БИРУНИ И ЕГО «ПАМЯТНИКИ МИНУВШИХ ПОКОЛЕНИЙ»




Великий хорезмиец. «Аль-Асар аль-Бакия» — «Памятники минувших поколений» — первое крупное сочинение великого среднеазиатского ученого-энциклопедиста, девятисотлетие со дня смерти и тысячелетие (по мусульманскому лунному календарю) со дня рождения которого недавно отметила мировая научная общественность 1. Абу Рейхан Мухаммед ибн Ахмед аль-Бируни — блестящий астроном 2, географ 3 и геолог 4, историк и этнограф, философ 5, филолог и поэт, произведения которого намного опередили его эпоху, предвосхитив на полтысячелетия многие передовые научные идеи эпохи Европейского Возрождения. Вместе с тем это — первая книга Бируни, ставшая известной европейским ученым благодаря неутомимому публикатору и исследователю научного наследия Бируни — Эдуарду Захау, издавшему в 70-х годах XIX в. арабский текст и перевод «Аль-Асар аль-Бакия», снабдив его первой [VIII] стоящей на уровне современной науки биографией великого ученого 6. Теперь, благодаря изданию русского перевода, подготовленного Институтом востоковедения Академии наук Узбекской ССР, этот замечательный труд становится достоянием широких кругов советских читателей.

Бируни — по происхождению хорезмиец, выходец из того ираноязычного населения древнего и раннесредневекового Хорезма, которое, впитав в себя различные тюркоязычные элементы, вошло в состав узбекского народа, составив этническую основу современных хорезмских узбеков.

Он родился 4 сентября 973 г. н. э. в предместье («бирун») города Кят 7 (древней столицы афригидского Хорезма 8), именовавшегося нередко просто «городом Хорезм» 9.

Происхождение Бируни и ранние годы его жизни нам почти не известны, хотя есть много оснований предполагать в нем выходца из социальных низов, что, по мнению И. Ю. Крачковского, подтверждается и его необычной «нисбой» (прозвище по месту происхождения) — Бируни — «человек из предместья» и тем, что в стихах самого Бируни подчеркивается безродность автора:

«...Не знаю я, по правде, своего родословия. Ведь я не знаю по-настоящему деда, да и как мне знать деда, когда я не знаю отца» 10. [IX]

Возможно, что именно плебейским происхождением Бируни объясняются его общественно-политические и научные взгляды. Бируни смело идет против многих общеобязательных в мусульманской среде положений. Здесь, несомненно, сказалось и влияние его связей с карматами-батинитами — сектой, резко враждебной правоверному исламу и господствовавшим тогда общественным порядкам. Эта секта была прогрессивной в то время и опиралась преимущественно на крестьян и ремесленников.

Вряд ли случайно то обстоятельство, что одним из ранних трудов (по-видимому, первым) Бируни была книга «Рассказы о людях, носящих белое 11, и карматах». Эта книга не дошла до нас, но неоднократно цитируется автором в другом его раннем произведении — «Аль-Асар аль-Бакия» 12.

Во всяком случае, первые годы творческой деятельности великого ученого, как и вся его жизнь, протекали в бурной политической обстановке. В своем позднем труде, лишь частично опубликованном в 1937 г. в Дели 13, он пишет:

«В 384 и 385 г. хиджры производил я астрономические измерения... Но я успел установить только крайнюю высшую точку эклиптики для селения (Бушкатыр), находящегося на левом берегу Джейхуна 14, к югу от города Хорезма 15, а также эклиптику без азимута. Но день кончился смутой среди знати Хорезма, что заставило прервать это «занятие» и укрыться, искать убежища, а (затем) удалиться с родины на чужбину. После этого несколько лет не устанавливался для меня покой, пока время не сжалилось и бури не улеглись. И было у меня отвращение от превратностей судьбы от того, в чем мне завидовал глупец, и от того, в чем мне высказывал жалость сострадательный мудрец (разрядка наша. — С. Т.). После [X] этого нашел я некоторое свободное время в дни правления мученика Абу-ль-Аббаса хорезмшаха (да просветит Аллах его аргументы) и снова измерил я склонение эклиптики, а также эклиптику без азимута. Но не прошел год, как все опять (пошло прахом)... (Обстоятельства) не позволили мне вернуться к первоначальному положению, что для подобного мне является более достойным» 16.

