ЧЁРНЫЙ АДМИРАЛ
В 1910 году В городе Ньюкасле на реке Тайн английская фирма Армстронг-Уитворт закончила постройку самого большого военного корабля в мире.
Кроме гостей, зрителей и почетного караула английских моряков с оркестром, на набережной стоял и будущий экипаж дредноута «Минас Жераис» – шеренга бразильских матросов-негров в ослепительно белых форменках.
Внимание! Раздался пистолетный выстрел, разбилась о корпус традиционная бутылка шампанского, и белый корабль медленно сошел со стапелей в мутную воду. Ветер трепал на носу судна желто-зеленый бразильский флаг. Оркестр играл национальный гимн Бразилии — «Услышали Ипиранги спокойные берега». Негры замерли в неподвижном равнении.
В шеренге моряков возвышался великан Жоан Кандидо. На рукаве у него нашивки за 15 лет службы. Он был отличным техником. Его знали в бразильском флоте. Один из его бывших капитанов сказал о нем: «Если бы Кандидо не был негром, он мог бы стать бразильским Нельсоном». И в это можно было поверить, если поглядеть повнимательнее на его глубоко сидящие, живые глаза и тяжелые, энергичные черты мужественного лица. Человек большой мысли и дела, с биографией; типичной для бедного негра: с детства он батрачил, был рыбаком, потом завербовался во флот. Почему именно во флот? Потому что для бразильского негра флот был тем местом, где «хорошо кормят», где можно хотя бы временно забыть о похлебке из подгнивших овощей. По голоду Бразилия стояла в то время на одном из первых мест в мире.
Жоан Кандидо бывал во многих портах Европы и Америки и везде слышал одно и то же:
– Откуда эти цветные?
– Это бразильские матросы.
– Бразильские? Разве в Бразилии есть флот?
– Видимо, есть.
Великолепный «Минас Жераис» был укомплектован лучшими моряками. Краса и гордость Армстронг-Уитворта (корабль с самым большим в мире весом бортового залпа – 9013 фунтов одновременно!) пустился, как говорят в Англии, «в свадебное путешествие».
В Лиссабоне
В то же время собрат «Минас Жераис» — бразильский броненосец «Сан-Пауло» прибыл в португальскую столицу и наткнулся на самые неожиданные события.
В ночь на 4 октября Лиссабон вздрогнул от пушечного выстрела. Из города донеслись крики, замелькали факелы. Над водным простором: внутреннего рейда щелкнуло несколько выстрелов. Вахтенный начальник «Сан-Пауло» доложил об этом капитану. Тот со сна выругался и пробормотал: «Следите за дисциплиной у нас на борту». Ночь прошла спокойно, но утром дело стало приобретать тревожный оборот – в городе шла перестрелка. Против королевской власти восстал 16-й пехотный полк. К нему присоединились артиллеристы. На глазах у бразильцев пушки португальских кораблей стали поворачиваться к живописным белым домикам Лиссабона.
Бортовое орудие одного из соседних крейсеров выпустило густое облако дыма, и вслед за этим взлетело облачко над королевским дворцом. За ним второе... третье...
– Что это, перелеты? – спросил штурвальный «Сан-Пауло» негр Мариано у старшины – артиллериста Фелипе.
– Нет, - ответил Фелипе,— это революция.
Это действительно была революция. Вечером следующего дня группа бразильских моряков обошла внутренние комнаты бывшего королевского дворца. У входа во дворец висело полотнище с надписью: «Да здравствует республика!» Последний португальский король Мануэл II Браганца бежал в Англию. Часовые матросы стояли с винтовками в тронном зале и в королевской спальне. На улицах Лиссабона юноши и девушки плясали любимый танец «фадо» и освистывали проходивших попов.
Видишь, что может сделать корабельная артиллерия! — сказал Фелипе и похлопал Мариано по плечу.
– Ты имеешь в виду Бразилию? — шепотом спросил Мариано.
– Посмотрим,— уклончиво сказал Фелипе.
– Громко говорить об этом нельзя было на борту «Сан-Пауло». Здесь находился бразильский маршал Эрмес да Фонсека, про которого говорили, что он собирается стать президентом Бразилии.
