Во второй половине XX века неоатлантизм становится ведущим направлением англо-американской геополитики. Д. Мейнинг выпускает монографию "Хартленд и римленд в евразийской истории" (1956), где он предлагает разделить евразийское побережье на три типа по своей геополитической ориентации:
1) пространства, ориентирующиеся на хартленд - Китай, Монголия, Северный Вьетнам, Бангладеш, Афганистан, Восточная Европа (включая Пруссию), Прибалтика и Карелия;
2) геополитически нейтральные территории - Южная Корея, Бирма, Индия, Ирак, Сирия, Югославия;
3) пространства, ориентирующиеся на Атлантику - Западная Европа, Греция, Турция, Иран, Пакистан, Таиланд'.
Сегодня, спустя полвека, очевидно, что этот геополитический прогноз Д. Мейнинга относительно ориентации большинства стран римленда оказался ошибочным - Восточная Европа, Прибалтика, Ирак, Иран, Югославия, Пакистан не раз меняли свой геополитический вектор. Римленд оказался весьма проблемной и неустойчивой геополитической зоной. Несмотря на множество попыток неоатлантистов создать геополитическую модель этой территории, ни одна из них пока не была подтверждена в ходе развития геополитической истории.
У. Кирк в своей книге "Географическая ось истории" (1965) выдвинул гипотезу, что главную роль в структуре римленда будут играть высшие культурные секторы внутреннего полумесяца, которые имеют атлантическую ориентацию, - Западная Европа, Пакистан и Турция. От них культурные импульсы смогут поступать внутрь континента, создавая мощные геополитические притяжения, с помощью которых можно объяснить динамику геополитической ситуации в Евразии. Но ни один из перечисленных выше геополитических факторов во второй половине XIX века не стал генератором геополитической динамики. США действительно сделали ставку на Турцию и Пакистан в планах вестернизации Азии, но эти страны так и не смогли стабилизировать свои политические системы - в них периодически происходят военные перевороты и без существенной поддержки Америки они сами не смогли бы удержаться в зоне атлантического влияния.
Современная геополитика исходит из нескольких моделей постановки проблем и их решения (парадигм). Первая из них обращает внимание на пространственное различие между центром и периферией, причем последняя противопоставляется центру, Юг - Северу, развивающиеся страны - развитым.
Вторая сосредоточивается на различии трех поколений войн. Согласно этой концепции, войны на разрушение уходят в прошлое, а на их место согласно теории войн приходят коммуникационные, с "нулевым результатом человеческих потерь".
Третья исходит из актуализации проблемы национальной идентичности как основы национальной политики. Согласно этой концепции, этические, классовые, религиозные противоречия подчинены динамизму становления "государства-нации".
Четвертая основывается на различиях между региональными системами, в центре каждой из которых находится государство, оказывающее влияние на развитие событий в регионе: "Великий Иран", "Великий Пакистан" или "Великий Китай" и т.д.
В той или иной степени эти геополитические парадигмы нашли свое выражение в теории атлантизма, утверждавшей западную цивилизацию как доминирующую в мире и являющуюся носителем либерально-демократических ценностей и рыночной экономики. Эта теория приняла наиболее четкие формы в период существования биполярного мира, функционировавшего в атмосфере "холодной войны" между Западом (США) и Востоком (СССР).
Это противостояние выразилось в том, что американские исследователи во главу поставили поиск стратегических районов, господство над которыми понималось как условие обеспечения национальной безопасности США. При ближайшем рассмотрении в зоне американских стратегических интересов оказалась вся планета.
Концепция глобального подхода к проблемам безопасности усиливала свою значимость по мере создания и развития ядерного оружия и космических средств его доставки. В этой связи один из американских исследователей замечал: "Значение естественных особенностей планеты в борьбе за военное превосходство и безопасность изменяется с технологическими изменениями в человеческой возможности разрушать, перевозить и сообщать. Без сильного чувства технологии геополитика вырождается в земной мистицизм".