Этот отрывок, несущий на себе характерные черты литературного стиля Бируни, нелегко понять (мы уже не говорим о несоответствии приведенных в тексте дат продолжительности описываемых событий). Но если учесть подчеркнутые нами слова, то наиболее вероятно предположение о том, что автор был активным участником не только событий 995 г., на что указывали другие известные нам источники, но и более ранних, и уже до 995 г. Бируни, несмотря на свою молодость, играл, возможно, крупную роль в политической жизни своей родины как видный политический руководитель одной из борющихся партий — на это явно намекают слова о «зависти глупцов».

Так перед нами предстает молодой Бируни — безродный выходец из рядов городского плебса. С юных лет он посвятил себя изучению проблем астрономии и геодезии, видимо, начав эту работу в составе астрономической службы при дворе последних Афригидов (о крупном значении математической астрономии и геодезии в древнем и раннесредневековом Хорезме мне приходилось уже писать) 17. [XI]

Вместе е тем Бируни столь же горячо увлекался — и, по всем данным, не только теоретически, — антифеодальными народными движениями и играл ие известную нам, но, несомненно, видную роль в борьбе против «хорезмийской знати».

Первая длительная эмиграция Бируни из Хорезма связана с гибелью государства Афригидов и объединением Хорезма под властью эмиров Ургенча. Эти события означали переход власти из рук патриархально-феодальной аристократии, носительницы общинно-рабовладельческих традиций, в руки новой знати, сложившейся в основном из пришлых арабских, хорасанских, согдийских (бухарских) и тюркских элементов, выдвинувшихся на службе сперва у арабского, а затем у саманидского правителей восточных областей халифата.

Первая из феодальных групп в своей борьбе искала и нередко находила политическую опору в народе — в крестьянах-общинниках и части городского плебса, видевших в новых феодалах более опасных и жестоких врагов, чем старинная патриархально-феодальная знать 18. Связанный с низложенной династией, по-видимому, отнюдь не только службой в качестве придворного астронома-геодезиста, но и в качестве активного участника политических событий, Бируни был вынужден покинуть родину. Именно в период своей первой длительной эмиграции, находясь на службе правителя Джурджана (бассейн р. Гургена, древняя Гиркания) Кабуса ибн Вашмгира — представителя той же прослойки старинных феодалов-дихкан, что и Афригиды Хорезма, Бируни пишет свои знаменитые «Памятники», которые и заканчивает около 1000 г. н. э., когда ему было лишь 27 лет.

Ниже мы кратко остановимся на характеристике данного произведения. Здесь же отметим только, что, как и первое, не дошедшее до нас произведение Бируни, эта книга — прежде всего исторический труд, хотя он посвящен основанной на данных астрономии технической хронологии и написан крупным естествоиспытателем.

Книга написана на одну из самых злободневных тем той эпохи. В центре ее — генеалогия и хронология иранских династий и династий, связывавших себя с иранским миром, — данная на широком общеисторическом фоне всего Ближнего и Среднего Востока. Автор выполняет иными средствами ту же большую задачу, которую художественными средствами осуществил старший современник Бируни — великий Фирдауси, автор «Книги царей». Это было сильное идеологическое оружие борющейся за сохранение своей политической роли дихканской знати и поддерживающего ее на этом историческом этапе народа против [XII] новой аристократии муктаи (иктадаров), связанных с новой формой феодального землевладения.

Выходец из хорезмского плебса, близкий к карматской ереси, Бируни не мог долго ужиться при дворе Кабуса. Покинув его, ученый некоторое время жил в области Рея, затем вновь прибыл в Джурджан и, наконец, около 1010 г. вернулся на родину, в Хорезм, в новую столицу — Ургенч, куда его пригласил второй (и последний) представитель династии Мамунидов — хорезмшах Мамун ибн Мамун.

Судя по скудным и противоречивым данным об этом периоде жизни Бируни, он не только играл крупную роль в возникшей при дворе Мамуна «Ургенчской академии», блестящем собрании ученых 19 из различных областей Средней Азии, но и был советником, чуть ли не министром шаха. Этим, вероятно, объясняется полное отсутствие в литературном наследии Бируни трудов, относящихся к этому времени, — ученый был поглощен политической деятельностью.

