Игумен Петр (Мещеринов)
В прошлый раз мы говорили о Таинстве Покаяния - о том, что в этом таинстве мы встречаемся с любовью Божиею, что Господь нас милует, очищает, исцеляет, прощает и руководит в покаянии; что покаяние - наше постоянное внутреннее делание, которым мы восстанавливаем живую связь с Богом, нарушенную и нарушаемую грехами, наконец, что покаяние - не есть мазохисткое самоедство, ввергающее человека в уныние и складывающее у него «комплекс вины»; но оно, как и любое духовное делание, есть положительное религиозное чувство, приносящее в душу человека благодать Св. Духа, - а если это не так, то покаяние понимается неверно. И еще раз обращаю ваше внимание на этот важнейший пункт. Церковь - это всегда благо, милость, любовь, крепость, бодрость, радость; все, что от Церкви подается человеку, несет именно это душе. В Церкви есть и долженствование, и запреты; но они служат именно этому вот преподанию человеку благодати Св. Духа, т.е. их цель опосредована, технична. Если - что является очень распространенной ошибкой - Церковь для нас предстает не подательницей Христовой жизни, но в первую очередь - системой запретов и долженствований, если человек рассматривается не как возлюбленное чадо Божие, но как, прежде всего и только, грешник - т.е. не с позиции Бога и богоподобия и членства в Церкви, а с позиции греха и смерти - то мы подменяем благовествование зловествованием, и нарушаем стройный чин христианской жизни, иерархию духовных ценностей.
И сегодня мы продолжим наше благовествование и поговорим о самом главном, что есть в Церкви, о центральной ее точке, стержне, на котором Церковь держится, о Таинстве Таинств - Святой Евхаристии. Трудно о ней говорить, это ведь величайшее чудо, совершаемое на земле. Это Таинство как бы сводит в единый центр, фокусирует всё, что происходит в Церкви, все догматы веры, всю человеческую жизнь - и не только духовную. Ради совершения Евхаристии строятся храмы, пишутся иконы, отливаются колокола, шьются священные облачения, изготавливается церковная утварь, наконец, выращивается хлеб и выделывается вино, - т.е. Евхаристия, Литургия включает в себя и культурную, и производственную, и вообще всякую составляющую человеческой жизни. Литургия вобрала в себя все богатство Церкви - и богословское, и культурно-историческое, и эстетическое. Церковь всегда сознавала Литургию и совершающееся на ней Таинство Евхаристии как величайшую свою драгоценность, и блюла ее, как зеницу ока. Отпадение от Церкви, или церковное наказание, свидетельствуется отлучением от Евхаристии. Церковное единство выражается в совместном участии в Евхаристии.
Наша с вами принадлежность к Церкви также выявляется не только церковным мировоззрением, но - главным образом - участием в Евхаристии. Вся повседневная жизнь христианина определяется литургическим, т.е. евхаристическим, строем Церкви. Вся духовная жизнь, по слову Свт. Феофана, также должна соответствовать духу этого Таинства: какие мы на Литургии, по отношению к Богу, к ближнему, к самому себе, такими должны быть всегда. Это идеал, конечно, но видим, что и идеал определяется Евхаристией. И бесконечно можно говорить об этом, это неисчерпаемая тема. Мы же отметим основные моменты, а затем затронем некоторые исторически сложившиеся проблемы, связанные с восприятием этого Таинства.
Определение. Евхаристия есть Таинство, в котором верующему под видом хлеба и вина преподается истинное Тело и истинная Кровь Господа нашего Иисуса Христа. Я пришел для того, чтобы имели жизнь, и имели с избытком (Ин. 10, 10). Я есмь путь, и истина, и жизнь (Ин. 14, 6). И Господь, желая приобщить нас Себе, дать нам эту «жизнь с избытком», избрал для этого не какой-нибудь мыслительно-интеллектуальный, или эстетически-культурный способ, - а способ наипростейший, наиестественнейший для человека - через вкушение. Как пища входит в нас и растворяется в нас, проникает до последней клеточки нашего организма, так и Господь захотел до самой нашей последней молекулы проникнуть нас, соединиться с нами, приобщиться нам, и чтобы мы до конца приобщились Ему. Ум человеческий отказывается и не в силах понять страшную глубину этого действия Божия; воистину, это любовь Христова, которая превосходит всякое разумение (Ап. Павел).
Вот что Сам Господь говорит: Старайтесь не о пище тленной, но о пище, пребывающей в жизнь вечную, которую дает вам Сын человеческий... Отец Мой даст вам истинный хлеб с Небес; ибо хлеб Божий есть тот, Который сходит с Небес, и дает жизнь миру. На это сказали Ему: Господи! подавай нам всегда такой хлеб. Иисус же сказал им: Я есмь хлеб жизни; приходящий ко Мне не будет алкать, и верующий в Меня не будет жаждать никогда... Истинно, истинно говорю вам: верующий в Меня имеет жизнь вечную. Я есмь хлеб жизни. Отцы ваши ели манну в пустыне и умерли; хлеб же, сходящий с Небес, таков, что ядущий его не умрет. Я - хлеб живый, сшедший с Небес; ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира. Тогда Иудеи стали спорить между собою, говоря: как Он может дать нам есть Плоть Свою? Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: если не будете есть плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни; ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день; ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем; как послал Меня Живый Отец и Я живу Отцом, так и ядущий Меня жить будет Мною. Сей-то есть Хлеб, сшедший с Небес; не так, как отцы ваши ели манну и умерли: ядущий хлеб сей жить будет вовек (Ин. 6, 27, 32- 35, 47-58).
Неслыханные, невероятные слова произнес Господь. Многие из учеников Его, слыша то, говорили: «какие странные слова! Кто может это слушать?» (Ин. 6, 60). И не поняв этого, вернее, не «не поняв», потому что это - тайна превыше ума человеческого, и ее невозможно «понять», а - не поверив, не услышав ушесами веры и любви, «многие из учеников его (с этого времени) отошли от Него и уже не ходили с Ним» (Ин. 6, 66), - потому что здесь душа человеческая сталкивается с великим выбором: принять Христа делом, то есть реализовать свою веру в делах, и, главное, отказаться перед Христом от своего человеческого разумения, традиционных мнений и представлений о религии как о чине, внешнем, и пойти за Христом, - или, чтобы сохранить свой комфорт внутренний, свое представление о Боге - отойти от Него.
И мы видим тут удивительную вещь: Господь, Который оставил 99 овец, чтобы отправиться в горы взыскать единственную заблудившуюся, - Господь не стал уговаривать этих учеников: «вернитесь, понимайте это не буквально, ну куда же вы», и проч. - но обратил к оставшимся ученикам суровые слова: Не хотите ли и вы отойти? (Ин. 6, 67). Значит это настолько важно, что только
принятие Тела и Крови Христовых может сделать нас христианами, учениками Иисуса.
Само Таинство было установлено Спасителем в важнейший день Его земной жизни - перед крестными страданиями и искупительной смертью за людей. Непосредственно перед Гефсиманией, на пасхальной вечере, когда они ели, Иисус «взял хлеб, и раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите, сие есть тело Мое. И взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов» (Мф. 26, 28); «сие творите в Мое воспоминание» (Лк. 22, 19). И со дня Пятидесятницы центральным действием родившейся Церкви стало именно это, данное апостолам и их преемникам, совершение Евхаристии: «и каждый день единодушно пребывали в храме, и преломляя по домам хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца» (Деян. 2, 46).
Здесь мы видим и первый чин совершения Евхаристии: молитва в Иерусалимском храме, затем совершение Евхаристии по домам («преломление хлеба» и есть Евхаристия), затем трапеза любви - «агапа». Приурочивалось совершение Евхаристии к воскресному дню, в воспоминание Воскресения Спасителя, обычно это было ночью. Вот что свидетельствует книга Деяний Апостолов: в первый день недели (т.е. воскресенье), когда ученики собрались для преломления хлеба, Павел... беседовал с ними и продолжил слово до полуночи;...преломив же хлеб и вкусив, беседовал довольно, даже до рассвета, и потом вышел (Деян. 20, 7/11). Первые литургии были харизматическими: мы видим, что эта вот, описываемая в кн. Деяний, состояла из проповеди Ап. Павла, помимо самого преломления хлеба, сопровождаемого определенными молитвами.
Евхаристия сразу стала оформляться как центр церковной жизни той или иной общины и Церкви; в воскресные и праздничные дни христиане города собирались ночью в евхаристическое собрание, возглавляемое епископом; с умножением общин предстоятелями их и самостоятельными совершителями Таинства стали также пресвитеры. Мы здесь не будем входить в историю становления Литургии как чина: это и перенос Таинства на утро, и прекращение традиций агапы, и формирование унифицированных чинопоследований; для нас важно то, что Литургия оставалась главным действием Церкви, выражением
ее, центральной точкой ее жизни. В Литургию стянулись все нити церковной жизни. Это произошло в согласии со словом Господа: «сие творите в Мое воспоминание» (Лк. 22/19). То есть: не просто вспоминайте, перебирайте мыслью и чувством, а именно творите, т.е. выявляйте делом. Вот в Литургии все и выявляется.
Давайте посмотрим. Возьмем догматику. Источные, коренные догматы нашей веры - догмат Троицы, Боговоплощения, Воскресения. В Литургии мы приносим молитвенное приношение Богу-Отцу, нисходит Дух Святой и претворяет хлеб и вино в Тело и Кровь Христову, которыми приобщаются верующие. Догмат здесь выявляется не в умозрении, а в самом реальном деле. Воплощение: как Бог неизменно, неслиянно, неразлучно и нераздельно соединился с человеческой природой, так в Литургии, в причащении Св. Тайн, мы соединяемся с Богом теснейшим, приискреннейшим образом.
Голгофская жертва, оправдывающая и спасающая человека - также абсолютно реально выявляется на литургии. Не «вспоминается» в человеческом смысле и не повторяется, не воспроизводится - ибо она уже совершена один раз, на все века; но именно выявляется: вневременная, сущностная, свершившаяся Жертва Христова проецируется на временный план бытия, так что человек может каждый день, при совершении Литургии, приобщиться ей - не мечтательно, не воображательно, но совершенно реально; тем самым Евхаристия сводит вечность в нашу жизнь, и мы воспринимаем ее, растворяем нашу временную жизнь вневременной спасительной Жертвой Христовой, и уже оказываемся в Царстве Божием, уже живем жизнью будущего века.
Наконец, неразрывно связано Таинство Евхаристии с Воскресением Христовым. «Ядущий Мою плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день» (Ин. гл. 6), говорит Господь.
Литургия исключительно пасхальна; как она выявляет, проецирует, актуализирует для нас Голгофскую Жертву, так же, по неразрывности со смертью Христовой, Евхаристия приобщает нас Воскресению Спасителя: мы причащаемся Тела и Крови Христа Воскресшего и Седящего одесную Отца. Все догматы нашей веры в Таинстве Евхаристии получают свое воплощение, не умозрительное, но совершенно жизненное.
Часто спрашивают: зачем нужна догматика? Почему Церковь цепляется за все эти догмы? Литургия отвечает нам на это: потому что догматика - это не отвлеченное умствование, но реальное дело, и главное - дело наше, т.е. каждого из нас. Это ведь все касается нас: это мы, я совоскресаю со Христом, я получаю вечную жизнь, я приобщаюсь Богу Воплотившемуся, я волею Христовою оказываюсь как бы во глубинах Святой Троицы (Отче! Хочу, чтобы там где Я, и они были - Ин. 17 гл., а Он - сидит одесную Отца).
Наше участие в этом Таинстве, приобщение Чаше Жизни дает нам все, что есть в Церкви - оправдание, освящение, бессмертие. Еще надо сказать: мы говорим с вами, что все Таинства созидают Церковь: Евхаристия - даже выше того: она и есть эта созидаемая Церковь. Евхаристия и Церковь - понятия почти тождественные. Евхаристией связываются люди в Тело Христово: все мы причащаемся Одного и Того же Христа, Его Святейшие Тело и Кровь проходят до последних атомов нашего существа - вот мы и становимся через это ближе, чем братьями и сестрами - одним Телом, в самом что ни на есть буквальном смысле этого слова.
Через Евхаристию мы живейшим образом связываемся с Церковью Небесною. «Все мы напоены одним Духом» (ап. Павел), все мы - причастники Христа, и на Литургии, во время совершения этого Таинства, совершенно теряет значение преграда между земной и небесной жизнью. Евхаристией земля и Небо соединяются - именно в Одно, Неделимое, Вечное, но и здесь уже, на земле сущее Тело Христово. И это не просто слова красивые, нет! Это и есть глубочайшая духовная мистическая реальность, самая сердцевина церковной жизни.
Таинством Евхаристии как бы «навершаются» прочие Таинства: церковь совершенно ясно содержит эту интуицию, что без Причащения Св. Тайн Христовых все прочее не то, чтобы недейственно - вовсе нет; каждое Таинство есть действие всесильной и всеполной благодати Божией; - но как-то несовершенно, подготовительно, недостаточно.
Это видно из самого устроения Церкви: Церковь вменяет нам в обязанность регулярное причащение; прочие же Таинства принимаются нами либо один раз, либо употребляются по надобности (покаяние, соборование). Обязательным и, собственно, делающим нас церковным христианином является для нас исключительно Евхаристия. По канонам Церкви человек, пропустивший три воскресения подряд без участия в Евхаристии, т.е. без причащения, тем самым ставит себя вне Церкви. (Ну, если, конечно, он не болен, не под епитимьей, и проч. - т.е. в нормальном порядке вещей.)
Чинопоследование Крещения и Миропомазания указывают на Евхаристию, в нем, как и в чинопоследовании Елеосвящения, мы молим Бога, чтобы человек сподобился причаститься Святых Тайн. Покаяние даже традиционно соединилось для нас с Причащением в одно, в Русской Церкви, во всяком случае. Брак раньше вообще совершался во время Литургии, и совместное причастие было непременным и обязательным. Таким образом, мы видим, что Евхаристия - центр жизни христианина; ею определяется правильность церковного сознания, иерархия ценностей Церкви; к ней стягиваются все Таинства, чины, уставы, обряды, каноны Церкви, как к высшей точке; ею определяется церковное единство; говоря кратко - Евхаристия - норма жизни Церкви и каждого христианина.
Но отсюда совершенно очевидно, что весь, так скажем, церковный негатив, всякое ослабление и замутнение церковного сознания имеет причиной ослабление именно этих Евхаристических жизни и чувства; ослабление значения и смысла Евхаристии, как прямое следствие, тянет за собой размытие христианской жизни, смещение акцентов и нарушение иерархии христианских ценностей. Я не буду останавливаться подробно на этом, скажу лишь о двух важных, как мне кажется, вещах, которые «въелись» в церковную жизнь, но которые - покривление христианского церковного сознания.
Какова норма жизни христианина по отношению к Церкви, в сегодняшнем нашем контексте, в смысле Евхаристического богослужения? Человек, любящий Христа и старающийся жить по Его заповедям, желает как можно чаще приобщаться своему Господу, т.е. чаще причащаться Св. Его Тайн. Литургия для него - жизнь; он всегда с нетерпением ждет ее. Он готовится к ней, очищает совесть молитвою; и в храме, на самой Литургии - не только в момент выноса Чаши, но на всем ее пространстве (так она устроена!) - обретает высший смысл своей жизни: в совместной евхаристической молитве, в единении с Церковью земною и Небесною, наконец, в соединении своей души с Богом. После Литургии он живет соответственно тому, что совершается на Литургии.
Так было в первые века. Христиане причащались часто; Евхаристия была необходимостью духовной (Св. Василий Великий)... Со временем евхаристическое усердие ослабевало; люди дошли до того, что нормой стало причащаться 1 раз в год! В Святой Руси чаще не причащались; ежегодное причащение стало «гражданским долгом», все подверглось мертвящей формализации. Люди, желающие причащаться чаще, имели неприятности (Св. Игнатий, адресатка Свт. Феофана). Под влиянием этого стала меняться и Литургия. В силу многих причин, в том числе и из-за опасения, что снижение евхаристического сознания приведет к профанированию величайшей церковной святыни, Церковь как бы «отгородила» Евхаристию. Литургия как бы разделилась: Евхаристические молитвы сделались тайными, алтарь закрылся, - и люди перестали воспринимать важнейшее событие церковной жизни в целости: клирики в алтаре обладали полнотой молитвы, а люди, стоящие в храме, эту полноту потеряли, лишились ее.
Это привело к двум последствиям. Во-первых, к клерикализму - во внутрицерковном значении этого слова - резкому разделению на клириков и мирян. Слово «клерикализм» имеет много значений: в общественно-политическом смысле это - зависимость светской власти от духовной. Но здесь я употребил это слово в значении возвышения клириков и принижении мирян в смысле полноты приобщения к Таинству Евхаристии. По устроению Церкви различия между людьми нет; есть разные церковные служения. Служение клирика вот какое: «мы не себя проповедуем, но Христа Иисуса Господа; а мы - рабы ваши для Иисуса» (2 Кор. 4, 5). Клирику, безусловно, приличествует честь, как старшему, но все мы - соработники друг другу; клирик - пастырь, предстоятель евхаристического собрания, Таинство совершается им от лица общины, от лица молящейся Церкви. И эта власть совершать Таинства - не мирская власть преимущества, особенности, а власть служения, выявления Церкви.
Теперь, когда община лишилась этой самой евхаристической молитвы, а клирики отгородились, из предстоятелей и представителей и пастырей Церкви сделались по преимуществу совершителями таинств, властителями и распорядителями, - нарушилась церковная норма отношений между младшими и старшими; мы перестали сознавать себя как единое Евхаристическое Тело. Стали: одни - высшими, особенными, посвященными, значащими, «имеющими право», «жрецами», распорядителями благодати, - другие - низшими, принимающими, что дадут клирики (не Бог!), «людьми второго сорта» в Церкви.
Я сейчас заостряю проблему; это вовсе не значит, что должна быть в Церкви демократия в современном понимании этого слова, что отношения между пастырями и мирянами должны быть фамильярно-панибратскими, что между ними нет разницы, или что Церковь после 313 г. только и делала, что профанировалась; нет, все очень непросто и неоднозначно; но суть здесь именно та, что в результате ослабления евхаристической жизни - и вообще шире, - духовной христианской жизни - появился вот этот внутрицерковный клерикализм. До сих пор это большая проблема - как правильно выстроить отношения между всеми нами, членами Церкви.
Здесь лежат корни тех проблем, которые мы рассматривали - магическое отношение к таинствам, обрядовость, автоматическое восприятие людьми благодати священства. Это «жречество», разделение на клириков и мирян приводит к неправильным духовным отношениям, лжестарчеству и псевдопослушанию. Клерикализм, говоря словами Господа, это: горе вам, законникам, что вы взяли ключ разумения: сами не вошли, и входящим воспрепятствовали (Лк. 11, 52). Этот «ключ разумения» - общий всем в Церкви, он - в контексте сегодняшней темы - у Господа в Евхаристии; у клириков - не «право распоряжаться» этим ключом, а обязанность открыть им для всех Церковь и Таинство; непонимание этого покривляет церковные отношения и привносит в них мирскую властность, надменность, разделение, о чем с болью предупреждали Отцы III Вселенского собора: «да не вкрадывается, под видом священнодействия, надменность власти мирския; и да не утратим помалу, неприметно, той свободы, которую даровал нам Кровию Своею Господь наш Иисус Христос, Искупитель всех человеков» (Прав. 8 III Вс. Собора).
Справедливости ради нужно сказать, что клерикализация, о которой у нас идет речь, началась в том числе из-за бесчинного поведения мирян, о чем свидетельствует история, как некая самозащита Церкви от профанации.
В тесной связи с этим «евхаристическим свертыванием» идет и второе последствие ослабления евхаристического сознания. Если не соблюдается норма церковной жизни - частое причащение и полное молитвенное участие христианина в Литургии - то: 1) Евхаристия отходит с центра духовной жизни на периферию, - а в центр духовной жизни приходят вещи с периферии, такие как: канавка, колокол, летящий по воздуху, антихрист, ИНН, электронные паспорта, Иван Грозный, экуменизм, евреи, масоны, заговор мировой закулисы, глобализация, и т.д., и т.п. Кардинальным образом смещаются акценты, нарушается иерархия христианских ценностей. Человек начинает жить не Христом, не Церковью, а околоцерковными вещами.
Евхаристия - воистину Таинство Церкви, формирующее, созидающее ее, и малейший отход от точного евхаристически-церковного мироощущения сразу кривит строй духовной жизни. Далее, 2) когда человек приходит на Литургию не для того, чтобы молитвенно пережить ее всю и причаститься, а «просто на службу», то, так как он не собирается причащаться и большая часть ее скрыта за тайными молитвами, из-за этого не воспринимает ее как центр своей церковной жизни. Вследствие этого Литургия, чтобы не сделаться окончательно непонятной и скучной, начинает обрастать внешним символизмом. Этот символизм - явление совсем другого порядка, чем то, о чем мы говорили выше: реальное выявление догматического смысла, или реальная проекция Голгофской Жертвы, уже свершившейся, на настоящую минуту совершения Таинства. Нет, этот символизм выдуманный, ни на чем не основанный, это ложный мистицизм.
Литургия устроена так, что она вся, от начала до конца представляет собою цельную евхаристическую молитву, которой не нужны «символические подпорки»: она сама за себя говорит, нужно только войти в нее молитвой и следовать сердцем, вместе со всеми. Литургия безмерно глубока, а человека лишают этой глубины, лишают живой молитвы и предлагают плоский, неглубокий и примитивный, не питающий и не насыщающий, но утомляющий душу символизм. От этого многие «устают» от Церкви, не понимают ее, т.к. им предлагается не церковная глубина, а эти вот исторически наросшие «шоры». Приведу пример.
Учебники всякого рода, написанные тогда, когда человек причащался 1 раз в год и ходил на Литургию больше ради дидактического назидания, а не реального соединения с Богом и Церковью, утверждают, что Литургия от начала до конца символически изображает жизнь Спасителя. Это отчасти верно, как 3-й или 5-й план - не 1-й - Евхаристического священнодействия; но эта дидактика доходила до абсурда, когда, напр., объявляла, что Малый вход символизирует выход Спасителя на проповедь (несомое Евангелие), а свеча означает Иоанна Предтечу. Это абсолютно надумано. Смысл любого церковного действия уясняется из молитв, которые при нем читаются и из исторического исследования. Молитвы сделались тайными - и никто не слышит, что ничего нет на малом входе ни про проповедь, ни про Предтечу, а мы просим Бога, чтобы Он сотворил с нашим входом входу святых Ангелов быти, сослужащих нам, и сославословящих благость Божию. Исторически это - изнесение Евангелия из ризницы.
И получается, что подлинного смысла Литургии человек не знает, а подменяет его сильно профанированным и очень внешним, поверхностным восприятием. Мистицизм подлинный, евхаристически-церковный подменяется просто мистицизмом - отсюда магизм и кликушество. Это проблема гораздо более глубокая, чем кажется на первый взгляд. Оказывается, что человек приходит в Церковь и получает не реальную духовную жизнь, которую содержит Церковь в своем устроении, в учении, Таинствах, чинах, уставах, духе, а подмену - то, что приобрела Церковь в результате неправильного отношения к ней, сложившуюся исторически. Получается, что человеку приходится искать в Церкви ту реальность, которую он чает, и которой Церковь в глубине обладает. Не получить сразу этот главный Евхаристический смысл, и не начать возрастать в нем подлинной духовной жизнью, - а сначала изрядно поплутать на распутиях клерикализма, дутого символизма, ложного мистицизма, вне-евхаристической кликушеской жизни души, и проч., и проч., чтобы потом со многими скорбями и разочарованиями найти его, потеряв много сил, совершенно порой бессмысленно. А можно так поплутать, что и запутаешься совсем.
Особенно опасна эта подмена подлинного смысла, подлинного духа Церкви, ее подлинных уставов, когда ровное течение жизни сменяется настоящими духовными и иными проблемами: когда человек ждет помощи от Церкви, в которую он много лет «ходил», а помощи не получает. Вдруг оказывается, что он Церковь не знает, не понимает, не в том полагал ее смысл, действие - она была для него душевной, эстетической, но не подлинно духовной жизнью.
Как очень важно поверять Евхаристией если вас, например, с клерикальной точки зрения убеждают: тайные молитвы необходимы, потому и потому - знайте: Евхаристия - Литургия («общее дело» с греческого) - общественное служение; все (кроме одной) ее молитвы произносятся от лица общины - значит, делать из Литургии тайну и прятать ее от Церкви - недопустимое извращение прямого церковного чина. Если мы излишне увлеклись, скажем, канавкой - соотнесем ее со строем Литургии, с ее местом в Церкви - увидим, что мало общего. Сами в себя заглянем: жаждем ли мы Бога, хотим ли часто причащаться, хотим ли мы хранить в себе полученное на Литургии подлинное христианское Евангельское содержание - или что-то другое для нас главное в жизни и в Церкви? Так и все соотносится с Таинством Евхаристии и оценивается им: оно дает нам норму всего в Церкви. Вот мы говорим: дух Церкви, Священного Предания, иерархия ценностей: они усматриваются из Литургии. Норма отношений предстоятеля и общины - из Литургических молитв, ее устройства. Место Божией Матери, святых в Церкви - в Литургии идеал, образ. Мистика? образ совершения Таинства - в Литургии: совершения молча, без эффекта. Отношение к внешним, друг к другу? В Литургии. Соотношение покаяния, благодарения и прочих духовных действий - в Литургии.
Все устроение Церкви Евхаристично, поэтому она - критерий церковной нормы.
Мы обозначили лишь некоторые проблемы, встающие перед нами, когда мы начнем искать подлинный Евхаристический смысл того, что происходит в Церкви. Может многие смутятся: как же так? все так плохо? Нет, не плохо. Во- первых, Евангелие нам давно сказало: ищите прежде Царства Божия и правды Его (Мф. Нагорная пр.), - то есть, правда Божия есть то, что еще нужно искать. Вот мы с вами говорим, что Церковь - это истина, милость, и любовь Божия, но я отдаю себе отчет и не имею права скрывать, что все это нужно с большим усилием и мужеством найти: все это под спудом, к сожалению, но Евангелие это предусмотрело. Так что все идет по плану. Во-вторых, на нашей стороне - святые; во все времена были люди, понимающие это, борющиеся за это. Вспомним Никодима святогорца и Макария Коринфского - как они подвизались за частое причащение! Вспомним преп. Серафима Саровского, свт. Феофана, св. прав. Иоанна Кронштадтского и бесчисленный сонм угодников Божиих: они чувствовали Церковь именно Евхаристически. Наконец, XX век принес очевидное духовное Евхаристическое возрождение. Это даже видно по нашей Москве. Что происходило в советское время? Как священнослужители на Пасху, на Светлой, на Святках не допускали людей к Чаше? Сейчас, слава Богу, все очень изменилось к лучшему.
Что делать нам? Во-первых, конечно, не становиться антиклерикалами, не бунтовать, не осуждать «отсталых» батюшек и «косную» систему духовного образования (или вообще отсутствие таковой), и ничего такого не предпринимать в революционном духе: убирать иконостасы, читать вслух Евхаристические молитвы и т.п. Все это уже было, и плода не принесло, а только расколы и нестроения. Нам с вами нужно понять, для себя прежде всего, что и как совершается в Церкви. Давайте прочтем книгу прот. Александра Шмемана «Евхаристия». Давайте купим себе книжечку Литургии, где напечатаны священнические (не тайные, а священнические!) молитвы, и будем с ней ходить на службу, и сами осмысленно будем принимать участие в Евхаристии. Сами поймем, почувствуем; другим объясним - нас станет больше; и когда-нибудь наберется «критическая масса» людей, желающих относиться к Евхаристии сознательно. Тогда и во-вне что-нибудь изменится, как изменился за 10 лет порядок причащения в Москве. Захотели люди причащаться - и ни один священник уже не посмеет на Пасху отказать людям в Причастии. Только так Церковь созидается - через самих себя, мирно, со смирением, не ругаясь, не обособляясь (хотя такой соблазн есть всегда).
Вот общие замечания о Таинстве Евхаристии и о некоторых проблемах. В следующий раз поговорим, как готовиться к Причастию, как часто причащаться, и рассмотрим другие практические вопросы.
Беседа двенадцатая. О Таинстве Причащения (продолжение).
Продолжим наш разговор о Евхаристии. Мы уже попытались, насколько возможно, выяснить значение этого величайшего Таинства Церкви. Этим Таинством мы теснейшим, приискреннейшим образом соединяемся со Христом Спасителем, освящаемся, оправдываемся, приобретаем Христову жизнь - жизнь Св. Духа, «жизнь с избытком»; это Таинство как бы «навершает» все прочие Таинства. Вообще всё, что существует в Церкви, «стягивается» к Евхаристии как к высшей своей точке; она - критерий правильности церковной жизни, образец, мерило, по которому христианин выстраивает свою жизнь в Церкви. Всё церковное устроение евхаристично, всё - каноны, литургика, догматика, аскетика и прочее, - существует в Церкви в контексте Евхаристии, в свете ее, и приобретает именно это свойство - церковность - только в связи с этим Таинством. Поэтому как отпадение от Церкви свидетельствуется прекращением Евхаристического общения, так и принадлежность к Церкви выявляется не иным чем, как участием в таинстве Причащения, а церковное мировоззрение тогда только подлинно, незаблудно, когда оно евхаристично.
Мы увидели, что коль скоро Евхаристия - центральный, важнейший пункт в жизни Церкви и всякого христианина, то ослабление евхаристического сознания приводит к упадку сознания церковного, смещению акцентов и покривлению иерархии христианских ценностей. Все отмеченные нами негативные вещи, с которыми сталкиваемся мы в наличном бытии Церкви - магизм, клерикализм, кликушество, ложный мистицизм, многочисленные подмены, лжесимволизм и т.д. - являются прямым следствием ослабления и замутнения именно евхаристического церковного сознания. Поэтому наша задача - это правое сознание приобрести и в нем утвердиться, чтобы мы существовали как православные христиане, в здравой и истинной евхаристической церковной атмосфере, которая одна только и может дать человеку то, что содержит Церковь.
Это все вещи общие; а сегодня мы с вами поговорим о практической стороне дела, т.е. как нам участвовать в Таинстве Евхаристии, как готовиться, с какими чувствами приступать к Таинству, каких плодов ожидать. Обратимся к Св. Писанию.
Вот что пишет Коринфянам св. Ап. Павел: «Я от Самого Господа принял то, что и вам передал, что Господь Иисус в ту ночь, в которую предан был, взял хлеб и возблагодарив, преломил и сказал: «Приимите, ядите, сие есть тело Мое, за вас ломимое; сие творите в Мое воспоминание». Также и Чашу после вечери, и сказал: «Сия чаша есть Новый Завет в Моей Крови; сие творите, когда только будете пить, в Мое воспоминание». Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете Чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет. Посему, кто будет есть хлеб сей или пить чашу Господню недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господней. Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьет из чаши сей. Ибо кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не разсуждая о Теле Господнем. Оттого многие из вас немощны и больны, и не мало умирают. Ибо если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы» (1 Кор. 11,23-31).
В словах Апостола мы встречаемся с выражением: «недостойно причащаться». Давайте разберемся: что значит «достойно» или «недостойно» причаститься? У нас часто эти выражения понимаются неправильно. Многие люди годами не подходят к Чаше под тем предлогом, что они, дескать, «недостойны». Но дело в том, что вкладывать в эти слова какой-то ценовой смысл нельзя. Ведь речь идет о совершенно несоизмеримых вещах. Мы - грешные люди, Христос - наш Спаситель; Он не распределил людей по их достоинствам или недостоинствам, а спас всех, пролив на Кресте Свою Кровь за каждого человека, и дав нам это вот святейшее Таинство Тела и Крови. С точки зрения оценочной мы никогда, ни при каких обстоятельствах не можем быть достойными, т.е. равными этой спасительной Крови Христовой. Никакие наши усилия и действия не могут быть соизмеримы с Крестною смертью Спасителя и с великим Таинством евхаристии; но Господь, тем не менее, настойчиво предлагает нам Себя, да так, что, как Он говорит, «если не будете есть Плоти Сына Человеческого, и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни» (Ин. 6, 53).
Нужно очень осторожно думать: «Я достоин Христа», или: «Я недостоин Христа». Достоинство наше неизменно: человек есть образ и подобие Божие, взысканное Христом Спасителем. Думать нужно о том, приближаемся ли мы Христу или отдаляемся от Него, радуем ли мы Его или преогорчаем, - как мы живем: по заповедям Христовым или по стихиям мира сего, по грехам, - то есть: соответствуем ли мы этому достоинству человека-христианина или нет. Так что здесь вопрос не цены, а соответствия, и в этом контексте «достойно причаститься» - значит правильно подготовиться к участию в этом Таинстве, не более того, т.е. не бояться причащаться, не смущать себя несоизмеримостью моих усилий и величием Таинства, и не вносить в религиозную жизнь души этого вот формального элемента во взаимоотношениях с Богом.
Ведь мы - дети Божий; например, сын может натворить невесть чего, и прогневать отца, и во всякие переделки попасть - но он все равно остается сыном. Да, приходится каяться, извиняться перед Отцом и может быть годами исправлять, восстанавливать отношения - но сыновнее достоинство - это данность; весь вопрос - как мы им распоряжаемся, соответствуем ли ему. С педагогической точки зрения нельзя говорить человеку: ты недостоин Христа и Церкви, - что бы он ни натворил; потому что человек может быть более чем недостоин, но Христос ждет его покаяния, готов принять как Свое чадо, т.е. - в достоинстве сына. А то можно человека ввергнуть в отчаяние и вообще от Бога отвратить. Итак, достойно причаститься - значит, во-первых, как должно подготовиться, а во-вторых, соответствовать принятой в Таинстве великой благодати Св. Духа; а недостойно причаститься - приступить без подготовки, без веры и страха Божия, и после причастия продолжать греховную жизнь; вот это будет в суд и в осуждение.
Как же готовиться? Есть подготовка внутренняя, а есть внешняя.
Внутренняя подготовка: что это такое?
Первое и самое главное здесь - желание причаститься, жажда Бога, невозможность жизни без Христа, живое чувство, что в Таинстве мы соединяемся с Ним - и крайнее желание этого соединения. Это не просто чувство как спонтанная эмоция, возникающая и пропадающая. Это такое постоянное состояние души, когда она ощущает себя недостаточной без Христа, и только с Ним и в Нем обретает и упокоение, и радость, и мир, и смысл своего существования. Это состояние души, вообще говоря, есть, с одной стороны, как раз то, на что направлены духовные усилия человека, все его религиозные труды, и внешние также как воздержание, молитвословие, хождение в Церковь, доброделание - и внутренние: молитва и богомыслие. С другой стороны, это благодатное состояние, ибо никто не может прийти ко Христу, если не Отец привлечет его (Ин. 6, 44). Характеризуется это состояние наличием определенных религиозных - т.е. взаимных с Богом - чувств: покаяния, смирения, благодарения Богу, страха Божия, т.е. сыновнего благоговейного ощущения Бога; из всего этого естественно рождается жажда Бога, которая и удовлетворяется совершеннейшим образом в Таинстве евхаристии.
Если у человека