– Очень хорошо – значит, он сможет продержаться, – Квимант говорил почтительно, но твердо. – Но он не может вырваться! Мы должны послать свежую армию, большую армию, чтобы обеспечить ему поддержку!
– Есть еще гномы. Мы сначала должны узнать их намерения! – указал Ситас.
– Фу! Если они что-нибудь и сделают, это будет слишком поздно! Мне кажется, Тан-Кар симпатизирует людям настолько же, насколько и нам. Гномы никогда ничего не предпримут, пока он остается их голосом и ушами!
Но он не их голос и уши. Мысль об этом принесла Ситасу небольшое облегчение, но он ничего не сказал Квиманту, продолжавшему свою речь, хотя про себя обдумывал тайную дипломатию. Таманьер Амбродель, все зависит от тебя!
– И все же, мне кажется, нам придется потерпеть его. Он наша единственная надежда на заключение союза.
– Как всегда, добрый кузен, твои слова – отражение моих мыслей. – Ситас выпрямился, показывая, что разговор закончен. – Но я решил пока подождать. В настоящее время Кит-Канан в безопасности, а со временем мы узнаем больше.
Он надеялся, что это правда. Крепость была неприступной, и людям, без сомнения, потребуются месяцы, чтобы подготовиться к согласованной атаке. Но что потом?
– Отлично. – Квимант смущенно кашлянул, затем добавил: – Как поживает моя кузина? Я не видел ее несколько недель.
– Роды приближаются, – ответил Ситас. – К ней из своих поместий приехали сестры, и жрицы Квенести Па велели ей оставаться в постели.
Квимант кивнул:
– Прошу, передай ей привет от меня, когда увидишь ее. Желаю ей быстро разрешиться от бремени и родить здорового ребенка.
– Благодарю.
Ситас наблюдал, как элегантный аристократ покидает зал. На него производили впечатление манеры Квиманта. Лорд знал, что нужен трону, это доказывали те полгода, что он провел в Сильваносте. Он выказал понимание желаний Пророка и, по-видимому, хорошо работал, чтобы исполнить их.
Пророк услышал, как открылась одна из боковых дверей, и, оглядев просторный зал, заметил вошедшую женщину в шелковом платье. Она нежно взглянула на фигуру на сверкающем троне, усыпанном мерцающими зелеными точками.
– Матушка, – с восторгом произнес Ситас. В эти трудные дни ему нечасто приходилось видеть Ниракину во дворце, и это посещение оказалось приятной неожиданностью. Когда мать приблизилась, он был поражен тем, насколько она постарела внешне.
– Я увидела, что ты один, – тихо сказала она сыну, который поднялся и подошел к ней. – Ты так часто занят делами государства… и войной.
Он вздохнул:
– Война теперь мой образ жизни – образ жизни всего Сильваноста.
Он почувствовал сострадание к матери. Ситас часто размышлял о смерти отца как о событии, взвалившем ему на плечи бремя правления. И забывал, что одновременно эта смерть сделала его мать вдовой.
– У тебя не найдется минутки прогуляться со мной? – попросила Ниракина, взяв сына под руку.
Он кивнул, и они молча прошли через огромный зал к хрустальным дверям, предназначавшимся лишь для членов королевской семьи. Двери беззвучно распахнулись, и мать с сыном очутились в садах Астарина. Справа темнели деревянные строения королевских конюшен, а перед ними открывалась манящая красота королевских садов. Ситас сразу ощутил легкость и спокойствие на душе.
– Тебе нужно гулять здесь чаще, – мягко упрекнула его мать. – Ты стареешь раньше времени.
Она осторожно держала его под руку, позволяя выбирать тропинку.
Их окружал сад, с высокими живыми изгородями, густыми кустами, отяжелевшими от покрытых росой цветов, с прудами, бассейнами, фонтанами. Это был уголок живой природы, превращенный эльфийскими жрецами, служителями короля бардов Астарина, в выдающееся произведение искусства.
