Не одним солдатам было тяжко; дождь залил и Лакотов, находившихся в лагерях, разбросанных в северо-западном углу современного штата Южная Дакота, возле отрога Черных Холмов, носившего название Слим-Бьюттс. Их собственные лошади устали от непролазной грязи, и индейцы думали, что состояние голодающих армейских лошадей должно быть много хуже.
Маленький сын Сидящего Быка погиб от удара лошадиного копыта. Вождь провел несколько дней в трауре, а затем он и Желчь со своими Хункпапами отправились в длинное, кружное путешествие, конечной целью которого являлась Канада. Большой лагерь все дробился и дробился. Уходили мелкие группы. Неистовая Лошадь, однако, был непреклонен. Он не собирался уходить из страны, которую считал своей собственной.
24 августа армейские колонны повернули обратно на юг, идя вдоль по реке Паудер. Большей частью солдаты шли пешком, ведя за собой своих выбившихся из сил лошадей. Они ухитрились пройти десять миль, прежде чем стать на ночлег. Небо очистилось, но было невыносимо холодно. Объединенная экспедиция продолжалась еще один день, а затем, в 7:50 утра 26 августа Крук отправился своим путем, в то время как Терри повернул обратно на север к Йеллоустону.
Крук теперь шел на восток по старому тракту Стэнли, придерживаясь маршрута, по которому в начале лета на запад шли Терри и Кастер. Топливо стало редко. Когда отряд начал подниматься на гряду, кое-кто из солдат обнаружил у ее подножия хворост и начал навьючивать его на измотанных лошадей. Это увидел Меррит и прокричал – достаточно громко, чтобы его можно было услышать “на восьмидесяти акрах склона гряды” – что он дает солдатам не больше пяти секунд на то, чтобы бросить хворост. Позднее тем днем он составил общий приказ, где указывалось, что первейшей обязанностью кавалериста является забота о его коне.
Колонна вступила в лагерь у Кэбин-Крик у самой границы Монтаны и Дакоты и оставалась там 29 и 30 августа. Единственной пищей были бекон, кофе и галеты. Чтобы добыть еду для все увеличивающегося числа занемогших были высланы охотничьи отряды. Невралгия, ревматизм, малярия и диарея стали обычными недугами. Когда марш возобновился, один из лейтенантов с трудом мог сидеть на своей лошади. Другого пришлось везти на волокушах. Ночью 31 августа подул северный ветер, принесший дождь. Температура прыгала, и промокшие, по-летнему одетые солдаты ужасно страдали.
В конце концов, команда достигла Малой Миссури в Северной Дакоте и прошла по одному из старых лагерей Терри. В свое время лошади Терри во время кормежки разбросали вокруг себя зерно, оно проросло, и теперь изголодавшиеся лошади с жадностью щипали молодые побеги. Кроме того, солдаты обнаружили изобилие бизоньей ягоды и полусозревшей сливы, которые они ели во избежание цинги. Люди собирали и ели плоды колючего грушевидного кактусаи даже пытались есть его листья, предварительно ободрав колючки и сварив.
Крук не прекращал продвигаться на восток по направлению к Херт-Ривер, протекающей в тридцати милях от Малой Миссури. Солдаты чувствовали, что индейцы где-то поблизости, поскольку на это указывали свежие следы на протяжении всего маршрута. Когда колонна достигла реки Херт, впереди послышались выстрелы, и солдаты пришли в возбуждение при мысли о предстоящей схватке. Скауты нагнали арьергард индейцев, произошла перестрелка, но свежие индейские лошади легко оторвались от заезженных армейских скакунов.
Генерал был убежден в том, что индейцы намереваются атаковать незащищенные поселения в Черных Холмах, которые начинались примерно в двухстах милях южнее. Форт Авраам Линкольн находился к востоку от нынешнего расположения Крука - всего в пяти днях пути – ближе, чем поселения в Черных Холмах. Но отправившись в форт для пополнения своих запасов, можно потерять, как оценивал Крук, до половины всех лошадей, при этом ничего не достигнув. С другой стороны, он считал, что двинувшись прямиком в Черные Холмы можно добиться многого – защитить поселения и, возможно, захватить индейцев. Так или иначе, продовольствия не хватало. Если сократить пайки наполовину, этим удастся выиграть еще два с половиной дня. Крук выбрал Черные Холмы.
Сокращенных пайков, сказал генерал корреспонденту Файнерти, должно хватить по крайней мере на семь дней. “Индейцы ушли в Холмы и в агентства”, - продолжил он: “Старатели должны быть защищены, и мы должны нанести Сиу удар по пути на юг, или же выйти из этой кампании, не доведя ее до конца”.
Файнерти с трудом мог в это поверить. “Вы пройдете 200 миль по дикому краю с истощенными лошадьми, уставшей пехотой и пайками на два с половиной дня!”.
“Знаю, выглядит это непросто”, - ответил Крук: “но мы должны сделать это, и это будет сделано. Я послал генералу Шеридану телеграмму, запросив припасы. Фургоны встретят нас в Крук-Сити или Дэдвуде. Если нет, то поселения должны удовлетворить наши нужды. Никто не знает много об этом крае, но выглядит он неплохо. Возможно, нам удастся убить сколько-то дичи, чтобы возместить нехватку пайков. Полу-пайки будут выданы завтра. После того, как марш будет завершен, все будут довольны. Если надо, мы можем есть наших лошадей”.
На следующий день, после длинного перехода, команда стала лагерем возле солончакового водоема, вокруг которого было невозможно найти дров или хвороста даже для того, чтобы сварить кофе. Большинство солдат отправились спать с абсолютно пустыми желудками, но лейтенант Шойлер и еще несколько человек ухитрились нарвать травы достаточно, чтобы вскипятить кофе в своих кружках. Следующей ночью они ухитрились развести костер, вымочив сырой хворост в спирте, добытом у полкового хирурга. Однако это стало верхом их предприимчивости, поскольку, как прокомментировал наутро Шойлер: “завтрак – вода и подтянутые пояса”.
Теперь они шли по травянистому краю. Бурк отметил дикий лук, “который мы выкапывали и сохраняли, чтобы затем сварить его с кониной, которая отныне стала нашей пищей...”. Новая диета особенно тяжела была для кавалеристов. “Нам, тем, кто так зависел от них, убийство лошади казалось сродни убийству человека”, прокомментировал Шойлер. Пусть так, но когда лошадь окончательно выбивалась из сил, ее пристреливали и разделывали на мясо, которое часто становилось причиной драки между людьми. Крук был такой же пооборвавшийся и грязный, как и его солдаты, существовал на галетах, вареной конине и том кофе, которое он мог сварить в своей кружке.
Описывая в письме отцу этот поход, Шойлер говорил:
Я рассказал тебе, что я перенес во время этого похода, но ты не можешь представить себе полностью страдания людей, особенно пехоты. Я видел людей настолько измотанных, что от этого они по-настоящему сходили с ума. Однако у нас не было возможности перевезти их, за исключением тех случаев, когда какой-нибудь конный офицер или солдат уступал им своего собственного коня, что, впрочем, происходило сплошь и рядом. Я видел людей, очень храбрых людей, которые сидели и плакали словно дети, поскольку не могли вынести всех тягот. И все же, когда нам выпал шанс вступить в бой, каждый нашел в себе силы воевать неплохо.