Начнем рассмотрение с окситанского, как наиболее распространенного и давшего жизнь многим национальным грамматикам некоторых европейских стран. Окситанский – до середины XX века более известный как провансальский – удостоился чести стать предметом изучения уже начиная с XIII века, вероятно, и ранее благодаря необычайному успеху своих трубадуров. Возникшая на рубеже XI – XII веков лирика трубадуров, произвела на современников – в первую очередь на западноевропейское рыцарство – сильное впечатление: Возрождения Германии под её влиянием появляются миннезингеры, в Испании расцветает галисийская поэзия, а в Италии и Каталонии уже с конца XII века вследствие постоянных визитов трубадуров к дворам местных синьоров, умение писать стихи на окситанском становится повсеместно распространённым, и возникают собственные трубадуры: Лафранко Чигала, Бонифаччо Кальво, Бартоломео Цорци и особенно Сордель (около 1200 – 1270, упомянут Данте в 6-й песни «Чиститлища») в Италии, Гираут Рикьер, Церверин де Джерона и другие в Каталонии. Естественно, что там, где сочиняли стихи на окситанском, должны были собирать и изучать творчество окситанских поэтов: из 95 дошедших до нас антологий окситанской лирики – так называемых cazoniere (от итальянского canzone «песня») – 52 приходится на Италию, 19 – на Окитанию, 14 – на Францию и 10 – на Каталонию. Неслучайно именно в Италии и Католонии составляются первые окситанские грамматики: «Провансальский Донат» Юка Файдита и «Принципы сочинения стихов» (Razos de trobar) Раймона Видаля.
Автором «Доната», как следует из колофона древнейшей рукописи, был некий Юк Файдит (дословно «Гуго Изгнанник»), составивший его по просьбе двух итальянских синьоров (придворных императора Фридриха II) где-то в середине XIII века «для обучения провансальскому языку и для различения между истинным и лозным в нём». Это учебник, а его составитель – преподаватель окситанского языка и притом далеко не единственный в Италии: заключая свой трактат, он говорит о завистниках, которые будут оспаривать достоинства его труда, каковым он публично готов дать ответ, ибо «никто до него не исследовал этого предмета столь глубоко и не изложил его столь тщательно во его всех частностях».
В тексте трактата обращает на себя внимание длинный перечень глаголов (инфинитивов) первого, второго, третьего и четвёртого спряжения (775 - 1466), занимающий чуть меньше половины сочинения. Это обстоятельство, а также наличие латинского подстрочника (над строкой в рукописи А, в отдельной колонке справа в В) позволяют предполагать, что помимо морфологии автор учебника стремится сделать доступной своим слушателям лексику окситанского языка: индексы в издании Джона Маршалла содержат 123 имени собственных (с. 381 - 383). Правило чтения и фонетику он, по-видимому, объяснял сам, то есть «прямым» способом, а синтаксис вряд ли представлял особенные трудности для его итальянских учеников. Обучение, надо думать, проводилось по обычному средневековому шаблону: учитель медленно диктовал из своей книги, а ученики записывали.
Так возникает образ весьма непоследовательного и довольно таки чудаковатого грамматика, который углубляется в частности вроде несклоняемых имен или окончания третьего лица единственного числа перфекта и в тоже время не в состоянии разграничить второе и третье склонение, равно как и второе и третье спряжение. Но Юк скорее всего и не ставил перед собой каких либо теоретических задач: его целью было создать не школьный учебник – окситанский не преподавали в итальянских школах, - а руководство для взрослых, желавших научиться читать и даже писать, отсюда список рифм и длинный перечень глаголов, важнейшей части словаря, - окситанские стихи. Его трактат следует отнести, несмотря на название, не к типу учебников, а к жанру так называемых «правил» (regulae), с их ориентацией не на определение и грамматические объяснения, а на парадигмы и списки примеров; как и окситанский «Донат», они рассматривают части речи выборочно, ср. «Наука об имени, местоимения и глаголы» Присциана (включающая также и причастия). С этой точки зрения даже такую, казалось бы, явную несуразицу, как перекрещивающееся изложение парадигм оптатива и конъюнктива, нужно интерпретировать как желание автора как можно быстрее установить ассоциативные связи за счет монотонной системности грамматик Доната или Присциана.
Нельзя недооценивать тот факт, что Юк обучал окситанскому итальянцев – или, во всяком случае носителей романской речи, - и поэтому акцентировал внимание своих учеников на тех вещах, которые могли представлять для них трудности: качество гласных, склонение и так далее. Прочее, например структуру аналитических времен, они усваивали по аналогии со своими родными языками.
Руководство Юка Файдита имело большой успех, то есть его активно переписывали и, как водилось в то время, попутно слегка переделывали.
Сочинение известного каталанского трубадура Раймона Видаля из Бесалу (местечко около Жероны) «Принципы стихосложения» (Razos de trobar) еще более удаляются от школьной грамматики типа руководств Доната, чем трактат Юка Файдита.
Он открывает свое изложение утверждением, что «каждый, кто хочет сочинять и разбираться в стихах, должен прежде всего знать, что самым естественным говором нашего языка (вероятнее, здесь имеется в виду Франция, Испания и Италия как одно языковое целое) является говор Франции, Лимузена, Прованса, Аверни и Керси».
Смысл «Принципов» Видаля сводится к следующему: тот, кто хочет писать стихи (vers), канцоны или сирвентесы, должен пользоваться лимузинским, для которого характерно в первую очередь склонение, - его правила излагаются очень подробно, так как в каталанском падежная флексия давно исчезла, - а в остальном он должен изучать произведения лимузинских (в широком смысле слова) трубадуров – происхождение трубадуров было нетрудно установить из его биографии, vida, - не забывая о том, что кое в чем ошибаются даже самые знаменитые. Эта простая и весьма увлекательно изложенная теория, вероятно, немало способствовала расцвету поэзии трубадуров в Каталонии, но нельзя не признать, что в конечном итоге более правыми оказались оппоненты Видаля: именно отход от чужеземной, хотя и родственной, традиции привел к возникновению местных поэтических школ – галисийской, сицилийской, каталанской и так далее. Неизбежность этой эволюции обусловлена значительными различиями между средневековыми романскими языками (впоследствии несколько смягченными с утратой окситанским склонения) в отличии, скажем, от древнегреческих диалектов, где почти за каждым закрепился тот или иной литературный жанр, «диалектность», которого обычно сводится к некоей фонетико-лексической патине. С другой стороны, менее естественно, что появление новых тенденций вызывало сопротивление со стороны «профессионалов старой школы», к каковым несомненно надо причислить Раймона Видаля.
ФРАНЦУЗСКИЕ ГРАММАТИКИ
Несравненно более популярный уже в средние века, французский тем не менее стал изучаться несколько позже и в целом на более низком уровне, чем окситанский. Казалось бы, в Италии, где была написана первая окситанская грамматика, должны были проявить интерес к французской грамматике. Этого, однако, не произошло, что, впрочем, и не удивительно: ведь в средневековой Европе живые языки с их ещё слабыми по сравнению с античностью литературами, как правило, не изучались. Успех окситанского – исключение, вызванное особыми обстоятельствами.
Дело в том, что французы, пришедшие на остров в 1066 году вместе с Вильгельмом Завоевателем, не растворились через три поколения в иноязычном окружении, как естественно было предполагать, учитывая судьбу их предшественников датчан, а напротив, постоянному притоку населения с континента, где находились основные владения королей новой династии (их начали хоронить в Англии – в Вестминстере – лишь с 1272 года) смогли создать блестящую литературу, почти на два столетия отбросившей английский на уровень патуа. Знать стала посылать своих детей учиться во Францию, и возник спрос на учебники, помогающие овладеть французским языком.
Первое по времени сочинение такого рода – написанная во второй половине XIII века поэма Вальтера де Бибесворт «L’Aprise de la langue francoise» («Изучение французского языка»). Она предназначена не для детей, а, как остроумно заметил В. Ротвелл, скорее для их родителей, вернее,для матери, которая хочет сама обучать своего ребёнка с самого раннего возраста французскому языку, но чувствует, что знает его недостаточно.
Древнейший словник – «Книга ремёсел города Брюгге» (около 1349), сборник диалогов и учебных текстов по бытовой лексике с фламандским переводом en regard. Особое внимание при этом уделяется ремёслам, откуда и название трактата. Значительную его часть составляет «алфавит» - беседы и образцы разговорной речи, открывающиеся обращением к представителю или представительнице того или иного ремесла, наделенным произвольно выбранным именем от Адама до Захарии (Zacharie).
Собственно грамматические сочинения стали появляться лишь с конца XIII века, но им предшествовало некое латентное состояние, когда французский язык, ещё не будучи предметом специального изучения, использовался на стадии начального обучения латыни. Как рано это вошло в школьную практику мы не знаем, скорее всего ещё с времён поздней античности, когда разница между обиходным разговорным языком и латынью стала отчётливо ощущаться. Первые французские переводы и обработки Доната дошли до нас в списках XIII –XV веков, но они несомненно восходят к значительно более ранним образцам.
Никакой попытки грамматического анализа, как это имеет место у Юка Файдита или в «Законах любви» (habitutz), разумеется, не делается, но и сам факт существования такой парадигмы – к тому же полностью аналогичной парадигме Юка – весьма примечателен.
Отсюда, как и из анализа соответствующих пассажей Юка, уже можно с полным основанием заключить, что в начале XIII века или даже гораздо раньше аналитические формы прошедшего рассматривались как входящие в глагольную парадигму, то есть как полностью грамматизированные.
К этой же группе текстов относится сильно интерполированная французская версия Доната, содержащая в той же рукописи, что и опубликованный С. Хайниманном перевод. По-своему оригинален и интересен составленный в XV веке крошечный трактат по латинскому синтаксису (всего 187 строк в издании К. И. М. Мока). Его цель – преподать основные синтаксические понятия, такие как субъект и предикат (в средневековой терминологии suppositum и appositum), релятив и антецедент, разграничить существительное и прилагательное, охарактеризовать в самых общих чертах согласование и управление и так далее. Достигается это посредством составленных по-французски правил, сопровождаемых французскими или латинскими примерами с обязательным резюме в конце – латинским двух- или трехстишием, явно предназначенным для заучивания. Примечательно, что лишь очень немногие из этих 33 стихотворных резюме восходят к Doctrinal Александра де Вилладеи: большинство было написано специально для данного пособия. С некоторыми поправками оно вполне пригодилось бы и для современной школы.
Использование французского в качестве вспомогательного языка обучения не могло не привести к его «грамматикализации», то есть к осмыслению его грамматической структуры. Немногие, но очень ценные свидетельства, собранные лишь в самое недавнее время, не оставляют сомнения в том, что для грамматиков Средневековья, подолгу учившихся и преподававших в многочисленных школах и монастырях Парижа или Орлеана, французский язык с его аналитическими конструкциями не представлял никакой тайны.
Первый французский грамматический трактат дошел до нас в одной-единственной рукописи, хранящейся сейчас в Кэмбридже (Trinity College R. 3.56.), и это возвращает нас в Англию, с которой он несомненно связан, хотя совсем необязательно предполагать, что он был именно там написан. Три следующих по времени грамматических сочинения тоже написаны по-латыни и также англичанами, жившими во Франции. Их объединяет то, что они посвящены орфографии.