– Благодарю тебя за то, что ты привела меня сюда, – с тихим смехом сказал Ситас. – Иногда мне нужно напоминать об этом.
– Твоему отцу тоже время от времени нужны были мягкие напоминания. Я старалась дать ему это, когда наступала необходимость.
На мгновение Ситаса захлестнула волна печали.
– Мне не хватает его больше, чем когда-либо. Я чувствую, что… не готов занять его трон.
– Ты готов, – твердо заявила Ниракина. – Твоя мудрость поддерживает нас сейчас – в тяжелейший период со времен войн с драконами. Но поскольку ты готовишься стать отцом, ты должен понять, что нельзя целиком отдавать жизнь своему народу. У тебя есть еще и семья, ты должен думать о ней.
Ситас улыбнулся:
– Жрицы Квенести Па не отходят от Герматии. Они утверждают, что это произойдет со дня на день.
– Жрицы и ее сестры, – пробормотала Ниракина.
– Да, – согласился Ситас.
Сестры Герматии, Гелинна и Лиат, переехали во дворец, как только стало известно о ее беременности. Они были вполне приятными женщинами, но Ситасу стало казаться, что его покои теперь ему не принадлежат. Это было неприятное чувство, но он пытался подавить его ради Герматии.
– Она изменилась, матушка, сильно изменилась, ты должна была это заметить. Герматия стала другой женщиной еще до того, как узнала, что ждет ребенка. Она служит мне поддержкой и утешением, как когда-то.
– Это все война, – сказала Ниракина. – Я заметила перемену, о которой ты говоришь, она пришла с войной. Она и ее клан Дубовых Листьев расцвели на почве всей этой суеты. – Женщина помолчала, затем продолжила: – Прежде чем войти, я заметила, что уходит лорд Квимант. Ты часто беседуешь с ним. Он оказался полезен тебе?
– Да, очень. В этом причина твоей озабоченности?
Ниракина вздохнула и покачала головой:
– Я… Нет-нет, не в этом. Ты стараешься на благо Сильванести, и все, что служит тебе на пользу, хорошо.
Ситас остановился у каменной скамьи. Мать села, а он принялся лениво расхаживать под дрожащими ветвями серебристой осины, листья которой мерцали под легким ветерком.
– Ты не получал известий от Таманьера Амброделя?
Ситас заговорщически улыбнулся:
– Он благополучно прибыл в Торбардин и надеется связаться с кланом Хилар. Если ему повезет, он встретится с самим королем. Тогда мы выясним, добросовестно ли этот Тан-Кар выполняет свои обязанности посла.
– И ты никому не рассказал о миссии лорда Амброделя? – осторожно осведомилась мать.
– Нет, – успокоил ее Ситас. – Мы с Квимантом и в самом деле обсуждали сегодня гномов, но я даже ему ничего не сказал о нашей тайной дипломатии. И все же я хотел бы узнать, почему нам необходимо соблюдать такую секретность.
– Не сейчас, прошу тебя, – отказалась Ниракина. Небо постепенно затянулось легкой дымкой, я в порыве ветра уже чувствовалось приближение зимы. Ситас заметил, что мать дрожит в своем легком шелковом платье.
– Пойдем, пора возвращаться, – сказал он, предлагая ей руку.
– А твой брат? – нерешительно начала Ниракина, когда они возвращались к хрустальным дверям. – Не можешь ли ты послать к нему еще солдат?
– Пока не знаю, – с мукой в голосе ответил Ситас. – Могу ли я рискнуть вызвать мятеж в городе?
– Возможно, тебе нужно получше разузнать обстановку.
– Кто может сообщить мне что-нибудь новое? – скептически спросил Ситас.
– Сам Кит-Канан.
Двери распахнулись, и из башни повеяло теплом. Мать остановилась и повернулась к сыну лицом.
– Верни его домой, Ситас, – настойчиво попросила она, взяв его руки в свои ладони. – Верни его домой и поговори с ним!