Эту же мысль в середине 80-х гг. развивал один из стратегов НАТО, утверждавший, что в "геополитике ядерного сдерживания технология сменила географию по значению", т.е. "оказалась настолько революционной в своем влиянии на географию, что практически сменила ее в качестве основного фактора геополитики" /5, c.118/.
Концепция атлантизма в конце 80-х - начале 90-х гг. органично переросла в теорию мондиализма. Смысл мондиализма сводится к утверждению неизбежности полной планетарной интеграции, перехода от национальных государств и культур к единому "униформному миру". Идеи подобного рода уже давно существуют в виде философских доктрин. О создании неких Соединенных Штатов Мира, которые должны были стать результатом мировой революции, в начале XX в. высказывался В.И. Ленин.
Но американские геополитики понимают движение к формированию "униформного мира" весьма своеобразно. Наиболее четко эти идеи были изложены бывшим в свое время госсекретарем США Г. Киссинджером и помощником президента США по национальной безопасности 3. Бжезинским. В центре их миропонимания стоит идея о том, что движение к единому миро - порядку будет происходить в процессе инплантации западных ценностей в жизнь мирового сообщества под руководством США.
Г. Киссинджер полагает, что международная система в XXI века будет состоять по крайней мере из шести основных центров силы: США, Европы, Китая, Японии, России и, вероятно, Индии, а также множества средних и малых государств. "Шесть основных центров силы" Киссинджера принадлежат к пяти разным цивилизациям, поэтому он считает, что международная система в XXI в. будет обусловлена взаимодействием различных цивилизаций.
З. Бжезинский в прошлом рассматривал СССР как препятствие на этом пути и предлагал изменить господствующую в нем идеологию в социал-демократическом духе и создать предпосылки для восстановления частной собственности и демократических свобод. Для Запада он считал необходимым ввести частичное государственное регулирование экономики, несколько ограничить свободу рынка и на этой основе попытаться соединить гуманистические ценности Запада и социальную этику коммунизма Востока. В последующем атлантический мир мог допустить СССР до управления планетой. Этим самым был бы обеспечен всеобщий мир и преодолены последствия холодной войны. Эти взгляды 3. Бжезинского не носят оригинальный характер, поскольку в его геополитической риторике выражены очень популярные в 60-х и первой половине 70-х годов положения "теории конвергенции" Дж. Гэлбрейта.
После распада СССР и образования целого ряда новых государств на постсоветском пространстве и в Восточной Европе взгляды 3. Бжезинского несколько изменились. Сегодня он рассматривает включение России в трансатлантическое сообщество как составную часть долгосрочной стратегии США, "нацеленную на укрепление стабильности на гигантском евразийском континенте".
Но из крупных геополитических единиц на этом континенте, по его мнению, "только ЕС (Европейский Союз) и Япония. Полностью признают свою глубокую заинтересованность в международной стабильности". Другое дело Китай и Россия. Китай склонен к сотрудничеству с Западом в результате своего успешного экономического развития, а Россия, утверждает 3. Бжезинский, "по причине своих экономических неудач".
Стратегические интересы США, по его мнению, следует ориентировать "на создание и развитие в Евразии двух все более тесно связанных друг с другом геостратегических треугольников: первый включает США, ЕС и Россию, а второй - США, Японию и Китай. Чтобы связь между ними была прочной и действенной, необходимо конструктивное взаимодействие с Россией". Однако ни Америка, ни Европа "сами не в силах наставить Россию на истинный путь и преобразить ее. Прозрение России должно произойти изнутри."
Чтобы ускорить наступление этого момента, предлагает 3. Бжезинский, "страны трансатлантического сообщества должны терпеливо стремиться к тому, чтобы их расширяющееся и углубляющееся сотрудничество было открыто для участия России, и при этом настойчиво создавать условия, которые мешали бы любым усилиям России повернуть колесо истории вспять". Другими словами, Россию мондиалисты уже не приглашают к участию в мировом правительстве, а высказывают сомнения не только в сроках ее вхождения в атлантическое сообщество, но и даже в возможности такого вхождения.