В 1017 г. в жизни Бируни произошла новая катастрофа. Есть данные, что в трагической политической обстановке назревающего конфликта с газнийским деспотом 20 Бируни сыграл крупную политическую роль, осуществляя дипломатическую подготовку обороны. Нашествие на Хорезм полчищ Махмуда Газнийского закончилось пленением и уводом в Газну великого ученого.

Период газнийского плена — 1017-1048 гг. — был наиболее тяжелым и вместе с тем наиболее плодотворным периодом жизни Бируни. Сперва тяжелое полурабское положение при Махмуде, а затем, после смерти Махмуда, в правление его сына Ма'суда, — несколько лучшие условия. Оторванный от любимой родины (есть основания предполагать, что ему удалось на короткое время посетить Хорезм лишь около 1034 г.) и от активного участия в политической жизни, Бируни отдает все свои силы научно-исследовательской работе, в первую очередь, в области естествознания. В 1025 г. им был написан исключительно интересный астрономо-географический трактат «Тахдид нихабат ал-амакин ли-тасхих масафат ал-масакин» («Определение конечных границ [XIII] мест для проверки расстояний населенных пунктов») 21, который пока еще опубликован лишь отчасти и почти не переведен. В трактате, между прочим, разработана в основных чертах подтверждающаяся современной наукой теория изменений течения Аму-Дарьи. В 1030 г. Бируни закончил работу над своей знаменитой «Индией» 22 — монографией, не имеющей ничего равного в средневековой исторнко-этнографической литературе. По своему идейному содержанию она представляет разительный контраст с человеконенавистнической идеологией Газневидов.

В эти же годы Бируни создал такие произведения, как «Ма'судовы таблицы по астрономии и звездам» (Канон Ма'суда) и ряд других трудов по астрономии и астрономической географии; минералогический трактат, перевод которого подготовлен А. М. Беленицким и Г. Г. Леммлейном и выходит в ближайшее время в серии «Классики науки» Издательства АН СССР; одно из недавно открытых поздних произведений Бируни — трактат по фармакогнозии и другие работы, большая часть которых известна нам только по названию и по цитатам.

Среди не дошедших до нас трудов Бируни этого периода особый интерес представляет «История Хорезма», которую мы знаем по цитатам из обширной хроники Газневидов придворного историка-мемуариста Абу-ль-Фазла Мухаммеда Бейхаки. Эти цитаты относятся ко времени окончания похода Махмуда Газнийского на Хорезм, явно свидетельствуя о том, что научные интересы Бируни-историка отнюдь не исчерпывались далеким прошлым, что, как и в первом своем историческом труде (о карматах), он тесно связывал прошлое с современной ему эпохой.

Такова весьма краткая и неполная характеристика жизненного пути и научного наследия великого хорезмийца.

* * *

МЕСТО «АЛЬ-АСАР АЛЬ-БАКИЯ» как памятника социальной истории и истории естествознания. «Аль-Асар аль-Бакия» представляет, по определению И. Ю. Крачковского, «свод технической или гражданской хронологии, дающий описание всех эр и праздников известных Бируни народов и религий: греков, римляи, персов, согдийцев, хорезмийцев, харранцев, коптов, христиан, евреев, доисламских арабов, мусульман» 23. [XIV]

Сам автор так определяет непосредственные мотивы написания его труда: «Один образованный человек спросил меня, каковы способы летосчисления, которыми пользуются народы, в чем состоит различие их корней, т. е. начальных дат, и ветвей, т. е. месяцев и годов; какие причины побуждают людей (установить ту или иную эру), какие существуют значительные праздники и памятные дни, (приуроченные) к определенным периодам и работам (Курсив наш. — С. Т.), а также другие (обряды), которые одни народы исполняют в отличие от прочих. Он настойчиво побуждал меня изложить эти (сведения) наивозможно ясным образом, чтобы они стали близки пониманию изучающего и избавили его от необходимости одолевать различные книги и расспрашивать тех, кто им следует» 24.