Ситас был удивлен собственной реакцией. В предложении оказался неожиданный здравый смысл. Оно сулило надежду, это возвращение, оно объединит его народ, которому грозит раскол. Но каким образом мог он сейчас вызвать домой брата, окруженного гигантской вражеской армией?
На следующий день Квимант снова оказался первым и самым важным посетителем Ситаса.
– Мой господин, – начал советник, – пришел ли ты к решению относительно набора новых войск? Мне не хотелось бы напоминать тебе об этом, но время уходит.
Ситас нахмурился. В мозгу его возникло непрошеное воспоминание о сцене на берегу, когда первый отряд отправлялся на войну. Теперь более половины этих эльфов мертвы. Как отнесется город к отправлению на запад еще одного, большего отряда?
– Пока нет. Я хотел бы подождать, пока… – Он осекся. Ситас чуть не проговорился о миссии Амброделя. – Я еще не готов к этому, – заключил он.
Он был избавлен от необходимости дальнейшей дискуссии – в этот момент в зал вошел Станкатан, его дворецкий. За величавым эльфом, облаченным в черный шерстяной жилет, следовал посланец, забрызганный дорожной грязью, в кожаной куртке разведчика Гончих. В руках посланца был свиток пергамента со знакомой печатью красного воска.
– Письмо от моего брата? – Ситас вскочил на ноги, узнав печать.
– Его привез курьер, который переправился через реку сегодня утром, – пояснил Станкатан. – Я немедленно проводил его в башню.
Ситаса охватил восторг, как и всегда, когда раз в две недели прибывал курьер с последними сообщениями от Кит-Канана. Но восторг этот охлаждали мрачные новости о его брате и осажденном гарнизоне.
Он взглянул на курьера – эльф приблизился и низко поклонился. Ситас заметил, кроме дорожной грязи и пыли, перевязь, поддерживающую его правую руку, и повязку с темными пятнами на левом колене.
– Благодарю тебя за старание, – произнес Ситас, оценивая кавалериста. Эльф выпрямился после этих слов, словно похвала Пророка бальзамом пролилась на его раны. – Что помешало тебе в пути?
– Обычный сторожевой патруль, Высочайший, – ответил эльф. – Но у людей нет волшебников, и они не могут скрывать тропы с помощью магии. В первый день моего пути мне помогло волшебство – я стал невидим, и заклинания спасли меня и моего коня. Затем благодаря быстроте лошади я смог ускользнуть и попал лишь в одну небольшую стычку.
Звездный Пророк взял свиток, сломал восковую печать и осторожно развернул письмо, на время забыв о Квиманте. Лорд молча ждал; если он и был раздражен, то ничем не выдал этого.
Ситас с серьезным видом читал письмо.
«Передо мною, брат мой, простирается безбрежное людское море. И, в самом деле, они окружают нас, подобно тому, как океан окружает остров, полностью отрезав нам путь наружу. Лишь с большим риском удается моим курьерам проникать через вражеские линии – и лишь заклинания моих магов дают им некоторое время, чтобы пробраться незамеченными.
Какова будет теперь судьба нашего дела? Атакует ли нас армия Эргота и возьмет приступом крепость?
Лошади их кружат под нашими стенами, но достать нас они не могут. Два других крыла присоединились к генералу Гиарне еще прежде, чем он достиг Ситэлбека, и число вражеских солдат поистине поражает воображение.
Генерал Гиарна, как я узнал, – имя врага, с которым мы столкнулись этой весной, того, кто оттеснил нас с равнин. Мы захватили нескольких пленных из его войск, и они говорят о нем с преданностью и уверены, что настанет день, когда он разгромит нас! Я наблюдал за ним несколько часов, когда находился в плену. Этот человек наводит страх. В нем есть что-то мрачное и жестокое, что отличает его от всех врагов, которых я встречал когда-либо.
