Уникальная врачебная методика 3 глава




Зойка из штаба танкистов занимала на жестком сидении сразу три места, благодаря своей блистательной пышнотелости, внешне напоминая колобок при росте 160 и весе 120... Она курила, выдыхая в открытый блистер, одновременно вязала и читала какой-то затурканный с замусоленными уголками роман без обложек. При крейсерской скорости в 160 километров в час казалось, что вертолеты просто зависли на месте — под ногами пассажиров в жаркой дымке медленно проплывали обширные зеленые массивы джунглей, протяжные гирлянды скал и редкая блескучая вода. Сквозь светло-бусое небо добросовестно наяривала жаром солнечная кочегарка. Бортовой сквозняк не нес почти никакой прохлады. Минут через сорок пять полетного времени всех так напекло и растрясло, что народ уравнялся в должностях и боевых сроках. Раскисшая с влажным лбом Зойка упорно сражалась с петлями на шерстяном носке. Высунувшийся из кабины борттехник обдал всех легким всплеском воодушевления. Снижаемся. Народ заерзал, зашевелился.

Сорвавшуюся с предгорий иглу не видел никто. Бородатый стрелок в чалме, пустивший "Стингер", глянул на бегущую секундную стрелку: расчетное полетное время ракеты до данной цели — 4 секунды, на пятой вертолет неестественно качнуло.

Машина, сипя, просела в воздухе. Раздался оглушительный выхлоп. Резко запахло едкой гарью. Двигатель начал ощутимо сбрасывать обороты...

— Ха-а-а-и-и-и, — разом завизжали рты, округлились глаза, с жуткой силой начали драть друг друга людские руки, хватаясь, чтобы удержаться, за что попало. Аварийный сигнал бодрьм молодьм девичьим голосом сообщил:

—Борт 1634, пожар!

— Борт 1634, пожар! Первый пилот:

— За борт! Надеть купола! За борт!

—Бортач! Сорвать блистера!..

Второй пилот, пытавшийся вывалиться через свой блистер, зацепился ремнем автомата за кресло. У него, не очень физически крепкого, сейчас хватило силы разорвать автоматный ремень, который по ТТД выдерживает около тонны нагрузки. Он первым провалился вниз к земле.

Командир хрипло рычал, пытаясь удержать машину для сохранения тех нескольких жизненных секунд, которые необходимы были для эвакуации. Сашка, шустро напяливший на себя парашют, нашел в себе хладнокровие, чтобы надеть "купола" на потерявших самообладание женщин. Он вышибал их пинками через люк, успевая защелкнуть замок автоматического раскрытия парашюта за страховочный трос рядом с люком. Из пассажирского салона двое лейтенантов выбросились первыми, надев парашюты сами и плюнув от страха на друзей. Зойка визжала, брызгая пенной слюной. Парашютные ранцевые лямки ни как не налазили на ее огромное тело.

— Не на-да-а!.. а-а-а... мамочка-а-а-а.. не на-да-а-а-а!..

Она прокусила Сашкину руку насквозь.

— Не трогай-й су-у-ка-а меня-а-а!..

— Мама-а-а-а!.. Оставьте меня-а-а-а!..

Вертолет горел, резко проваливаясь вниз. Командир орал Сашке:

— Прыгай, говно, прыгай!

Пылающая "вертушка" гулко пошла к земле. В небе зависли десять “куполов”. Один пассажир разбился сразу. От страха при падении в воздухе он пае смог нащупать кольцо парашюта. Другой вьшрьй® нул с неправильно надетьм ранцем. Зойка в кон-вульсирующей истерии так и не дала нацепить, на себя аварийный парашют, разодрав ногтями и искусав обоих оставшихся в машине мужиков. Зойка, лязгающая зубами громче двигателей, вцепилась обеими руками в сиденье, фыркала губами как загнанная кобыла, плюясь кровью из самой же откушенного собственного языка.