Таким образом, основная задача, поставленная Бируни, — создание критического свода хронологий и календарей народов, входивших в состав арабского халифата, или соседних с ними. Едва ли не важнейшей целью автор ставит создание свода сельскохозяйственных календарей этих народов, что имело крупнейшее практическое значение. Бируни строго следует намеченному плану, но параллельно решает и другую задачу огромного идейно-теоретического значения — исследование «корней» и «ветвей» летосчислений, проводимое на широком историческом фоне. Как отмечал И. Ю. Крачковский, «уже в этом раннем произведении ясно заметна особенность, типичная для Бируни и в дальнейшем: определенные черты патриотического самосознания. Среднеазиатские народы выдвигаются на первый план, доисламские арабы изображаются отрицательными чертами, равно как их роль в более позднюю эпоху завоеваний. В частности, известный правитель Средней Азии Кутейба ибн Муслим неоднократно укоряется за уничтожение культуры Хорезма» 25.

Труд Бируни, опирающийся на огромный опыт арабоязычной историографии, означает вместе с тем крупный шаг вперед, прежде всего с методологической стороны. Сам Бируни так определяет метод своего исследования:

«Ближайшее средство прийти к тому, о чем я был спрошен, — знание о преданиях древних народов и известий о прошлых поколениях, ибо большинство их (говорит) об обстоятельствах жизни этих народов, их обычаях и законах., (остается) следовать «людям писания», приверженцам различных религий, учений и сект и принять воззрения за основу (исследования), чтобы строить дальше, а затем сравнить между собою слова и мнения, приводимые ими в качестве доказательства. Но предварительно надо очистить [XV] свою душу от свойств, которые портят большинство людей, и от причин, делающих человека слепым для истины, т. е. от укоренившихся привычек, пристрастия, соперничества, покорности страстям, борьбы за власть и тому подобного... Метод, предложенный мною в основу, и путь, который я наметал, отнюдь не близок, а напротив, до того труден и далек, что кажется, будто к цели нет достуна из-за обилия бредней, примешанных ко всяким преданиям и рассказам. Не все эти бредни относятся к области невозможного, так что их нелегко распознать и отбросить, и те из них, что находятся в пределах возможного, слывут за истинный рассказ, если другие свидетельства не говорят об их ложности... Мы должны переходить от ближайших преданий к менее близким, от более известных к менее известным, добывая нх у передатчиков и исправляя из них те, которые можно исправить, а прочие оставляя такими, как они есть» 26.

Бируни строго и последовательно проводил критико-аналитический метод исследования источников. Критический подход к источникам осуществлялся, конечно, и его предшественниками, но у Бируни критика источников становится основным условием исследования. Бируни, естественно, не удалось полностью освободиться от той предвзятости и тенденциозности, от которой он предостерегал историков, но и в этой области он стоит выше всех своих предшественников и современников; в этом, пожалуй, кроется одна из причин исчезновения большинства исторических трудов Бируни, слишком смелых в своей критике источников, чтобы быть приемлемыми для большинства современных ему потребителей исторической литературы.

В центре внимания автора «Аль-Асар аль-Бакия» — и этим он резко отличается от большинства историков его времени — стоит не история деятельности царей и героев, не история политических событий, а история культиры народов, их обычаи и нравы. Поэтому «Аль-Асар аль-Бакия», как и «Индия», может рассматриваться не как историческое, в привычном смысле этого слова, а как историко-этнографическое исследование. Эта характеристика подкрепляется и тем, что наряду с письменными источниками им — и это также отличительная черта Бируни — широчайшим образом привлекаются источники этнографические: устная традиция, устная информация и личное наблюдение.

Это намного повышает ценность данного произведения Бируни. В нем очень мало элементов компиляции, столь обычной для любого сводного исторического труда, да еще задуманного и выполненного в таких масштабах; в этом труде преобладает оригинальный, собранный [XVI] лично автором, многократно проверенный и критически проанализированный им материал.

Огромный интерес представляет детальное описание календаря, особенно календарных праздников и памятных дней, связанных с сельскохозяйственным циклом у различных народов. Это — своеобразная энциклопедия хозяйственной жизни, нравов, обычаев и верований народов Ближнего и Среднего Востока, в первую очередь — народов Средней Азии, приоткрывающая завесу над тем, о чем обычно умалчивают нарративные исторические источники.