3. Бжезинский прямо формулирует условие освобождения России "от угрожающих ей геополитических факторов" - приветствие ею "расширения ЕС и НАТО" и отсутствие возражений "против вступления в эти структуры всех желающих". Только тогда Россия может, по его мнению, надеяться со временем присоединиться к этим структурам.
Другой образец мондиализма представлен в книге "Россия и Америка: от соперничества к примирению", вышедшей из-под пера американского профессора Э. Рубинстайна в начале 1990 годов. Как и другие мондиалисты, он считает, что в основу анализа геополитической ситуации на планете следует положить доминирующее положение США. Исходя из этого, он выделяет шесть основных геополитических регионов:
Северная Америка во главе с США. В зоне полной зависимости от нее неизбежно будет находиться все Западное полушарие.
— Европа, политическое единство которой будет значительно отставать от экономической интеграции.
— Восточная Азия, в которой господствующие экономические позиции будет занимать Япония. Зависящей от этого региона зоной будет: российский Дальний Восток, Юго-Восточная Азия, Австралия, Новая Зеландия.
— Южная Азия. В этом регионе будет доминировать Индия, но возможно обострение отношений с окружающими ее исламскими государствами.
— "Мусульманский полумесяц", в который входят страны Северной Африки, Ближнего Востока, возможно, Турция, государства Персидского залива, Ирак, Иран, Афганистан, Пакистан, государства Средней Азии.
— Евразия, где существует возможность, что господствующее положение здесь займет Россия.
Однако в последнем дестабилизирующим фактором может выступить Китай, который, скорее всего, как он считает, вступит в коалицию с Россией и Ираном против США, Европы и Японии.
В последние годы мондиалисты начали признавать, что возрастание взаимозависимости и снижение роли силового фактора ведет к перераспределению геополитической мощи в пользу небольших и слабых государств. Это связано с тем, что международная торговля стала первенствовать в структуре мирового хозяйства, что, в свою очередь, сделало взаимозависимость между странами более сложной и интенсивной, усилились процессы модернизации и развития многочисленных информационных систем в развивающихся странах, сократились возможности ведущих государств мира контролировать состояние окружающей среды.
Неспособность даже наиболее крупных и могущественных государств справиться с ними показывает, что эти проблемы по своей природе являются транснациональными. Решение глобальных проблем возможно только в рамках коллективных действий и сотрудничества всех государств, поэтому понятно стремление рассматривать весь мир как глобальное гражданское общество, которое требует и единого мирового правительства.
Изменения в мире в последние десятилетия XX в. привели к появлению модернизированной мондиалистской концепции - неомондиализма.Ее особенность состоит в том, что представители этого направления подходят по-разному к анализу путей формирования "униформного мира".
Одним из наиболее авторитетных представителей этого направления является С. Хантингтон, директор Института стратегических исследований имени Дж. Олина (США). Свои взгляды на геополитические проблемы современности он изложил в книге "Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка" (1996).
Его исходная позиция состоит в том, что "в мире, который сформировался после окончания "холодной войны", глобальная политика впервые в истории обрела многополюсный характер и одновременно стала учитывать взаимодействий многих цивилизаций". Таких цивилизационных геополитических пространств, по его суждению, восемь:
—Атлантическая, католическая и протестантская - Западная Европа и Северная Америка,
—Славянско-православная,
—Конфуцианская, китайская,
—Исламская,
—Индуистская,
—Латиноамериканская,
—Японская,
—Африканская.
В глобальном масштабе эти цивилизации находятся в столкновении друг с другом, "отношения между ними близкими быть не могут; зачастую они обречены носить антагонистический характер", что в свою очередь, порождает опасность вооруженных конфликтов по линии разломов между ними. С. Хантингтон различает "горячие точки" на микроуровне, расположенные "по демаркационным линиям, разделяющим ислам и его соседей с их православной, индуистской, африканской и западно-христианской традициями" и на макроуровне, где основной водораздел проходит между Западом и всеми остальными. По его мнению, наиболее острые конфликты будут вспыхивать "между мусульманскими и азиатскими обществами, с одной стороны, и Западом - с другой". Эти конфликты могут порождаться и по причине "западного высокомерия, исламской нетерпимости и китайской напористости". В основе усиливающихся конфликтов между Западом и остальным миром С. Хантингтон видит стремление в первую очередь США продвигать универсальную западную культуру тогда, когда возможности в этой области объективно сокращаются. "Универсалистские стремления западной цивилизации" наталкиваются на стремления незападных обществ освободиться от ее экономического, военного и культурного господства.
Особое значение С. Хантингтон придает культурным различиям цивилизаций.
Он считает, что: во-первых, различия между цивилизациями, основу которых составляют религии, наиболее существенны, ибо они складывались столетиями и потому их противоположность сильнее, нежели между политическими режимами.
Во-вторых, усиливается взаимодействие между народами разной цивилизационной принадлежности, что ведет как к росту самосознания, так и к пониманию единичного и общего в рамках своей цивилизации.
В-третьих, возрастает роль религии, причем последняя проявляется нередко в форме фундаменталистских движений.
В-четвертых, ослабевает влияние Запада в незападных странах, что находит выражение в процессах девестернизации местных элит и усиленном поиске собственных цивилизационных корней.
В-пятых, культурные различия менее подвержены изменениям, чем экономические и политические, и, следовательно, менее способствуют компромиссным решениям.
В-шестых, он отмечает усиление экономического регионализма, неразрывно связанного с цивилизационным фактором - культурно-религиозная схожесть лежит в основе многих экономических организаций и интеграционных группировок.
Три проблемы, по мнению С. Хантингтона, являются определяющими в водоразделе между Западом и другими цивилизациями:
усилия Запада по поддержанию своего военного превосходства,
продвижение западных ценностей и институтов (права человека, демократизация по западному образцу политических режимов и т.п.) в различные регионы мира,
защита культурной, социальной и этнической целостности западных обществ и соответствующая дискриминация в них эмигрантов и беженцев.
С. Хантингтон считает, что западные народы должны всемерно укреплять стратегические позиции своей собственной цивилизации, готовится к противостоянию, консолидировать стратегические усилия, сдерживать антиатлантические тенденции в других геополитических образованиях, не допускать их соединения в опасный для Запада континентальный альянс.
Укрепить Запад перед опасностью исламского экстремизма могут, по его мнению, те страны, где правительства имеют прозападную ориентацию, хотя традиции, культура и история этих стран ничего общего с Западом не имеют. К таким странам С. Хантингтон относит Турцию, Мексику и Россию. С последней в интересах Запада необходимо расширять и поддерживать сотрудничество.
Чтобы, несмотря на ослабление силы западной цивилизации, сохранить ее в интересах Соединенных Штатов и европейских стран, считает С. Хантингтон, необходимо было бы:
—добиться большей политической, экономической и военной интеграции и координировать свою политику так, чтобы государства, относящиеся к другим цивилизациям, не смогли играть на расхождениях между западными странами;
—включить в Европейский Союз и НАТО прозападные государства Центральной и Восточной Европы (страны Вышеградской группы и Балтии, Словению и Хорватию);
—поощрять "вестернизацию" Латинской Америки и, насколько возможно, более тесный союз латиноамериканских стран с Западом;
—сдерживать развитие обычной военной мощи и оружия массового уничтожения у исламских государств и Китая, замедлить отдаление Японии от Запада и ее примирение с Китаем;
—признать Россию сердцевинным государством православного мира и крупной региональной державой, у которой есть законные интересы, связанные с обеспечением безопасности ее южных границ;
—поддерживать превосходство Запада в технологическом и военном отношениях над другими цивилизациями;
—и, что самое важное, признать, что вмешательство Запада в дела других цивилизаций - это, вероятно, единственный наиболее опасный источник нестабильности и потенциального глобального конфликта в мультицивилизационном мире.
Для того чтобы избежать межцивилизационных войн, сердцевинные государства должны воздерживаться от вмешательства в конфликты в других цивилизациях и должны вырабатывать правила совместных действий посредством переговоров, чтобы предотвращать или останавливать войны на пограничной линии между государствами или группами государств из их цивилизаций.
Иначе, чем С. Хантингтону, видится геополитическая картина мира другому американскому исследователю, профессору политологии в университете Дж. Мэйсона в городе Фэрфаксе, штат Вирджиния, Ф. Фукуяме. Свои взгляды Ф. Фукуяма изложил в книге "Конец истории и последний человек" (1992) и ряде статей на геополитические темы.
По его мнению, в XX в. человечество двигалось от "мракобесия" и "нерационального менеджирования социальной реальности", т.е. идеологии и исторической практики социально-экономических и политических экспериментов социалистического строительства в СССР к наиболее разумному строю, воплотившемуся в капитализме, современной западной цивилизации, рыночной экономике и либерально-демократической идеологии.
После падения, по его словам, последнего оплота "иррационализма", т.е. распада СССР, создались предпосылки возникновения особого планетарного существования, благодаря которому на основе западных ценностей произойдет объединение мира в рационально функционирующую машину. Все регионы мира, утверждает Ф. Фукуяма, постепенно переорганизуются в духе новой модели вокруг наиболее экономически развитых центров, читай США. Подобное развитие событий он и определил как "конец истории".
Подобное благостное видение перспектив развития "униформного мира" не изменилось у него и после событий 11 сентября, воздушной атаки исламских террористов на здания Торгового центра в Нью-Йорке и Пентагона. В статье "Началась ли история опять?" Ф. Фукуяма продолжает утверждать, что последовательная модернизация мирового сообщества продолжается. А негативные явления, с которыми мы сталкиваемся, - это всего лишь издержки модернизации. Возврата к прошлому состоянию, к "истории" не предвидится.
Поскольку Соединенные Штаты претендуют на главенствующую роль в будущем едином мире, постольку Ф. Фукуяму беспокоят некоторые внутри-американские проблемы, которые он связывает со "снижением доверия и социализированности" американского общества, проявляющегося "в росте насильственных преступлений и гражданских судебных процессов; развале семьи; распространении среди американцев ощущения отсутствия единых ценностей и наличия общности с окружающими".
Одновременно Ф. Фукуяма признает и некоторые цивилизационные разрывы даже среди развитых стран. По его мнению, Япония и Германия принадлежат к категории стран с "высокой степенью обезличенного общественного доверия", а США - страна "с обширной сетью добровольных объединений и структур, которым отдельные личности подчиняли и подчиняют свои личные интересы". Россию же он относит к странам, где "слабыми являются и семья, и добровольные объединения и нередко крепкими сообществами оказываются преступные группировки". Посредством деления обществ по признаку наличия "сильных и слабых добровольных объединений" Ф. Фукуяма еще раз пытается убедить всех в праве Соединенных Штатов на руководящую роль в мире.
Несколько иные представления о мировой геополитике выражают европейские ученые и политики. Так, французский исследователь Б. Варюсфель считает, что в ближайшие годы будут доминировать две тенденции. Первая заключается в том, что политическая, экономическая и военная перестройка Центральной и Восточной Европы и бывшего СССР окажет сильное воздействие на большинство геополитических параметров, таких как стабильность европейского пространства, геополитические связи между Европой и Азией, борьба за влияние в мусульманском мире, новая роль США, лишившихся своего противника на Востоке, и вторая - развитие и распространение новых видов вооружений делает все более трудным сдерживание международных конфликтов.
Кроме этих тенденций действуют и внутренние кризисы, сотрясающие как страны Севера, так и Юга. На Юге провал развития во многих зонах Африки, Азии, Латинской Америки привел к обострению демографических, продовольственных, экологических проблем. На Севере наблюдается экономический, социальный и моральный кризис промышленно-развитых стран: их процветанию и демократическому равновесию угрожают неконтролируемое технологическое развитие, с которым связана безработица, перепроизводство, загрязнение окружающей среды, ущемление свобод и этических норм, а также ультра-либеральная критика, ведущая к социальной маргинализации, финансовым спекуляциям, торговым войнам, упадку сферы социальных услуг. Б. Варюсфель считает, что "государства-нации" сходят с международной арены: изнутри их подтачивает неолиберализм, а снаружи - наступление мощных транснациональных компаний. "Государства-нации" не могут достаточно быстро адаптироваться к двум тенденциям: интернационализации обменов и возникновению небольших сообществ на низовом уровне (местные коллективы, ассоциации, семейные и этнические группы). Кроме того, государство теряет свою легитимность из-за неспособности справиться с социальными проблемами, такими как безработица, нищета, с новыми болезнями, наркоманией и т.д.
Еще более обостренное видение геополитической ситуации свойственно итальянскому профессору К. Санторо. По его мнению, движение к "униформному миру" будет происходить через период цивилизационных катастроф. Это связано с тем, что человечество, оказавшись в состоянии перехода от биполярного к многополярному миру, переживает распад существовавших ранее государств и традиционных блоков, что существенно усилило нарастание националистических тенденций в бывших социалистических странах и Третьем мире.
В результате войн малой и средней интенсивности (пример, Балканы) возникают новые геополитические образования. Мир становится перед угрозой планетарного хаоса, что объективно и ведет к необходимости создания новых международных институтов, способных справиться с этой угрозой. Этим институтам передаются от национальных государств огромные полномочия, что и означает фактически создание Мирового правительства.
О способности Запада осуществить интеграционные процессы в мире высказался в книге "Разлом наций. Порядок и хаос в XXI в." (2003) английский политик Р. Купер. Он подразделил все государства на три типа. К первой группе им отнесены т. н. "псевдогосударства", которые не в состоянии реализовывать свою силу внутри страны и защищать ее границы. (Либерия, Афганистан, Сомали).
Вторая группа - т. н. "модернистские государства". Их черты - национальное государство и использование силы в межгосударственных отношениях. К этим государствам он относит США. Этот вывод делается им на основе анализа применяемых американской администрацией способов реализации национальных интересов, ее отношения к международным институтам и т.д. Характерными проявлениями "модернистской" природы Соединенных Штатов выступают приверженность США политике силы и опора на военные альянсы.
Государства третьей группы выстраивают отношения друг с другом не на основе баланса сил, а посредством добровольного ограничения своего суверенитета и допущения вмешательства извне в случае нарушения достигнутых договоренностей. К этой группе государств Р. Купер относит в первую очередь страны - члены Европейского Союза, который представляется ему "высокоорганизованной системой взаимного вмешательства во внутренние дела государств". Из неевропейских стран к этой группе он причисляет лишь Японию.
Таким образом, Р. Купер подчеркивает совершенно особое место современной Европы в расстановке геополитических сил в современном мире. Поэтому отказ Европы от использования принципов политики силы, предпочтение дипломатических путей урегулирования конфликтов силовым, стремление действовать в соответствии с принципами международного права показывают, что имеются существенные расхождения между Европой и Америкой.
Вместе с тем, по его мнению, именно Запад остается основным полюсом и гарантом мировой стабильности, поскольку от его способности сохранить внутреннее единство зависит, насколько эффективной окажется борьба против глобальных угроз и усилия по установлению порядка в регионах, где распространены преимущественно "псевдогосударства".
Поэтому Р. Купер настаивает на необходимости выработки согласованного подхода Европы и США к решению острейших проблем современности. Учитывая расхождения между партнерами по атлантическому союзу, он считает актуальной потребность в осмыслении их причин и обнаружении тех элементов единства, использование которых могло бы послужить консолидации запада.
Одним из элементов единства Р. Купер считает "западную" идентичность, поскольку именно она оказывает влияние на отношения между государствами. Так как вероятность возникновения конфликта между людьми, причисляющими себя к одному сообществу, незначительна, то в интересах государств прививать своим гражданам чувство принадлежности к более широкому сообществу, выходящему за узкие рамки национальных этнических групп. В качестве примера развития подобного процесса он приводит Европейский Союз.
С одной стороны, не подлежит сомнениям тот факт, то атлантическое единство имеет под собой общность ценностей. Европа и Америка разделяют такие принципы, как верховенство закона, веротерпимость, приверженность демократии и рыночной экономике.
С другой стороны, образовавшийся "идеологический культурный раскол между Америкой и Европой", по мнению Р. Купера, усиливается тем, что европейская модель рыночной экономики существенно отличается от американской. Европейская экономика ориентирована на последовательное достижение целей хозяйственного роста, требующего параллельного решения ряда социальных проблем, таких, например, как преодоление имущественного неравенства и бедности, тогда как американская поглощена извлечением немедленной прибыли.
Проявлением противоречий внутри атлантического союза стал отказ ряда ведущих западноевропейских стран участвовать в американской операции в Ираке. Это весьма тревожит Р. Купера, поскольку "пути Соединенных Штатов и Европы могут разойтись". Американцы заставляют европейцев принять их практику двойных стандартов. В результате размывание западного единства представляет опасность не только для отношений между США и Европой, но и для стабильности во всем мире. Эта тенденция свидетельствует о кризисе традиционного атлантизма, той модели отношений между союзниками, которая сформировалась под влиянием реалий "холодной войны".
Заключение
Основными положениями концепции атлантизма А. Мэхэна являются:
1. А. Мэхэн считал, что у Америки "морская судьба", которая заключается сначала в интеграции всего американского континента, а затем в установлении подавляющего мирового господства. Для этого он предлагал осуществлять всестороннее сотрудничество с Британией, противодействовать японской экспансии на Тихом океане, всеми средствами ограничить морские претензии Германии и сосредоточить общие с европейцами усилия для борьбы против Азии. В последнем случае основным направлением становилась Россия, "непрерывной, континентальной массой, протянувшейся от западной Малой Азии до японского меридиана на востоке".
2. Америка как представитель "Морской Силы", по его мнению, должна была установить полный контроль над своей береговой линией, а затем соответствующие зоны противника следовало любыми способами оторвать от континентальной массы. В дальнейшем необходимо было постоянно ослаблять "континентальную массу" (Китай, Россию, Германию), сдавливая ее за счет выведенных из-под ее контроля береговых зон и оттесняя на наибольшие расстояния от выходов к океану.
3. А. Мэхэн обращал внимание американской администрации на недопущение интеграционных образований на евразийском континенте и предполагал, что в перспективе необходимо было объединить для борьбы против России и Китая "морские государства" с включением в них Германии и Японии. История, однако, распорядилась так, что в мировых войнах XX в. США оказывались противником Германии, а во Второй мировой войне - и Японии. Россия же постоянно оказывалась в стане "морских держав", ведших кровавую борьбу с "континентальными". А о том, насколько удалось не допустить процесс интегрирования Европы, инициатором которого выступали Германия и Франция, речь пойдет в последующих главах пособия.
X. Макиндер вводит в геополитику понятие "хартленд" ("сердце мира") - континентальный плацдарм для контроля над всем миром. Другим геополитическим понятием, введенным Макиндером, стало "мировой остров". По его мнению, три континента - Азия, Африка и Европа - составляют единый геополитический массив - мировой остров. Далее Макиндер обозначил "внутренний, или окраинный, полумесяц" - пояс, совпадающий с береговыми пространствами Евразии. Это зона наиболее интенсивного развития цивилизации. Наконец, заключает его концепцию "внешний, или островной, полумесяц" - островные государства, расположенные целиком за границей мирового острова.
Глобальная геополитическая модель X. Макиндера имеет структуру иерархических концентрических кругов, в самом центре которых находится географическая ось истории - хартленд. Английский геополитик весьма опасался союза континентальных держав, которые могли бы захватить господствующее положение в осевом регионе, - России, Германии и Китая. В качестве противодействия он предлагал укрепление англо-русского союза. Второй стратегической задачей морских держав он называл контроль над береговыми странами хартленда - внутренним полумесяцем (римлендом).
Н. Спикмен начал свои рассуждения с корректировки концепции X. Маккиндера, отодвинув геополитическую позицию Хартленда на второй план, а решающую роль для господства над Евразией передав Римленду. Кроме того, им было введено в оборот понятие "Срединный Океан". Он сравнивал роль Средиземного моря в жизни европейских народов в эпоху Античности и Средневековья с ролью Атлантического океана в новейшую эпоху. На обоих берегах океана (восточноамериканском и европейском), по его утверждению, расположилась во многом единая и наиболее развитая в техническом и экономическом отношении цивилизация.
В этом смысле Атлантический океан можно было бы рассматривать как "внутреннее озеро" двух континентов. Происходит соединение мощного военного и экономического потенциала США и интеллектуального потенциала Европы. При этом геополитические интересы США становятся приоритетными и определяющими для европейцев. Эта позиция Н. Спикмена фактически переносила основные положения "доктрины Монро" на отношения со своими западноевропейскими партнерами.
Во второй половине XX века неоатлантизм становится ведущим направлением англо-американской геополитики. Идея единства Запада на геополитической карте мира всесторонне обосновывается неоатлантистами как центральное положение геополитики. Многочисленные ученики и последователи Н. Спайкмена всесторонне разрабатывают его идею о роли римленда в геополитической борьбе.
Таким образом, геополитическая картина мира в представлении атлантистов выглядела следующим образом: хартленд был представлен СССР, к которому тяготели Китай, Монголия, восточноевропейские страны социалистического лагеря и некоторые центрально - и южноазиатские страны. Соединенные Штаты образовывали талассократическии блок, включавший Западную Европу, ряд исламских государств (Турцию, Иран и Пакистан). Между двумя геополитическими полюсами находились нейтральные государства Евразии. Подобная схема практически отражала сложившиеся в 50 - 60 годы два военнополитических блока и набиравшее силу движение неприсоединения.
В несколько другом ключе постарался решить идею атлантического единства Запада Сэмюэль Хантингтон, директор Института стратегических исследований им. Дж. Олина при Гарвардском университете. В 1983 г. в журнале "Форин эффеарс" он опубликовал статью "Столкновение цивилизаций", которая стала ведущей геополитической парадигмой современного неоатлантизма. Идею "морской силы" С. Хантингтон дополнил концепцией цивилизационной идентичности Запада, обозначив главный геополитический конфликт XXI века: "Запад против остального мира". Он указал на ведущую роль цивилизационных конфликтов в международных коллизиях современности, что позволило сразу же определить главную линию фронта - НАТО против исламского мира.
С. Хантингтон обозначил на современной геополитической карте мира восемь основных цивилизаций: западную; православно-славянскую; конфуцианскую (китайскую); японскую; исламскую; индуистскую; латиноамериканскую и (возможно) африканскую.
Хантингтон стремится всеми силами не допустить цивилизационного единства незападных стран, чтобы в ситуации геополитических конфликтов только Запад выступал как монолитная цивилизация - неделимая "морская сила" против разрозненных, полных внутренних конфликтов незападных цивилизаций.
Сегодня мы наблюдаем, как все обозначенные выше стратегические задачи последовательно претворяет в жизнь блок НАТО во главе с США. В этом смысле теория Хантингтона оказалась наиболее востребованной Западом в XXI веке. Все крупные конфликты последнего десятилетия - бомбардировки Югославии, антитеррористическая операция против Афганистана - идентифицируются Западом в парадигме "конфликта цивилизаций".
Еще одним влиятельным направлением в англо-американской геополитике является мондиализм. Мондиалистские геополитические идеи неоднородны. Наибольшую известность полу