Собираются ли гномы выступить из Торбардина и прорвать кольцо с юга? Это, брат мой, был бы воистину подвиг дипломатии с твоей стороны. Если ты обеспечишь их поддержку, моя благодарность будет безгранична!
А может быть, эльфы Сильваноста вступят в бой, объединившись против угрозы, нависшей над нацией? Это, боюсь, наименее вероятно – по крайней мере, судя по тому, что ты пишешь об апатии и беспечности нашего народа. Как протекает дипломатическая битва, брат?
Надеюсь, что тебя развлечет рассказ об одном событии, которое принесло нам немало беспокойства, даже нагнало на нас страха. Я уже писал тебе о лавовой пушке, которую выстроили карлики, – сооружении размером с гору, ее тащит сотня быков; ее каменная глотка обращена к небу и изрыгает дым и огонь. Вскоре после того, как я написал тебе последнее письмо, орудие установили в виду Ситэлбека. Оно стояло на расстоянии около трех миль от города, но возвышалось так угрожающе и громыхало так яростно, что мы воистину обезумели от страха!
В течение трех дней карлики суетились вокруг чудовищного сооружения. Они взбирались по его стенкам, сыпали уголь в его чрево, загружали в жерло огромное количество навоза, пыли и красного пороха. Все это время орудие шипело и пыхтело, и на третий день равнина скрылась под облаком.
Потом карлики вскарабкались по стенкам орудия и начали копошиться на его верхушке, словно на вершине небольшой горы. Должен признаться, что мы с немалой тревогой наблюдали за тем, как одно из крошечных существ размешивало что-то в котле у самого края жерла. Наконец карлик вылил содержимое котла в орудие. Все остальные разбежались, на расстояние в добрых полмили.
Целый день солдаты Эргота испуганно жались друг к другу, взирая на ужасное орудие. Наконец мы поняли, что, по-видимому, оно отказалось стрелять, но лишь на следующее утро карлики подползли к нему выяснить, в чем дело.
Внезапно пушка начала пыхтеть, хрипеть и дымить. Карлики стремглав кинулись в укрытие, и мы ждали и смотрели еще целый день. И лишь на третье утро мы увидели орудие в действии.
Оно выстрелило с ужасающей силой на расстояние многих миль. К счастью, мы, ее цель, оказались в безопасности. Основной, сокрушительный удар дождя пылающих камней приняла на себя людская армия, разбежавшаяся по равнине.
Мы увидели, как тысячи вражеских лошадей (к сожалению, лишь небольшая часть от общего числа), обезумев, понеслись через поля. Целые полки исчезали в смертоносном шквале, прокатившемся по армии.
На мгновение я подумал было, что у нас появилась возможность произвести неожиданную атаку и прорвать кольцо. Но когда я отдавал приказ, ряды армии генерала Гиарны уже сомкнулись, прикрывая брешь. Его всадники доказали, что ловушка по-прежнему надежно заперта.
Тем не менее, происшествие нанесло армии Эргота ущерб. Мы возблагодарили богов за то, что враги промахнулись; если бы удар пришелся по Ситэлбеку, то мое предыдущее письмо к тебе оказалось бы последним. Пушка превратилась в груду камней, и мы каждый день молимся, чтобы враги не смогли восстановить ее.
Передавай мои наилучшие пожелания моему будущему племяннику или племяннице. Кто это будет? Возможно, читая это письмо, ты уже знаешь ответ. Я могу лишь надеяться, что когда-нибудь сам это узнаю. Надеюсь, Герматия чувствует себя хорошо.
Мне, как всегда, не хватает твоего совета и присутствия, брат. Я тешу себя мыслью, что если бы мы смогли объединить наши усилия, то нашли бы выход из этого тупика. Но, увы, челюсти капкана крепко держат меня, и я понимаю, что там, в столице, ты в такой же ловушке, как и я.
Ну а пока молись за нас! Передавай привет матушке.
Кит».
Ситас остановился, осознав, что стражники и Квимант пристально наблюдают за тем, как он читает. Он знал, что все чувства отражались на его лице, и от этого внезапно почувствовал себя уязвимым.