Вертолет стал заваливаться вверх шасси и несущим винтом вниз, отстрела лопастей на этой модели не было, поэтому Сашке, борттехнику и командиру на возможность спасти свою грешную жизнь осталось не больше трех секунд. Поняв, что одуревшую бабу никакими силами не спасти, командир сзади обхватил оставшихся мужиков и выпихнул, их за борт, следом вываливаясь сам на долю секунды позже, а значит последним. Только чудом их не рубануло несущим винтом. Сбитая машина по крутой спирали пошла к земле. Мгновение спустя парашютисты увидели сначала яркую засветку, а потом до них, болтающихся в небе, докатился раскатистый взрыв.

Ведущий борт с первых секунд пожара на ведомом вызвал спасателей с ближайшего аэродрома. Командир сбитого вертолета с борттехником начали палить по “духам” еще в воздухе, стреляя и кидая гранаты куда попало. Сашка не имел оружия как прибывший из отпуска. Он только раскачивался на стропах под куполом, как на качелях, чтобы максимально уклоняться от прицельного огня, и орал на всю округу, словесно помогая командиру крепкой руганью, как пулеметом. В этом диком азарте он не приземлился, а грохнулся, сломав в двух местах ногу и капитально отбив копчик. Все это время первый— ведущий борт, как клушка, носился вокруг расстреливаемых “духами” парашютистов, чтобы дать возможность хоть кому-то приземлиться живым. “Духам” не удалось добить только четырех русских, но ни в одного они не промахнулись — ранили каждого.

Горячая материнская молитва ко Господу, ко Пресвятой Богородице за тысячи километров от знойного Афгана в России чудесным образом оберегла русского воина Александра от неминуемой гибели. В ту страшную минуту сердце матери в пронзительной боли дрогнуло, она истово перекрестилась сама, перекрестила и фото сына, волна облегчения омыла ее страдающую душу. Сашка ничего этого не чувствовал, понял только одно — жив, и постанывая попытался приподняться, чтобы уяснить обстановку, но резко вскрикнув от боли, вновь ничком опрокинулся на землю.

— Старлей, ты живой?! — откуда-то по соседству прокричал командир сбитой "вертушки".

— Слава Богу... — едва слышно ответил танкист.

Четверка вертолетов поисково-десантной группы (ПДГ) примчалась через 11 минут после получения сигнала о помощи. Прибывшие спасатели собрали всех минут за двадцать, отбив “духов” от точки аварийного приземления метров на триста. По дороге на базу в вертолетах на окровавленных “куполах” штабелем лежали восемь погибших. В углу стояла парашютная сумка с немногочисленными останками Зойки — прокопченной грудью Я раздробленной правой стопой. Сбоку вповалку уселись живые, кто где мог, Сашка полулежал на боку, оперевшись на локоть. Раненные, не морщась, булькали 96-процентным спиртом прямо из горлышка фляги.

Уже на следующие сутки пассажиров на вертолетах по всему Афгану стали перевозить ночью. А днем полеты приказано было выполнять только на предельно малой высоте, недоступной для "Стингеров".

Уроки выживания

 

Рассказ Сашки подошел к концу, он поднес стакан с водкой ко рту:

Ну, ладно, помянули наших... А ты-то сам кто будешь? Откуда? Куда путь держишь? Виктор коротко рассказал о себе и спросил:

— Ребята, а кто этот увесистый прапорщик с кучей орденов?

Офицеры, разом сплюнули и так же разом на перебой стали пояснять:

— Он в Афгане уже семь лет и хрен его отсюда выгонишь.

— Здесь у него золотая жила.

— Знаешь, сколько его Красная Звезда стоит?

— Ну? — на последний вопрос недоуменно откликнулся Виктор.

— Шестьсот чеков, — ответил Юра из офицерской компании. — Только знай, кому их сунуть. Я за свою Звезду пол живота отдал, а он — главный евнух пересылки... Ладно, еще наслушаешься о нем.

