Вообще же мир, по философским представлениям Вольтера, не был связан с Богом или какими-либо сверхъестественными силами. Деизм, в котором течение событий земной жизни не зависит от участия высших сил, не отрицал Бога как такового. Вольтер разделял эту точку зрения, поэтому антиклерикальность его мировоззрения нельзя объяснить атеизмом, который, в свою очередь, отрицал существование Бога вообще. Напротив, Вольтер говорил, что: «Если бы Бога не было, его стоило бы выдумать», полагая, что страх перед Провидением помогает избежать простым людям нравственного упадка и способствует сдерживанию их страстей. Писатель не был врагом истинной веры, как духовного проявления, он боролся лишь с её официальными образованиями – католической церковью. Религиозная одержимость её представителей возмущала Вольтера, ведь религия, по его мнению, обязана быть свободной от принуждения и фанатизма. В течение жизни философские взгляды писателя эволюционировали. Условно эту эволюцию мы можем разделить на два периода:
1. До 1750 года писатель придерживается философии оптимизма Лейбница.
2. С середины 1750-ых годов он приходит к скептическому отношению к этой теории. Отрицание оптимистического мировоззрения нашли отражение в философии его повестей.
Обобщение:
К жанру философской повести Вольтер, вождь просветительского движения во Франции XVIII столетия, обратился довольно поздно. Ему было уже за пятьдесят лет, когда он написал «Мир, как он есть, или Видение Бабука» (1746). Известный далеко за пределами своей родины поэт, драматург, историк и философ, он выступал теперь в новой роли повествователя-прозаика.
В сороковые – семидесятые годы XVIII столетия, когда создавались повести Вольтера, во Франции совершалась подготовка буржуазной революции. Политическая обстановка в стране требовала от передовых и мыслящих людей укрепления их связей с массами, - отсюда и поиски новых литературных и художественных форм, отсюда и обращение Вольтера к повествовательной прозе.
Французская революция 1789-1794 годов, как известно, решила судьбу не только французского, но и европейского феодализма. Значение ее для истории человечества было чрезвычайно велико.
Идейную подготовку революции совершили просветители. Вольтер и Монтескьё, Дидро и Руссо, Гельвеций, Тюрго, Кондорсе и многие другие своими сочинениями произвели поистине переворот в сознании современников. Просветители были «вожаками буржуазии» в те дни, когда она выступала от имени всего народа за революционное переустройство общества.
Вольтер весь свой громадный талант обратил на пропаганду новых идей. Просвещение народа, гражданское равенство, отмена всех дворянских привилегий, свобода слова, печати – вот его политическая программа. Он был неутомим. Поэмы и хлесткие эпиграммы, сатирические памфлеты и оды, высокие трагедии и, наконец, философские повести – все было направлено к единой цели, одухотворено одной мечтой о счастье человеческого рода.
Католическая церковь с особым остервенением душила тогда новую мысль, подавляла волю, звала человека к смирению и совершала чудовищные злодеяния во имя химерической личности Христа. Вольтер возненавидел церковь. «Раздавите гадину»» - восклицал он. Этот клич стал его девизом, он подписывал им свои письма. Его голос взволновал мировую общественность. Преступления церкви, совершенные давно и совершаемые в новые времена, представали пораженному взору современников и потрясали их. Знаете ли вы, говорил Вольтер своей многочисленной аудитории, что за восемнадцать веков существования христианства загублено не менее восемнадцати миллионов человек во имя господа бога? По миллиону в столетие! Не было ни одного дня, когда бы не казнили кого-нибудь за ересь и вероотступничество.
Вольтер прожил долгую жизнь (1694 – 1778). Более шестидесяти лет он отдал литературному труду. Его смелая и беспощадная критика идеологии феодализма и отживших феодальных учреждений вызвала яростную неприязнь к нему властей. Он дважды сидел в Бастилии, дважды эмигрировал из Франции, и последнее его пребывание в Фернее, на границе между Францией и Швейцарией, походило скорее на изгнание, въезд в столицу ему фактически был запрещен. Не удивительно, что многие сочинения его выходили при жизни под вымышленными именами. Ни одну из своих повестей он не подписал известным всему миру именем «Вольтер» (тоже псевдоним. Подлинное имя писателя – Франсуа-Мари Аруэ).
Жанр философской повести был избран Вольтером не случайно. Пользуясь им, можно было излагать в самой доступной и увлекательной форме наиболее сложные политические и философские теории и, следовательно, обращаться непосредственно к широким кругам читателей, которые не всегда охотно брали в руки строгие ученые трактаты с их труднопостижимой терминологией. Каждая его повесть – шедевр художественной прозы XVIII столетия.
В настоящее издание вошло пять философских повестей Вольтера.
Одна из таких теорий – так называемая теория оптимизма, которую проповедовали Лейбниц в Германии, Поп, Шефтсбери, Болинброк в Англии. Философия «оптимизма» пыталась объяснить давно волновавшую людей проблему мирового зла. Лейбниц пришел к выводу, что в мире царит гармония, что все обусловлено и целесообразно, что даже само зло необходимо, ибо без него нет блага. Отдельная личность, руководствуясь разумом, по его мнению, стремится к самоусовершенствованию так же, как и весь человеческий коллектив. Эти мысли немецкого философа изложены в ранней повести Вольтера «Задиг, или Судьба».
Жизнь постоянно ставит перед героем этой повести неразрешимые загадки, все его действия приводят к самым неожиданным результатам. Он проявил чудеса наблюдательности, угадав по следам конских копыт достоинства и отличительные качества королевской лошади, - за это ему пришлось уплатить штраф. Он защищает женщину от побоев и в награду получает от пострадавшей брань и оскорбления. «Мои знания, честность, мужество были постоянно только источниками моего несчастья», - недоумевает юноша и готов уже поверить, что «миром правит злой рок, который угнетает добрых». Но на его пути встречается ангел в образе отшельника Иезрада и объясняет ему, что «нет такого зла, которое не порождало бы добра».
Вольтер, однако, без большого энтузиазма проповедует эту теорию. Скептическая улыбка автора проступает за каждой строкой. «Слабый смертный, перестань спорить против того, перед чем ты должен благоговеть!» - «Но...» - начал Задиг. А в это время ангел уже летел на десятое небо». Это выразительное «Но...» говорило больше, чем десятки фраз. В нем уже таился протест против теории оптимизма.
В повести рассыпаны острые критические замечания, которые бьют по всем сложившимся понятиям средневекового мира, всем охранительным правовым нормам той поры. «Я приходил в отчаяние, видя, что на земле, которая одинаково принадлежит всем людям, судьба не оставила ничего на мою долю», - говорит один персонаж повести. Другой, намекая на сословные предрассудки дворянства, заявляет: «Разум старее предков».
В «Микромегасе» Вольтер, прибегая к методу остроумного повествования о путешествии на нашу Землю двух великанов, жителей Сириуса и Сатурна, обсуждает важные философские проблемы, волновавшие его современников, - сущность вещей, границы человеческих познаний, жизнь и смерть, врожденные идеи. Великаны поражены чрезвычайно малыми размерами земных существ. Людей они могли видеть только через увеличительные стекла, а между тем эти маленькие существа имели изумительные познания и ясные представления о вселенной. Так в аллегорической форме прославляется человеческий разум.
Люди, с которыми беседуют посланцы Сириуса и Сатурна, высказывают различные философские теории, бывшие в ходу в эпоху Вольтера. Микромегас отвергает при этом, как абсурдные, идеалистические взгляды и вымыслы церковников. Когда маленькая фигурка монаха встала перед Микромегасом, презрительно посмотрела на него и гордо заявила, что вся премудрость мира заключена в творениях Фомы Аквинского, богослова XIII века, и что вся вселенная с ее солнцем и звездами создана исключительно для человека, великан ответил взрывом гомерического хохота. Только материалистическая философия Локка пришлась по душе жителям Сириуса и Сатурна.
Микромегас, восхищенный умом малых существ, именуемых людьми, обещает им ответить на загадочный вопрос о сущности вещей, но в книге, подаренной им парижской Академии наук, оказались только чистые листы бумаги: сущность вещей еще предстоит раскрыть, и это могут сделать только сами люди.
В повести говорится о войнах как о тягчайшем бедствии человечества. Кто же виновник кровопролитий? – «Варвары, которые, сидя в своих кабинетах и предаваясь усладам пищеварения, отдают приказы об истреблении миллионов людей, а потом велят торжественно благодарить за это бога».
Вольтер неоднократно заявлял себя противником войн. Его антимилитаристская пропаганда исключительно актуально звучит в наши дни, будто и не умирал «фернейский патриарх» и ныне с неугасимым энтузиазмом продолжает отстаивать дело мира, как отстаивал его двести лет назад.
В литературном наследии писателя. Нет, кажется, ни одной строки, которая бы не была вызвана злобой дня его времени. Вольтер был активен. Мысль его никогда не дремала. Он должен был все знать, все видеть, но все откликаться, обо всем сказать свое слово.
В 1755 году произошло землетрясение в Лиссабоне, разрушившее город. Это событие взбудоражило весь мир. Попы и монахи начали устрашать народные массы «карой господней». Вольтер выступил с решительным протестом: вы лжете, крикнул он церковникам, какая может быть связь между разрушительными силами природы и человеческими пороками? Природа равнодушна к людям, ее законы находятся вне человеческих понятий добра и зла; катастрофы, совершающиеся в ней, - это несчастье для людей, хотя совсем не наказание за их грехи. Ни бог, ни природа не карают людей за те беды, какие они сами причиняют друг другу по своей глупости, жадности, нетерпимости, изуверству и т. д. Это зло нельзя принимать как неизбежность и тем более как благо, против него необходимо направить все силы разума и справедливости.
Теперь Вольтер уже прямо выступает не только против официальной католической догмы о всеблагом божественном промысле, посылающем бедствия в этот мир для спасения людей в мире загробном, но и против оптимистической философии Лейбница, Боллингброка, Шефтсбери, Попа и др.
Отрицанию теории оптимизма посвящена повесть «Кандид, или Оптимизм». Тупой и чванливый учитель Панглос – носитель этой теории. Он все знает, у него на все есть готовый ответ: все к лучшему в этом лучшем из миров. Кругом несправедливость, ложь, жестокость людская, пороки, сам он заражается венерической болезнью, в Испании попадает на костер инквизиции и лишь чудом спасается, но, обезображенный, безносый, Панглос не хочет расстаться со своей философией и с тупой настойчивостью твердит одно: «В мире предустановлена вечная гармония».
Герой повести – юноша Кандид, честный и простодушный, носитель естественного здравого смысла, верит с наивным простосердечием разглагольствованиям Панглоса. Однако суровая действительность жестоко разрушает его иллюзии. Перенеся много бед, юноша в конце концов восклицает: О Панглос!.. Кончено, - я наконец, отказываюсь от твоего оптимизма».
К чему же пришел Кандид? К мрачному взгляду на мир? Отнюдь нет. Автор сталкивает его с философом, утверждающим, что мир «нечто очень глупое и очень скверное». Но Кандид не согласился и с этой теорией, которую проповедует в повести пессимист Мартэн. Нужно трудиться. В этом смысл жизни. «Работа избавляет нас от трех великих зол: скуки, порока и нужды. Будем возделывать свой сад!» - таков конечный вывод повести.
Вывод несколько неожиданный. Вольтер не раз озадачивал читателя подобными уклончивыми ответами. «Возделывать свой сад!» А как же с мировым злом? Кто же будет бороться против лжи, пороков, преступлений, чудовищных несправедливостей, которые он же, Вольтер, так живо и умно описал в своей повести? На это автор ответа не дает. Пусть решает сам читатель, и он, этот передовой, мыслящий читатель, решал так, как хотел этого сам автор. Позволительно спросить, каких же выводов ждал от своих читателей Вольтер? Обратимся к его частной переписке. Вот что писал он однажды маркизу Шовелену: «Французы почти всегда поздно достигают своей цели, но в конце концов они все же достигают ее. Свет распространяется все больше и больше; вспышка произойдет при первом случае, и тогда поднимется страшная сумятица. Счастлив тот, кто молод: он еще увидит прекрасные вещи». Вот путь борьбы, путь активного вмешательства в жизнь!
Вольтер нарисовал в своей повести сказочную страну Эльдорадо, где люди свободны и живут в изобилии, где нет притеснений, нет тюрем, где никого не судят, не казнят. Там прекрасные города с величественными общественными зданиями, среди которых особенно великолепен дворец наук. Как хороша эта страна! Но где она?
Страна Эльдорадо – это мечта Вольтера о всеобщем счастье народов. Представления французского просветителя о грядущей судьбе человечества еще весьма туманны, но он мечтает о том, чтобы всем людям жилось хорошо.
Осмеяв философию «оптимизма», направленную на сохранение и оправдание социальных зол, Вольтер разоблачил и другие теории, входившие тогда в круг средств духовного закабаления народа. Так, например, трудящихся людей, испытывающих гнет деспотизма и неволи, пичкали с церковного амвона проповедями о том, что по «божественному установлению» воля человека свободна. Церковников не смущало, что, проповедуя эту теорию, они не только лгали, но издевались и глумились над угнетенным человеком.
Вот как выглядит эта теория под ярким лучом вольтеровской иронии. В повести мы читаем следующие строки: «Кандида спросили судебным порядком, что он предпочитает, быть ли прогнанным сквозь строй тридцать шесть раз, или получить сразу двенадцать свинцовых пуль в лоб. Как он ни уверял, что его воля свободна и что он не хотел бы ни того, ни другого, пришлось сделать выбор. Он решился в силу божьего дара, который называется свободой, пройти тридцать шесть раз сквозь строй».
Чванливое презрение к простым людям со стороны привилегированных сословий Вольтер осмеял в образе жалкого и порочного барона Тундер-тен-тронка, брата Кунигунды, тупо кичившегося семьюдесятью поколениями своих предков, не способного ни понять, ни оценить истинного благородства натуры Кандида.
Дав сатирическую картинку – ужин шести нищенствующих королей, лишенных престола, жалких и ничтожных, Вольтер показал читателю всю нелепость притязаний так называемых «помазанников божьих» на божественное происхождение королевской власти. «Миллионы людей на земле в сто раз более достойны сожаления, чем король Карл-Эдуард, император Иван и султан Ахмет», - пишет он.
Любопытен в повести образ вельможи Прокуранте. Все блага мира доступны этому человеку. Духовные и материальные богатства находятся в его распоряжении. Но он не ценит ничего, ничто его не радует. И это – результат паразитической жизни: она порождает пресыщение.
Всюду, в каждой строке Вольтер – просветитель, строгий судья общественных пороков, глашатай новых идей.
Таков же он и в повести «Простодушный». Здесь он вступает в философский спор с Жан-Жаком Руссо, который, справедливо отмечая, что плодами человеческого гения овладевают власть имущие тунеядцы, делал, однако, неверный вывод о развращающем влиянии наук и искусств на нравы людей. Человек был нравственным в «естественном» состоянии, то есть вне культуры, в непосредственном общении с природой. Тогда он был свободен, добр и справедлив. Человек стал порочным в «цивилизованном» обществе, когда один стал угнетать другого, заявлял Руссо.
Вопрос о «естественном человеке» и «цивилизованном обществе», ставший предметом жарких споров в дни Вольтера и Руссо, нашел свое отражение в повести «Простодушный».
Простодушный – дикарь. Он прожил в среде дикарей (гуронов) первую половину жизни и воспринял от них мораль, которая оказалась еще выше морали цивилизованных европейцев. Во Франции Простодушный познает «цивилизацию». Его простому, безыскуственному сознанию, привыкшему видеть и оценивать вещи, исходя из их подлинной сущности, многое непонятно, кажется безрассудным, противоестественным.
Цепь столкновений начинается с обращения гурона в христианскую веру. Простодушный читает библию. Он задает благочестивым католикам такие вопросы. Возникшие у него при чтении Пятикнижия Моисея, на которые те ответить не могут. Гурон, сам того не ведая, разоблачает нелепости и несообразности священного писания и христианских обрядов. «Каждый день, как я замечаю, творится у вас тут бесчисленное множество таких вещей, о которых ничего не сказано в вашей книге (имеется в виду библия. – С. А.), и не выполняется ровно ничего из того, что там написано». Простодушный, терпя всякие злоключения, получает тем временем европейское образование, изучает историю, философию. Дикарь становится судьей цивилизации.
Вольтер полемизирует с Руссо, поправляет его, смягчает его крайности, его запальчивые отрицания благотворных черт культуры. «Чтение возвышает душу», - пишет Вольтер, и его герой, пройдя курс наук, заявляет: «Я склонен уверовать в метаморфозы, ибо из животного превратился в человека». Он усвоил только полезное. Он не разучился смотреть на вещи трезвыми глазами и отличать разумное от нелепости и предрассудка.
Философские повести Вольтера представляют собой в большинстве случаев своеобразные путевые картины. Его герои совершают вынужденные или добровольные странствия. Они видят мир во всем его многообразии, людей различных национальностей, рас, вероисповеданий, различных социальных групп. Так, повествуя о любви прекрасного юноши Амазана к царевне Формозанте («Царевна Вавилонская»), писатель показывает жизнь многих стран и народов. Особенно мрачными красками рисует Вольтер Италию, Рим, резиденцию пап, страну, погрязшую в предрассудках. «Желтые воды Тибра, зачумленные болота, редкие, истощенные обитатели и нищие в старых, дырявых плащах, позволяющих видеть сухую, морщинистую кожу», - таким предстает перед глазами Амазана Рим, где царствует папа – «Старец семи холмов».
В Испании господствуют наводящие ужас одним своим видом инквизиторы – антропокайи, Германия кишит князьями, фрейлинами и нищими. Словом, социальный мир устроен дурно. Человеческая жизнь укорачивается повсюду «бессмысленно и отвратительно». Человек рожден для счастья, но факты реальной действительности опровергает эту «превосходную мораль».