– Оставьте меня, все! – рявкнул Ситас, возможно, более грубо, чем хотел. Все же он был благодарен им за то, что они немедленно покинули зал.
Пророк принялся расхаживать взад-вперед перед изумрудным троном. Письмо брата взволновало его больше обычного – теперь стало ясно, что необходимо что-то предпринять. Он дольше не мог отгонять от себя мысли о безвыходном положении Ситэлбека. Мать и брат правы. Ему необходимо увидеть Кит-Канана, поговорить с ним. Они смогут разработать план – план, который, возможно, принесет им успех!
Вспомнив прогулку с Ниракиной, он повернулся к хрустальным королевским дверям. За ними лежали сады – и конюшни.
Ситас решительно зашагал к дверям, и створки бесшумно распахнулись перед ним. Он покинул башню и оказался в саду, освещенном скудным солнечным светом, но окружающее не интересовало его. Ситас направился прямо к королевской конюшне.
Конюшня представляла собой скопление строение и загонов. Там были стойла для лошадей, домики конюхов и дрессировщиков, склады корма. За главным зданием тянулось поле, заросшее невысокой травой, отгораживавшее Звездную Башню от домов гильдий.
Здесь содержалось несколько дюжин лошадей, принадлежавших королевской семье, а также повозки и кареты. Но не это интересовало сейчас Пророка.
Ситас прошел через главную конюшню, небрежно кивая конюхам, которые чистили лоснящихся жеребцов. Он миновал дальнюю дверь и пересек небольшой загон, приблизившись к строению, стоявшему отдельно от других. Дверь его состояла из двух створок, верхней и нижней; верхняя была открыта.
Внутри что-то зашевелилось, затем в дверях показалась огромная голова. Блестящие золотые глаза рассматривали Ситаса недоверчиво и подозрительно.
Голову украшал длинный, зловещего вида клюв, похожий на ястребиный. Ситас увидел, что существо в тесной каморке задвигало широкими крыльями, и понял, что Аркубаллис хочет полетать.
– Ты должен отправиться к Кит-Канану, – велел Ситас могучему животному. – Вытащи его из крепости и принеси обратно ко мне. Сделай это, Аркубаллис, и я выпущу тебя на волю!
Огромные глаза грифона сверкнули; он изучающе разглядывал Звездного Пророка. Аркубаллис служил Кит-Канану всю его жизнь, пока обязанности командующего не заставили принца сменить его на обыкновенного коня. Ситас знал, что грифон полетит и принесет его брата домой.
Ситас медленно приблизился и открыл нижнюю створку двери. Аркубаллис нерешительно выступил вперед, перешагнув через наполовину съеденную тушу оленя, лежавшую в конюшне.
Раскрыв могучие крылья, Аркубаллис сделал сильный прыжок. Еще несколько прыжков по загону, и он поднялся в воздух. Заработали гигантские крылья, и животное начало набирать высоту, пролетело над крышей конюшни, затем повернуло, минуя Звездную Башню.
– Лети! – крикнул Ситас. – Лети к Кит-Канану!
Словно услыхав эти слова, грифон развернулся и пронесся мимо. Постепенно поднимаясь все выше, Аркубаллис, взмахивая мощными крыльями, направился на запад.
Ситасу показалось, что с плеч его свалилось тяжкое бремя, словно грифон унес его с собой. Он знал, что брат все поймет. Когда Аркубаллис прилетит в Ситэлбек – а Ситас был уверен в этом, – Кит-Канан, не тратя времени зря, вскочит на верного грифона и поспешит в Сильваност. Он знал, что вдвоем они смогут решить, как дальше бороться за дело эльфов.
– Высочайший?
Ситас круто обернулся, выведенный из задумчивости раздавшимся за спиной голосом. Он увидел Станкатана, дворецкого, который выглядел неуместно среди грязи и навоза конюшен. На лице эльфа отражалась глубокая озабоченность.
