Осмотревшись, я не смог разглядеть ничего, кроме бесконечной. Белой. Пустыни. И что делать дальше? Ждать Аврору здесь? Или, отправиться на ее поиски?
Выбираю второе.
Солнце, что совсем недавно находилось так близко, сейчас высоко в небе, скрыто за толстым, непроницаемым, слоем серых облаков.
Без устали стучащая челюсть вот вот сотрет в порошок все мои зубы. Я иду вперед, наступая на снег а, иногда на шершавую, жгучую поверхность голыми ногами. Смахиваю с глаз и носа, маленькие льдинки. Вдыхаю в руки горячий пар, и растираю его по туловищу. Разумеется, это не помогает но, что я еще могу? Мое тело сводит от холода. Не знает, куда ему деться. И я тоже не знаю.
Прошло пару сотен метров, а может и километров. Стали появляться лысые деревья; давно увядшая черная трава, непонятно как прорвавшаяся сквозь снег; каменные плиты. А еще, ведущие в разные стороны, тропы. Я не решаюсь ступить ни на одну из них. Если честно, они пугают меня больше, чем холод… Тени. Все дело в них. Они, словно призраки прошлого или будущего, безмолвно слоняются вдоль своих дорожек. Наверное, ищут жертв, таких как я.
В паре черных силуэтов, я узнал себя и Лизу. Еще одна тень, напоминала Анну. Следующая, была похожа на крылатого, держащего в руках мольберт и кисть. Остальные находятся слишком далеко, чтобы я мог распознать в них что-то или кого-то.
Внезапно, далеко впереди замелькал голубой, светящийся силуэт. Это Аврора! Я, не теряя ни секунды, бегу к ней.
…
Пробежав пару сотен метров, а может километров, я понял, что был прав. Хах, а разве могло быть иначе?
И вот уже холод и усталость, атакуют меня не так яростно, а на лице, рот которого обрамлен, блестящими линиями застывших слез и соплей, появилась улыбка.
Аврора сидит на снежной глади, обнимая коленки. Ее волосы морскими волнами, ниспадают на плечи. А платье, подобно воде, растеклось по снегу идеальным синим кругом. Аврора похожа на волшебный фонтан. Из тех, что исполняют желания или дарят вечную жизнь. Надо будет попросить у нее что-нибудь. Вдруг исполнится?
Я бросаюсь к ней и крепко сжимаю в объятиях. Ее руки такие нежные. Такие чудесно, невообразимо, пленительно теплые!
- Ты не представляешь… - говорю я, зарываясь в ее волосы. – Не представляешь…
- Боялся, что я оставила тебя? – гладя мою голову, спросила Аврора.
- Я бы умер.
- Ну что ты. Конечно, нет.
- Мне лучше знать. – нервно смеюсь я. – А ты? Где ты была?
- Я была… – задумчиво говорит Аврора. – Была… Была…
Она не находит, что ответить, и тогда я прекращаю ее попытки, сказав: - Мне плевать, вообще то. Ты здесь. Разве не это главное?
Аврора ничего не говорит. И не нужно. Я зажмуриваюсь и целую ее. А, когда открываю глаза, Аврора снова предстает передо мной в новом облике.
Ее волосы и глаза приобрели цвет лунного камня. Ее кожа, словно застыла в меде, переливается на только что появившемся в небе, солнце. Платье и губы, стали золотыми. А кончики пальцев сияют, подобно драгоценным камням.
Я забыл о морозе. О боли и страхе. Я целую руки и шею Авроры, упиваясь ей. Греясь ею. Голова закружилась от наслаждения. Каждая неправильная, злая и попросту глупая мысль, готовы испариться. Вспыхнуть, оставив в голове место лишь для любви всей моей жизни. Только для доброго и светлого. Я и сам готов вспыхнуть ради этого.
Губы этого прекрасного создания на вкус, как абрикосовый джем. Я заглядываю ей в глаза, собираюсь сказать об этом, и вижу, как из век Авроры текут янтарные слезы. Подхватываемые ветром, они летят вверх, на небо, где становятся миллиардами звезд.
- Ты волшебная. – Говорю я.
- Волшебства не бывает. – отмахивается она, игриво улыбаясь. Затем поднимается со снега, потянув меня за собой.
- Тебе не холодно? – спрашивает Аврора.
- Нет – отвечаю.
- Хорошо.
Аврора закрывает мои глаза ладонью и целует в губы.
Спустя десять секунд, поцелуй прекращается. Аврора убирает руку с моего лица, и растворяется в воздухе… Затем я вижу, что нахожусь в комнате страха… Аврора оставила меня в комнате страха. Нарисованным мелом на черной стене.
…
- Аврора! – кричу я. – Аврора! Это не смешно!
Я пытаюсь вылезти или выпрыгнуть из стены. Не выходит. Пытаюсь расколоть стену, стуча по ней кулаком. Прыгаю, подставляя плечо. Бесполезно. Никаких вмятин или трещин на стене не появилось. Лишь белые следы мела от моих рук. Замираю на мгновение. И глубоко дыша, успокаиваюсь.
Еще пару мгновений спустя, я поворачиваюсь налево. Вижу разноцветные линии. Иду к ним, хочу рассмотреть поближе. (Немного радует, что в стороны я идти могу)
Оказалось, все это – мои рисунки. Просто они плоские, поэтому сбоку кажутся линиями. Я рассматриваю замершую в воздухе картинку, где мы с Авророй стоим на остановке. Это старый рисунок. Значит, я в хвосте коридора. Я стою еще пару секунд, затем аккуратно прохожу дальше, стараясь не задеть нарисованных Аврору и меня. Дальше, изображение, где мы гуляем по дороге. Потом, идем по набережной. Смотрим кино. Бежим по тротуару. По полю. По коридорам больницы… Вот Аврора спящая на цветке. Вот восьмилетняя Аврора, валяющаяся в снегу. Это крайний рисунок.
Иду в другую сторону. Так же аккуратно обходя каждое счастливое, пусть пока ненастоящее событие.
Добираюсь до последнего на данный момент, рисунка. Аврора на сцене в ненорбаре. Да… здесь я постарался на славу. Волосы, глаза, губы. Все нарисовано и заштриховано практически идеально. Особенно, это касается замерших в танце рук. Тонкие игривые пальцы, перетекающие в изогнутые, так и манящие к себе, кисти. Они похожи на маленькие крылышки.
Я улыбнулся своему рисунку. Затем услышал громкие аплодисменты. И обернувшись, оказался на настоящей сцене ненорбара. Сотни посетителей сидят за столиками, кто-то с бокалами вина в руках, кто-то со стопками. Все они восхищенно смотрят на центр сцены, где стоит Аврора. Темно-синее платье. Бумажные тапочки. Голубая лента в волосах… Она не сводит с меня глаз, и жестом приглашает подойти ближе.
- Так, это была шутка? – спросил я Аврору, когда между нами не осталось пустого пространства.
- Тебе было смешно? – встречно спросила Аврора.
Я только чешу затылок. Затем говорю: - Было весело.
Тут Аврора хватает меня за руку. И вместе, мы сбегаем со сцены. Покидаем бар. Несемся мимо домов и памятников. Магазинов и парков. Сбивая с ног все, что встает на пути, преодолеваем несколько улиц, проулков и дорог. Достигаем набережной, и спускаемся вниз, на пляж. Когда пят уже коснулась вода, мы резко останавливаемся, и смотрим вдаль. На плечах и руках Авроры выступили мурашки. Беззаботная улыбка пропала. Лицо побледнело, стало серьезным. Глаза жадно смотрят на воду. А, может на небо, что эта вода отражает.
Аврора тяжело тянет ноздрями воздух и, кажется, снова готова заплакать…
Ей что грустно? Это из-за меня?
- Что значит твой взгляд? – спрашиваю Аврору.
- Желание. – отвечает она. – Я кое-чего хочу.
- Чего?
- Взлететь.
Сорок четвертая глава
Диана
Она пришла домой в пол одиннадцатого утра.
Мир еще спал. Как обычно.
Еда в холодильнике была нетронута. Странно. Он не ел весь день? Или, опять, гулял где-то, хотя, она просила… Ладно. Главное, сейчас он дома. Лежит на краю кровати, с головы до пят закутанный в одеяло и храпит на весь этаж. Окна в доме целы. И вчера вроде, никаких происшествий не было.
Диана села на диван, и достала из сумочки планшет с эскизами. Затем, достала ручку, и принялась помечать эскизы. Некоторые галочками, некоторые крестиками. Бывали дни, когда ее настроение зависело полностью от количества таких галочек. Сегодня же, на ее настроение ничто не могло повлиять. Вряд-ли, настроение сегодня вообще появиться, как таковое. Слишком насыщенным был вчерашний разговор с мэром:
«- Ты должна подумать не о том, что Мир уже сделал. А, о том, что он еще может, если мы не приложим усилий… Пока ты ждешь, что все рассосется само собой, груз за плечами Мира растет. Я боюсь, что в один прекрасный день, Мира просто раздавит под всей этой тяжестью. Я не хочу этого, а ты?
- Нет стопроцентной уверенности, что это он. Мы могли не так понять... И ты не обязательно прав.
- Я никогда не ошибаюсь.
- Ну так ошибись хоть в этот раз! Что тебе стоит?»
Диана положила колпачок ручки между зубами, и сомкнула их. Вкус пластмассы расслабляет даже лучше, чем вино. И никакого похмелья.
Женщина вытянула ноги под столом, и откинулась на спинке дивана. Затем мысленно произнесла «Я обещала себе, что даже если моему сыну суждено быть «больным», он не проведет в больнице вся жизнь.... И все же речь идет о безопасности других людей…»
Ручка выскочила изо рта и упала но пол. Диана уткнулась лицом в ладони.
Что же делать? Думала Диана. Она была уверена, виноват вовсе не Мир, а тот его неизвестный сообщник. Поймать бы его, и все сразу станет, как было.
Раздался телефонный звонок. Диана сняла трубку и приложила ее к уху.
Это позвонил…
- Простите еще раз, кто?... А, точно, Лиза говорила… Сегодня? – Диана посмотрела на планшет. На стол. На свои руки. Подумала пару секунд… - Да, еще здесь. Я думаю. – Диана повернулась назад, оглядела лестницу. - Почему бы и нет? Но я приду не одна, если вы, конечно, не против… Тогда диктуйте адрес.
В час дня машина Дианы подъезжала к студии Вика А.
- Напомни, почему я поехал с тобой? – спросил, не перестающий тереть свои красные глаза, устроившийся калачиком, на заднем сидении, Мир.
- Потому что я тебя попросила. – ответила Диана, поглядывая на него в зеркало заднего вида.
Диана забрала волосы в толстый пучок. Нанесла на губы оранжевую помаду. Глаза спрятала за большими очками. Одета она была в синий брючный костюм, и оранжевую, легкую курточку, поверх. Мир облачил себя в мятую футболку и голубые джинсы а, свое пальто использовал в качестве одеяла.
Припарковавшись напротив трехэтажного, ярко-оранжевого здания, они вышли из машины, оставив в ней верхнюю одежду. Диана взяла Мира под руку.
- Лиза хорошо о нем отзывалась. – сказала Диана, подразумевая Вика А. - Ты, вроде, тоже подружился с ним.
- Сильно сказано.
- Значит, еще подружитесь.
Мир открыл дверь дома, перед мамой. Диана вошла внутрь здания. Мир, следом за ней.
- Почему ты захотела, чтобы я поехал с тобой? – спросил Мир, ступая по железным ступенькам, винтовой лестницы.
- Хочешь правды?
- Нет.
Диана повернулась к Миру.
- Зачем тогда спросил?
- Тишина смущает. – повел Мир плечами.
Тогда женщина сказала: - Я подумала, вдруг, смотря на то, как Вик А пишет меня, ты проникнешься и сам начнешь «творить». Ты здорово рисовал в детстве.
- А, выглядит так, словно ты боишься оставлять меня одного.
- Вчера же оставила.
- Может решила, что это было ошибкой? У тебя часто меняется мнение.
- В любом случае, всей правды мы не узнаем. Ты сам сказал, что ее не хочешь.
Они поднялись на третий этаж, где стены и пол были грязно-зеленого цвета. А, с потолка свисали комки пыли и паутина.
Диана сжала руку в маленький кулачок, и постучалась в шестьдесят пятую квартиру.
Ждать пришлось минуту. Мир с Дианой стояли, скрестив руки на груди, вслушиваясь в звуки возни и раздраженных ругательств, раздававшихся из-за двери.
Наконец, дверь открылась.
Художник стоял, облаченный в темно-серую водолазку с длинным воротом, и черные джинсы. Изможденный вид и бледнота сразу бросились гостям в глаза. Как и его широкая, лукавая улыбка.
Волосы Вика, зачесанные назад и смазанные вазелином, блестели. Как впрочем и глаза, что Диане показалось странным. Она всегда думала, что у уставших глаз не бывает блеска.
- Безумно рад. – сказал Вик, вместо приветствия, протянув Диане руку.
- Мы не вовремя? – спросила Диана, воздерживаясь от пожатия.
Вик улыбнулся: - Что вы? Нет! Это я не вовремя вспомнил, что у меня полный бардак… Привет Мир. - сказал художник, неловко помахав рукой. – Заходите.
Оказавшись в просторной студии, Диана и ее сын поняли, о каком бардаке говорил Вик А.
Картины валялись на полу, вместе с мольбертами и коробками из-под пиццы. Диванчики и кресла были завалены одеждой. Лиловые стены исписаны словами на непонятном языке. Под высоким потолком висели десятки люстр. Широкие окна же, подверглись закрашиванию синей краской.
- Дневной свет переоценивают. – пояснил Вик.
- Как и ваши работы, судя по всему. – Задумчиво сказала Диана, рассматривая неприкрытую тканью, картину, где на белом фоне, в ровный столбик по центру, десять раз, было написано слово «сахар». - только не обижайтесь.
- Не заработай я на ней триста тысяч, обиделся бы… Надеюсь, Мир вам рассказал, какой именно я художник?
- Да, конечно. Но я не думала, что все настолько… буквально. Не волнуйтесь, на это мне наплевать. Можете изобразить меня хоть в виде списка вещей, что я купила на днях.
Диана перевела внимание на еще одну неприкрытую картину, похожую на первую, но, вместо слова сахар, там было слово «шоколад». И фон был не белый, а розовый.
- Уютное у тебя жилище. – сказал Мир.
- Я жил здесь еще во времена моей бедности. Не захотел расставаться. Это идеальное место, чтобы работать. И приглашать гостей.
Диана повела плечами и сняла с себя синий жакет, под которым пряталась белая шелковая блузка.
- Приступим же. – сказала она. – Куда мне сесть?
Художник подошел к одному из стульев, что стоял в центре студии, и снял горку одежды, занимающей его.
- Сюда, пожалуйста.
Четыре часа пребывания на одном месте; в одном положении, не смогли утомить Диану. Напротив, ей даже нравилось. Женщина полностью погрузилась в свои размышления, не замечая хода времени. И отвлекалась от дум, только когда «маэстро» просил ее повернуть голову в ту или иную сторону.
Мир решил прибрать один из диванчиков, что находился рядом с окном, и немного полежать на нем, а потом уснул.
Вик творил, плавно ведя по холсту, сначала карандашом, затем кистью. Он не выглядел ни напряженным, ни воодушевленным. Ни, тем более, одержимым беспощадным, всепоглощающим демоном, чье имя Вдохновение. На его одежде, руках и лице не появилось ни одного, даже самого маленького пятнышка краски. Лоб ничуть не взмок. Прическа, как была идеально зачесанной и прилизанной, так и осталась.
Несколько раз Вик отходил от холста, чтобы выпить немного воды, и водки. Исходя из его объяснений, это делалось, дабы избавиться от волнения. Диана этому не верила. Вик выглядел, как человек, которого ни что не может смутить, взволновать или обидеть. Таким, по крайней мере, он составил о себе впечатление.
- Вы и правда, такой известный, как говорила Лиза? – спросила Диана, когда все мысли, что тревожили ее, были передуманы.
- Да.
- Странно, почему я о вас раньше не слышала?
- Потому что вы очень занятой человек, полагаю. – сказал художник.
- Налейте мне воды, пожалуйста. – попросила Диана. Тогда Вик положил кисть на деревянный выступ в мольберте, и отошел к кухонному уголку, где стоял холодильник; две широких тумбы; раковина и электрическая плитка. Затем открыл дверцу одной из тумб, достал стакан, ополоснул его, и заполнил водой из серебристого графина, что стоял на холодильнике.
- Может быть, чего-нибудь покрепче? – спросил Вик, ставя графин на место. – Пока сын не видит.
Художник подошел и протянул стеклянный сосуд Диане.
- Спасибо, нет. – Диана сделала пару глотков и вернула стакан.
Вик А вернулся к работе.
- Мне любопытно, вы взяли с собой Мира, потому что испугались остаться со мной наедине? – спросил он, смешивая в мольберте маленькие полоски синей и белой краски.
- Чего мне бояться?
- Моих чар соблазнителя.
Женщина улыбнулась. Сначала изумленно. Затем снисходительно, даже жалостливо.
- Пытаешься смутить меня? – спросила Диана.
- Нет, конечно. Я смущаю только тех, кто хочет быть смущенным. Вас я лишь пытаюсь развлечь. Как умею… - художник взглянул в глаза Дианы. - Наверное, по мне не видно, но я благодарен за то, что вы делаете. За все это.
Диана внимательно посмотрела на лицо Вика. В первый раз, за все время их знакомства, оно не показалось ей самодовольным. Лицо Вика отражало какую-то странную неловкость, и печаль.
Женщина поджала нижнюю губу, и мягким голосом спросила Вика: - От чего вы устали?
Лицо художника тут же приобрело насмешливое выражение. Лукавая улыбка вернулась.
- Устал? Не думал, что произвожу такое впечатление. – он задумчиво потер подбородок. - Может, все дело в деньгах? Всегда мечтал устать от денег.
- Как ты познакомился с Лизой? – спросила Диана, разочаровавшись в ответе художника, но сделала вид, что не обратила на него внимания.
- Я познакомился с Лизой и Миром, на моей выставке. Решил сперва, что они парочка – не отлипали друг от друга ни на шаг.
- Да, они были бы чудесной парой. – с оттенком печали, произнесла Диана.
- Вы правда так считаете? – спросил Вик, наклонившись вплотную к рисунку, так, что женщина перестала видеть его лицо.
- Я уверена в этом. – женщина повернула голову. Секунду, посмотрела на спящего Мира. И повернулась обратно. - Видел бы ты, как она на него смотрела. Как влюбленная кошка… Жаль, у них ничего не получилось.
- Почему, как думаете? – спросил Вик А.
- Потому что это Мир. И потому что, это Лиза... Грустно конечно, но я рада, что Лиза это переболела и теперь счастлива с другим.
- Диана.
- Что?
- Повернитесь пожалуйста вправо.
Женщина повернула голову право.
- Странный ты художник. – сказала Диана. – Ни набросков, ни черновых вариантов. Хочешь все сделать за один день. Мне казалось, портреты занимают гораздо больше времени. У меня, в свое время, на некоторые эскизы уходили месяцы.
- Все потому что, вы талантливы.
- Грубая лесть.
- Если те полупрозрачные платья, которые пару лет назад, носили почти все девушки Аквариума - ваша работа, то отнюдь. Я к тому… время любит талант. Время ему помогает, улучшает. Совершенствует. Ко мне же, это не относится. Мне природа таланта не дала. Я – бездарь. – произнося последнюю фразу, Вик приложил правую руку к груди и манерно поклонился. - Уйдет на портрет пять часов, или месяц, результат не поменяется.
Диана помолчала полминуты, обдумывая слова художника. Затем произнесла: - Ты так… уверенно неправ, что мне даже не хочется смеяться.
- В чем я не прав? – поинтересовался художник.
- Время не совершенствует талант. – сказала Диана. - Талант совершенствует опыт. А опыт, это награда за труды. За отданные силы, внимание и нервы. Если ты чего то не умеешь то, только потому, что не хочешь уметь. Не считаешь нужным. Зачем, если картины и так продаются? И в этом нет ничего плохого. По крайней мере, я ничего плохого не вижу. Но не нужно винить в своей «бездарности» (как ты выразился) некую силу, что дает одним, и обделяет других. Это жалко.
- Если я скажу, что пытался стать хорошим художником? – без эмоционально спросил Вик.
- Я отвечу, что ты плохо пытался.
Диана злилась на себя. Художник был ей никто. А, давать наставления незнакомцам, читать нотации… это, как минимум странно. И просто некрасиво. Разве Вик А просил ее поделиться мудростью? Нет… Но что-то в его фразах, напомнило Диане, Мира; не сами слова, скорее их интонация; смиренное, ограниченное настроение… и женщина не смогла устоять.
Наступило неловкое молчание. Прервала его Диана, спросив: - Не боишься реакции общественности на мой портрет?
- Все, к чему можно будет придраться, я сумею объяснить художественным виденьем. – улыбаясь, как ни в чем не бывало, ответил Вик. – Зачем вы согласились? Если не секрет.
- Лиза редко меня о чем-то просит. Мне показалось, для нее это очень важно.
- Мир вас вроде, тоже просил.
- Для него это важным не было. – Диана подняла руки над головой и потянулась, хрустнув парой косточек. Ей хотелось поинтересоваться, для чего Вику А, рисовать ее портрет? На ее поклонника он не похож. На человека, желающего кому-то что-то доказать, тоже. Любопытству пришлось отказать. Скорее всего, художник бы вновь принялся отшучиваться, так что Диана спросила вместо этого: - Долго еще?
- Все. – ответил Вик.
Диана встала со своего места. Размяла ноги, руки и шею. Потянулась еще раз и подошла к мольберту…
Лицо на холсте выглядело, как растекшееся, розовое блюдце. Волосы напоминали шапку из лисьего меха. Кривые руки с растопыренными пальцами, выглядели, как корни деревьев. Мутные, разные и по форме и по размеру глаза смотрели на свое отражение в синее, выпуклое зеркало… Очень маленькие, по сравнению с лицом, острый нос и фиолетовые губы. Выпирающие, зачем то выделенные черными линиями, скулы. Коричневые ресницы, напоминали щетки для чистки обуви. Только плечи выглядели красивыми, что делало их самой странной частью картины.
Диана не смогла сдержать эмоций. Ее звонкий смех вихрем обрушился на тишину студии, разбудив Мира и заставив Вика А вздрогнуть.
- Ты просто обязан одолжить мне этот порет на свадьбу. - проговорила сквозь смех Диана. – Он будет висеть на самом видном месте.
Сорок пятая глава
Винир
Коричневый диван в гостиной, как и сам Винир, пропах приторными ароматами дешевых вин.
На улице орудовала ночь. Холодный, совсем не весенний ветер, что-то тревожно нашептывал за окнами. Вороны гаркали, прыгая возле крыльца, может, в поисках еды, а может, в поисках подходящих веточек для гнезда. Внутри же дома царила полутьма, чья черная пелена, плавно контрастировала с оранжевым сиянием восковых свечей; а также тяжелое, словно медный памятник, молчание, непрерываемое ни кем и ни чем. Если бы стены могли говорить, все равно не проронили бы ни слова, настолько пропитались они унынием и печалью.
Винир сидел на полу, впираясь ногами в ножки дивана. Обсасывал горлышко стеклянной бутылки. Глядел в пустоту. И ни о чем не думал.
Нужда в бездумности появилась у Винира пятнадцать лет назад. Она была сильнее, чем жажда воды у забытого, комнатного растения. Наивнее, чем желание бездомной собаки, разыскать хозяина. Нетерпеливее, чем стремление бывшей красавицы выйти замуж… Создавать в голове вакуум, мужчина научился не сразу. Время и не прекращаемая практика помогли ему. Наверное, если бы он, как раньше умел отправлять свои мысли в путешествие по времени, сошел бы с ума. А, гримаса ужаса и боли, застыли бы на его лице, навсегда исказив его некогда, приятные черты. Впрочем, хоть тело мужчины и не находилось под стражей в больничных палатах, с безумцами у Винира было довольно много общего. Взять хотя-бы его глаза.
Весь, уже прошедший, день, Винир убирался в доме. Мыл полы. Выбивал ковры. Выметал сор из дверных проемов. Словно маньяк, выискивал комки пыли за шкафами и под кроватями. Протирал от налета стеклянную посуду. Потом Винир решил, что пора бы поменять оконные рамы, и отправился в сарай, где в свете керосиновых ламп, безвылазно, за выпиливанием и резьбой, провел семь с половиной часов. Наконец, под вечер, он спустился в погреб, откуда взял три бутылки вина. Поднялся в гостиную, поставил все три на журнальный стол. Затем снова спустился еще за двумя бутылками, так, про запас; и принялся откупоривать одну за другой.
С приходом ночи, на коричневом диване, валялись уже три испитых сосуда. Четвертый, мужчина держал в руках. Мерцание луны, проникшее в дом, через витражное окно, зеленым светом ложилось на шею и лицо Винира. Красные винные капли, что стекали с уголков рта на ссохшиеся губы, отзывались острой болью, сталкиваясь с кровоточащими маленькими ранками. На боль реагировал лишь подбородок, чуть подрагивая. Сам же Винир не замечал ее; был слишком занят пребыванием в пустоте.
Редко Винир давал волю своему воображению. В такие моменты, он представлял, как потолок, что находился над его головой, медленно опускается вниз, раздавливая, сначала мебель, затем его самого; и не останавливался, пока от Винира не остается мокрой лужи с переломанными костями.
По схожему графику, проходили вчерашний и позавчерашний дни, а так же сотни и тысячи дней, что были до них. Винир прибирался, пил и совершенствовал дом, пребывая в молчаливом ожидании дня, когда вселенная пошлет ему смерть. Почему же он сам давным-давно не приложил руки к своей участи? Спроси кто-нибудь это у Винира, то он ответил бы сбивчиво; ненавидя себя и стыдливо краснея… Он боялся.
Когда на часах стояло три ночи, за окнами гостиной, показались два желтых глаза, фар. К дому подъехала машина.
Мутный разум Винира на секунду решил, что это сон или галлюцинация. Но, затем, послышались звуки открывающейся и закрывающейся двери; чьих-то шагов; кашля. Винир раздраженно вздохнул. Это точно не сон. А, для галлюцинаций еще рано, и недостаточно выпито.
Мужчина отбросил бутылку, и поднялся с пола, пару раз запнувшись о собственные ноги. Но не успел Винир сделать и шага навстречу входной двери, как она открылась. На пороге стоял мэр Аквариума.
Винир с ног до головы окинул незваного гостя пьяным взором, и глупо ухмыльнулся.
- Что, снова нужно от кого-то избавиться? – спросил он, пошатываясь.
- Да. – ответил мэр, и закрыл за собой дверь. – Садись.
Винир послушался и плюхнулся на диван. Бутылки, что валялись там, подпрыгнули и покатились к мужчине, звонко стукаясь друг о дружку.
Мэр медленно направился к дивану, осматривая дом.
Помолчал пару секунд. Затем сел на кресло, рядом с хозяином дома.
- Скажи, чья это была идея? – спросил мэр, кинув на колени Винира смятый листок. – Твоя? Мира?
Винир развернул лист, и напряг зрение.
- Убить че… чело… человека те… - Виник громко икнул. Смял лист. И кинул обратно мэру. – Я не в настроении сейчас читать. Извини те.
- Я думал, твое зрение становиться лишь острей под алкоголем.
- То было раньше. – махнул рукой Винир.
Мэр улыбнулся, затем глубоко вздохнул.
- Мира я понимаю. – ровным голосом сказал глава города. - Он действует, исходя из своих фантазий, но ты… Мы вроде подробно все обговорили, и пришли к соглашению. Ты очень помог мне и я…
- Что ты?
- Винир, если бы не я, Аврора умерла бы там, в лесу. Я сделал все, чтобы она поправилась. Чтобы выпрыгнула из больничной койки также быстро, как и Мир. Мне извиниться, что я не всесилен? Снова?
- Мне снова сказать, «я плевать хотел на это»?
- Я так и думал. – глухо сказал мэр, глядя вниз.
- Зачем ты пришел? – спросил Винир.
Мэр поднял взгляд. Глаза его сверкнули чем-то, что сложно было назвать гневом или яростью. Подобный блеск, Вирнир видел лишь раз в своей жизни, в детстве. У своей собаки, когда та подхватила бешенство.
Мэр не моргая, смотрел на мужчину в течении целой минуты. Любой другой на месте Винира, похолодел бы от ужаса. А его, кажется, это только забавляло. Повлияло ли на это состояние вино, что загустило жилы красной патокой и окутало разум мягким одеялом?... На этот вопрос, и сам бы Винир не смог ответить.
- Ты рассказал Миру, или он сам как-то увидел? – спросил Мэр.
Винир не ответил.
- Я хочу знать, чья это была идея.
- Допустим, моя. – ухмыляясь, сказал Винир.
- И на что ты рассчитывал? Натравить на меня общественность? Засадить в тюрьму? Свести с ума?
- С последним вроде начало получаться.
Мэр поднялся с кресла, одернул пиджак и начал ходить вокруг дивана маленькими шажками.
- Сначала я думал, что Мир и вправду летает – сказал он. - Нашел какой-то невероятный способ обманывать проверяющих… Но потом понял, чтобы докинуть камень, даже до четвертого этажа, уметь летать не обязательно. Свидетели, видевшие парящего крылатого… следует ли им верить? Они могли быть пьяны, как ты сейчас; находиться под действием наркотиков или лекарств. Или просто все выдумать, ради шутки. Не имеет значения.
Мир рассказал мне байку про то, как летающий крылатый разбил и его окно. Это меня, конечно, позабавило. Хотя, я думаю, он не врал... Ты к слову, возможно, все это время общался не с Миром, а с его второй… натурой.
Винир не понимал, о чем толкует мэр, но зачем-то не переставая улыбаться, проговорил: - Его вторая натура мне даже больше нравится.
- Зря вы все это затеяли.
- Даже не знаю, что и сказать.
Мэр остановился напротив, сидящего на диване, пьяницы и произнес ровным, но при этом, угрожающим голосом: - Я помогал тебе, не смотря на огромный риск. Хотя, вместо этого, должен был избавиться, как от свидетеля, еще очень давно.
- Чего ж, не избавился?
- Ты, Мир… Аврора, не намеренно, но спасли мне жизнь. Я не люблю быть обязанным, но умею благодарить.
Винир повел плечами: - Молодчина. Родители хорошо тебя воспитали.
- Я говорил, что после того, как довел отца до суицида, запер мать в психбольнице? – вдруг сказал мэр. – Она потом тоже долго не протянула… Понимаешь, ненавидеть собственных родителей – очень плохо. Я был уверен, что только так мог избавиться от этого отвратительного чувства. – мэр улыбнулся. - Я оказался прав, не в первый и не в последний раз… Люди привыкли удалять ненависть подчистую, не оставляя никаких следов. Я же, ее скорее трансформирую. В жалость… Моя мать, которой подчинялись сотни человек и боялись сотни насильников и убийц, кончила слюнями в подушку и мочой в простынь. Я навещал ее каждый день, чтобы просто посмотреть, как она шарахается от каждого громкого звука… Ты когда-нибудь испытывал жалость? Это лучше, чем секс.