Весьма интересна и предпринятая автором грандиозная попытка свести воедино противоречивые хронологические системы различных народов и вероучений. Объединение огромного комплекса народов с различными культурными и религиозными традициями под властью халифата уже задолго до Бируни создало потребность в некоторой унификации как летосчислении, так и взглядов различных народов на историческое прошлое. Пожалуй, самое интересное в труде Бируни — показ этих стремлений к унификации, на деле приводивших в исторических условиях эпохи к еще большему хаосу. Попытка Бируни внести в этот хаос известную систему не могла, конечно, иметь успеха, ибо нельзя объединить на научной основе необъединимые по своему характеру явления, но сама поставленная задача поистине грандиозна.

Мы не можем согласиться с оценкой социально-политических взглядов Бируни, данной в очень интересной в целом статье Т. И. Райнова «Ал-Бируни — великий ученый Средней Азии» 27. Высоко оценивая естественно-научное мировоззрение Бируни, этот исследователь безоговорочно видит в Бируни — историке и социологе — представителя идеологии феодалов, базирующегося в своей теории государственной власти на выводах «из политической практики Махмуда (Газнийского)», и даже его особое внимание к социальным движениям трактует как отражение классовых интересов той самой феодальной верхушки, представителем которой был Махмуд Газнийский.

Т. И. Райнов не понял концепции государственной власти Бируни, восходящей через ряд посредствующих звеньев к «Государству» Платона, концепция которого играла крупную роль в политических взглядах карматов-батинитов. Идеология батинитов и близкие к ней взгляды Бируни были идеологией раннефеодальной, еще насквозь пропитанной общинно-рабовладельческими традициями и поэтому остро враждебной идеологии «новых феодалов». Было бы нелепостью видеть в политических идеях Бируни, как и карматов, последовательную защиту интересов трудящихся — крестьян и ремесленников, но надо помнить, что такой последовательной идеологии трудящихся масс в эту эпоху не [XVII] было и быть не могло, что движение масс тогда выступало именно под раннефеодальным знаменем.

Глава «Аль-Асар аль-Бакия» — «Слово об эрах лжепророков и обманутых ими народов» 28 — представляет брльшой интерес. Здесь, как и в других местах, автор своим критическим подходом к источникам, своим стремлением непредвзято изложить различные точки зрения создает на первый взгляд впечатление, что сам он чужд и даже враждебен сектантским движениям. Резкая характеристика одного из карматских вождей — Ибн Абу Закарии 29 — может создать представление о враждебном отношении Бируни к карматскому движению в целом.

Однако непосредственно следующая за эпизодом с Ибн Абу Закарией характеристика карматского (батинитского) вероучения 30, которая, между прочим, показывает шиитские симпатии автора, заставляет отнестись с сомнением к такому предположению. Враждебно относясь к крайним проявлениям карматской ереси, Бируни, во-первых, проводит грань между карматами и батинитами — крайними проявлениями воинствующего карматского движения в Аравии IX в. — и тем несколько более умеренным течением, которое получило широкое распространение на востоке халифата. «До появления этого мужеложца (Ибн Абу Закарии) карматы исповедовали некоторые догмы батинитов и их причисляли к сторонникам рода Али — мир над ним!», — пишет Бируни, сочувственно цитируя одного из ранних вождей карматского движения — Абу Тахира Сулеймана ибн аль-Хасана. Учитывая конспиративный характер карматского движения и устойчивую традицию о связи Бируни с этим движением, мы поймем стремление автора не выпячивать своих карматских симпатий. Однако эти симпатии отчетливо выступают в цитируемом месте.

* * *

«АЛЬ-АСАР АЛЬ-БАКИЯ» и история древнего Хорезма. Несмотря на небольшое количество страниц, уделенное в труде Бируни его родине — Хорезму, эти страницы представляют особую ценность. Их опубликование означает открытие целой эпохи в истории одного из древнейших государств Советского Востока, о котором мы до этого не знали почти ничего.

