Страницы воспоминаний
В течение восьми первых ученических лет (1958-1966) я обучался в Велейской восьмилетней школе, и чем ближе подходил срок ее окончания, с неизбежностью вставал вопрос: что и куда дальше? В том, что учебу нужно продолжать, сомнений не было, и уже в концу седьмого – началу восьмого класса решение созрело: надо получать среднее образование, и не в техникуме, не в училище, а в общеобразовательной школе. В какую именно среднюю школу пойти – тоже не раздумывал: только в Пушкиногорскую! Некоторые из моих земляков до этого, да и после, подавались кто в Опочку, кто в Синюю Николу (Анкудиновская средняя школа), но таких были единицы; основная масса после окончания 8-го класса родной школы предпочитала все же идти в 9-й класс именно Пушкиногорской школы. Правда, большинство останавливалось на 8-м классе, и в Пушкиногорской школе вельян до нас училось, как правило, немного – счет шел на единицы. В том, 1966 г. Велейскую школу нас заканчивало немало, где-то человек 35. Это был последний год, когда существовало два параллельных восьмых класса (после этого параллелей в школе вследствие неуклонного уменьшения числа учеников уже не было), поэтому пожелали ехать в Пушкиногорскую школу несколько моих одноклассников, - как никогда много по сравнению с предыдущими годами.
Укрепило мое решение непосредственное ознакомление с этой школой. Где-то в апреле-мае 1966 г. на базе Пушкиногорской школы проводился слет выпускников восьмилетних школ – не всех, а только «пушкиногорской зоны», т. к. в то время самостоятельного Пушкино-Горского района не существовало, а входила его территория в состав Новоржевского района. В Новоржеве мне тоже приходилось несколько раз бывать – то на районной Новогодней елке, то на районной олимпиаде, в а том же, 1966 г. в Новоржевском РК ВЛКСМ мне вручали комсомольский билет. Это отнюдь не означало, что местом продолжения учебы должен быть именно районный центр: Пушкинские Горы все же ближе к дому, да и роднее как-то они ощущались. Школа тогда находилась в здании на Пушкинской улице, часть его была построена еще до войны, а пристройка – уже в послевоенные годы (В этом здании затем, после постройки новой школы работало профтехучилище).
Так вот, оказавшись в Пушкиногорской школе, мы осмотрели классы, оборудованные кабинеты, лаборатории, комнату боевой славы, спортзал, и все это нам очень понравилось: ведь в своей Велейской школе многого из того мы не видели (учебно-материальная база большинства сельских школ в то время была далеко незавидная). А потом было общее собрание в спортивном зале, на время превращенном для этого в актовый: в нем были установлены рядами скамейки, на которых участники слета и расселись. С этим я неоднократно сталкивался и после, уже в период учебы: в этом же зале мы собирались на общие и комсомольские собрания, торжественные заседания и вечера, там же в установленные расписанием дни занимались физкультурой. В президиуме слета находились представители партийного и комсомольского руководства района (помнится, присутствовал и выступал первый секретарь Новоржевского РК КПСС Н. И. Баранов), различных предприятий, учреждений и организаций, большей частью сельскохозяйственных. Все они поочередно выступали, каждый пытался убедить присутствующих в важности той профессии, которую он представляет, и обязательно призывал поступать в то или иное учебное заведение, после чего возвращаться в свой район, который нуждается в специалистах самого разного профиля. Мы с интересом слушали ораторов, но поскольку решение было уже принято, убедить меня (да и большинство присутствующих) в чем-то ином оказалось невозможно: продолжаем учебу в Пушкиногорской школе! Выступил на слете и ее директор Владимир Алексеевич Семенов, добавивший к увиденному нами еще несколько штрихов к характеристике школы.
А уже в один из дней июня, когда мы в Велейской школе сдавали очередной выпускной экзамен, вдруг на территорию ее въехал мотоцикл с коляской. «Пассажира» в коляске мы узнали сразу: это был не кто иной, как директор Пушкиногорской школы В. А. Семенов, а за рулем сидел, как вскоре выяснилось, преподаватель машиноведения Евгений Федорович Аников. Они сразу с нами поздоровались, прямо во дворе школы завязалась беседа, а потом уже в помещении В. А. Семенов снова держал речь, рассказывая о школе и приглашая на учебу. Получив удостоверения о восьмилетнем образовании, мы группой – тех, кто принял решение пойти в 9-й класс, выехали в Пушкинские Горы для сдачи документов и заявлений. И снова мы попали не к кому-нибудь, а к самому директору. Он пригласил всех нас в кабинет, побеседовал с каждым в отдельности и со всей нашей «группой», внимательно просмотрел наши удостоверения и характеристики, поинтересовался, кто нуждается в общежитии (и даже выведя нас в коридор, показал видневшееся из окна и находившееся неподалеку от школы здание этого самого общежития – ул. Пушкинская, 38), тем, собираемся ли мы (независимо от того, где будем проживать), питаться в школьной столовой. Посоветовал в заключение в летнее время не просто отдыхать, а включиться в помощь колхозу, ибо это делают все ученики школы.
В дальнейшем в основном все так и получилось, как разъяснял директор. Кто-то из нас проживал в школьном общежитии, реже – у родственников (у кого, конечно, они в Пушкинских Горах были), а кто-то снимал частное жилье. Но почти все питались в школьной столовой, получая завтрак, обед и ужин за весьма умеренную плату: вносили мы за ежедневное трехразовое питание в течение недели 3 руб. 50 коп. (Позднее, правда, когда мы перешли уже в 10-й класс, эта сумма несколько выросла – до 4 руб.). Все мы прекрасно понимали, что это не так уж много: ведь в поселковых пунктах общественного питания за 60-70 коп. три раза в день не поешь! А вдобавок и питание было хорошим и качественным. Помнится, что готовила для нас повар, которую звали тетей Шурой – добрый, отзывчивый человек, и готовила она все блюда очень хорошо.
Правда, были и здесь свои сложности. Во-первых, готовить трехразовое питание начинали не сразу с 1 сентября, а лишь через несколько дней, в течение которых приходилось изыскивать другие способы. А в конце учебного года, на целый месяц (май) столовая вообще закрывалась, и вот тогда-то и начинались неудобства. Конечно, пообедать можно было по-прежнему в школьной столовой, но в другом ее «отделении», где обеды готовились для всех учеников, а не только для «интернатских». А вот с завтраком и ужином было сложнее. Чаще всего приходилось обходиться тем, что захватывать с собой на неделю что-то из дома, или же приобретать продукты в магазине, в добавление к которым готовить чай. Можно было, конечно, посещать и учреждения общепита, но, во-первых, это было дороже, а во-вторых, не всегда и удобно. Помню, что когда мы только начали учиться в 9 классе, в Пушкинских Горах была столовая, работавшая в старом одноэтажном здании, и обеды в ней были относительно недорогими. Но вскоре это здание пошло на снос, и на его месте начали возводить новое, двухэтажное – то самое, в котором впоследствии разместился ресторан «Витязь». Построили последний, однако, уже после того, как мы закончили школу, и питаться в нем в ученические годы не удалось. Доводилось иногда довольствоваться услугами ресторана «Север», который находился через дорогу от снесенной столовой, на горке (сейчас это здание, хотя и сохранилось, необитаемо, запущено и неуклонно разрушается). Была в поселке еще одна точка общепита – летнее кафе «Борок», в котором нам тоже довелось несколько раз обедать.
Указанные проблемы были особенно актуальны для учеников нашего класса, которые все без исключения начинали обучение в Пушкиногорской школе впервые, т. к. пришли сюда после окончания восьмилетних школ. Класс наш, таким образом, оказался «сборным», стал «добавкой» к уже имевшимся в школе трем параллельным 9-м классам, и естественным образом получил приставку «Г». Редко кто из учеников нашего класса проживал дома, такая возможность была лишь у тех, кто окончил недалеко расположенные от Пушкинских Гор восьмилетние школы. Для нас, вельян, такая возможность практически исключалась, поэтому все мы в течение учебной недели проживали в поселке, а к родителям выезжали только на воскресенье. Как раз в год нашего поступления в Пушкиногорскую школу Правительством было принято очень правильное и благородное решение – доставлять учащихся школ всеми видами транспорта до места обучения бесплатно. В школе мы получали проездной билет установленного образца, и по нему ездили абсолютно бесплатно без всяких ограничений – независимо от расстояния и количества рейсов (хоть ежедневно и по нескольку раз!). Это мероприятие было большим подспорьем для всех нас, хотя и добираться до Пушкинских Гор не всегда было беспроблемно. В сторону Пушкинских Гор по понедельникам доехать не составляло труда: ежедневно курсировал автобус Опочка-Новоржев, и мы попасть на занятия всегда успевали. Труднее было по субботам в обратную сторону: указанный автобус возвращался из Новоржева через Пушкинские Горы очень рано (где-то часов в 11-12), когда уроки еще не закончились, других рейсов по этому маршруту не было, поэтому приходилось пользоваться автобусами, которые шли на Псков. Добраться на них можно было только до Новгородки, а там уже в сторону Велья – «ловить попутные машины» (в лучшем случае, но крайне редко, удавалось сесть на автобусы, ходившие в сторону Опочки, Себежа, Пустошки и др.) – но чаще всего они курсировали в неподходящее для нас время. Вот так и приходилось в течение двух лет ездить «на перекладных», и по-хорошему позавидуешь последующим поколениям учеников, к услугам которых уже в начале 1970-х гг. появился автобусный маршрут Пушкинские Горы – Велье. В таком положении находились не только мы, выпускники Велейской школы, но и ряда других. Выпускники Печанской школы, например, пользовались услугами грузотакси – обычного грузовика с покрытым брезентом кузовом и скамейками внутри него (правда, доставляло оно их прямо до места – села Васильевского).
В нашем 9-г, как я уже отмечал, собрались выпускники из нескольких восьмилетних школ. Из Велья, кроме меня пришли учиться в Пушкинские Горы Толя Захаров, Володя Быстров, Алексей Васильев, Виктор Елисеев, Тамара Григорьева, Галя Кузнецова, Алла Сергеева, из Новгородки – Валя Зайцева, Валя Прокофьева, Виталий Никаноров, Виктор Яковлев, из Печанской школы – Николай Егоров, Веня Сидоров, Иван Иванов, Иван Тимофеев, Александра Федорова, Надя Васильева, из Позолотинской – Александр Сергеев и Алла Назарова, из Алтунской – Галя Степанова, Александр Михайлов, Нина Корныльева, были единичные выпускники и из других восьмилеток. Кроме того, к нам добавились отставшие от предыдущего года Владимир Фомин и Виталий Корныльев. Насчитывалось нас в общей сложности более 30 чел. (более точную цифру вспомнить затрудняюсь).
1 сентября 1966 г. после торжественной линейки, проходившей на спортивной площадке неподалеку от школы, мы впервые пришли в класс, и начались уроки. Сначала, естественно, каждое «землячество» знало только своих, с кем вместе учились ранее в течение восьми лет, по постепенно все мы освоились, и из «разношерстной массы» стал формироваться единый коллектив 9-г класса. Укрепило наше сообщество участие в сельхозработах, когда после недели учебы все классы были направлены «на картошку». Ее мы убирали в ближайших к Пушкинским Горам хозяйствах, помню, что работали в деревнях Мошино, Горелик, Крылово, Губино и др. На «картошке» мы лучше узнали друг друга, и к учебе вновь приступили уже единой массой.
Все мы сразу же почувствовали (и это мнение было почти однозначным), что учиться в Пушкиногорской школе гораздо труднее. Чего греха таить, в своих восьмилетках нас иногда «баловали», щадили от чрезмерной требовательности, а здесь она была, что называется, по полной. Вдобавок, положение с учительскими кадрами в сельских школах было разным. Бывало и так, что в школах годами не было специалистов по тем или иным предметам, порой они часто менялись, ряд предметов замещали учителя других дисциплин, а иногда в школах вели уроки вчерашние выпускники средних школ. Поэтому даже у тех, кто в «своих» школах почти всегда получали хорошие и отличные оценки, появились тройки и даже двойки. К числу их относился и я. Но нас изначально настраивали на серьезное отношение к учебе, на то, что учеба – это огромный труд, а не увеселительная прогулка, и в конечном итоге эта жесткая требовательность должна принести нужный результат. Многих ориентировали на поступление после окончания школы в вузы, и постоянно напоминали: выдержать вступительные испытания в институты нелегко, поэтому берите от школы все, что можно здесь получить. Большинство из нас, впрочем, это быстро поняло, налегло на приобретение знаний, и положение с успеваемостью постепенно выравнивалось. Но оказались и такие (их, правда, было немного), кто уже в первом полугодии «сошел с дистанции», т. е. бросил учебу. Тогда ведь всеобщего обязательного среднего образования в стране еще не было, переход к нему только начинался, поэтому большой трагедии из этого никто не делал: ну, бросили 9-й класс, найдут себя в других местах! Не все, однако, ушли в «никуда»: одна из наших одноклассниц, например, после окончания 9-го класса поступила в Опочецкое педучилище. Большой отсев нас, конечно, беспокоил. Перед нами был пример предыдущего года, когда из всех классов отсеялось в течение его по разным причинам изрядное количество учеников, и по окончании 9-го класса один из них (это, естественно, был сборный класс, аналогичный нашему) расформировали, разбросав его учеников по другим параллельным классам. В подобной ситуации нам оказаться очень не хотелось, и мы неоднократно спрашивали об этой перспективе и директора, и завуча, и классного руководителя, да и просто отдельных учителей. Нас постоянно успокаивали, а где-то ближе к окончанию учебного года однозначно обнадежили: класс расформировываться не будет, учиться мы будем в 10-м классе в таком же составе. Так и получилось: окончили мы школу в составе 10-г! Перед этим, в конце первого полугодия 9-го класса, мы узнали, что восстановлен самостоятельный Пушкиногорский район, и школа стала районной – единственной средней школой в районе (если не считать школы-интерната). В следующем после нас году девятых классов оказалось даже не четыре, а пять, и такой же сборный класс получил приставку «Д».
Учителя у нас были разного возраста и с различной степенью профессиональной подготовки, но все же это были личности. Сначала мы знали их только как исключительно преподавателей своих предметов, рассказами о своем прошлом, личной жизни и прочем они, конечно же, почти не делились. Отдельные штрихи их биографий, как и индивидуальные качества каждого из них до нас доходили постепенно, «окольными путями» и то отрывочно. Вспоминал иногда о своем прошлом (правда, нечасто) директор В. А. Семенов, преподававший у нас физику. Оказалось, что он заочно окончил Ленинградский пединститут им. А. И. Герцена, а на рубеже 1940-1950-х гг. был на комсомольской работе, избирался первым секретарем Пушкиногорского РК ВЛКСМ.
Завуч школы Зиновий Львович Варшавский преподавал математику. Еще до прихода в школу мы слышали о том, что это один из старейших и опытнейших преподавателей математики не только в Пушкиногорской школе, но и в районе, начал трудиться здесь в первые послевоенные годы, о нем неоднократно писалось в газетах, где помещался и его портрет. Так что наглядно мы его представляли еще до прихода в Пушкиногорскую школу. Он превосходно знал свой предмет и старался привить любовь к нему у всех нас, прямо-таки вдалбливая и неоднократно повторяя прописные для него, но порой плохо доходившие до нас, истины. Чего стоит, например, его постоянная фраза: «Запомните, 99 целых и 99 сотых всех задач в математике решаются по теореме Пифагора!», вновь и вновь доводя до нашего ума суть этой самой теоремы и предлагая для решения одну за другой задачу. Часто можно было слышать от него и шутки, а иногда он «вворачивал» в свои объяснения ту или иную фразу по-немецки. Оказалось, что когда-то ему довелось даже преподавать этот самый язык.
Нашим классным руководителем была Анна Тихоновна Михайлова, историк, тоже прекрасно знавшая свой предмет и добивавшаяся от нас ясности мысли и четкости ответов. Нередко эта, невысокая ростом женщина, у которой, как мы узнали, было нелегкое детство, могла по очереди перебрать почти половину класса и успокаивалась лишь тогда, когда слышала, наконец, то, что хотела услышать, да еще при этом громко стучала кулаком по столу. Умела она, помимо всего прочего, хорошо танцевать и плясать, что мы увидели на первом же Новогоднем вечере в школе. История у меня всегда была любимым предметом, я проявлял к ней интерес еще в восьмилетней школе, а теперь, все больше убеждаясь, что мои главные наклонности ориентированы именно на гуманитарные дисциплины, с особым усердием налегал на историю. То, что в конечном счете я стал историком, немалая заслуга принадлежит ее преподавателям: в Велейской школе – К. Ф. Тихоновой, в Пушкиногорской – А. Т. Михайловой. Прожила она долгую жизнь, мне и потом неоднократно приходилось с ней общаться и беседовать по разным вопросам. Она, как я чувствовал, радовалась моим успехам и даже гордилась мной (это я слышал от многих знакомых мне пушкиногорцев, особенно тех, кто у нее учился).
Узнали мы и о том, что учитель химии Варвара Николаевна Кондратьева в годы войны, оказывается, была партизанкой на Украине, а географ Антонина Васильевна Столярова – подпольщицей, членом Пушкиногорской подпольной организации. Фронтовиком был и Алексей Васильевич Маслов, который у наших предшественников (тех, кто учился годом старше) преподавал историю, у нас же он вел всего лишь курс гражданской обороны. Войну он вспоминал часто, хотя о себе практически ничего не рассказывал. А оказалось, он участник войны с белофиннами, Великую Отечественную войну встретил в Бресте, участвовал в Сталинградской битве и битве за Днепр, был ранен, награжден несколькими орденами и медалями. Позднее он в составе комиссии принимал у нас выпускной экзамен по окончанию школы по истории.
Литературу в течение двух лет у нас преподавала Валентина Никандровна Михайлова, биологию в 10-м классе – Антонина Ивановна Бабикова, астрономию – Анастасия Алексеевна Воронова. Физкультуру вел Альберт Кириллович Васильев – молодой еще человек, высокий, стройный: настоящая спортивная стать! Мы чувствовали по отдельным его фразам, что в школе он недавно, приехал в Пушкинские Горы из другого города. Это для меня с точностью подтвердилось уже в студенческие годы. А было так. На одном курсе со мной училась выпускница одной из школ г. Дно Валя Булавская. Узнав, что я учился в Пушкиногорской школе, она сразу же нашлась: «Это к вам уехал от нас Кириллыч!». «Какой Кириллыч?» - не понял сначала я. «Альберт Кириллович Васильев, преподаватель физкультуры, он раньше работал у нас». Так все и разъяснилось, и к сказанному она еще добавила в адрес этого учителя немало добрых слов. А как прекрасно он пел! Мы впервые услышали исполнение им песни (а может быть, арии) на одном из школьных вечеров и были по-настоящему очарованы его неповторимым голосом и манерой исполнения. Потом-то мы слышали его выступления не раз – и в стенах школы, и в Доме культуры, хлопали ему всегда громче всех и нередко вызывали «на бис». К сожалению, этот человек очень рано ушел из жизни.
Особенно большие сложности в сельских школах были с преподавателями иностранного языка (по большей части это был немецкий). Например, у нас в Велейской школе учителя этого предмета менялись каждый год: четыре года мы его изучали (с 5-го по 8-й класс), и ежегодно у нас был новый учитель! После того, как по окончанию 5-го класса нас покинула Галина Федоровна Симакина, уехавшая работать в Пушкинский заповедник, больше у нас учителей немецкого языка с высшим специальным образованием не было, а в 6-м классе вообще его вела выпускница средней школы. Понятно, поэтому, что мы по языку многого «не добрали», и пришлось всерьез наверстывать уже в средней школе. Вдобавок я первоначально не предполагал, что при поступлении в институт экзамен по немецкому языку придется сдавать в качестве вступительного. Пришлось поэтому, особенно в преддверии окончания школы, налегать на изучение его усиленно. Преподавала его у нас Нелли Григорьевна Яковлева, пожалуй, самый молодой по сравнению с другими учитель, но знаток своего предмета хороший. Нас она учила не только по учебнику, а очень часто мы работали с газетами на немецком языке, прорабатывали очень много разговорных тем, - словом то, что очень пригодилось потом при подготовке и сдаче вступительного экзамена в институт. В результате сдал я его на четверку, и на этом мое изучение немецкого языка закончилось: на историческом факультете тогда была дополнительная специальность «английский язык», и все мы заново, с «азов» начали изучать новый для нас иностранный язык.
Когда мы пришли в Пушкиногорскую школу, на ее здании еще красовалась вывеска: «Средняя общеобразовательная трудовая политехническая школа с производственным обучением». Это были остатки так называемой «хрущевской реформы», когда задумывалось обучать учащихся школ не только общеобразовательным предметам, но и давать навыки определенной профессии (по большей части сельскохозяйственной), вручая вместе с аттестатом диплом о приобретении последней. В Пушкиногорской школе такими специальностями являлись «механизатор», «электрик», «садовод». Но когда мы начали обучение, этого практически уже не было, «всеобщая профессионализация» лишь «доживала свой недолгий век». В конечном счете посчитали, что задача школы – давать полноценное общее среднее образование, а профессию надо приобретать совершенно в других местах – в профтехучилище, техникуме… Но при этом предмет машиноведения, в котором изучалось тракторное дело, у нас все же был, и вел его Евгений Федорович Аников. Где-то через месяц он на какое-то время исчез, и мы узнали, что он поступил на заочное отделение института. Потом, по окончании сессии он вернулся, и занятия начались в прежнем режиме. Изучая трактор, мы уже тогда своим «ученическим умом» понимали, насколько на первый взгляд благая идея (давать всем выпускникам школы одновременно и профессию) может превратиться в свою противоположность. Как можно учить профессии, не имея для этого соответствующей учебно-материальной базы?! Помнится, что в школе был всего один трактор «Беларусь» старой марки (темно-красного цвета, без кабины), списанный из колхоза, не на ходу… А к нему – никакого прицепного оборудования, разве что телега. Мы вокруг этого трактора ходили, щупали его, но никто не мог на нем и шагу проехать! А как же с вождением в определенном количестве часов, как с прицепными агрегатами?! Обучаясь уже в 10-м классе, мы этот трактор разобрали и частями перенесли в подвальное помещение, где он снова был собран и стал одним из главных экспонатов оборудованного там кабинета машиноведения. Предмет продолжали изучать, но ни о каком присвоении квалификации речь уже не шла. Думается: как было можно задумывать дело, азы которого приходилось преподавать буквально «на пальцах»?! А вот до изучения электротехники мы так и не дошли (у тех, кто учился годом раньше нас, такой предмет еще был). Изучали мы (опять же большей частью «на пальцах») и основы садоводства, хотя поблизости от поселка находился плодопитомнический совхоз «Пушкиногорский» (скорее всего, именно благодаря ему и появилась задумка готовить из школьников садоводов), но речи о присвоении квалификации не было уже и здесь. Е. Ф. Аников вел также кружок по мотоделу, и в него записались большей частью те, кто уже имел мотоциклы (хотя не только они). И здесь тоже объяснения шли преимущественно «на пальцах», и многие, соблазнившиеся на получение хотя бы элементарных знаний и навыков в целях облегченной сдачи экзаменов на получение права вождения мотоцикла, посещать занятия перестали. В числе их был и я, о чем не сожалею. Меньше всего претензий можно предъявлять Е. Ф. Аникову, который свой предмет знал, и хотя не являлся по образованию педагогом, объяснял материал не так уж плохо. Подобные ситуации были, надо полагать, и в других школах.
Вспоминается и заведующий общежитием Иван Ефимович Кондратьев, о котором мы очень скоро узнали, что он бывший фронтовик, окончил уже после войны учительский институт, был заведующим начальной школой в Зимарях. Теперь же он преподавал математику, но в средних классах, и одновременно заведовал школьным общежитием. Мы много раз просили рассказать его о фронтовых дорогах, но он при этом как-то мрачнел, отмахивался и неизменно отвечал: «Тяжело вспоминать войну…». Поэтому в подробностях он так ничего и не рассказал, ограничившись только частными фразами. Только потом мы «окольными путями» узнали, что был он в годы войны танкистом, участвовал в боях под Воронежем, затем находился в партизанском отряде на Украине, в 1944 г. был ранен, награжден орденом Отечественной войны I степени и медалями.
Все учителя школы были для нас примером, мы учились у них не только предмету, но и набирались жизненного опыта, «шлифовали» свои человеческие качества. Сегодня можно услышать немало суждений о том, что в школе не обязательно учить все предметы: у кого склонность к точным наукам, дескать, пусть изучают только математику, физику, химию, у кого интерес к гуманитарным дисциплинам, достаточно ограничиться ими – историей, литературой и др. Мое же твердое убеждение: выпускник средней школы должен иметь не обязательно всесторонние, но хотя бы элементарные знания по всем дисциплинам, хотя бы для того, чтобы не считать, что «Земля стоит на трех китах» (астрономия), отличить «репу от овса» (ботаника), кислоту от щелочи (химия), корову от лошади (зоология), и, наконец, просто для общего развития и элементарной человеческой культуры.
Пушкинские Горы – это край великого русского поэта, а Пушкинский заповедник постоянно посещало множество известных людей. Очень часто они становились и гостями школы, в зале ее регулярно проводились встречи. Запомнилась, например, встреча с поэтом Михаилом Дудиным, читавшим свои стихи, а к тому же в 1967 г. проходил 1-й Всесоюзный Пушкинский праздник поэзии, и с группой его гостей (забыл, правда, кто в ней был) тоже состоялась встреча. Само собой, что довелось побывать на этом самом празднике в Михайловском, где проходили основные торжества. Помню и встречу с ленинградским скульптором Михаилом Константиновичем Аникушиным, который взялся выполнить просьбу школы – изготовить для нее бюст А. С. Пушкина. Слово свое он сдержал, и бюст возле школьного здания появился, но произошло это уже после завершения нашей учебы.
Помнится, что в жизнь тогда только входило такое изобретение, которое сегодня давно уже стало обыденным, - телевизор. И вот, школа вскоре нашего поступления приобрела первый такой «агрегат», конечно же с черно-белым изображением, не помню какой уж марки, над школьным зданием появилась антенна, и для нас периодически устраивались просмотры передач. Телевизор трещал, на экране «рябило», изображение было нечетким, часто пропадало, но все равно мы были в восторге: диковинка! Помню, что однажды смотрели передачу – репортаж из Пушкинских Гор, в котором один из сюжетов был посвящен культпросветучилищу. Хотя и называлось оно «Псковским областным», но первым место его «дислокации» были Пушкинские Горы: открылось оно в 1963 г. и работало в здании райисполкома, благо что последнее освободилось в связи с упразднением в том году самостоятельного Пушкино-Горского района. Училище это в определенной степени было одним из «брэндов» Пушкинских Гор, учащиеся его регулярно ставили в Доме культуры отчетные концерты с различными номерами – хоровыми, танцевальными, драматическими, вокальными, они же были постоянными участниками концертов к праздникам и дням «красного календаря». Нам очень нравилось их смотреть. В 1967 г. район был восстановлен, для районных организаций снова потребовалось здание Дома Советов, поэтому училище оттуда съехало, работало некоторое время в одном из помещений школы, а вскоре вообще было переведено в Псков.
Когда мы учились в 9-м классе, нам одному за другим исполнялось 16 лет. Подходило время получать основной документ гражданина СССР – паспорт. Ученики параллельных классов в большинстве своем его получили, а из нашего 9-г – никто! Таково было тогдашнее положение в паспортной системе: документ полагался только тем, кто проживал в городах и поселках городского типа, в сельской местности – независимо от социального положения и происхождения, его не выдавали никому. Мы, правда, о какой-то своей «неполноценности» тогда не задумывались, прекрасно обходясь и без «серпастого-молоткастого». Когда я поступил в институт, паспорт без всяких проблем мне, как, впрочем, и большинству из нас, был выдан. Пишу об этом для того, чтобы показать несостоятельность пущенной неизвестно кем, но очень уж устойчивой идеи о том, что «при Н. С. Хрущеве колхозники, наконец-то, получили паспорта». Такого просто не было, и в подтверждение я всегда привожу наглядный пример лично с собой и с несколькими десятками своих одноклассников, которые были детьми и колхозников, и рабочих совхозов, и служащих, но паспорт им не полагался: сельская местность! Всеобщая «паспортизация» в стране была введена только в 1974 г.
9-й класс я окончил, не скажу, что слишком успешно: были две тройки, поэтому сам не был удовлетворен результатами года, намереваясь в 10-м классе наверстать то, чего не удалось добиться в 9-м. По окончании учебы нас ждала летняя производственная практика, в течение которой мы выполняли разнообразные хозяйственные работы в школе. Помогали, например, делать ремонт классов и мебели, а по большей части «месили раствор» и делали из цемента армированные столбы. Было изготовлено более десятка деревянных форм, в которые заливался раствор и закладывалась металлическая арматура, после высыхания столбы из форм вынимались, и в них закладывалась новая «очередь». По окончании же работы, когда столбов оказалось достаточно, их отвезли на спортивную площадку для ее ограждения. Потом мы эти столбы вкапывали по границе площадки, а пространства между ними были заполнены металлической сеткой. Так спортплощадка приобрела законченный вид. Но особенно запомнились несколько дней этой практики совершенно другим.
Все юноши были организованы в поездку по городам и районам области (девушки продолжали заниматься своим делом). На грузовой автомашине, кузов которой был покрыт брезентом, внутри установлены скамейки, а за рулем сидел шофер дядя Митя, в один из дней июня (где-то в 20-х числах) мы двинулись в сторону Опочки. Сопровождали нас Е. Ф. Аников и организатор внеклассной и внешкольной работы Павел Евсеевич Козлов, в годы войны партизан 15-й Калининской партизанской бригады, потом комсомольский и партийный работник, а теперь учитель истории. Пребывание в Опочке началось с посещения народного музея, который был организован несколько лет назад в помещении районного Дома культуры, а потом нас ожидала встреча с матерью Героя Советского Союза Бориса Александровича Михайлова. Долгое время считалось, что Пушкиногорский район дал в годы войны трех Героев Советского Союза, и вот совсем недавно выяснилось, что Б. А. Михайлов – тоже уроженец района, родился в деревне Меньково, он же выпускник Пушкиногорской школы, погиб в 1944 г. в боях за Минск. Мать его Мария Федоровна, проживавшая в Опочке, вспоминала о сыне, передала для школы несколько фотографий и писем. Потом было посещение Шильской ГЭС, купание близ нее в Великой, обед на свежем воздухе: помнится, что варили мы в котелке суп с тушенкой, пили чай, слегка отдающий запахом дыма.
После этого путь лежал в Себеж, где в помещении сельскохозяйственного техникума мы ночевали, потом осмотрели достопримечательности города, побывали в краеведческом музее, который показался нам очень богатым различными материалами и экспонатами, а затем выезжали на границу трех республик, где сооружен Курган дружбы. После Себежа мы отправились в Невель, где тоже была ночевка (в помещении детского дома), потом – встреча с бывшим партизаном 15-й Калининской бригады, а теперь учителем математики Б. А. Дворниковым, который вспоминал о своей партизанской юности, рассказал о подвиге бойца бригады Леонида Ивченко, взорвавшего себя вместе с вражеским эшелоном. Последним городом в нашем путешествии были Великие Луки, где мы тоже побывали в краеведческом музее (он тогда размещался в небольшом домике, скромно притулившемся на краю центральной площади города, на самом берегу Великой), затем на валу, а прямо во дворе завода высоковольтной аппаратуры (ВЗВА) слушали рассказ бывшего командира 15-й КПБ Дмитрия Александровича Халтурина (он работал на этом предприятии). Возвращались мы в Пушкинские Горы уже другим путем: через Локню, Бежаницы и Новоржев, объехав, таким образом, почти половину области.
Эта поездка осталась в нашей памяти как яркое, незабываемое событие, значительно обогатившее нас впечатлениями и позволившее ближе познакомиться с достопримечательностями Псковского края. Для меня посещение большинства этих мест было первым. Из всех посещенных городов ранее я бывал только в Опочке, во всех остальных бывать не доводилось. Позднее-то я посещал все эти города, и неоднократно: регулярно до сих пор бываю в Опочке, в Себеже после первого посещения в 1967 г. я побывал вновь почти через 10 лет (в 1976 г., затем бывал еще несколько раз), выезжал в Невель, Великие Луки, а вот посещение Шильской ГЭС, как и Кургана дружбы, так и осталось единственным в жизни. Так что вдвойне благодарен школе за то далекое уже путешествие 1967 г., о котором вскоре П. Е. Козлов написал и в районной газете «Пушкинский край», и в областной «Псковской правде». Листая их подшивки в областной библиотеке, я наткнулся на эти заметки, и вновь вернулся памятью в тот далекий и замечательный год.
Но закончилось первое для нас «пушкиногорское» лето, в оставшееся время которого мы вновь, проживая у родителей, оказывали помощь колхозу в проведении различных сельхозработ, а 1 сентября 1967 г. опять сели за парты, теперь уже в 10-м классе. И опять, как в предыдущем году, где-то через неделю учебные занятия были прерваны, и мы снова оказались «на картошке». На этот раз нам, вельянам, повезло (во всяком случае, я так считаю). Работали мы в колхозе «Дружба», т. е. совсем неподалеку от родных мест – у деревень Маромохи и Коршилово. Поэтому в течение всего этого времени (недели, а может быть, и несколько больше) я ночевал у родителей, а к месту работы ежедневно добирался на велосипеде: пересечешь со стороны Велья шоссе Ленинград-Киев, и далее по грунтовой дороге, проходящей через лес, - всего-то 3-4 км. Таким же методом пользовались и другие мои одноклассники (хотя и не все), кто-то добирался до места работы и на собственным мотоциклах. Обед, помнится, брали с собой, а вечером тем же путем – обратно. Погода в течение всех дней стояла прекрасная – настоящее «бабье лето»! Но «картошка» кончилась, и снова начались учебные будни.
Средства, заработанные нами в колхозе, не делились, а пошли в «классную копилку». В конце первого полугодия, перед самым Новым годом, ими распорядились следующим образом: ученики нашего класса выехали на экскурсию в Таллинн, с нами была классный руководитель А. Т. Михайлова. Ехали до столицы Эстонии на автобусе, и не в каком-то комфортабельном «Икарусе», а всего лишь на «ПАЗике», ехали почти беспрерывно – и ночью, и днем. Утомительно было, конечно, но выручала наша молодость и желание познакомиться с городом, в котором мало кто из нас ранее бывал (может быть, даже и никто). В Таллине осмотрели его достопримечательности (Старый город, Ратушную площадь, певческое поле на берегу залива и др.), побывали в музее Балтийского флота, ночевали в одной из школ, и тем же путем вернулись домой. Для меня это посещение Таллина остается пока что единственным до сих пор.
Для нас, десятиклассников руководство школы особенно налегало на профориентационную работу, что вполне объяснимо: перед каждым выпускником вставал вопрос о выборе будущей профессии, всего дальнейшего жизненного пути. Кто в связи с этим в школе только не перебывал! И председатели колхозов, и раб<