Многие дети, травмированные, запуганные жестокостью и манипулированием родителей, ищут любви и уважения самодеструктивными способами (подавляя собственные потребности, стараясь быть хорошими). А другое проявление — это безоговорочный бунт. Дети или подростки рано учатся выражать непокорность или псевдонезависимость, которая может стать их жизненной позицией. Проблема в том,
что такая независимость не имеет прочного основания, и неповиновение возникает как привычная реакция на применение власти. Это «хорошая мина», построенная на браваде, будто человек постоянно проверяет, как далеко он может зайти. Классическим обаятельным примером может служить Холден Колфилд из романа Джерома Сэлинджера «Над пропастью во ржи», который отторгает своих родителей, лишившись душевного равновесия после безвременной смерти младшего брата.
Другие используют свою «хорошую мину» эффективнее, например, чтобы добиться своего. Они могут становиться грозными, деспотичными личностями, поскольку боятся показать свою слабость. Есть еще одно побочное дей-
ствие прямого выражения гнева: мы начинаем испытывать неприязнь к тем, кого обидели. Таков результат нашей рационализации: «Они это заслужили». А что делать с возникающим чувством вины? Проще забыть о нем, и тогда оно преобразуется в неприязнь или предвзятость3. И чем выше мы себя оцениваем и верим в собственную значимость, тем больше обвиняем свою жертву. Люди
с низкой самооценкой или неуверенные чаще берут на себя ответственность за свои неблаговидные поступки. В эксперименте Милгрэма многие студенты, применявшие наказание к «ученикам», начали обвинять своих жертв: «Он был
таким тупым и упрямым, что заслужил удар током»4.
Я всем докажу!
Некоторые саморазрушающие паттерны коренятся в потребности доказать свое превосходство. Часто сценарий начинается с того, что слабый или болезненный ребенок, которому удается как-то справиться со своими слабостями, остальную часть жизни пытается доказать свою силу. Иногда это получается хорошо; примером может служить Теодор Рузвельт. Тщедушный очкарик, боровшийся то с астмой, то с пневмонией, едва не умерший от своих болезней, смог вырасти и стать сильным. Он добивался этого, упорно занимаясь гимнастикой, не щадя себя (работал лесорубом в Мэне и ковбоем в Бэдлендсе), пока не достиг цели и не почувствовал уверенность в себе. Испытания, на которые мы идем, проверяя себя на прочность в разумных пределах, могут стать подлинным основанием гордиться собой, но могут завести нас и дальше. И Рузвельт не мог смириться со своим старением. После поражения на вторых выборах в президенты США он легкомысленно отправился в экспедицию по незнакомой реке в горах
Бразилии. Путешествие потребовало неимоверных усилий, он подхватил лихорадку, давшую осложнение на сердце, что и укоротило его жизнь5.
Некоторые из тех, кто считает, что им нужно что-то доказывать, легко затевают ссоры. Чуть более уверенные в себе (или просто более импульсивные), чем другие «мятежники», они часто видят провокации или оскорбления там, где их вовсе нет, и немедленно начинают доказывать свою правоту остальным. Такие люди теряют друзей и приобретают проблемы с законом. Но, по иронии судьбы, их истинная проблема в незащищенности и сверхчувствительности. На оскорбление чувства собственного достоинства они реагируют незамедлительно, не задумываясь о последствиях. Их легко спровоцировать на действия, которые они не совершили бы в обычной ситуации. И снова они делают «хорошую мину», маскируя собственное чувство страха или несостоятельность. Наше достоинство настолько хрупко, что нам необходимо постоянное самоутверждение. Вопрос только в том, объективно ли мы оцениваем риски и успеваем ли подготовиться к такому испытанию. Безопаснее никогда не рисковать в состоянии гнева, с оборонительной позиции или в нетрезвом виде.
Некоторым трудно подчиняться мелочной власти, однако они способны приспосабливаться, если их не провоцируют. Я знавал одного парня, который вечно попадал в неприятности. А проблема была в том, что он упорно носил бейсболку, хотя она не соответствовала школьному дресс-коду. После годового перерыва он все-таки бросил учебу, но потом поступил в вечернюю школу, где все было хорошо, и никого не волновало, что он носит на голове. Этот дресс-код был для него Микки Маусом (жаргонное название мелочной и деспотичной власти). Он хорошо относился к заслуженному авторитету, но дресс-код напоминал ему порядки отчима, постоянно третировавшего его, только чтобы показать, кто в доме хозяин.