Еще раньше выхода из печати текста и английского перевода «Аль-Асар аль-Бакия» был опубликован созданный в процессе подготовки этого издания труд издателя Бируни — Эдуарда Захау — «Zur Geschichte [XVIII] und Chronologie von Khwarizm" (Wien, 1873). Эта работа, как и публикация текста и перевода, послужила толчком к появлению ряда исследовательских этюдов о древнем Хорезме, из которых надо прежде всего отметить большую статью К. А. Иностранцева «О домусульманской культуре Хивинского оазиса» (1911) 31, где особый интерес представляют страницы, посвященные анализу хорезмийского календаря по данным Бируни.

Открытие сперва в Синьцзяне, а затем в Советской Средней Азии (на горе Муг) многочисленных согдийских документов пробудило широкий интерес к согдийскому языку. Исследования отечественных (А. А. Фрейман) и зарубежных (Готьо, Бенвенист, Хеннинг и др.) ученых над согдийским языком и календарем привлекли внимание и к родственному хорезмийскому языку и календарю в тех пределах, которые давали материалы Бируни.

В конце 30-х годов текущего столетия стали известны памятники средневекового хорезмийского языка, работа над которыми снова привлекла внимание к языку трудов великого хорезмийского ученого. И наконец, работы Хорезмийской археолого-этнографической экспедиции АН СССР, начатые в 1937 г. и продолжающиеся по сей день 32, вновь позволили оценить огромное значение сведении, приводимых в «Аль-Асар аль-Бакия» по древней истории Хорезма.

В сжатых рамках данной статьи невозможно сколько-нибудь детально охарактеризовать то значение, которое при разработке материалов экспедиции оказал ее участникам труд Бируни, и как высоко может быть сейчас, в свете накопленных археологических материалов, оценена осведомленность автора «Аль-Асар аль-Бакия» в древней истории Хорезма. Ограничимся важнейшим.

В свете новейших археологических исследований весьма интересно упоминание Бируни о начале летосчисления в Хорезме. Он устанавливает две древнейшие хорезмийские эры — «эру начала заселения страны», относимую «за 980 лет до Александра» (т. е. до селевкидской эры), — 1292 г. до н. э. и «эру прихода в Хорезм Сиявуша, сына Кейкауса, и воцарения там Кейхусрау и его потомков» 33 — на 92 года позже первой эры, т. е. 1200 г. до н. э.

Как мы уже отмечали 34, третья четверть II тысячелетия до н.э. — это период перехода от хорезмийского энеолита — позднекельтеминарской [XIX] культуры, охватывающей вторую половину III — первую половину II тысячелетия до н. э., — к культуре хорезмийского бронзового века. На месте сравнительно редких энеолитических стоянок появляются многочисленные земледельческие поселения двух синхронных культур бронзовой эпохи — тазабагьябской, имеющей связи с севером, со «срубной» культурой Поволжья, и западным вариантом так называемой андроповской культуры Южной Сибири и Казахстана, с одной стороны, и камышлинско-раннесуярганской культурой, связи которой ведут на юг, в область «культур крашеной керамики» Южной Туркмении и Ирана.

Густое заселение южной части Хорезмийского оазиса именно в эту эпоху (XV-XII вв. дон. э.), полностью совпадающую с обеими древнейшими эрами Бируни, возможно, было связано с прорывом вод Аму-Дарьи через так называемый «Акча-Дарьинский коридор». Дренаж южной дельты Акча-Дарьи — самой древней и восточной из северных дельт великой среднеазиатской реки — сделал ее доступной для заселения земледельцами бронзовой эпохи 35. Как мы указывали в цитированных выше работах 1948 г., у нас есть основания предполагать, что «эра колонизации» (1292 г. до н. э.) и «эра Сиявуша» (1200 г. до н. э.) могут отражать историю двух волн заселения Хорезма — северной, вдоль восточного берега Арала из области стыка срубной и западноандроновской культур, и южной — из Южной Туркмении и Северо-Восточного Ирана, по Узбою, Мургабу и Аму-Дарье. Носители этих культур столкнулись в Хорезме с древними носителями кельтеминарекой энеолитической культуры, охотниками и рыболовами, выступающими в позднейшей традиции под именем «тюрков Афрасиаба».