И как бы устыдившись собственной досады Юра резюмировал:

— Давай лучше выпьем, ибо красные глаза не желтеют, то бишь желтухи не будет.

— А кто этот Чека? — спросил Виктор.

— Солдатик один, — ответил Саша. — Отслужил на пересылке срочную, теперь водкой торгует при евнухе с орденами. У Чеки, кстати, тоже есть Красная Звезда и “За отвагу”. Он сам из Самарканда. Да ты их, приграничных жителей Союза, только в таких местах и встретишь: на продскладах, на складах горючего, на пересылках. На боевые-то только ваньки да петьки из Вологды ходят. Еще, правда, хорошо ребята-грузины воюют.

— С ними надежно, не сдадут, — подтвердил сказанное товарищем третий сменщик, по имени Николай, и спросил у честной компании:

— По четвертой, что ли?

Виктор потянулся было за бутылкой, чтобы разлить водку по стаканам, но был ненавязчиво остановлен:

— Ты, Витек, пока посиди с нами, присмотрись, порасспроси, чего не понимаешь. Ответим на все вопросы. Тебе в гарнизон желательно прибыть максимально подготовленным. Когда у тебя вылет?

— Ночью, — ответил Виктор.

— Ну, и чудненько, — улыбнулся жемчугом ровных зубов Николай и наставительно продолжил:

— Это я тебя к тому попридержал, что разлив водки здесь особого мастерства требует. За каплю, пролитую на землю, можно и схлопотать. Уж слишком часто она, к сожалению, скоро будет тебе нужна, а провезти ее через ленточку, сам небось видел, как постыдно трудно. Брать ее здесь в дуканах опасно. Часто местные отраву подсовывают или колпачок-“сюрприз” бывает. Его в Пакистане делают. Отвернешь чуть-чуть, он так хлопнет, что в лучшем случае без пальцев останешься, а в худшем — еще и без глаз. Много нашего брата по неопытности пострадало. У меня-то это вторая ходка за ленточку, первая была в восемьдесят первом — восемьдесят третьем годах, — продолжал Николай.

Мимо, покачивая переполненными бедрами, вальяжно прошествовала в трико и на шпильках невысокая дама с самоуверенным лицом. По ходу она оценивающе брызнула глазами по новым знакомым Виктора. Прилипшие к ее формам четыре пары боевых глаз с вожделением проводили мисс-пересылку.

— И много здесь, ну... женщин? — продолжал допытываться Виктор о местном житье-бытье.

— Три процента, — последовал незамедлительный ответ, — как и положено на войне. Без них нельзя. С ума сойдем или как в зоне бывает. Но, если честно, в Афгане по-моему три процента, умно женные на сто. Почему? Видишь ли, это смертельно деликатная тема. Мы коротко просветим тебя, а по ходу сам деталей доберешь.

— Здесь ведь как, — взял на себя обязанности фронтового “моралиста” Юра, — как в известном законе: сколько убыло, столько прибыло. В этом вопросе кадровый отдел работает идеально. Что греха таить, многие едут в Афган, чтобы, если живы будут, более-менее подзаработать, детей потом на ноги поставить, удостоверение участника войны получить, льготы и тому подобное. А для женщин тем более. Ведь наши девчонки едут сюда не от хорошей жизни, оставив дома детей, мужа, если он есть. Ведь, если есть муж, то надо сделать документ, что разведена. Если есть дети, то опять же нужен документ, что они живут самостоятельно, то есть взрослые. Иначе по закону женщине на войне не место. К тому же существует возрастной ценз — до тридцати пяти лет. А этой, что мы видели, даже с натягом меньше сорока пяти не дать. Значит, понесла соответствующие расходы — паспортный стол в Союзе тем и кормится. Но самое сложное для них наступает здесь, вернее — еще на ташкентской пересылке. Там работает целый синдикат “по достойному” для них финансовому размещению, исходя из внешнего вида и протекции. Хочешь добиться того, за чем приехала, — плати, и жизнь-малина обезпечена.

— Будет числиться на должности машинистки при штабе, а служить два года на должности пэпэжэ.

— Не понял, — переспросил Виктор.

— Ты что, совсем непросвещенный? — подосадовал Юра.

— Просвещенный, — ответил Виктор, — но некоторые тонкости не довели.

— Доведут, — засмеялись новые друзья. — Пэпэжэ означает походно-полевая жена, и при начальнике она будет днем и ночью, понял?

— Понял, — кивнул новичок.

— Чем удачнее она договорится, тем ближе к Кабулу. Которая слишком гордая, вон у Коли в Ложкаревке окажется. Это самая нижняя точка на карте. Если не уживется, то через три-четыре месяца уезжает обратно.

— А вот тебе и наглядное пособие к нашему теоретическому занятию, — кивнул головой в сторону контрольно-пропускного пункта Николай.

Из приехавшего “уазика” начальственно, словно барин, вылез прапорщик — близнец утреннего чапаевского Петьки. К нему мгновенно по одной стали подходить все “девчонки” рождения конца пятидесятых годов в поразительно одинаковом "прикиде". Сытый покупатель, вяло обмахивая себя носовым платком, величиной с детскую пеленку, безучастно внимал женскому красноречию. Выслушав всех, он надменно прошествовал мимо вытянувшегося дневального в штаб пересылки.

— Выбрал кого-то, — сказал Юра, сплюнув в сердцах. — Вот так, Витек!

Внезапно всеобщее внимание от женского невольничьего рынка отвлекли раздавшиеся будто рядом калашниковские очереди и несколько взрывов.

— Это из местного карьера, он в пяти километрах отсюда, — сказал кто-то.

Коля слегка потемнев лицом и поминально держа стакан, подробно рассказал о некогда произошедшем в каменном карьере эпизоде афганской войны. Находящийся невдалеке от пересылки карьер здесь был единственным источником высококачественного строительного материала. Беда случилась с группой из восьми молодых солдат, прибывших в Кабул за три месяца до случившегося. Таких молодых ребят здесь называют "бача", то есть по-афгански — "ребенок", "малыш". Их под командованием необстрелянного сержанта отправили на добычу камня для строительства бани одному остро нуждающемуся в ней начальнику.

— Для постройки местных сандунов, — глухо добавил Юрий.

— “Бачата” прибыли на ГАЗ-66 сами. Из оружия взяли только автоматы и по одному магазину...

Вырвавшись на волю подальше от начальственных глаз, они, понятное дело, расслабились и разомлели под кинжальными лучами чужого солнца. Посовещавшись, решили единогласно:

— Задачу выполняем за полтора часа вместо отведенных четырех, а остальное время отдохнем в тенечке и выспимся.

Наскоро надолбив необходимую кучу и закидав ее в кузов, бросили на пальцах, кому быть часовым. Часовой, смешливо посокрушавшись, залез в кабину с открытыми дверями. Друзья расположились на травке. Через двадцать минут, раскиснув от непривычной жары, все спали по-детски крепко, с причмокиванием.

...Первым легким пинком в живот был разбужен сержант. Приветливо улыбающийся “дух”, ровесник нашего вояки, приложил палец к губам и поманил:

— Вылезай!

Осоловевший и разомлевший, ничего не соображающий от перегрева парень с овечьей покорностью выполз из-под машины. Ему тут же залепили рот кляпом и связали. Остальных из тенечка выволакивали точно так же. Их оружие держали в руках сидевшие на корточках молчаливые, смотревшие исподлобья бородачи. Смешливый мальчишка-”душок” вкапывал в землю кол, старательно заточенный солдатской лопаткой, как игла. Солдаты, парализованные до окаменелости, следили за его добросовестной работой. Как только она бьша закончена, толстый черный “дух” что-то глухо гаркнул. Первьм подхватили сержанта, поставили на голову и мгновенно раздели. Боец беззвучно истекал обильной слюной. Пощечинами его привели в чувство, и наперебой бормоча какие-то заклинания, стали опускать на кол. Кол безшумно и быстро вошел до живота. Но сержант молчал. После этого “духи” отпустили русского и, впившись в него, глазами, стали смотреть на медленно-медленно оседающее на кол тело под тяжестью собственного веса. Минут через пятнадцать это мучительное движение к земле прекратилось, и конвульсии угасли. Кровавое острие кола торчало из левого глаза мученика. Его руки, связанные за спиной, непроизвольно, от боли переломали себе все пальцы. Сержант молчал даже в момент агонии.

Оставшимся "бачатам" поочередно отрезали головы и сложили пирамидкой на кабине, обернув их прищуренные взгляды на Восток. Но одного солдата оставили живым. Его, сошедшего с ума, привязали собачкой к сержантскому колу, и неспешно исчезли, забрав отрезанные уши для отчетности. "Аллах акбар!"

Не шелохнувшегося во время рассказа Виктора поразил не столько сам факт изуверства и жестокости, сколько смиренномудрый тон повествования о живьем посаженном на кол сержанте. Пройдет совсем немного времени, и сам Виктор будет вынужден говорить о погибших товарищах таким же безразличным, на первый взгляд, тоном, а на самом деле единственно правильным, впитанном нами с молоком матери, без истерик и кликушества, каким говорили о погибших однополчанах вернувшиеся и с Куликова, и с Бородинского, и с Прохоровского полей Наши пращуры. Вечная им память! Упокой, Господи, их души в селениях праведных.

Ночью на пришедших в Кабул газнийских “вертушках” Виктор отправился к месту своей афганской службы. Через сорок пять минут полетного времени он оказался на базе "Скоба", которая на долгое время стала для Виктора родным “домом”.

 

 

Здравствуй, "Скоба"!

 

База примостилась на высоте двух тысяч шестьсот метров над уровнем моря, или лучше сказать — над уровнем безкрайнего песка громадной пустыни, среди лысых кривобоких холмов, переходящих в высоченные отвесные скалы. Вдалеке виднелись еле различимые при вылупившейся луне скудные чахлые деревца.

Недельный срок дотошной подготовки к войне вновь прибывших офицеров быстро привел в подобающее чувство. Тщательное изучение оперативно-боевой обстановки вперемежку с ценными рассказами бывалых, отвоевавших свой срок офицеров, дорисовали во всех подробностях обстановку, в которой предстояло жить и воевать.

Инструктировали по очереди офицеры-вертолетчики “Скобы” и десантники Батиной “Чайки”. Отвоевавшие пытливо вслушивались в наставления своих однополчан, при нужде без суеты веско добавляли ценнейшие детали живого боевого опыта. Так они слагали щит воинского мастерства, который должен был стать надежной защитой новичка в каждом бою. Эти беседы длились часами, но порой Виктору, казалось, что захватывающий урок науки побеждать пролетал за несколько минут. Ни из одного казенного учебника вычитать подобное было невозможно. Стрелянные и битые мужики каждое свое слово подтверждали живыми примерами, наглядно демонстрировали те или иные приемы бранного искусства: если надо залегали тут же у курилки в имитации реальной боевой ситуации. Они кувыркались, крутились, падали из любой позиции - плашмя, на бок, калачиком, на спину с перекатом через голову и тут же оказывались на ногах. Громоздкие дядьки преображались в ловких гимнастов, циркачей, балетных танцоров. Гибкости и ловкости их тел могли бы позавидовать какие-нибудь супермодели или звезды кордебалета.

Затем они требовали от новичков-сменщиков повторить все эти упражнения и постоянно разжевывали каждую деталь, пока самый тупой не поймет, чего же от него добиваются. Но тупых не было, свое уже послужившие в Союзе офицеры все схватывали налету. Они как большие дети увлекались этой страшной, но столь необходимой для выживания игрой взрослых мужчин.

Надо было знать, как и для чего именно накачать кисть, мышцы запястья, локтевые жилы. Ведь нужно было довести руки до стальной твердости, чтобы автомат держать, как пистолет, при немыслимых кульбитах с оружием между спасительных валунов.

— Когда прокрадываешься к позиции противника, патрон надо держать уже в стволе, но предохранитель при этом замкнут, ибо в момент подползания нечаянным жестом можно нажать на курок. Почуяв близость “духа”, нужно осторожно рычаг предохранителя оттянуть за ушко в сторону от корпуса и только тогда опустить его на автоматический режим, чтобы, ни дай Бог, предательски не прозвучал характерный металлический щелчок фиксатора.

Грубые пальцы воина цепко ухватывают ушко предохранителя, и все видят как это делается.

— Отступающие “духи” группой в три-пять человек, обязательно выставляют прикрывающего. Сначала надо уничтожить его, иначе “дух” из своего прикрытия перебьет наступающих. Затем надо убрать или хотя бы серьезно ранить самого дальнего из убегающих. Ведь у него больше шансов уйти в прикрытие и оттуда начать огонь по нашим для поддержки своих. Потом только добивайте остальных.

Понятное дело, всю эту науку побеждать новички слушают, не дыша. Даже прикуренные папиросы, оставленные без внимания, от обиды гаснут. Их, потухшие, с досадой швыряют прочь. Молодые офицеры впиваются слухом и зрением в своего сверстника-наставника.

— Рядом упала граната. Залегай головой к ней. Если нет каски, голову крестообразно закрой руками. Даже в полуметре от разрыва есть “мертвые” зоны для разлета осколков, они уйдут чуть выше над тобой. Только рот разевай, как можно шире. Иначе при разрыве надолго оглохнешь, может быть навсегда. Тот, кто увидел брошенную гранату первым, кричи: “граната справа!..” — или: “граната слева!” Собственный маневр при этом не сдерживай. Кричать можно и в полете к матушке-земле, и уже лежа на ней. Но предупредить товарищей ты обязан.

Слушатели согласно кивают: сами-то форму не первый год носят, знают, что такое воинская взаимовыручка, начиная с курсантских самоволок и глухих “несознанок” — кто виноват? — в случае начальственных выволочек.

— При внезапной стрельбе по тебе, тут же падай с перекатом и с одновременной изготовкой к бою в момент перекатывания. Почему надо сразу упасть и перекатиться? Потому что при внезапном нападении противника, страх парализует, отказываются работать пальцы и ты теряешь жизненные доли секунды для подготовки автомата к стрельбе и погибаешь. А если ты упал, при падении у тебя от болевого импульса происходит всплеск адреналина, кровь бежит по всем жилочкам, и мышцы послушны. Перекатился, то есть сменил позицию, на мгновение ушел из прицельного поля вражеского ствола, при этом снял автомат с предохранителя, передернул затвор и, уже владея ситуацией, мгновенно включился в бой.

– А будете залегать, – вклинивается новый советчик, - надо в течение нескольких минут два-три раза поменять место таким же перекатом, чтобы сбить с толку прицел противника.

Виктор с ребятами укатывают весь песок вокруг штаба, а ходившие кругам “руки в брюки”' преподаватели, войдя в раж и перебивая советами друг друга, порой даже пинка дадут новичку за неуклюжесть. Тяжело в ученье, зато в бою легче. И вот сами учителя в экстазе, упоенные военной игровой ролью, с криком синхронно кувыркаются рядом. Экзаменаторы дают все новые и новые задания. И вновь катаются сами, падают, прыгают, приседают, шипят, орут...

— Внезапный крик в нужный момент атаки помогает не меньше верного ножа или пули-дуры. Крик тебе поднимает настроение и вызывает ностальгическую грусть прощания с жизнью у' “душка”, которого ты сейчас прикончишь. И вот ребята с криком бросаются друг на друга, стараясь переорать “супостата”. Весело!

— Если “духам” удалось подползти незаметно, ты не слышал щелчки взводимых затворов, да к тому же временно обезоружен сам, при стрельбе противника надо немедленно закрываться первыми попавшими под руку вещами, даже тряпками, желательно скомканными. Особенно береги голову. Пуля, попавшая в комок одежды, в шинель, теряет силу удара. Так можно избежать смерти и даже тяжелого ранения. Просто отделаешься контузией или срезанной кожей, а попав под углом в лобовую кость, пуля калибра 5,6 просто уйдет рикошетом. Верно Александр Васильевич Суворов говаривал, что пуля — дура!

После такого наставления мысль одна: “Господи, спаси Ты головушку мою горькую!” Рука каждого вновь прибывшего бойца невольно теребит беззащитное темечко.

— Десять минут перекур.

Отдохнули, мысленно побывали дома и вернулись обратно, все посуровели, обратили взоры в центр учебного “класса” рядом с курилкой.

— Теперь некоторые рекомендации гранатометчикам. Если ведешь огонь из РПГ, то стрелять надо чуть выше укрытия, но это зависит от удаленности цели. Коли “дух” залег в окопчик, а за спи ной его стена или скала, то прямо попасть в него невозможно, но осколками от разрыва над ним, его можно хорошенько посечь. За гранатометчиком надо постоянно наблюдать одному человеку, иначе стрелок может войти в такой азарт, что забудет о самозащите, подставит голову под пули “духовского” снайпера.

Ну и ну! Это точно. У народа даже без боя появился азарт. Еще не постреляли, а уже рассекретились. Начальник штаба заставляет всех повторить учебный эпизод.

После обеда, полнота и сытость которого по-суворовски приравнивается к порции новорожденного младенца, приступают к основе основ боя — к личному стрелковому оружию.

Калашников Михаил Тимофеевич! Поклон, Вам, русский гений-самородок! В XX веке нет равных Вашем боевому детищу и уже не будет!

Автомат Калашникова — сам “Калашников”. О нём мужики, стоя в кружок говорят, как о верном друге, как об одушевленном надежном спутнике. Его бьют, он не бьется, его топят, он не тонет. Бросают с пятнадцати метров на скалы с вертолета -даже не треснет.

“Духи”, имевшие этот автомат, считались самыми зажиточными, родовитыми. Остальное оружие других стран ценилось по принципу: на безрыбье и рак — рыба...

Газнийцы долго хохочут, вспоминая рассказ джелалабадских ребят, когда те разом отбили попытку командиров царандоя поспорить, чье оружие лучше: наш “Калашников” или штатовская М-16. Сюда же в спор привлекли и “псевдокалашниковых” болгарского и китайского производства.

Конкурс был открыт в 16.00 при жаре +60. Проверка шла очень просто: победит тот, кто расстреляет больше патронов при непрерывной смене магазинов. Итог был так же прост, как и замысел...

Китайский “калаш”, бездарно сворованный по технологии, на седьмом рожке уныло провис стволом от перегрева.

Болгарский собрат заклинил на девятом магазине.

М-16 едва дотянула до третей сотни пуль и раздула ствол грушей.

Русский автомат, окутанный дрожащим маревом накала, стало просто сердечно жалко на пятнадцатом рожке. 450 патронов! Это что-то.

У него, перегретого, но не сдавшегося, наши мужики сердечно попросили прощения за проявленное недоверие со стороны местных вояк. Честно говоря, соревновательное напряжение было. Наши ребята поздравили героя и себя с первенством от души, с удовольствием чокаясь фронтовыми ста граммами о казенник “призера”. Пили за очередную победу русского оружия. И офицеров “царандоя” великодушно пригласили на жаренного барана, которого афганцы проиграли Калашникову Михаилу Тимофеевичу. Все время соревнований жалобно блеявший бедняга был призом в этом конкурсе.

После рассказа о конкурсе справедливости ради один из старожилов отмечает:

— Чем же хороша М-16, так это одним - штык-ножом. Многие наши берегут его в трофей для рукопашки. Надежная штука, острая, прочная, метать его легко...

Преподаватели “скобари” рекомендуют каждому бойцу иметь по одному-двум запасным автоматным магазинам, в которых последние пять-десять патронов должны быть трассирующими.

— Зачем? — спросил кто-то.

— Чтобы по ним други-соратники могли определить, где ты есть. Да и самому ясно, что у тебя заканчивается боезапас.

— Толково, — удовлетворенно мотнул головой спросивший.

“Чайкинцы” свидетельствуют о своем житейском опыте: в магазин можно через каждые 9 патронов ставить один трассер и два-три в конце, чтобы знать о расходе боезапаса. Если в бою образовалась случайная пауза, а трассеры показали остаток снаряжения в рожке, допустим, десять, надо срочно заменить магазин на полный, а опустевший при удобном случае дозарядить. Или магазин опустел, а поменять нет времени ни секунды - лучше пустой бросить в “духов” под видом гранаты с криком:

“Получай, гад!” Срабатывает безукоризненно -“духи” валятся, как подкошенные, минимум на минуту, а у вас есть время вставить новый рожок или вообще сдернуть в другое место.

– Вот это по-нашему, - улыбается народ. -Простенько и со вкусом.

– Идем дальше, - консультант затягивается папиросой, в паузе обдумывая дальнейший ход мыслей, - Да, вот... Если потренироваться, то в рукопашном бою пустой рожок можно бросать так, чтобы он попадал зубцами в переносицу или в висок противнику. А то просто держать его в руке для самообороны, как секиру. Пробовали уже не раз. Не мы правда, а пехота. Результатом довольны. У “духов” оказывается не? головы - астраханские арбузы. Правда неспелые внутри... После мрачной шутки наставник продолжает

урок:

– В бою или на разведвыходе, да, где бы то ни было, любой приказ командира должен подтверждаться тем, что ты его слышал и усвоил. Допустим, услышал:

– Держи!

Не ленись и не стесняйся, ори:

– Держу!

И так далее: слышишь: “прикрой!” – кричи: “прикрываю!”, приказывают: “отход!” - подтверждай: “отхожу!”. Помни это, как “Отче наш”. Халатность при исполнении приказов - гарантия смерти и твоей, и друзей.

Тут следует описание двух-трех случаев, когда так и было на самом деле. Тяжелая штука - война! На ней действительно, как на войне.

– Если у кого-то будет работа с биноклем ночного видения, помните, что он нагревается за одну-две минуты и сам становится мишенью для инфракрасного прицела. Кроме того: зеленое свечение объективов выдает месторасположение твоей головы опытному стрелку. Поэтому осмотр окрестностей должен быть предельно коротким, потом закрой стекло рукой и выключи этот хитроумный аппарат. Иначе тебя тут же отследят снайперы.

– А подствольник? - спрашивает кто-то, -Ведь у нас теперь они есть почти у каждого.

– Ага, - продолжает бывалый вояка, - нужная вещь. Основные детали его работы вы все знаете, а тонкости с ним таковы - при стрельбе из под-ствольника упирать в плечо надо не приклад, а пистолетную рукоятку автомата. Это особенно удобно при стрельбе лежа, тогда легко регулировать угол полета гранаты.

– А в перебежках как? - новички неугомонны в вопросах.

– При перебежках лучше передвигаться с упором приклада в плечо и небольшим наклоном ствола вверх. Не делай упор на уровне живота. Но по крайности можно упереть и в живот, если “духи” от вас не дальше пяти метров.

Все ненадолго замолкают. Каждому жить хочется все больше и больше.

Подходят еще несколько человек из тех, кто готовился к отъезду. Образуется нештатный перекур. В непринужденной болтовне, как завершение, обозначилось - “ну и на сегодня последнее”...



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-07-14 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: