– Что это вы так рано проснулись, мой повелитель, – спросил визирь, – и куда это вы так пристально смотрите? Простите за любопытство, мудрейший.
– Подойди к окну, – спокойно ответил калиф, – и увидишь то, на что я сейчас любуюсь.
Визирь подошёл к окну, посмотрел и ахнул.
– Возьми подзорную трубу, – сказал, усмехаясь, калиф и подал её визирю, – посмотри и поверь своим глазам.
Визирь дрожащими руками поднёс трубу к глазам и ясно увидел на полянке дворец, куда более богатый и красивый, чем дворец калифа. Вокруг дворца появились деревья, кусты красных, белых, жёлтых и голубых роз. По саду важно расхаживали павлины, распустив веером свои радужные хвосты.
– Невероятно! – прошептал визирь.
– Но факт! – усмехнулся калиф.
– Позови Али и прикажи ему привести Аладдина.
– Я, конечно, выполню ваш приказ, мой повелитель, но...
– Что ты хочешь сказать этим «но»?
– Я хотел сказать, всё это не понятно, подозрительно, какое-то колдовство, и боюсь, добром это не кончится.
– Чего только не делает с человеком зависть! – покачал головой калиф. – Иди и передай мой приказ Али.
– Слушаю и повинуюсь, – едва сдерживая себя, ответил визирь и вышел.
Долго ждать Аладдина калифу не пришлось.
– О, великий и мудрейший калиф, – сказал, низко кланяясь калифу, вошедший Аладдин, – я выполнил твоё условие.
Калиф милостиво улыбнулся:
– Я ещё не осмотрел дворца для принцессы Будур, – сказал он, – но даже издали видно, что он достоин быть жилищем для моей дочери. Осталось второе и самое главное условие, и ты его помнишь.
– О, да! – воскликнул Аладдин. – Одно только слово самой прекрасной девушки в мире, и я или самый счастливый, или самый несчастный человек.
– Сейчас мы это узнаем, – усмехнулся калиф и велел визирю сообщить принцессе Будур, что её ждёт отец.
– Она сейчас будет здесь – сообщил калиф Аладдину, – но я хочу подвергнуть и её некоторому испытанию. Спрячься-ка ты, Аладдин, за эту ширму и выходи только по-моему приказанию.
– Слушаю и повинуюсь, – ответил Аладдин и юркнул за ширму. Через несколько минут в зал вошла принцесса Будур.
– Вы звали меня, дорогой отец? – спросила принцесса Будур.
– Да, дочь моя. Будет у нас серьёзный разговор о твоём будущем. Ты уже достигла возраста, который велит тебе по закону природы стать женой и матерью. Сыновей у меня нет. Я мечтаю, что, выйдя замуж, ты подаришь мне внука, который может стать моим наследником...
– Но, отец мой, я...
– Не перебивай никогда старших, тем более своего отца, – строго остановил её калиф.
– Я сделал всё возможное, чтобы найти тебе жениха, достойного твоей красоты и знатности. Но ты была неумолима к каждому из них. Почему ты так поступала, дочь моя?
– О, отец, дорогой мой отец! – воскликнула Будур. – Поймите меня.
– Вы тоже были молоды и знаете, что такое любовь. Поймите же, что ни один из всех женихов, которых вы мне предлагали, не зажёг в моём сердце огня любви.
– Это грустно, но я тебя понимаю. Однако у меня нет надежды, что во всём мире найдётся кто-нибудь, способный зажечь огонь в твоём слишком уж разборчивом сердце. Но я всё же делаю последнюю, учти, последнюю попытку выдать тебя замуж. Ты видела белых слонов, чёрных нубийцев, золотые блюда, драгоценные камни, которые прислал тебе человек, желающий стать твоим мужем.
– Видела, – спокойно ответила дочь калифа. – Но моего сердца они не тронули.
– Возьми подзорную трубу и посмотри в окно, – сказал калиф и подал дочери трубу.
Будур исполнила его приказание.
– Что ты видишь там, дочь моя?
– О, отец! – воскликнула восхищенная Будур. – Я вижу волшебной красоты дворец и прекрасный сад, окружающий этот дворец. Откуда это чудо?
– Это чудо сотворил для тебя человек, который мечтает стать твоим мужем. Он случайно видел тебя один раз и смертельно влюбился.
– И ты хочешь, о, мой отец, выдать меня замуж за него только потому, что он обогатил тебя сокровищами, белыми слонами и дворцом? – спросила Будур.
– Нет, моя девочка, твоё счастье мне дороже всего на свете. Я сказал ему, что если ты не питаешь к нему любви, я не стану выдавать тебя замуж за него. Разве я могу сделать несчастной свою любимую дочь?
– Спасибо, мой самый мудрый, самый добрый, самый лучший отец в мире, – сказала Будур и поцеловала ему руку.
– А теперь, – поцеловав её в лоб, – я познакомлю тебя с ним, – сказал калиф.
– Аладдин! – крикнул он. – Выходи.
Аладдин покинул ширму и предстал перед принцессой Будур.
– Это он! – восхищённо воскликнула Будур. – Это он!
– Как, – удивился калиф, – ты его знаешь?
– О, нет, но однажды, когда слуги несли меня в паланкине, я откинула чадру и выглянула на улицу. Я увидела прекрасного юношу, который смотрел на меня с таким восхищением и любовью, что зажёг в моём сердце ответный огонь.
– И он был так же богато одет, как сейчас? – спросил очень довольный ответом калиф.
– Ах, я видела только его красивое лицо, только его глаза, глаза внезапно и безумно полюбившего человека.
– Аладдин, – обратился к юноше калиф, – принцесса Будур – твоя невеста. Подойди к ней. О вашей свадьбе я позабочусь сам.
Свадьба была богатая и весёлая.
Аладдин и Будур поселились в новом дворце. Жили они счастливо и весело. Часто устраивали праздники, приглашали лучших певцов, музыкантов и танцоров, которые развлекали их гостей, знатных людей Багдада. Калиф всегда присутствовал на этих сборищах и так радовался счастью своей любимой дочери Будур, что визирь даже осмелился ему заметить:
– Не кажется ли тебе, о мудрейший калиф, что столь частое посещение дворца твоей дочери Будур несколько отражается на твоих занятиях делами государственной важности, извини, если я осмелился...
– Я прощу тебе твоё неуважение к моей персоне, – усмехнулся калиф, – но твоей зависти и недоброжелательства по отношению к моей дочери и её супругу простить не могу. Объясни мне, визирь, почему ты не радуешься вместе со мной нашему счастью?
– О, могущественный и мудрый мой повелитель! – воскликнул визирь. – Я бы от всей души радовался твоему отцовскому счастью, если бы верил, что оно не обернётся неожиданной бедой. Чует моё любящее сердце, что...
– Замолчи! – крикнул разгневанный калиф. – Иначе мне придётся расстаться с тобой.
– Молчу, молчу, – пролепетал, низко кланяясь, визирь.
Хотя Будур и Аладдин жили весело и счастливо, иногда Аладдину становилось грустно оттого, что его любимая мать отказалась перейти из своего бедного жилища в их сказочно чудесный дворец. Когда Аладдин уходил из её дома во дворец, он попросил Фатьму сшить мешочек, чтобы спрятать туда свою волшебную, медную лампу. Фатьма исполнила его просьбу. Аладдин засунул лампу в мешочек, перевязал его крепким шнурком, унёс во дворец и спрятал в шкафчик.
– Что это у тебя в этом мешочке? – однажды спросила его Будур, зачем-то заглянувшая в шкафчик.
– Да так, ерунда, – ответил Аладдин.
– Какая ерунда? Покажи! – попросила Будур.
– Ну зачем тебе смотреть, просто случайно захватил из дома...
– И что же ты случайно захватил? – настаивала любопытная Будур.
– Ну хорошо, – сдался Аладдин, – это просто старая медная лампа. Я взял её на память о своём умершем отце.
– Лампа, – протянула разочарованная Будур и тут же весело рассмеялась, вспомнив, что сегодня вечером у них будет много гостей, начнутся танцы, песни, игры. Потом она вдруг нахмурилась и спросила Аладдина, почему его мать не хочет переселится к ним во дворец.
– Она очень привыкла к своему дому. Там она была счастлива с моим отцом, там родился и вырос я... Она простая женщина и будет себя чувствовать неловко в таком богатом дворце, как наш, – объяснил ей Аладдин.
Будур надула губки.
– Может быть, ей не нравится её невестка?
– Что ты, любимая! Она боготворит тебя. Она молится за тебя, она благодарна, что ты полюбила её сына.
– Ну, хорошо, – сказала Будур, – я хотела ещё вот о чём спросить тебя. Только ты не обижайся.
– Спроси, моя любимая, спроси.
– Зачем ты взял во дворец эту дворняжку и этого простого рыжего кота? Если ты любишь собак, то у моего отца есть самые породистые и он с удовольствием подарит тебе хорошего щенка. Я попрошу его...
– Будур, сердце моё, – перебил её Аладдин, – когда я тебе расскажу, как эти животные попали ко мне, ты сама захочешь оставить их у нас. И он рассказал ей, как спас щенка и котёнка, и как они помня это, любят его и преданы ему.
Будур растрогалась.
– Аладдин, – сказала она, – у тебя золотое сердце. Я тоже буду любить твоих четвероногих друзей.
После этого разговора прошло несколько дней. В гости к молодожёнам пришли молодые люди и стали с азартом рассказывать о своих охотничьих успехах. Они стали уговаривать Аладдина принять участие в охоте. Аладдин отнекивался, ему не хотелось расставаться с Будур даже на несколько часов.
Неожиданно Будур поддержала охотников.
– Поезжай, Аладдин, поохоться, – ласково сказала она, – какой молодой мужчина откажется от такого развлечения! Обо мне не беспокойся, я найду себе занятие.
Аладдин поблагодарил жену и на другое утро отправился с друзьями в лес на охоту за дикими кабанами.
Будур долго расхаживала по дворцу, не зная чем заняться, затем вышла на балкон и увидела, что мимо дворца медленно шёл какой-то старик и что-то выкрикивал. Когда он проходил мимо балкона, на котором она сидела, до неё долетели его слова, он выкрикивал: «Меняю золотую лампу на медную». Будур встала и прислушалась.
Старик поднял голову, улыбнулся и сказал:
– Красавица, не хочешь ли ты получить золотую лампу?
– У меня много ламп, – ответила Будур.
– Но такой у тебя нет, – возразил старик и вынул из сумки великолепную золотую лампу, украшенную драгоценными камнями.
– Какая красота! – воскликнула Будур. – Я куплю у тебя эту лампу.
– Что ты, небесная фея, я не возьму у тебя денег, с меня достаточно и той награды, что я увидел такую волшебную красоту.
– Но и я не возьму её даром, – возразила Будур.
– Если не хочешь брать её даром, найди какую-нибудь старую, медную лампу и брось её мне с балкона, и золотая лампа твоя.
– Подожди, старик, я тебе её сейчас принесу! – крикнула Будур.
Она побежала в комнату Аладдина, взяла из шкафчика лампу и только направилась к балкону, как кот бросился ей под ноги.
– Брось! – крикнула Будур, ногой отшвырнула кота и побежала дальше, но не успела она добежать до балкона, как собака с громким лаем кинулась на неё и едва не сбила с ног.
– Пошла вон! – крикнула Будур, ударила собаку и выскочила на балкон.
– Бросай! – крикнул старик.
Будур бросила лампу. Старик ловко её поймал и протянул ей золотую лампу.
«Вот обрадуется Аладдин, – подумала она, – когда вернётся и увидит, какой подарок я ему приготовила».
А старик, даже не снимая мешочка, потёр лампу, и перед ним возник огромный джинн.
– Слушаю тебя, мой повелитель, – прогремел джинн.
– Приказываю, – сказал старик, – отнеси меня и дворец со всеми, кто в нём находится, из Багдада в пустыню.
– Слушаю и повинуюсь, – ответил джинн.
Будур вдруг почувствовала, что пол под ней покачнулся, а когда она выглянула в окно, то увидела, что дворец окружён пустыней. От страха она потеряла сознание и упала на ковёр...
– Визирь! – крикнул калиф. – Не желаешь ли ты отправиться со мной в гости к Будур и Аладдину?
– С удовольствием, премудрый калиф, – ответил визирь и подошёл к окну. Выглянул и невольно вскрикнул.
– Я не смею сказать тебе о том, что я увидел в окно.
– Бредишь ты, что ли? – недовольно пробормотал калиф и тоже подошёл к окну.
– Что это? – испуганно воскликнул он. – Где дворец, где моя дочь Будур? Давай побежим, посмотрим, что это такое. – И калиф вместе с визирем выбежали из дворца. Они прибежали на место, где стоял дворец Будур. Калиф чуть не упал от изумления и страха.
– Что это такое? – беспомощно лепетал он.
– Это то, о чём я предупреждал тебя, о мудрейший, – торжественно отвечал визирь, – не говорил ли тебе твой верный слуга, что Аладдин колдун? Но ты посчитал, что я завидую его счастью и богатству.
– Молчи, – прошептал калиф, хватаясь за сердце.
– Как скажешь, повелитель, – с деланной смиренностью ответил визирь, – ликуя в душе, что его предсказание сбылось.
В это время Аладдин, не убив ни одного зверя, возвращался домой.
Его изумлению и ужасу не было предала, когда он увидел, что на месте исчезнувшего дворца стояли убитый горем калиф со своим визирем.
– Аладдин! – закричал, увидевший его калиф, – где дворец? Где моя дочь? Кто ты, негодяй? Злой волшебник или...
– Я не знаю, о мудрейший калиф, куда исчезли дворец и моя любовь Будур, – рыдая ответил Аладдин. Клянусь, что моей вины здесь нет. Я разыщу Будур или умру с горя.
– Ты умрёшь раньше, – зловеще прервал его калиф, – даю тебе одну ночь и один день сроку. Если завтра к вечеру дворец не будет стоять на своём месте, если в нём не будет находиться здоровая и весёлая моя дочь Будур, палач отсечёт тебе голову. Пойдём, визирь. Мне противно смотреть на этого негодяя.
С этими словами калиф вместе со своим визирем удалились, а бедный Аладдин упал на землю и разрыдался. Потом он встал и тихо поплёлся к дому своей матери. Фатьма испугалась, увидев как бледен её сын.
– Дитя моё! – закричала бедная женщина, – какое горе тебя постигло?
– Ах, матушка, – кинулся к ней на грудь Аладдин и заплакал как ребёнок. Фатьма молча гладила его по голове и ни о чём не расспрашивала, ожидая, что когда он успокоится, расскажет ей всё сам. Прошло время, и он всё рассказал. Фатьме хотелось напомнить ему, как отговаривала она его отказаться от опасного увлечения Будур, как просила не пользоваться дарами волшебной лампы, но понимая, что это ещё больше ранит его, молчала. Затем, чтобы всё же что-то сказать, промолвила:
– А где же твои друзья, кот и собака? Ты им спас жизнь, а они бросили тебя в такую трудную минуту.
Фатьма ошибалась. Ни собака, ни кот не бросили своего хозяина, а перенесённые вместе с дворцом в пустыню, соображали, как бы им помочь Аладдину.
Ночью, когда злой колдун заснул, положив на ночной столик медную лампу, засунутую Аладдином в мешочек, кот на мягких лапках пробрался в его спальню, и сбросил лампу со стола. Она упала на мягкий ковёр, который приглушил звук падения. Собака взяла лампу в пасть и выпрыгнула через открытое окно на землю, кот прыгнул за ней.
– Не знаю, послушает ли джинн собаку? – сказал в раздумье пёс, – но попробуем, сделаем так, как всегда делал наш дорогой Аладдин.
И он принялся усердно тереть лапой лампу. Перед перепуганными животными появился огромный джинн.
– Собака? – удивился джинн. – Но если ты повелитель лампы, я обязан выполнить твою волю. Чего ты хочешь?
– Во-первых, выбрось из дворца злого колдуна, – сказала собака.
– Слушаю и повинуюсь, – ответил джинн.
И в эту же минуту колдун вылетел в окно, упав в озеро, и утонул.
– Во-вторых, – продолжала собака, – когда мы с котом вернёмся во дворец, перенеси его с нами и принцессой Будур на старое место, а также не забудь перенести и сад.
– Слушаю и повинуюсь, – ответил джинн.
Собака и кот вернулись во дворец, и в то же мгновение он очутился на старом месте. Будур выглянула в окно, увидела дворец отца и вскрикнула от радости:
– А где же мой Аладдин?
Прилегла на диван и от усталости, от пережитого страха, от радости, что кошмар кончился, уснула.
Аладдин не спал всю ночь. Утром он поцеловал мать и тихо вышел из дому.
«Пойду к калифу, докажу, что я не дорожу жизнью, если потерял свою любовь», – думал Аладдин.
Калиф, которому доложили, что явился Аладдин, велел послать за палачом.
– Зачем я не послушался визиря, – сетовал калиф, польстился на сокровища и потерял самое дорогое моё сокровище, свою Будур.
– Не будет ли каких-нибудь приказов, о, мудрейший калиф? – спросил, низко кланяясь, визирь.
– Ты был прав, – сурово сказал калиф, – и я сдержу своё слово. Скоро Аладдин лишится головы.
Калиф встал и медленно подошёл к окну, чтобы взглянуть на то место, где так недавно стоял дворец его дочери. Взглянул и обомлел.
– Визирь! – закричал он. – Иди сюда, смотри в окно, что ты видишь?
Визирь был так изумлён, что не мог выговорить ни одного слова. В окне дворца показалась Будур. Она улыбалась и махала отцу платком.
– Будур! Девочка моя! – закричал калиф, и на его глазах появились слёзы радости.
Вошёл слуга и доложил, что палач прибыл.
– Отошли его обратно, – приказал калиф, – и позови Аладдина.
Бледный, готовый принять казнь, вошёл Аладдин.
– Подойди сюда, – приказал калиф, – взгляни в окно.
Аладдин посмотрел в окно, замер и увидал Будур в окне дворца. Не помня себя от радости, он закричал:
– Будур! Любовь моя! Я бегу к тебе!
И выбежал из зала.
Визирь стоял как каменный, а калиф смотрел в окно и смеялся. Он видел, как обнимал Будур её муж Аладдин. И как они оба были счастливы. Когда они отошли от окна и Будур рассказала Аладдину обо всём, что случилось после того, как она обменяла старую медную лампу на золотую, вошла собака, неся в зубах медную лампу Аладдина.
Аладдин понял всё. Обнял пса и прижал его к сердцу.
– Это он спас дворец, тебя и меня, – сказал он Будур.
– Дай мне слово, что ты никогда, никому не расскажешь о том, что я тебе поведаю.
И он рассказал ей всё, о чём вы узнали из этого правдивого рассказа. Будур поклялась, что не выдаст тайны. В комнату вошёл кот и прыгнул Аладдину на колени.
– Я уверен, – сказал Аладдин, – что ты помогал собаке.
Кот замурлыкал и лизнул ему руку.
Счастливо и долго жили Аладдин и Будур. Фатьма оставила свой дом и перебралась к ним во дворец, чтобы любоваться их счастьем и нянчить их детей.
Чур, не перебивать!
Или
Как Иван и Настя нашли своё счастье
Мама заглянула в детскую. Она была такая нарядная и красивая, что Маша и Ваня просто ахнули?
– Мы с папой уходим в театр, пожалуйста, дети, не шалите, слушайтесь бабушку и вовремя ложитесь спать. Обещаете?
– Обещаем! – закричали дети, а мама их поцеловала и ушла.
– Как от мамы вкусно пахнет! – вздохнула Маша.
– Это духи, – сказала бабушка, – а вы знаете, который час? Вам надо поужинать и в кроватку.
– А ты нам расскажешь сказку? – спросила Маша.
– Расскажу, – пообещала бабушка.
Когда дети поели, умылись, почистили зубы, бабушка помогла им раздеться и уложила их в кроватки.
– Только ты не уходи, бабушка, – сказал Ваня. – Ты ведь обещала нам рассказать сказку.
– Раз обещала, значит, расскажу. Только, чур, не перебивать!
– Не будем, не будем, – натягивая на себя одеяло, сказала Маша.
А Ваня спросил:
– А будут в сказке злые волшебники, джинны?
– А добрые феи, спящая красавица, семь гномов? – подхватила Маша.
– Нет, – вздохнула бабушка, – никого из них в сказке не будет.
– A кто же тогда будет? – разочарованно протянул Ваня. – Уж не Змей ли Горыныч?
– Змей Горыныч будет обязательно. Как же можно без Змея?
– А Баба Яга?
– И Баба Яга, и мудрый ворон, и лисичка с зайцем, да всех и не перечесть.
– Да что же это за сказка такая!.. – воскликнул Ваня.
– Это, Ванечка, – ласково сказала бабушка, – русская сказка. Рассказывали её на все лады. Я её слышала в деревне от своей бабушки, когда была маленькая, как ты, Машенька. Потом сама рассказывала её своим братьям и сёстрам, потом вашей маме, когда она была маленькой, а теперь вот расскажу вам, своим внукам. Ну кое-что я в ней сама придумала, но мне кажется, что хуже она от этого не стала.
– А как называется эта сказка? – спросил Ваня.
– А называется она так: «Чур, не перебивать! или Как Иван и Настя нашли своё счастье».
Бабушка села поудобнее в мягкое кресло и начала рассказывать:
– Большой праздник был как-то раз в деревне. Крестьяне убрали невиданный урожай.
Старшие отпраздновали день урожая и разошлись по домам, а молодые парни и девушки только разгуляться успели. Гармонист играл, девушки водили хороводы да плясали. А тут из соседнего села припожаловали к ним весёлые затейники – скоморохи с рожками и дудками. Теперь-то никто на дудках и рожках не играет, а в те незапамятные времена на них играли, да ещё как весело играли! Ходили эти затейники из деревни в деревню, веселили народ своими шутками, прибаутками, плясками и песнями...
– А ты помнишь, бабушка, хоть одну прибаутку? – спросила Маша.
– Помню, а как же! А перебивать будешь, сказку сказывать не стану.
– Всё, всё, – заторопилась Маша, – больше не буду.
И бабушка продолжала...
– Вот как они начинали своё представление! Слушайте!
– А вот и мы, люди добрые! А вот и мы! Потешники, затейники, песни петь охотники, на дудках и рожках работники! Где сказку расскажем, где загадку загадаем, где шутку пошутим! А и любят же нас – весёлых людей! Бабоньки пирогами потчуют, мужички винцом угощают, старички похваливают, старушки в гости зазывают, а от парней и девушек отбоя нет! А тут недавно мы оплошали. На деревне похороны, а мы, не разобравшись, грянули плясовую! Ох, и попотчевали же нас добрые люди! Бабоньки – скалками, а мужики – палками! Старухи – тумаками, а старики – кулаками! Пареньки – калёными орешками, а девушки – щипками да насмешками!..
Парни и девушки обрадовались затейникам. Тут и началось настоящее веселье. Пела и плясала вся деревенская улица. Даже старик Степан не выдержал, вышел из избы и стал просить затейников спеть что ни на есть развесёлую песню, чтобы вспомнить свою молодость. И тогда на середину улицы выскочил самый молодой затейник и стал петь и плясать.
Жил в деревне мужичок,
Жил да поживал,
Был ни низок, ни высок,
Ни велик, ни мал.
Сложа руки не сидел,
За любое дело,
Хоть умел, хоть не умел,
Принимался смело!
А умел он щи хлебать
Деревянной ложкой,
На лежанке тёплой спать
Да ворчать на кошку!
Эй, пой, пляши
Ото всей души,
Ноги топнули —
Лапти лопнули!
Хорошо бы сапоги,
Только больно дороги!
Сапоги, вы, сапоги,
Да сапоженьки!
Непривычны только к ним
Мои ноженьки!
– Ой, бабушка! И как ты всё это пом-нишь! – воскликнула Маша и от восторга даже села на кровати.
– А ну-ка ляг! – сердито сказала бабушка. – И не перебивай!
Маша покорно легла.
– То-то же! – сказала бабушка. – Ну вот, слушайте дальше.
– Весело поёте, – сказал старик Степан. – А что это ни Настеньки, ни Ивана не видать?
– А мы их ждём, – ответили девушки. – Они ищут среди колосьев пшеницы такой колос, чтоб был о ста зёрнах. Такой колос найдёшь – счастливым будешь. А мы пока тут веселимся.
– Отчего ж не повеселиться, – сказал старик Степан. – Урожай-то ныне невиданный. На моём долгом веку второй такой случается.
А вот и Настенька с Иваном. Ну и парочка! Молодые, красивые, сильные! У Настеньки на голове венок из васильков, у Иванушки в руках серп и колосья пшеницы. Весёлые, счастливые. Иван говорит, что нашёл заветный колос о ста зёрнах. Будущей весной посеет эти зёрна в первую борозду – и опять земля подарит такой же богатый урожай.
Наплясавшись, затейники пошли в другую деревню, и никто, кроме Настеньки, не заметил, как вдруг возле Ивана появился маленький старичок. Был на нём длинный зелёный балахон, а в густой седой бороде запутались травинки.
– Гляньте-ка! – закричала Настенька. – Какой чудной гость к нам! Старичок с ноготок! Кто такой будешь, дедушка? К кому припожаловал?
А старичок посмотрел на неё и сказал:
– К тебе, моя красавица, да и к Иванушке, добру молодцу.
Настенька и Иван очень удивились, удивились и переглянулись девушки и парни. Окружили они старичка. А он и говорит:
– Добрые весточки – что быстрые ласточки. Всё мне о вас ведомо. Слушайте же меня, детки мои. Много годов я храню в заветном лесу народное сокровище – скатерть-самобранку. Пошли из-за неё в стародавние времена ссоры и драки промеж крестьян. Каждый к себе тянет, а она не для одного, а для всех. А как пролилась из-за неё кровь, ушла самобранка под мою защиту. В дубовом дупле хранил я её. А пора уже и людям её отдать. Людям справедливым и совестливым. Девице умнице-разумнице, да такой, что в дому за работу примется – всё кругом блеском блестит, пироги испечены, печь вытоплена. В поле пойдёт, бросит зерно в землю – густо пшеница взойдёт. Сердце чтоб у неё было золотое, доброе – всегда готова ближнему помочь, последний кусок хлеба отдать голодному. Такую, чтоб ни разу её уста никому не солгали.
– Это у нас Настенька такая! – закричали подружки. – Это Настенька!
Старичок махнул на них рукой, и они замолчали.
Вот и велено мне, старичку-лесовичку, отдать скатерть эту заветную в её добрые руки, чтоб этой скатертью владела она вместе с добрым молодцом – под стать ей, умнице, красавице. Должен быть он сердцем добрый, разумом светлый, до работы охочий.
– Это наш Иванушка! – загалдели парни.
– Вот и я, старый, так разумею, – сказал старичок-лесовичок. – Берите, детушки, скатерть-самобранку. Берегите её пуще глаза. Расстилайте на большие праздники, потчуйте честной народ. А может, не возьмёте?.. Владеть ею не просто. Сердце для этого надо иметь храброе.
Старичок оглянулся и заговорил тише:
– Про скатерть-самобранку прослышал лютый враг Змей Горыныч Семиглавый. Со всех концов света собирает он в своё логово сокровища. Всем владеет. А вот скатерти-самобранки у него нет! Гложет его алчность, когтит его зависть. Сна лишился. Вынь да положь ему скатерть-самобранку. Покуда она была в дупле спрятана и заколдована, приступа к ней у Горыныча не было, а теперь – разверни он только книги свои чёрные да узнай, неровен час, что попала она в руки слабые, человечьи... быть беде! Прилетит, огнём всё спалит и скатертью овладеет!
– А я биться с ним буду, – сказал Иван и нахмурил грозно брови.
– Не заробеешь, Иванушка? Страшен Горыныч, безжалостен. Семь глав у него, из ноздрей огонь пышет. Когти острые на звериных лапах. Будешь ли, жизни своей не жалея, биться с ним?
– Буду, дедушка, – сказал Иван. – Не отдам ему скатерть-самобранку.
– Верю тебе. Не ошиблись мои старые очи. Вещун-сердце не обмануло. На скатерть, владей!
Старичок взмахнул скатертью. Она взлетела и покрыла старика. Когда Иван подхватил скатерть в руки, старичка под нею не оказалось: он исчез так же незаметно, как и появился.
– Где же старичок с ноготок? – сказала Настенька. – Кабы не дар его драгоценный, глазам бы своим не поверила.
Настенька расстелила скатерть на траве, учтиво поклонилась ей и попросила самобранку попотчевать ради праздника белыми пирогами, жареными лебедями, винами заморскими, пряниками печатными весь народ. И чудо свершилось. На скатерти, откуда ни возьмись, появились блюда с яствами, жбаны и кувшины с вином. Но только расселись парни и девушки вокруг скатерти на траву, как раздался удар грома.
– Мамоньки! – закричали девушки. – Никак гроза! Гром среди ясного неба! Небывальщина!
Второй удар грома грянул сильнее первого. Все перепугались. Уж тут не до еды, не до питья. Небо потемнело, набежали тучи, скрыли солнце.
– Ой, подруженьки, побежимте отсюда! Гром гремит, а молнии не видно! Неладное что-то, девушки! – кричали Настенькины подружки, убегая, а Настенька прижалась к Иванушке. Страшно ей стало. Дух захватило.
Раздался третий, самый страшный удар грома, и сверкнула молния. При её свете мелькнули семь голов Змея Горыныч.
– Ой, бабушка, мне страшно! – закричала Машенька. – Дай мне свою руку.
– Да ну тебя! – рассердился Ваня. – Одно слово – девчонка! На самом интересном перебила...
– Успокойся, внученька, – ласково сказала бабушка и взяла маленькую ручку девочки. – Если страшно, я рассказывать не стану.
– Нет-нет, бабушка, говори! – закричали внуки.
И бабушка продолжала:
– Разбежались и парни. Со стоном упал Иван на сыру землю, как могла, отбивалась от когтей Змея Горыныча Настенька. Затем наступила темнота, и откуда-то издали раздался затихающий крик Настеньки:
– Иванушка-а-а!..
Всю ночь пролежал Иван, оглушённый ударом молнии, а как стало светать, окружили его парни и девушки, стали будить его, тормошить. Подошёл и старик Степан. Наконец Иван медленно открыл глаза, обвёл всех взором, припомнил всё, что случилось, и воскликнул:
– Что же это со мной? Затменье нашло? Молнией ударило?
– Не затменье на тебя нашло, – сказал мудрый старик Степан, – а Змей Горыныч прилетал. Он тебя, вишь, и приголубил... Хорошо, что жив-то ты остался.
Иван оглянулся вокруг и отчаянно закричал:
– Скатерть самобраная! Не уберег я её! Горе мне!
– Да уж только ли скатерть не уберёг-то ты? – спросил его старик Степан. – А где ж твоя невеста Настенька?
Застонал тут Иван, грянулся наземь.
Но беда никогда не приходит одна. Зарево занялось над деревней. Из всех изб выбежали люди с криками да плачем: «Беда! Беда!..»
На поле, как свечи, горели сметанные накануне стога пшеницы. Горел, погибал богатый урожай. Голодная зима ждала жителей деревни.