Как объяснить такую сохранность изустного исторического воспоминания, изустной хронологически традиции хорезмийцев в течение почти двух с половиной тысячелетий? Нам приходилось уже писать по этому поводу 36. Как показывают результаты исследований этнографов по первобытной хронологии (особенно поражающей своей точностью у полинезийцев, где хронологические расчеты у населения различных архипелагов, отделенных друг от друга тысячами километров и потерявших между собой регулярную связь сотни лет назад, оказываются почти идентичными), первобытная хронология на последнем этапе первобытно-общинного строя, основанная на точном счете поколений и уточняемая астрономическими наблюдениями, позволяет восстановить даты событий, имевших место сотни и тысячи лет назад. [XX]

Хорезмийские астрономы, наследники древнехорезмийских жрецов, в свою очередь воспринявших традиции первобытных жрецов, астрономов и генеалогистов бронзового века, донесли до Бируни воспоминания о точных датах тех больших исторических событий, с которых они начинали свою историю. Археологические материалы подтверждают и другие сведения Бируни. Непрерывность династической традиции хорезмийских Сиявушидов-афригидов подтверждается нумизматическим материалом, сохраняющим единый тип, восходящий к греко-бактрийской чеканке Эвкратида с I в. до н. э. (время начала хорезмийской чеканки) до конца VIII в. н. э. (переход к мусульманскому типу) 37. На монетах прочитаны имена ряда царей списка Бируни, в том числе имя Африга, который ввел на рубеже IV в. н. э. новое летосчисление 38.

Среди терракот, найденных нами при раскопках Кой-Крылган-кала — укрепленного храма IV в. до н. э. — I в. н. э., — одна статуэтка женщины с амфорой и чашей в руках изображает, по нашим предположениям, хорезмийскую богиню виноделия Мину, о которой нам сообщает Бируни при описании праздника Нимхаб (Минач-Ахиб) 39. Бируни писал о страшных последствиях нашествия полчищ Кутейбы ибн Муслима для хорезмийской культуры: «и уничтожил Кутейба людей, которые хорошо знали хорезмийскую письменность, ведали их преданиями и обучали (наукам), существовавшим у хорезмийцев, и подверг их всяческим терзаниям, и стали (эти предания) столь сокрытыми, что нельзя уже узнать, что (было с хорезмийцами даже) после возникновения Ислама» 40.

Эти указания Бируни целиком подтвердились при обследовании одного из первых открытых экспедицией комплексов памятников — «мертвого оазиса» Беркут-кала 41, лишь за последние полтора десятилетия возрожденного к жизни простыми людьми, тружениками Советского Хорезма, достойными продолжателями трудовых подвигов своих славных предков.

Жители родного города Бируни — Кята-Шаббаза — донесли до наших дней не только память о своем великом земляке, которого они помнят под именем Альбруна, но и память о событии, описанном в его труде с наибольшей силой, — о нашествии арабских завоевателей, возможно смешавшемся в памяти народа с нашествием ургенчского эмира Мамуна ибн Мухаммеда, после которого Бируни покинул Кят. [XXI]

Выход в свет в издании Академии наук Узбекистана русского перевода «Аль-Асар аль-Бакия» и предстоящее издание Академией наук СССР минералогического трактата Аль-Бируни — дело большого культурного значения. Узбекским народ и все народы Советского Союза получат, наконец, возможность изучить замечательные произведения великого ученого-патриота.

Но это только начало. Наш долг — сделать доступными для широких кругов читателей другие выдающиеся произведения великого хорезмийца, в первую очередь его геодезический трактат и, особенно, «Индию» — чудесный памятник дружбы народов» созданный в тяжелые для народов Индии и Хорезма дни кровавой диктатуры Махмуда Газневи. И сейчас, когда эта дружба развивается по новому в условиях новой исторической эпохи, эпохи победы идей социализма среди третьей части населения земного шара и возрождения для новой жизни народов бывших колоний, — более чем уместно вспомнить о том, кто в мрачные годы средневековья смело поднимал правдивый голос против мракобесия и человеконенавистничества, за право каждого народа гордиться своей родиной и своей культурой.

С. П. Толстов



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-10-26 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: