смущенно опустил арбалет.
– Послушай, – сказал он, – ты уже и так достаточно мне навредил. Уходи. Уходи по‑хорошему. А то я вынужден буду прогнать тебя.
– Ну что ж, – сказал Мэтчем, – ты сильнее. Прогоняй меня. А я от тебя не отстану, Дик. Ты можешь прогнать меня только силой.
Дик едва сдерживался. Совесть не позволяла ему бить беззащитного, но он не знал другого способа избавиться от спутника, которому он к тому же перестал доверять.
– Ты, верно, помешался! – крикнул он. – Дурак, ведь я иду к твоим врагам!
– Мне все равно. Дик, – ответил Мэтчем. – Если тебе суждено умереть, я умру вместе с тобой. Если тебе суждено попасть в тюрьму, мне лучше будет с тобой в тюрьме, чем без тебя на свободе.
– Ладно, – сказал Дик. – У меня нет времени с тобой препираться. Иди за мной. Но если ты подстроишь мне какую‑нибудь пакость, я тебя щадить не стану. Загоню в тебя стрелу, так и знай.
С этими словами Дик повернулся и пошел сквозь чащу, зорко глядя по сторонам. Слева он увидел небольшой холм, поросший золотистым дроком; на верхушке холма возвышались темные сосны.
«Отсюда мне будет видно все», – подумал он и полез вверх по открытому, заросшему вереском склону.
Он прошел всего несколько ярдов, как вдруг Мэтчем схватил его за руку и показал ему что‑то вдали. К востоку от холма лежала широкая долина; вереск на ней еще не отцвел, и она напоминала заржавленный щит, на котором пятнами темнели вязы. Десять человек в зеленых куртках поднимались по склону. Их вел сам Эллис Дэкуорт – его легко можно было узнать по рогатине, которую он держал в руках. Один за другим доходили они до вершины, появляясь на фоне неба, и исчезали за холмом.
Дик ласково посмотрел на Мэтчема.
– Значит, ты верен мне, Джон? – спросил он. – А я боялся, что ты на стороне моих врагов.
Мэтчем заплакал.
– Это еще что! – воскликнул Дик. – Святые угодники, помилуйте нас! Я сказал тебе всего одно слово, и ты уже ревешь.
– Ты ушиб меня! – рыдал Мэтчем. – Ты швырнул меня на землю, и я больно ушибся. Ты трус, ты пользуешься тем, что ты сильней меня!
– Не болтай глупости! – грубо сказал Дик. – Какое ты имел право не давать мне мой крючок? Мне следовало отколотить тебя как следует. Хочешь идти со мной, так слушайся Ну, идем!
Мэтчем не знал, идти ли ему или остаться; но, увидев, что Дик, поднимавшийся по склону, ни разу даже не обернулся, он побежал за ним. Однако подъем был крутой и неровный, и Дик, успевший уйти вперед, давно уже лежал под соснами на вершине, среди зарослей дрока, когда Мэтчем, задыхаясь, как загнанный олень, догнал его и молча лег рядом с ним.
Внизу, на краю обширной долины, тропа, идущая от деревушки Тэнстолл, спускалась к перевозу. Это была хорошо утоптанная тропа, и ее легко было проследить всю из конца в конец. Лес то отступал от нее, то подходил к ней вплотную; и всюду, где лес подходил к тропе вплотную, могла быть засада. Далеко‑далеко солнечные лучи сияли на семи стальных шлемах; а по временам, когда деревья редели, с холма можно было разглядеть Сэлдэна и его людей, которые скакали, исполняя приказание сэра Дэниэла. Ветер, несколько ослабевший, все еще раскачивал деревья, и, быть может, если бы среди всадников был покойный Эппльярд, он по поведению птиц догадался бы, что им угрожает опасность.
– Они уже заехали далеко в лес, – прошептал Дик. – Теперь, чтобы спастись, им надо скакать вперед, а не возвращаться. Видишь вон ту поляну, на самой середине которой выросла маленькая роща, похожая на остров? Там они были бы в безопасности. Когда они доскачут до этого места, я, чтобы предупредить их, пущу стрелу. Но надежды мало: их всего семеро, и у них не арбалеты, а простые луки. А арбалет, Джон, всегда одерживает победу над луком.
Между тем Сэлдэн и его спутники продолжали скакать по тропе, не подозревая о грозившей им опасности и постепенно приближаясь к тому месту, где спрятались мальчики. Один раз они остановились и, сбившись в кучу, к чему‑то прислушивались. Но внимание их, видимо, привлечено было тем, что происходило очень далеко, – глухим пушечным ревом, звуки которого, говорившие о том, что где‑то идет большое сражение, время от времени приносил ветер. Тут было над чем задуматься. Если рев пушек стал слышен в Тэнстоллском лесу, значит, сражение передвинулось к востоку и, следовательно, счастье изменило сэру Дэниэлу и лордам Алой Розы.[12]
Но вот маленький отряд снова двинулся в путь и скоро добрался до открытой поляны, заросшей вереском; лес вдавался в нее длинной, узкой полоской, доходившей до самой тропы. Едва всадники приблизились к ней, как в воздухе мелькнула стрела. Один из всадников всплеснул руками, конь его споткнулся, и они оба рухнули на землю. Все закричали так громко, что крики их слышали даже мальчики, лежавшие на вершине холма. Перепуганные кони поднялись на дыбы. Один из воинов начал поспешно слезать с коня. Взлетела вторая стрела, описав в воздухе широкую дугу. Второй всадник рухнул в пыль. Воин, слезавший с коня, выпустил узду, и конь помчался галопом, волоча его за ногу по земле, колотя об камни, топча копытами. Остальные четверо разделились – один, громко крича, поскакал назад к перевозу, а трое других, бросив поводья, понеслись во весь опор вперед, к Тэнстоллу. Из‑за каждого дерева в них летели стрелы. Вскоре один конь упал, но всадник вскочил на ноги; он бежал вслед за своими товарищами, пока и его не уложила стрела. Еще один человек пал, и еще один конь. Из всего отряда был цел только один человек, но и у него уже не было коня. Вдали замер топот трех перепуганных коней, потерявших своих седоков.
За все это время ни один из нападающих не вылез из засады. Там и сям на тропе валялись корчившиеся в предсмертной муке кони и люди. Но у их врагов не было милосердия – никто не вышел из засады, чтобы избавить их от страданий.
Человек, оставшийся в живых, стоял, потрясенный, рядом со своим павшим конем. Опомнившись, он побрел по тропе и вскоре добрался до той поляны, на самой середине которой, словно остров, росла купа деревьев. Теперь он находился на расстоянии каких‑нибудь пятисот ярдов от того места, где лежали мальчики. Они ясно видели, как он тревожно глядел по сторонам, ожидая смерти. Но никто его не трогал, и мало‑помалу мужество вернулось к нему. Внезапно он скинул с плеча свой лук и натянул тетиву. И Дик узнал его по движению руки: то был Сэлдэн.
При этой попытке к сопротивлению весь лес захохотал. Видимо, в этом жестоком и несвоевременном веселье участвовало не меньше двадцати человек. Над плечом Сэлдэна пролетела стрела Он вздрогнул и отпрянул. Другая стрела вонзилась в землю у самых его ног. Он спрятался за деревом. Третья стрела, направленная, казалось, ему прямо в лицо, упала в нескольких шагах от него. Затем снова раздался громкий хохот; гулкое эхо, подхватив этот хохот, разнесло его по всему лесу.
Было ясно, что нападающие просто дразнили несчастного, как в те времена дразнили обычно быка, которого нужно зарезать, как кошка дразнит мышь. Сражение давно окончилось. Один из лесных удальцов уже вышел на тропу и спокойно подбирал стрелы, а остальные развлекались муками своего ближнего.
Сэлдэн понял, что его дразнят. Свирепо вскрикнув, он натянул свой лук и наугад пустил стрелу прямо в чащу леса. Ему повезло – кто‑то крикнул от боли. Кинув свой лук, Сэлдэн помчался вверх по склону, как раз туда, где лежали Дик и Матчем.
Шайка «Черная стрела» начала обстреливать его не на шутку. Но лесные удальцы поздно спохватились – теперь им приходилось стрелять против солнца. Сэлдэн на бегу кидался то вправо, то влево, чтобы сбить их и не дать им прицелиться. Уже тем, что он бросился бежать вверх по склону, он расстроил все их расчеты: по ту сторону тропы у них не было ни одного стрелка, кроме того единственного, которого Сэлдэн не то убил, не то ранил. Шайка, видимо, растерялась. Кто‑то свистнул три раза, потом свистнул еще два раза. Издалека донесся ответный свист. Весь лес наполнился шумом шагов и треском ветвей. Испуганная лань выскочила на поляну, постояла на трех ногах, жадно втягивая в себя воздух, и снова исчезла в чаще.
Сэлдэн продолжал бежать, прыгая из стороны в сторону. Стрелы летели за ним вдогонку, но ни одна не попала в него. Уже начинало казаться, что ему удастся спастись. Дик держал наготове свой арбалет, чтобы помочь ему. Даже Мэтчем, позабыв о своей ненависти к сэру Дэниэлу, в глубине души сочувствовал несчастному беглецу. Сердца обоих мальчиков судорожно стучали.
Сэлдэн уже находился всего в пятидесяти ярдах от них, как вдруг в него попала стрела, и он упал. Правда, через мгновение он уже снова был на ногах; но теперь он шатался на каждом шагу и, словно слепой, побежал в другую сторону.
Дик вскочил на ноги и замахал ему рукой.
– Сюда! – крикнул он. – Сюда! Мы поможем тебе! Беги! Беги!
Но вторая стрела попала Сэлдэну в плечо, угодила как раз между пластинами лат, пробила его куртку, и он, как камень, рухнул на землю.
– Бедняга! – крикнул Мэтчем, всплеснув руками.
А Дик словно остолбенел. Он стоял во весь рост на вершине холма – удобная мишень для стрелков.
Его, наверно, немедленно убили бы, так как лесные удальцы были вне себя от ярости и поражены появлением Дика в тылу своих позиций, но вдруг совсем близко раздался громовый голос Эллиса Дэкуорта.
– Стойте! – прогремел он. – Не смейте стрелять! Берите его живьем! Это молодой Шелтон, сын Гарри.
Он несколько раз пронзительно свистнул, и со всех сторон леса ему засвистели в ответ. Свист, вероятно, заменял Джону Мщу‑за‑всех боевую трубу; с помощью свиста он отдавал свои приказания.
– Беда! – воскликнул Дик. – Мы попались… Бежим, Джон, бежим!
И они помчались через сосновую рощу, которая росла на вершине холма.
Глава VI
Конец дня
Действительно, им пора было удирать. Шайка «Черная стрела» со всех концов устремилась на холм. Те, которые бегали получше или которым пришлось бежать по открытой местности, быстро опередили остальных и были уже недалеко от цели; а те, которые поотстали, помчались по ложбинам – кто направо, кто налево, – стремясь окружить холм, чтобы не дать мальчикам уйти.
Дик бросился в рощу высоких дубов, оказавшихся поблизости. Там, под дубами, была твердая почва и ноги не путались в кустах. Они бежали быстро, потому что бежать им приходилось под гору. Дубы кончались, перед ними была широкая поляна, но Дик свернул влево и обежал ее кругом. Добежав до следующей поляны, он опять свернул влево. Вот каким образом получилось, что мальчики, несколько раз сворачивавшие влево, понеслись по направлению к дороге и реке, через которую они переправились два часа назад, а большинство их преследователей помчались совсем в другую сторону, по направлению к Тэнстоллу.
Мальчики остановились, чтобы отдышаться. Преследователей не было слышно. Дик приложил ухо к земле и все же ничего не услышал; впрочем, на слух трудно было положиться, так как ветер, шумевший в ветвях, заглушал все.
– Вперед! – сказал Дик.
Они очень устали, больная нога Мэтчема ныла, и все‑таки, пересилив себя, они побежали дальше.
Они вбежали в рощу высоких деревьев. Над их головами была крыша из ветвей. Казалось, они находились в многоколонном соборе. Бежать здесь было нетрудно, хотя иногда их задерживали кусты остролиста.
Но вот роща поредела, и стало светлее.
– Стой! – крикнул чей‑то голос.
Среди толстых стволов в пятидесяти футах перед собой они увидели рослого человека в зеленой куртке, запыхавшегося от быстрого бега. Человек этот поспешно вложил в лук стрелу и взял их на прицел. Мэтчем вскрикнул и остановился; но Дик, не останавливаясь, кинулся на лесного удальца, выхватив кинжал. Быть может, лесной удалец растерялся, пораженный смелостью нападения, или, быть может, ему было запрещено стрелять: как бы то ни было, он не выстрелил. Не дав ему опомниться, Дик схватил его за горло и швырнул на землю. Лук полетел в одну сторону, стрела – в другую. Обезоруженный лесной удалец попытался сопротивляться, но кинжал дважды сверкнул и дважды опустился. Раздался слабый стон… Дик поднялся. Лесной удалец неподвижно лежал на траве, пронзенный в сердце.
– Вперед! – крикнул Дик.
Он снова побежал. Мэтчем с трудом поспевал за ним. По правде говоря, они оба бежали теперь очень медленно и ловили воздух ртом, как рыбы. У Мэтчема кололо в боку, голова кружилась. У Дика ноги были как свинцовые. Они бежали из последних сил, но все‑таки бежали.
Внезапно роща кончилась. Перед ними лежала большая дорога, ведущая из Райзингэма в Шорби; высокие стены леса окружали ее.
Дик остановился. Вдруг он услышал какой‑то странный быстро приближающийся звук. Сначала звук этот был похож на завывание ветра, потом в этом завывании Дик различил топот несущихся вскачь лошадей. И вот из‑за поворота дороги выскочил отряд вооруженных всадников; он мгновенно пронесся мимо мальчиков и исчез. Всадники мчались в полном беспорядке – видимо, они спасались бегством; многие из них были ранены. Рядом неслись лошади без седоков, с окровавленными седлами. Это удирали остатки армии, разгромленной в большом сражении.
Топот лошадей, промчавшихся в сторону Шорби, уже начал замирать вдали, как вдруг по дороге проскакал еще беглец – на этот раз одинокий всадник, и, судя по его великолепным доспехам, человек высокого положения. Следом за ним показались обозные телеги. Возницы неистово подстегивали кляч, и клячи мчались неуклюжим галопом. Эти обозники, видимо, удрали с поля сражения раньше, чем войска были разбиты, но трусость не принесла им пользы. Едва они поравнялись с тем местом, где стояли удивленные мальчики, как какой‑то воин в изрубленных латах, вне себя от бешенства, догнал телеги и начал избивать возниц огромным мечом. Многие возницы побросали свои телеги и удрали в лес. Остальных он продолжал избивать, ругая их за трусость.
А шум вдали все усиливался; ветер доносил грохот телег, конский топот, крики людей. Ясно было, что разбитая армия, словно наводнение, хлынула на дорогу.
Дик нахмурился. По этой дороге он собирался идти до поворота на Холивуд, но теперь ему приходилось искать какой‑нибудь другой путь. А главное, он узнал знамена графа Райзингэма и понял, что сторонники Ланкастерской Розы потерпели полное поражение. Успел ли сэр Дэниэл присоединиться к ланкастерцам? Неужели он тоже разбит? Неужели и он тоже бежит? Или, быть может, он запятнал свою честь изменой и перешел на сторону Йорка? Неизвестно, что хуже.
– Идем, – угрюмо сказал Дик.