.
.
.
- Она - рабыня, - сказал я Пертинаксу. - Используй её для своего удовольствия.
- Нет, - отказался тот.
Сару стояла перед нами на коленях в полумраке сарая, который нам выделили для проживания.
- Расставь колени шире, девка, - велел я ей.
- Да, Господин, - отозвалась Сару.
- Шире, - прикрикнул я.
- Да, Господин.
- Используй её, - предложил я Пертинаксу.
- Нет, - стоял на своём он.
- Лорд Нисида возражать не будет, - заверил я его.
- Нет, - повторил мой товарищ.
- Говори, - приказал я рабыне.
- Рабыня, - прошептала она, - жаждет служить господину.
Насколько отличалась она теперь, от той, кем он была на Земле, в её пошитых на заказ туалетах, туфлях на высоких каблуках, шёлковых чулках и всё таком.
- Нет, - продолжал упрямиться Пертинакс.
- Присмотрись к ошейнику на её шее, - предложил я ему. – Разве он не прекрасно там смотрится?
- Нормально, - буркнул он.
- Он там заперт, - намекнул я.
- Само собой, - кивнул мужчина.
- Полюбуйся на неё в тунике из реповой ткани, - посоветовал я. - Это – рабская одежда. Она мало что скрывает. Уверен, что Ты не можешь не найти её привлекательной.
- Разумеется, - сердито проворчал Пертинакс.
- Волосы, конечно, всё ещё слишком коротки, - признал я. - Но некоторых женщин продают и с меньшими.
- Ну, если Ты так говоришь, - пожал он плечами.
- Уверен тебе это не должно помешать, - сказал я.
- Нет, - не стал отрицать Пертинакс.
- Ну так используй её, - настаивал я.
Пертинакс раздражённо отвернулся и выскочил из сарая. Дверь с громким хлопком закрылась за его спиной. С гораздо более громким, подумалось мне, чем было необходимо.
Я невольно улыбнулся.
- Он не хочет меня, Господин, - прошептала Сару.
- Напротив, - заверил её я, - он хочет тебя со всей свирепостью гореанского вожделения, хочет видеть тебя у своих ног, сокрушённой, подчинённой, беспомощной, умоляющей.
- Этого не может быть, Господин, - покачала она головой.
- Он хочет так, как не осмеливается признаться самому себе, - улыбнулся я, - он хочет тебя так, как он чувствует, что не должен позволить себе хотеть тебя, хочет тебя сильно, полностью, без малейшего компромисса или колебания.
- Но есть только один путь, которым мужчина может так хотеть женщину, - заметила блондинка.
- Верно, - согласился я.
- Он не может хотеть меня так, - прошептала она.
- Его страсть, его желание, его вожделение, именно такие, - заверил её я.
- Конечно, нет, - покачала головой девушка.
- Он видит тебя у своих ног, - сказал я, - в алом шёлке и наручниках, освещённую пламенем его жажды.
- Этого не может быть, - никак не верила мне Сару.
- Он хочет владеть тобой, - усмехнулся я, - как собакой. Он хочет, чтобы Ты принадлежала ему, как могла бы принадлежать собака.
- Я меньше, чем собака, - всхлипнула она. - Я - рабыня.
- Точно, - подтвердил я.
- Хочет ли он меня такой?
- Хочет, - заявил я.
Рабыня - имущество рабовладельца, полностью и совершенно, уязвимая и беззащитная собственность, с которой он может сделать всё, что пожелает.
- Это именно то, - вздохнула девушка, - как я мечтала, чтобы меня хотели. Это именно так я хочу, чтобы меня хотели.
Я промолчал, глядя на стоявшую на коленях блондинку. В её глазах стояли слёзы.
- Какая женщина была бы удовлетворена, - спросила она, - если бы её желали менее чем так? Какая женщина была бы удовлетворена, если бы её хотели меньше, слабее чем так?
- Полагаю, что многое зависит от женщины, - пожал я плечами.
Конечно, многие удовлетворились бы чуть тёплыми отношениями. Возможно, они просто не знали ничего другого.
- Некоторые из нас хотят большего, - заявила рабыня, - хотят, чтобы нас желали так, что мы оказались бы в ошейнике, хотят быть настолько желаемыми, настолько вожделеемыми, что мужчина не будет удовлетворён ничем иным, кроме как видом своего ошейника запертого на наших шеях.
- Ты, правда, хочешь быть столь желаемой? - спросил я.
- Да, - ответила она, - вплоть до ошейника.
- Но тогда Ты будешь принадлежать, - заметил я.
- Да, - кивнула Сару.
- Ты будешь собственностью, - добавил я.
- Да, - согласилась она, - собственностью моего господина.
Я отметил, что она, в своём напряжении, задумчивости и слезах, позволила коленям закрыться, но я не увидел в этом ничего критичного.
- Вообще-то, я привёл тебя сюда, - заметил я, - не для того, чтобы помучить Пертинакса.
- Господин? – не поняла Сару.
- Однажды, - пояснил я, - когда Ты наивно думала, что всё ещё была свободной женщиной, и что имя Маргарет Вентворт было твоим, Ты обмолвилась среди прочего о том, что Ты поняла, что кто-то будет оказывать на меня влияние посредством женщины.
- Да, Господин, - сказала она.
- Насколько я понимаю, в то время тебе, впрочем, как и мне, не было понятно, кто такой этот кто-то, - продолжил я, - но теперь, мы можем обоснованно заключить, что под этим кто-то подразумевается, скажем, Лорд Нисида, или Лорд Окимото, или те, от чьего имени они выступают.
- Думаю да, Господин, - согласилась со мной она.
- В тот момент Ты не понимала какая женщину имелась в виду, - сказал я.
- Я не понимаю этого и сейчас, Господин, - поспешила заверить меня она.
- И Ты не слышала больше ничего об этом? - уточнил я.
- Нет, Господин, - ответила девушка.
- Я уверен, что этой женщиной, - сообщил я, - может быть Талена, некогда бывшая дочерью Марленуса из Ара, и совсем недавно свергнутая с торна Убары Ара.
- Я мало что знаю об этом, Господин, - сказала Сару, - но, признаться, мне это кажется маловероятным.
- Почему? - поинтересовался я.
- Важность Убары, - сказала она, - высота и величие её положения, если мне позволено будет указать на это, Господин, никак не сочетаются с вашим скромным статусом. Кроме того мы ничего не слышали об Убаре. Мне трудно представить, что мы могли бы встретить её здесь, где-то в северных лесах, в месте столь удалённом от городов башен, портов, караванных маршрутов, торговых мест.
Я кивнул. Признаться, я и не думал, что результат этого осторожного допроса даст мне какую-либо информацию к размышлению, помимо той, что у меня уже имелась.
Разумеется, она ничего не знала о моей беседе с Серемидием, прежде командиром Таурентианцев, дворцовой стражи Ара.
- Что тебе было поручено этим утром? - осведомился я.
- Я должна помыть и натереть пол в апартаментах контрактных женщин, - ответила Сару.
- Ты можешь идти, - разрешил я.
- Спасибо, Господин, - поблагодарила рабыня, легко поднялась на ноги, попятилась пару шагов, а затем повернулась и покинула комнату.
Её движения стали гораздо лучше, отметил я про себя. Лорд Нисида принял меры для её обучения. В лагере имелось несколько хорошо обученных рабынь для удовольствий. Прежние свободные женщины Ара оказавшиеся здесь отчаянно искали их опеки, хотя им приходилось платить за это, расставаясь с частями своих порций, освобождая опытных рабынь от различных работ по дому и так далее. Рабыня должны доставлять удовольствие. От свободных женщин этого никто не ожидает, и обычно так всё и получается, поскольку доставлять удовольствие - это ниже их достоинства, делать это означает слишком сильно походить на рабыню. А вот рабыню, если она не сможет добиться этого, скорее всего, ждёт основательная порка. С другой стороны, по-видимому, в каждой женщине живёт рабыня, желающая понравиться и доставить удовольствие мужчине. И это желание нравиться, конечно, мужчины не только освобождают в рабыне, но и требуют этого от неё. Так что этот естественный характер женщины и её желание нравиться противоположному полу, не только разрешены и поощрены в рабыне, но наложены на неё. Некоторым женщинам требуется знакомство с плетью, прежде чем они действительно смогут почувствовать себя наделёнными правом принять то, что они действительно хотят это сделать, воспользовавшись ударами, как оправданием для удовлетворения своего тщеславия, что, дескать у них бедняжек нет теперь никакого иного выбора, кроме как сделать то, что они так или иначе хотели бы сделать сами. Но в этом что-то есть, потому что у них действительно нет выбора, и это, что интересно, именно то, чего они хотят. Вскоре, конечно, освобождённые ошейником, оказавшиеся у ног господина, они склонны страстно желать ублажить его, и стремятся сделать всё, чтобы он был удовлетворён настолько полно, насколько это возможно. Таким образом, они быстро понимают, что сами заинтересованы с том, чтобы доставить мужчине изысканное удовольствие, и с радостью рабыни делают это. И для них порой становится неожиданностью, что в объятиях господина, хотят они того или нет, они вынесут и подчинятся экстазам, возможности которых они в бытность свою свободными женщинами даже представить себе не могли, экстазам, часто растягивающимся на целый ан. Но с другой стороны мужчинам тоже нравится видеть своих рабынь такими, столь беспомощными, умоляющими, задыхающимися, стонущими и извивающимися, полностью зависящими от их милосердия.
Сару, насколько я знал, не была показана Лорду Окимото. Лорд Нисида, казалось, не счёл целесообразным представлять её старшему даймё. Интересно могло ли это быть недосмотром или оплошностью с его стороны. Возможно, она не представляла достаточного интереса или важности. Однако она была очень красива и в ошейнике становилась даже более красивой, чем когда-либо. Я предположил, что сёгун будет доволен такому подарку, из чьих рук, он бы ни был получен.
Теперь у меня имелись веские причины для опасений, что пани действительно намеревались спуститься по Александре до ледостава. Конечно, мне это казалось безумием, но единственной альтернативой этому было оставление лагеря и рассредоточение в поисках отдельных убежищ и безопасности, тем самым лишая смысла все усилия прошлых месяцев и отказываясь от любых проектов, ради которых пани, возможно, были доставлены на берега известного Гора. Однако эта альтернатива диктовалась причиной, которую, как я знал, пани не собираются принимать в расчёт. Похоже, для них оба варианта, что спуститься по Александре в Тассу, что подставить себя под мечи, были равнозначны.
Я подозревал, что это имело отношение к чести, или к пародии на неё, или к тому, что они ею считали.
Я даже не пытался понять логику пани.
Мне не хотелось брать Сесилию или Джейн в путешествие вниз по Александре, но я подозревал, что Лорды Нисида и Окимото, не желавшие выпустить из под своей опеки хоть одного человека, скорее предпочтут зарезать рабынь, чем оставить их здесь. Я задал этот вопрос Лорду Нисиде, но он напомнил мне, что для голой женщины будет трудно пережить зиму в этих лесах, особенно если она будет прикована цепью за шею, и закована в кандалы и наручники. «Кроме того, - добавил он, - мы возьмём с собой и других животных. Мужчинам они понадобятся для их удовольствия».
Сесилия и Джейн, в настоящее время, получили два мешка и были отправлены в лес собирать ягоды. По возвращении, им предстояло запрокинуть головы, открыть рты и высунуть языки. Если на их языке или дыхании будут замечены какие-либо доказательства того, что они пробовали ягоду, девушки будут наказаны. Ягоды были для их владельцев. Позже некоторых рабынь могли накормить с руки, поставив их на колени, голых, с руками сжатыми за спиной, или бросить перед ними на пол, чтобы они могли изящно собирать их, стоя на четвереньках, опуская головы и не используя руки.
До настоящего времени я воздерживался от прямой конфронтации с Лордом Нисидой или с Лордом Окимотой относительно предполагаемого влияния на меня через некую женщину. В действительности, могло быть и так, что такой женщины просто не существовало, и эта угроза была уловкой, не больше, чем тактическим инструментом, рассчитанным на то, что я сам смогу вообразить некую особую женщину, благополучием которой я мог бы быть, предположительно, обеспокоен.
Теперь у меня появилось острое желание поставить этот вопрос перед Лордом Нисидой, а в случае необходимости и перед Окимото. Если бы они хотели сохранить мой меч, по крайней мере, как добровольный инструмент в резерве их оружия, то им придётся постараться успокоить моё любопытство.
С этим решением в голове, я вышел из сарая, выделенного нам с Пертинаксом для проживания вместе с нашими двумя рабынями.
.
.
.
Глава 35.