– Похоже на просыпающегося дракона, – заметил пан Борживой, в радостном ожидании раздувая ноздри. И обратился к Мирко: – Ну что, молодой граф, покажем ему, чего нынче стоят рыцари?
– Это не дракон, – сказал Мирко, хмурясь.
– Похоже на хоровое пение, – вступил в разговор Гловач. – Вы не находите?
– Похоже на обвал в библиотеке, – заявил Штранден.
– На драку, – возразил Людвиг.
– На гул отдаленного прибоя, – не терпящим возражения тоном произнесла Гиацинта. – Может быть, я встречу в этом подземном царстве ту призрачную лодку и моего погибшего брата…
– Мне кажется, впереди ведутся какие-то работы, – спокойно проговорил брат Дубрава.
Зимородок едва не плюнул с досады: и как эта вполне здравая мысль не пришла ему в голову сразу!
– Рудознатные колобашки, – сказал он. – Теперь еще нужно, чтобы они нас хотя бы выслушали.
– Не звери же они, – отозвалась Мэгг Морриган. – Договориться-то можно.
Зимородку внезапно почудилось в ее тоне скрытое ехидство.
– Только не говори, что ты и с колобашками торговала.
– Может быть, – загадочно молвила она.
Зимородок только рукой махнул:
– Везде ты обошла меня, Мэггенн.
Мэгг Морриган быстро поцеловала его, попав сухими губами рядом с ухом, и прошептала:
– Ну а если я и вру?
Он заморгал, ничего не понимая, а она рассмеялась.
– Все рехнулись, – пробормотал Зимородок.
Отряд прошел скучным темным подземным проходом, миновал красивую залу с чернильным озером и зловещими гроздьями сталактитов. Звук все время усиливался и вдруг, словно вырвавшись на волю, бросился в лицо во всей своей мощи. Впереди вспыхнул свет. Как в сновидении, стремительно выросли повсюду постройки – лестницы причудливым ажурным переплетением облепляли отвесную стену; внизу находились маленькие будки конторщиков и бытовки; по хищным с виду сизым рельсовым путям, убегавшим в зияющий зев тоннеля, катились вагонетки. Стучали отбойные молотки, гремели колеса, грохотали падающие камни, перекрикивались голоса. За всей этой шумной суетой не сразу было и углядеть тех, кто производил ее, – крепко сбитых человечков в блестящих касках. Ростом они все были пониже Марион и непрерывно двигались, так что толком рассмотреть их никак не удавалось. Одни, стоя на лесах, стучали молотками прямо по камню или по железным клиньям, вбитым в трещины. Другие перекладывали в корзины камень и щебенку и спускали вниз на веревках. Третьи загружали вагонетки. Из бытовки все время выходили, двери постоянно хлопали. То и дело выбегал из будки конторщика кто-нибудь и направлялся к лесам или в сторону тоннеля, озабоченно изучая на ходу какую-то схему или длинные столбцы цифр.
Один из таких и наскочил на путешественников, едва не сбив с ног Зимородка. Хоть и низенький, рудознатный колобашка был крепок и тяжел, словно камень. Зимородок охнул, схватившись за ушибленную ногу, а колобашка остановился, поднял голову и несколько секунд сердито смотрел на незнакомцев, после чего закричал:
– Вот новости! Почему посторонние на объекте?
Все молчали, на зная, что ответить.
Человечек, краснолицый, светлоглазый, с глубокими морщинами на сморщенном лбу, от нетерпения затоптался на месте.
– Еще раз повторяю, – прокричал он, сбиваясь на сипение, – удалитесь с объекта! Немедленно!
– Но мы… – начал брат Дубрава.
Колобашка, отвернувшись, завопил, обращаясь к кому-то наверху:
– Бригадир Гугуница!
Среди мелькания блестящих касок одна вдруг остановилась, а затем плотно сбитая фигура с пугающей быстротой помчалась вниз по тонким лестницам. Мелькали пыльные сапоги, ладно перетянутая поясом толстая куртка, рукавицы. Наконец фигура ловко спрыгнула на землю, пренебрегая десятком последних ступенек, и предстала перед пришельцами. Лихо сдвинутая на затылок каска открывала выцветший платок и прядь пыльных светлых волос. Этот колобашка был молод. Обежав веселым взглядом незнакомцев, он чуть присвистнул.
– Бригадир Гугуница, – заговорил пожилой колобашка и зачем-то потряс бумагой, которую держал в руке. – Согласно сводкам, вы отстаете по отгрузке и держите обогатителей.
– Нагоним, – молвил бригадир Гугуница уверенно. – Сейчас пустой слой пройдем, а дальше – жила, только успевай отгружать.
– Ладно, – спохватился вдруг колобашка, метнув злой взгляд в сторону Зимородка, – производственные моменты потом, а пока разберитесь с посторонними. Жду на летучке.
И он исчез в тоннеле, оставив Гугуницу с пришельцами.
– Дела, – протянул он, снимая каску вместе с платком и обтирая потное лицо. – Идемте в бытовку. Здесь неровен час пришибет. – И пошел вперед, продолжая то ли себе что-то объяснять, то ли незнакомцам растолковывая: – А как быстрее, если с самого начала не там разработку начали? Что я, выращиваю им эти сапфиры? Я же и говорил, что к северу надо брать, там и знак был верный. Нет же! Что к сопливому кайлу прислушиваться, коли у нас старые кувалды имеются? Сорок лет в забое! А мне теперь в пустой породе еще дней десять колупаться! И перед обогатителями кто главный губинец выходит? Гугуница!
Он махнул рукой и замолчал.
Бытовка оказалась дощатым строением с низкими потолками, но довольно просторным. Там находился стол, сплошь заставленный немытыми жестяными кружками, ящик, на котором сидели двое колобашек, жующих хлеб с чесночной колбасой, штабель гнутых касок в углу и два крюка в стене, изнемогающих под тяжестью повисшей на них рухляди. Имелась также стоящая на полу плитка на гнутых раскоряченных ножках и причудливый чайник, густо покрытый копотью.
При виде Гугуницы жующие поперхнулись. Молодой бригадир побледнел, сузил глаза и издал сквозь стиснутые зубы слабое шипение. От этого звука оба колобашки содрогнулись, один бросил свой бутерброд на лавку, второй быстро затолкал в рот, после чего последовало паническое бегство.
– Лоботрясы, – проговорил Гугуница, переводя дыхание. Краски постепенно возвращались на его лицо. Он кивнул в сторону стола: – Устраивайтесь, берите себе кружки.
Он наклонился над ящиком и после долгих поисков обнаружил там две хлебные лепешки и плачевный огрызок чесночной колбасы. Затем поплюхал водой в чайнике и объявил:
– Еще горячий.
Мэгг Морриган между тем выкладывала на стол пирожки и выставляла бутыли с сидром.
– Какая роскошь! – обрадовался Гугуница, увидев пирожки. – А здесь что?
– Сидр, – сказала Мэгг Морриган.
Гугуница огорчился.
– Пока не кончится смена – нельзя, – решительно произнес он. И спустя миг столь же решительно добавил: – Впрочем, под пирожки и совсем немного… Наливай!
И сам ловко разлил сидр по немытым кружкам.
Угостившись как следует, бригадир уселся на ларе, как полководец на боевом барабане, и весело уставился на пришельцев.
– Стало быть, вы с верхотуры, – заметил он, хотя об этом речи до сих пор не шло. – М-да… Так вам в торговую факторию? Сами видите, какая тут у нас… чехарда! Человека вам выделить не могу – сейчас все на счету. А отправить одних – не имею права: пропадете! Да и явились вы рановато. Вам разве не сообщали, что сапфиры ожидаются только к началу зимы?
– Погоди-ка, – заговорил Зимородок. – Для начала проясним суть дела. С кем вы ведете торговлю?
Гугуница моргнул пару раз пьяновато.
– С верхотурними, – сказал он. – Которые наверху. Верзилы.
– С Огнедумом? – зловещим шепотом осведомился Людвиг.
Гиацинта предупреждающе погладила его по губам тонкими пальцами.
– Мое дело – добыча, – ответствовал Гугуница. – А вы, значит, не по торговой надобности?
– Положим, нет, – сказал Зимородок.
– А по какой, в таком случае? – спросил Гугуница совершенно трезвым голосом.
– Кстати, некоторые из нас тут тоже кое-что смыслят в горном деле! – вмешалась Марион. – И нечего тут из нас дурачков делать, если вы бригадир! Невелика птица! Я тоже сызмальства путешествовала на пирожковые копи и разбираюсь!
– Ух, ух! – радостно удивился Гугуница. – Ладно, сам провожу вас до начальства. Разбирайте пока каски.
И ушел – видимо, что-то улаживать. Он явился довольно скоро, озабоченно оглядел пришельцев, поправил каску у Марион, затянув ремешок потуже. Та осведомилась, как ей после этого прикажут дышать, но Гугуница не то не расслышал, не то попросту не обратил внимания.
– Готовы? – спросил он, явно думая о чем-то другом, и тотчас направился к выходу.
У тоннеля уже ожидала вагонетка, почти доверху загруженная щебенкой. Ни слова не говоря, Гугуница полез в нее. Путники переглянулись. Гиацинта поджала губы. Гловач покрепче вцепился в свою лютню: почему-то сразу возникла и насмерть перепугала мысль о том, что в случае крушения пострадает подарок фей. Мэгг Морриган храбро улыбнулась Штрандену, а тот смущенно опустил голову. Вообще все были в некоторой растерянности и даже Мирко глядел на Борживоя, словно искал у того совета.
– Эх! – воскликнул пан Борживой. – Где наша сливицкая не пропадала!
И полез через низенький бортик. За ним последовали остальные. Гугуница был погружен в свои сложные думы.
– Ну что, едем? – спросил он, на миг обратившись мыслями к происходящему, и махнул кому-то рукой. У колес вагонетки завозились, снимая «башмак». Сперва медленно, а потом все быстрее она покатилась под уклон в темноту и вскоре разогналась уже значительно. Марион вцепилась одной рукой в тугой ремень каски, а другой – в холодный край вагонетки. Мимо пролетала тьма, густая и мягкая. Неведомая сила уверенно и плавно направляла колеса. Иногда вдруг попадались узкие шахты где-то сбоку или впереди, и тогда сероватый дневной свет на мгновение крал у темноты неровный бок грубо обработанной скалы или балку, но тревожащее видение тотчас скрывалось, и вновь продолжались полет, безмолвие и темнота.
Потом движение начало замедляться. Повизгивали, разбрызгивая искры, тормоза. Впереди заплескал свет, словно освобождение от долгого плена. Гугуница потянул на себя рычаг. Раздался адский скрежет, и вагонетка, сильно встряхнувшись, остановилась. Гугуница выскочил и, не говоря ни слова, направился в контору. Прочие остались сидеть на груде щебня, не вполне понимая, что им сейчас следует делать.
Вскоре из конторы выбежал, как ужаленный, еще один колобашка. Он был одет в длинную, ниже колен, кожаную куртку, расшитую сверкающими камнями. В четырех местах полы куртки были разрезаны почти до талии, открывая взору широкие штаны из блестящей ткани, похожей на рыбью чешую. На голове этот колобашка также имел каску.
Из-под каски глядело встревоженное лицо, бледное, немного одутловатое и как будто болезненное. Он поспешно приблизился к вагонетке, несколько раз сильно выдохнул, раздувая щеки, затем извлек из-за пояса белый платочек и обтер им лицо. Гугуница за его спиной проговорил:
– А согласно смете мы вполне укладываемся в сроки. И нечего хоронить нас раньше времени. Я не могу требовать, чтобы ребята проходили пустую породу на трудовом подъеме. Да, им скучно! От серости даже у меня в глазах рябо, а я не первогодок!
Не оборачиваясь и не отрывая взгляда от незнакомцев, нарядный колобашка произнес сквозь зубы:
– И что это за история с добытчиком Кадаушкой? Совершенно распустили людей, бригадир!
– Она не виновата, – быстро сказал Гугуница. – Любой на ее месте…
– Да? – не без язвительности переспросил колобашка-начальник. – А вот у меня сложилось иное мнение. И нечего ее выгораживать!
– Ребята разберутся, – упрямо молвил Гугуница. – Добытчик Кавардан! Я официально прошу…
– Раз уж мы перешли на официальный тон, добытчик Гугуница, – оборвал его начальник, – то жду от вас докладную. А заодно и по факту конвоирования наших дорогих почетных гостей, – он на миг ненатурально улыбнулся и, чуть понизив голос, добавил: – По форме «3-А», вы знаете.
Гугуница слегка двинул бровями и ушел, а Кавардан наконец заговорил с чужаками:
– Прошу простить за производственные моменты! – Он озабоченно высморкался в свой крошечный платочек. – Прошу проходить! – Он неопределенно махнул рукой куда-то в сторону. – Прошу, добытчики.
Один за другим они выбирались на волю, с некоторым даже недоумением ощущая под ногами твердую почву. Гиацинта застряла и с отсутствующим видом ждала, пока Людвиг и Гловач отгребают щебенку и помогают ей высвободить ногу. Пан Борживой охлопал себя по бокам и сказал: «Охо-хо!». Молодой граф Мирко почему-то сразу заподозрил разодетого колобашку в том, что тот делает из гостей дураков, и глядел мрачнее тучи. Марион мыкалась, чувствуя себя лишней и никому не нужной. Один только Кандела тихо копошился в корзине за плечами у брата Дубравы и в ус не дул: жевал себе листочки, обмакивая их в мед, а то заворачивался в одеяльце и засыпал невинным сном.
– Прошу, добытчики, прошу, – суетился Кавардан, двигаясь к бытовке странными зигзагами, словно пастуший пес, сгоняющий стадо. – Вот сюда. Собственно, сейчас… горячие моменты… но я распоряжусь… Крупный заказ, а тут еще отставание и разные происшествия… Недочеты – они всегда бывают, верно? Без этого ни один трудовой процесс не обходится, не так ли? Но бытовые условия всегда в сфере внимания… Прошу, добытчики, сюда – осторожнее, тут скальный выступ… Забота о работающих на первом месте – так я считаю!
Он распахнул дверь бытовки – сравнительно чистой, с керосиновой лампой на столе, длинной лавкой и настоящей плитой, топившейся прессованными брусками. На плите булькала огромная кастрюля. За столом, почти вплотную уткнув нос в лампу, сидела девушка-колобашка. Перед нею находился мятый, захватанный грязными пальцами листок бумаги. При виде Кавардана девушка втянула голову в плечи. Кавардан подошел, постучал пальцем по листку и внушительно произнес:
– Пока ты в письменном виде не объяснишь свое поведение… Вот уже и добытчик Гугуница вынужден…
– Он здесь? – вскинулась девушка.
– Сидеть! – рявкнул Кавардан. – И писать!
– А я не знаю, что, – капризно протянула она.
– Пиши правду, – посоветовал Кавардан деланно-отеческим тоном. Он снял каску, открыв редкие седые волосы, и уселся на лавку.
– Отдыхайте, добытчики, – пригласил он. – Садитесь.
Гости уселись в ряд, по-прежнему молча. Затем граф Мирко вытащил из-за пояса свою посольскую грамоту и протянул ее Кавардану. Тот с интересом рассмотрел печати, потрогал пальцем узор по краю листа, взглянул на подпись. Задумался.
– Следовательно, вы из Захудалого, стало быть, графства – представители. Да… Что же мне с вами делать?
Он невесело замолчал, постукивая по столу пальцами.
Девушка, положив голову щекой на листок бумаги, смотрела на приезжих во все глаза. У нее были круглые румяные щеки, пыльные брови и волосы, заплетенные в короткие косы, круглые глаза. Марион решила ей улыбнуться. Девушка-колобашка в ответ прыснула и выскочила вон. Добытчик Кавардан не обратил на это внимания. Он озабоченно надувал и сдувал щеки, то бросая взгляды на посольскую грамоту, то устремлясь беспокойными глазами куда-то в темноту.
– Его сиятельство граф Драгомир просит вашего содействия, – негромко проговорил Штранден.
Добытчик Кавардан слегка вздрогнул.
– В том, чтобы нам беспрепятственно пройти подземными путями до бывшей столицы Ольгерда, – добавил Зимородок.
– Сиятельство-то сиятельство, – молвил наконец Кавардан хмуро и как-то нетерпеливо, как будто тревожило его сейчас совершенно не это. – Много он знает, его сиятельство верзильное!.. Что вы вообще у себя, на верхотуре, знаете?
Граф Мирко побелел, как невеста во гробе. Бешеные глаза молодого горца сделались как будто приклеенные к лицу. Обласканные, выхоленные кинжалы сами собою прыгнули в жаркие ладони. Но прежде чем сын Драгомира успел хотя бы вымолвить слово, как Марион подскочила к нему, обхватила обеими руками и приложилась к гневному рту и жестким усам отчаянным поцелуем. Мирко ошеломленно моргал, силясь не упасть под напором находчивой девицы. Мэгг Морриган тихонько засмеялась. А Кавардан, раздираемый самыми противоречивыми соображениями, молчал.
Наконец он махнул рукой.
– Вот вы говорите – «Огнедум», – начал он, – а известно ли вам, к примеру, что с Огнедумом у нас давние добрососедские отношения?
– Как? – пискнула Марион, отцепляясь от Мирко.
Юный Драгомир, из бледного став красным, украдкой обтер лицо и пробормотал: «Предатели…»
– А что тут удивительного? – продолжал Кавардан и еще раз скорбно поглядел на грамоту. – Наше основное производство, как вы уже имели случай заметить, – горнодобывающее. На протяжении нескольких десятков лет Огнедум является нашим постоянным торговым партнером. Его потребности в драгоценных камнях даже выше, чем у покойного короля Ольгерда… – Он поднял руку, заранее предупреждая возможные возражения. – Если вы проникнете в столицу королевства, дабы «положить предел беззаконному правлению Огнедума» («Так он все-таки прочел грамоту!» – подумал Зимородок с неприязнью), то в Королевстве начнется война. Кому тогда будут нужны сапфиры? Что я буду делать с уже заказанной партией? Спущу в отвалы? Или ее скупят голозадые верзилы из Захудалого графства? Вы мне можете это гарантировать?
Мирко вспыхнул, дернулся было, но затем покосился на Марион и остался безмолвен и недвижим.
– Война в Королевстве приведет к полному развалу нашей экономики, – заключил Кавардан и хлопнул ладонями по столу. – Скоро обед у второй смены. Поешьте как следует, добытчики, а я должен идти. Прошу пока что извинить. После обеда ответственные и компетентные добытчики познакомят вас с коллективом и организацией трудового процесса. Прошу располагаться.
И он как-то странно, боком, выбрался из бытовки.
Мэгг Морриган тотчас направилась к ящику, где, как она и предполагала, была свалена горой плохо помытая жестяная посуда. Лесная маркитантка выгребла тарелки и кружки, расставила их на столе. Извлекла из своего короба еще пару бутылей с сидром и сверток с пирожками.
Остальные сидели молча, впав в оцепенение. Пана Борживоя клонило в сон. Душа сливицкого властителя охотно вмещала крупные события, поскольку те происходили нечасто и по одному за раз; но совершенно отказывалась принимать мелкие, которые так и сыпались – точно горох из худого мешка.
Зимородок мрачно перебирал в мыслях те головокружительные и ногопереломательные маршруты по горам, которые обсуждались на совете у графа, но были отвергнуты.
И тут вернулась девушка-колобашка, а с нею – бригадир Гугуница.
– А, вы здесь! – произнес он, завидев гостей, словно не рассчитывал увидеться с ними снова. И кивнул девушке: – Давай, Кадаушка, расскажи им. Вроде, они в ту сторону направляются. – Он неопределенно мотнул головой. – Так, может, они и разберутся…
– А писать я ничего не буду, – быстро сказала Кадаушка. – Я ничего не нарушала.
– Да он вообще! – в сердцах молвил Гугуница. – Знает ведь, в каком мы положении, – нет, надо было затеять разбирательство… Сколько времени потеряли!
Кадаушка посмотрела на пришельцев лукавым взором и спросила:
– Будете кушать или сразу пойдем?
Марион хотела сказать: «Сразу!», но Мэгг Морриган ее опередила:
– Конечно, сперва надо бы всем поесть.
Кадаушка уселась на лавку и с готовностью предоставила гостье разливать огненный суп – кипящий, как лава, густой и убийственно перченый. Сидр пришелся как нельзя кстати. У бригадира Гугуницы добродушно заалел нос и взгляд окончательно утратил цепкость. Пан Борживой проснулся, Гловач приободрился, Марион взяла себя в руки, Людвиг стал озабоченно хмуриться, Гиацинта отрешенно прихлебывала суп и молчала, Мэгг Морриган хлопотала у кастрюли, Штранден любовался на Мэгг Морриган, Зимородок ел и одновременно с тем думал, брат Дубрава поглядывал на Кадаушку и Гугуницу со спокойным любопытством.
Наконец брат Дубрава сказал:
– В чем же провинилась добытчик Кадаушка?
Девушка тряхнула короткими косичками:
– Лично я не считаю себя виноватой. И бригадир Гугуница – тоже.
– Мы – тем более, – заверил брат Дубрава.
Кадаушка навалилась грудью на стол.
– Оно плакало в темноте! – выпалила она. – А я что, должна была, по-вашему, пройти мимо?
– Нет, – твердо сказал брат Дубрава. – Равнодушие не в характере добытчика.
– Именно! – девушка торжествующе блеснула глазами. – Ну, я и взяла его к себе. Под кровать. А теперь они хотят, чтоб я какие-то объяснительные писала. Что я, дура? «Ты, говорит, напишешь объяснительную по факту и так далее, а я на основе твоей объяснительной напишу докладную» – ну не губинец ли? – а потом меня переведут в забой или вообще на штрафные… Я ему говорю: «Сам пиши, если делать нечего, а у меня работа стоит!» А он: «Пока не напишешь, будешь тут сидеть!» Ну не губинец ли?
– Губинец, – согласился брат Дубрава. – А кто это «оно», которое плакало?
– Секрет, – сказала Кадаушка.
– Кстати, – заявила Марион, – у нас тоже есть с собой один секрет.
– Ну и что? – спросила Кадаушка.
– А то, что если ты покажешь свой секрет, мы покажем свой.
– Может быть, твой секрет ничего не стоит!
– Может быть, твой тоже!
– Ну нет, – сказала Кадаушка, – мой секрет что надо. Гугуница вон видел. Скажи им!
Гугуница кивнул.
– Наш секретик тоже прелесть, – заверила Марион. – Жалеть не будешь.
– Погладить дашь? – спросила Кадаушка.
Марион кивнула. По лицу Гловача расползлась при этом ехиднейшая ухмылка.
«Секрет» Кадаушки помещался в бараке, где она занимала койку, отгороженную, как и прочие, ветхой пыльной занавеской и фанерными перегородками. На перегородке висели платья Кадаушки и выгоревший раскрашенный портретик, в котором не без труда можно было узнать Изолу – Упрямую Фею. На полу лежала стопка книг. Жесткая кровать, забранная солдатским одеялом с венком из засохших листьев в изголовье составляла единственный предмет мебели.
– Садитесь, – махнула рукой Кадаушка и первая плюхнулась на кровать. Удивительным образом все гости сумели разместиться на этом аскетическом ложе. Только Гловач предпочел сидеть на полу, скрестив ноги, да граф Мирко остался стоять, притиснутый к вороху платьев, свисающих с перегородки, как плющ.
– Ну надо же, – заметил Людвиг, – ты работаешь среди драгоценностей, а живешь…
– Ну? И как я живу? – взъелась Кадаушка.
Людвигу сразу стало неловко.
– Небогато, – пришла ему на помощь Марион.
– А зачем мне богатство? – пожала плечами Кадаушка. – Мне жить интересно и весело, а это подороже всяких сапфиров!
Тут из-под кровати донесся тихий, но отчетливый звук – долгий, с раздирающими сердце всхлипами. Гости замерли в безотчетном страхе. Кадаушка, гибко перегнувшись, заглянула под кровать.
– Выходи, – ласково позвала она. – Выходи, компанчик мой. Тебя здесь никто не обидит.
Повисла тишина. Кадаушка, болтая косичками, еле слышно нашептывала кому-то, а этот кто-то шелестел и вздыхал. Наконец девушка выпрямилась и торжествующе оглядела остальных.
– Выходит! – объявила она.
Из-под кровати медленно выбралось исхудавшее серое существо. Оно ползло на четвереньках, с усилием выволакивая тонкие трясущиеся ноги. Потом упало, тяжело переводя дух. Марион с ужасом увидела сквозь полупрозрачное тело крашеный пол и краешек пестрого плетеного коврика.
– Тень! – выдохнула она.
Тень села на полу и обратила к собравшимся лицо. Все его черты как бы расплывались, не имели ясности контуров. Они напоминали не вполне застывшее желе.
Тень обозначала мужчину лет сорока, может быть – пятидесяти, одетого в лохмотья когда-то многоцветного камзола. Оторванные галуны лохмотьями болтались на обшлагах, один рукав висел на нитке. Батист рубашки истончал и сделался серым от многолетней грязи. На ногах кое-как еще держались башмаки с бантами.
Тень барахталась на полу и тихо хныкала.
Гиацинта зажала ладонями уши. Кадаушка глядела победоносно: она гордилась своей находкой. Гугуница норовил заснуть, но на кровати было тесно, и он никак не находил, где пристроить голову. Брат Дубрава несколько минут смотрел на тень, полуоткрыв рот, а затем вдруг позеленел, закатил глаза и начал грузно оседать. Он упал бы на пол, если бы пан Борживой не послужил тому естественной преградой, а Мэгг Морриган не нахлопала бы его ладонями по щекам.
От тени волнами наползала тоска. Она была очень могущественной, эта тоска, в ней охотно тонула душа, и жизнь начинала казаться опасным и бессмысленным занятием. Мир как бы подвис над бездной, держась на тонкой ниточке. Пугающая вечность была повсюду. И повсюду надвигалось сожаление по каким-то неясным вещам.
– Морок, – прошептал Гловач и взял несколько бессвязных аккордов на лютне.
Заслышав музыку, тень заскреблась на полу, засучила ногами и хрипло, длинно застонала. Лютня умолкла.
Ни Кадаушку, ни Гугуницу, похоже, тоской не задевало. Напротив, колобашки относились к тени с деловитым состраданием.
Людвиг покинул безмолвно трясущую головою Гиацинту и опустился перед тенью на корточки. Закусив губу, стал рассматривать ускользающее лицо – оно вдруг показалось ему знакомым.
С тенью тоже что-то происходило. Завидев Людвига, она сперва замерла, съежившись, а потом принялась корчиться и закрывать лицо руками. Но сквозь ладони все равно просвечивали глаза, толстый нос и бледные губы.
– Я тебя знаю, – сказал тени Людвиг.
– Знаю… – глухо отозвалась тень.
– Он повторяет все слова, – объяснила Кадаушка, видимо, хорошо изучившая повадки своего питомца. – Смотрите! – И громко произнесла: – Планы по добыче – с опережением! Добытчик! Береги чистоту своей шахты!
– …с опережением… – прошептала тень. – …шахты…
– Смотри на меня! – прикрикнул Людвиг.
Тень послушно уставилась на него, не отнимая рук от лица.
– Я герцог Айзенвинтер. Узнал меня? – допытывался Людвиг.
– Узнал… меня… – бормотнула тень.
– Не «меня», а «вас, ваше сиятельство»! – сказал Людвиг. – Не прикидывайся тут губинцом.
– …губинцом…
– Ну, давай: «вас, ваше сиятельство»!
– …сиятельство, – послушно сказала тень.
– Ты – Иоганн Шмутце, – внушительно произнес Людвиг. – Королевский повар. Так? Повтори!
– …повтори…
– Иоганн Шмутце!
– Шмут…це… – пролепетала тень и вдруг воюще зарыдала.
– Слыхал? – крикнула Кадаушка. – Вот так он и плакал в забое. Что же я должна была бросить его там? Засыпали бы – и всех дел. Вспоминай потом.
– Может быть, он и хотел умереть, – сказала Гиацинта.
– Так вот в кого они на самом деле превратились, – шептала Марион. – Вот кем они стали…
Слезы текли по ее щекам.
Граф Мирко, борясь с тошнотой, зарылся в платья и притаился, как мышь. Чувства страха или тоски были для него совершенно внове. Он даже не подозревал, что совершенно здоровому человеку может ни с того ни с сего сделаться так скверно.
– Держать у себя это существо в качестве домашнего любимца довольно неосмотрительно, – заметил Штранден с деланным спокойствием.
– А куда я его дену, по-вашему? – тотчас окрысилась Кадаушка. – Его больше никто не берет.
– А начальство с докладными лезет, – добавил Гугуница, зевая. – Этот бедолага им, видите ли, трудности создает. Я-то знаю, чего они на самом деле добиваются. У них на лице написано, особенно у Кавардана. Сперва они его изымут – якобы для выяснения, а потом потихоньку спустят в отвалы.
– За что? – спросила Марион. – Это несправедливо!
– Вот именно! – подхватила Кадаушка. – Что он им сделал, такой несчастненький? Он же мухи не обидит! И на доброту отзывчивый. Я его молоком кормить пыталась, он, правда, кушать еще не может – слабенький… Но смотрит так преданно!
– За что? – протянул Гугуница. – Объясняю просто и доходчиво. Этот рыдалец, – он кивнул на тень, – тут как живой упрек. Мол, что же вы творите, добытчики?! Огнедум-то страшными делами ворочает. Будто мы не в курсе! Слушок такой и раньше шел. А теперь – вот, полное и стопроцентное доказательство. И чем он его так, хотелось бы знать? Ядом или радиоактивно?
– А еще бывает промывание ума, – быстро вставила Кадаушка.
Не обращая на нее внимания, бригадир с горечью продолжал:
– А мы с этим Огнедумом еще какие-то «добрососедские отношения» поддерживаем! Оно нам, конечно, выгодно, да разве на одной только выгоде мир стоит? Вот вам и проблема: то ли отдать этого начальству, то ли предъявить добытчикам и потребовать, чтобы традиционные отношения с Огнедумом были пересмотрены. Радикально… – И он опять устало зевнул.
– Я им его не отдам! – заявила Кадаушка. – Вот пусть что хотят со мной делают! Он такой доверчивый, такой беззащитный…
Тень повара между тем во все глаза глядела на Людвига, раскачивалась из стороны в сторону и завывала.
– А помните теней, которые охотились на тень оленя? – заговорила Мэгг Морриган. Все обернулись к ней. – Они не выглядели так ужасно, так… безнадежно.
– Интересная проблема, – согласился Штранден. – И вполне возможно, что у нее есть очень простое решение.
– Проще не бывает, – сказал Людвиг. – Он находился почти в самом эпицентре несчастья. А те охотники – как и я, к примеру, – на краю. Их меньше задело. Приблизительно как барсуков… Бедный мой Иоганн! Какие ты готовил, бывало, суфле из паприкосов! Какие ростбифы! А гуппелькаки – их-то ты помнишь? Фаршированные, в скляре и по-охотничьи!
– Значит, и король… – начала Марион, но не смогла договорить. У нее разом онемели пальцы на руках и ногах, едва только она попыталась представить себе, какая же участь постигла короля Ольгерда. Ведь это он, несчастный Ольгерд, принял на себя главный удар Огнедума! Марион всхлипнула, чувствуя, как погружается в черную пучину.