Кстати, на борту того же броненосца накануне побывал последний португальский король Мануэл.
Утром 6 октября капитан «Сан-Пауло» категорически запретил матросам отпуска на берег, а на следующий день дредноут снялся с якоря и ушел в далекую Бразилию.
«Образцовый джентльмен»
Говоря о нравах бразильского флота 50 лет тому назад, нельзя не вспомнить командира «Минас Жераис» капитана Батисту дас Невеса, которого светские дамы в Рио-де-Жанейро единодушно называли «образцовым джентльменом».
Говоря о Невесе, нельзя не вспомнить и о шибате.
«Шибата» по словарю значит «прут». Это длинная, гибкая, гладкая розга.
В бразильском флоте в 1910 году еще существовали телесные наказания.
Военно-морской министр издал «гуманный приказ», согласно которому наказания шибатой «не должны превышать 20 ударов».
На «Минас Жераис» «образцовый джентльмен» Батиста дас Невес приговаривал матросов к 200 ударам и более. При наказании капитан присутствовал лично. Обычно он всегда закуривал сигару. Вспыхивал желто-розовый огонек, появлялся дымок, и со свистом обрушивался на спину матроса первый удар. Били столько времени, сколько нужно было командиру, чтобы выкурить сигару.
Об этом рассказывали в кубриках «Минас», «Деодоро», «- Сан-Пауло» и других кораблей без преувеличений: в таких случаях матросы не любят красноречия. Рассказывают вполголоса, сухо и без подробностей. Расходятся молча, плотно стиснув челюсти.
Здесь, в бухте Рио-де-Жанейро, Фелипе и Мариано еще раз обменялись на прощание двумя-тремя короткими фразами, в которых упоминались шибата, Невес, топоры и винтовки. Об этом уже давно шептались матросы «Сан-Пауло», «Минас» и других кораблей в портовых закоулках.
А с палубы улыбалась синяя весенняя бухта Гуанабара. Со сверкающего красками берега Рио тянулась веселая песня. Певец пел немного в нос и постукивал в такт сухой оболочкой тыквы, внутрь которой насыпаны плодовые косточки.
К великану Жоану Кандидо подошел матрос-сигнальщик, земляк из штата Сеара.
– Слышал про Марселино?
Кандидо молчал.
–...Триста восемьдесят пять ударов, потом в кандалы и в трюм. Капитан сказал, что на этот раз ему не хватит одной сигары.
Жоан долго молчал.
– Мы постараемся,— сказал он,— чтоб ему вообще не пришлось курить. Это вредно для легких.
Конец шибаты
22 ноября в 10 часов вечера Батиста дас Невес вернулся на борт вверенного ему корабля. Он побывал в гостях на французском крейсере, который стоял на якоре недалеко от «Минас Жераис». Капитан был в превосходном настроении, ему понравился французский коньяк.
Все, казалось, в полном порядке. Вахтенный начальник встретил его с рапортом у трапа. Но на палубе Невеса окружила группа матросов.
– Это еще что? — сказал капитан. – Почему ко мне подходят без моего приказания? Кандидо! Старослужащий!
Тут кто-то крикнул: «Да здравствует свобода!»
Капитан прищурился. Только на днях в Рио закончились перевыборы. Большинство голосов получил кандидат либералов Барбоза, но после темных махинаций с избирательными урнами был объявлен президентом его конкурент – английский ставленник маршал Фонсека. Офицеры открыто говорили, что не допустят к власти штатских «башарейсов» («образованных»). По городу ходили армейские патрули.
Сынки, – вежливо сказал капитан, – вы с ума сошли! Это вас «штатские» подстрекают?
Дело в наказании Марселино, – проговорил Кандидо. – Сколько сигар вы собираетесь выкурить во время расправы с ним, синьор?
– Ах, так это шибата! Дети мои... вы хотите... Образцовый джентльмен выхватил револьвер, но выстрелить не успел. Он получил удар топором и свалился на палубу.
На борту «Минас Жераис» закипело сражение. Двое офицеров было убито. Один из них перед этим заколол шпагой матроса. Остальные офицеры бежали в наспех спущенных шлюпках.
Как только с борта «Минас» донеслись выстрелы и крики, началось восстание на «Сан-Пауло» и других кораблях.
Через час Кандидо крикнул в рупор, направив его к соседнему броненосцу:
– У нас готово. Что у вас?
– И у нас готово, потерь нет,— ответил Мариано с мостика «Сан-Пауло».— Да здравствует свобода! Конец шибате!
– Вива!
Первый выстрел
Утром 23 ноября набережная Пейши напротив флотского рейда была занята военными частями. Возле самого парапета устанавливали пушки.
На площади «15 ноября», под аркадами кафе, сидели щеголеватые офицеры и пили ледяную смесь из высоких бокалов.
– Матросы слишком много шатаются по свету,— проворчал один из них – Говорят, «Сан-Пауло» был в Лиссабоне, когда свергали короля?
Был, – хладнокровно сказал другой. – Маршал скоро покончит с ними. Я думаю, до вечера.
У них самые крупные калибры орудий,— Отозвался ворчун, – четыре пары двенадцатидюймовых и двадцать орудий по четыре с половиной дюйма.
Негры не умеют обращаться с артиллерией и механизмами. Они перепьются и передерутся. Даже штатские, и те негодуют.
– О, штатские! – презрительно отвечал ворчун...
Один из «штатских» – четырнадцатилетний мальчик Отавио бродил в это время по набережной, засунув руки в карманы. Привело его сюда то, что зачастую приводит мальчишек в самые опасные места войн, катастроф и потрясений – любопытство.
Он присоединился к кучке молодых людей, которая собралась возле доков. Отсюда хорошо была видна вся бухта Гуанабара.
На фоне золотистой бухты и серовато-коричневой массы гор волнующе развевались яркие красные флаги на мачтах «Минас Жераис», «Сан-Пауло», «Деодоро», на крейсерах «Байя», «Рио-Гранде до Сул» и других – поменьше. Вся эскадра напротив Рио стояла под красными флагами.
Красные флаги на судах военно-морского флота действовали на нервы банкиров и генералов, как горящий запал, поднесенный к динамитному заряду. Красный флаг – флаг революций и баррикад, флаг народа – над могучими артиллерийскими башнями броненосцев и крейсеров.
Только русские не удивились бы: они видели эту картину в революционной Одессе, в 1905 году, и броненосец, поднявший впервые в истории красный флаг, назывался «Потемкин».
На соседних с гаванью Рио островах Кобрас, Ратос, Эншадас шла подозрительная возня. Видно было, как подтаскивают к парапетам орудия и подвозят снарядные ящики.
Около полудня раздался первый выстрел с берега. Снаряд поднял фонтан воды возле борта «Сан-Пауло». За ним другой. Тогда заговорила корабельная артиллерия. Бухта содрогнулась от громовых раскатов башенных орудий. Облако дыма окутало прибрежные форты. Один снаряд разорвался возле арсенала, другой снес крышу с таможни.
Толпа бросилась в укрытия. А подросток Отавио с воодушевлением кричал:
– Недолет! Недолет! Бери выше! По форту! Бери выше!..
Мы курим из одной трубки
На верхнем деке «Минас Жераис» собрались матросы.
Жоан Кандидо составил список требований эскадры. Они были очень умеренны: покончить с телесными наказаниями, улучшить питание, увеличить жалованье, не перегружать матросов непосильной работой. Требовали, чтоб матрос имел «законное право жениться».
Жоан Кандидо был избран матросами командиром «Минас Жераис» и всей эскадры. Они прозвали его Черным Адмиралом. Он не был оратором. Выступая перед товарищами, он только поблагодарил за доверие и просил «быть верными друг другу».
– Мы курим из одной трубки,— сказал он,— мы пьем из одного стакана.
Он просил строго соблюдать дисциплину. Первый его приказ был выбросить за борт все спиртные напитки. Второй — держать орудия в постоянной готовности. Была послана радиограмма морскому министру: «Мы никому не желаем зла. Просим увеличить жалованье и покончить с шибатой». Ответа не было. Послали такую же радиограмму президенту маршалу Фонсеке. Прибавили несколько слов, угрожая обстрелом в случае отказа. Подписались – «Те, кто требует». Ответа не было.
Эскадра обошла всю бухту и вернулась на стоянку. Толпа на берегу все увеличивалась. В Рио никогда не видели такого искусного маневрирования кораблей. Вечером на «Сан-Пауло» был поднят громадный флаг с надписью: «Родина и Свобода». Прожекторы с «Минаса» залили ослепительным светом вход в бухту.
Делалось это неспроста. Друзья с берега сообщили, что английская эскадра вышла из Монтевидео и направляется в Рио-де-Жанейро, вероятно, чтобы установить «порядок».
На следующий день снова было дано несколько выстрелов. Потом по набережной прокатился слух: Кандидо требует воды.
– А если ему не дадут?
– Тогда Черный Адмирал распорядится снести с лица земли форты острова Кобрас.
Вода была послана восставшим на катере «Игуасу». Кандидо приказал командиру катера выпить первым и только после этого разрешил пить матросам.
Флот под красными флагами командовал морскими подступами к Рио-де-Жанейро. У маршала Фонсеки явно не хватало сил. И тогда в дело вступили политики, военные и штатские.
Парламентер
Прежде всего, на восставшие корабли был послан парламентер Это был один из самых либеральных командиров флота – капитан Карвальо.
Кандидо встретил его у трапа «Минас». Карвальо обратился к морякам и призвал их сложить оружие. Матросы молчали.
Карвальо отправился на «Сан-Пауло». И там ответом было молчание. То же самое на других судах.
Вернувшись на берег, он сказал командиру морского арсенала:
– Я прошел все корабли и нигде не видел ни малейшего беспорядка. Матросы сохраняют дисциплину. Они мастерски управляют кораблями.
Красные флаги продолжали реять над эскадрой.
«Амнистия»
Во всех странах газеты писали о восстании. Кронштадтская газета «Котлин» от 12 (25) ноября 1910 года:
«По полученным из Гамбурга сведениям, в Рио-де-Жанейро серьезные беспорядки. Стоящие в гавани бразильские военные суда, по слухам, сочувствуют мятежникам. Подробностей нет».
Европейские телеграфные агентства сообщали: «Лондон. Восстание негров-моряков в Бразилии было в течение нескольких дней главной сенсационной темой печати Европы и Соединенных Штатов. На бирже курс бразильских акций находится под угрозой резкого падения».
Петербургская газета «Новое время» от 13 (26) ноября 1910 года:
«Париж. Агентство Гавас публикует подробное сообщение о мятеже судовых команд в Рио-де-Жанейро... Все офицеры были высажены на берег, и командование эскадрой принял на себя матрос Жоан Кандидо. Мятежники немедленно, по беспроволочному телеграфу, уведомили президента Бразильской республики о своих требованиях. Правительство не дало ответа. Начался слабый орудийный огонь, который продолжался всю ночь. Утром суда стояли в бухте под красными флагами и в 7 часов утра открыли огонь по крепости».
«Нью-Йорк. Бразильское правительство в ужасе от смелости моряков. Сообщают, что европейская печать иронически относится к методам бразильских генералов в борьбе против восставших».
Но бразильские генералы прекрасно усвоили уроки истории Европы и Америки: если нет возможности применить силу, надо применить улыбку.
24 ноября было объявлено об отмене телесных наказаний на флоте, и сенат «благородно» предложил восставшим «амнистию».
26 ноября правительство - получило ответную радиограмму с рейда: «Мы складываем оружие, веря в амнистию». Говорили, что маршал впервые со дня восстания улыбнулся, читая этот несложный текст.
У Черного Адмирала не было воды и продуктов. Английские крейсеры запирали путь в океан. Матросы приняли «благородно предложенное» прощение грехов. Бразильские генералы применили улыбку. Бразильские акции были спасены.
Репортеры наводнили палубы «Минас» и «Сан-Пауло». Кандидо сказал им:
– Мы выступаем главным образом против шибаты. Это наказание применялось против рабов и животных. Тело того, кто служит родине, может быть поражено только оружием врага, а не ударом розги, нанесенным своим братом.
Английский корреспондент лукаво спросил Черного Адмирала:
– Вы рассчитываете долго служить во флоте?
– Я моряк и умру моряком,— ответил Кандидо. Прошло две недели. Казалось, что правительство Фонсеки, объявив амнистию, забыло о восстании. Но 12 декабря неожиданно был издан декрет об осадном положении.
В тот же день вечером два баркаса с артиллерией подошли к бортам «Минас Жераис» и «Сан-Пауло» и сняли с них большую часть экипажа. Было арестовано более тысячи матросов, только недавно амнистированных. В течение нескольких месяцев около двух тысяч было уволено. Фонсека проводил подлинную «чистку» личного состава флота.
Кладбище Кажу
На острове Кобрас, у самой набережной Рио-де-Жанейро, уже более полутораста лет находится военная тюрьма. Главари восстания флота были распиханы по нескольку человек в узкие одиночные камеры.
Стоял знойный тропический декабрь Южного полушария. Все окна и щели камер были тщательно закрыты. Не было ни воздуха, ни воды. Полуголые матросы сидели так тесно, что не могли повернуться.
Проходили дни и месяцы. Люди погибали. Крики и стоны предсмертной агонии постепенно ослабевали.
Если ночью смотреть с набережной Кажу, «береговой фронт» Рио выглядит, как цепь алмазов на лиловом бархате ювелирного магазина. Теплая волна декабрьского прибоя набегала и долго шипела на песке. В лучах прожекторов чуть шевелились метелки пальм. Полицейские катера сновали по бухте. Катер с погашенными огнями подошел к берегу и выставил сходни. Темные фигуры вытаскивали на пляж трупы в матросских форменках – их было больше полусотни. Затем их понесли вверх, к кладбищу. Что было дальше, неизвестно. Никаких матросских могил 1910 года на кладбище Кажу, нет. Ни одна надпись не напоминает о жертвах острова Кобрас. В президентском послании от 3 мая 1911 года сухо сказано, что в тюрьмах «умерло 18 арестованных моряков».
Жоан Кандидо спасся чудом: он лежал среди трупов и бредил. Его приняли за сумасшедшего и отвезли под конвоем в психиатрическую лечебницу. Его судили целых два года и наконец, больного и замученного навсегда изгнали из флота.
Большую группу моряков отправили в ссылку. На канонерке «Сателлит» они прибыли в центральную часть Бразилии, в город Манаус, проделав за 42 дня больше двух с половиной тысяч километров по морю и по реке Амазонке. Их поселили в сырых джунглях, в местах, где человек долго жить не может.
Газета «Фолья де Норте» лаконично отметила: «Сателлит» привез 250 воров. 180 бродяг, 120 сутенеров, 250 восставших моряков и 44 проститутки».
Судьба героев
«Потемкин» навсегда вошел в историю русской революции. Матросы знаменитого черноморского корабля так и не спустили флага. Судьба бразильских матросов была иной. У них не было никакой организации, не было связи с берегом. Матросы поверили «амнистии» маршала Фонсеки.
Какова же судьба героев нашего рассказа?
Жоан Кандидо тосковал по морю. Одно время он служил в торговом флоте, но был снова уволен. Он поступил грузчиком в рыбный склад. Рыба на складе была морская, от нее пахло солью и йодом,,,,
Наконец Кандидо не выдержал — он обратился в морское министерство с просьбой принять его во флот как старослужащего матроса. Ответ был неожиданный: «Жоан Кандидо никогда не служил в военном флоте Бразилии». Мы не знаем, где и когда умер Черный Адмирал. Он закончил свои дни всеми забытый.
Четырнадцатилетний мальчик Отавио, который когда-то бродил по набережной Рио-де-Жанейро и восторженно разглядывал красные флаги революционных кораблей в бухте Гуанабара, вырос, стал писателем и общественным деятелем — Отавио Брандао. Он и поведал о печальной судьбе Черного Адмирала,