– В чем дело? – быстро спросил Ситас.
– Твоя супруга, госпожа Герматия, – ответил Станкатан. – У нее начались схватки. Жрицы сказали мне, что пришло время родов.
Три дня спустя
Посередине стола брызгала маслом старая лампа. Фитиль был прикручен, чтобы сберечь драгоценное масло на долгие темные зимние месяцы. Кит-Канан подумал, что сумрак, полный теней, подходит для этой безрадостной встречи.
За столом рядом с ним сидели Кенкатедрус и Парнигар. Оба – так же, как и сам Кит, – заметно исхудали за последние шесть месяцев. В глазах их застыло мрачное сознание того, что впереди их ждет еще немало таких же месяцев.
Каждый вечер в это время Кит встречался с двумя офицерами – своими друзьями ветеранами. Они собирались в этой комнатке с простым столом и стульями. Иногда они делили бутылку вина, но и эта роскошь теперь была нечастой.
– Мы получили сообщение от Гончих, – начал Парнигар. – Белому Локону удалось проскользнуть через линию фронта. Он рассказал мне, что небольшие отряды, которые у нас еще остались, бродят по лесам и наносят врагу частые и чувствительные удары. Но они вынуждены непрестанно передвигаться и не осмеливаются выходить на равнины.
– Конечно, не осмеливаются! – фыркнул Кенкатедрус.
Двое офицеров, как это часто бывало, начали спорить, отстаивая противоположные взгляды на тактику.
– Мы никогда не сдвинемся с места, если силы будут рассеяны по лесам. Мы должны собрать их вместе! Мы должны сосредоточить наши войска!
Кит вздохнул и поднял руки:
– Мы все понимаем, что наши «сосредоточенные войска» едва ли окажутся помехой для людей – по крайней мере, сейчас. Крепость – единственное, что спасает Гончих от разгрома, и партизанская война – это все, что мы можем сделать, пока… пока что-нибудь не произойдет.
Он смолк, понимая, что коснулся больной темы. Действительно, в Ситэлбеке они находились в относительной безопасности и могли противостоять открытому нападению. У них была провизия, которую с помощью жрецов можно было растянуть на год.
Поддавшись внезапному гневу, Кенкатедрус ударил кулаком о столешницу.
– Они держат нас здесь, словно зверей в клетке! – прорычал он. – На какую судьбу мы обрекли себя?
– Успокойся, друг мой.
Кит тронул своего старого учителя за плечо и заметил на его ресницах слезы. Впалые глаза были обведены коричневыми кругами, что усиливало впечатление изможденности. «Во имя богов, неужели мы все так выглядим?» – не мог не поразиться Кит.
Капитан из Сильваноста вскочил на ноги и отвернулся от них. Парнигар смущенно кашлянул.
– До утра мы ничего не можем предпринять, – заметил он и тихо поднялся.
У Парнигара, единственного из троих, в крепости была жена. Он тревожился о ее здоровье больше, чем о своем. Она происходила из людей, но все трое тщательно избегали упоминать об этом. Хотя Кит-Канан был знаком с женщиной и симпатизировал ей, Кенкатедруса по-прежнему раздражал этот межрасовый брак.
– Доброго отдыха вам, благородные эльфы, – попрощался Парнигар и вышел из дверей навстречу ночной тьме.
– Я понимаю, ты хочешь отомстить за поражение на равнинах, – обратился Кит-Канан к Кенкатедрусу, когда тот обернулся и закутался в плащ. – И я знаю, друг мой, твой час настанет!
Эльфийский капитан взглянул на генерала, который был много моложе его, и Кит понял, что Кенкатедрус хочет ему верить. Глаза его снова были сухими, и наконец, капитан неприветливо кивнул.
– Увидимся утром, – простился он и вслед за Парнигаром исчез в ночи.
Кит некоторое время сидел, неподвижно глядя на умирающее пламя светильника, не желая тушить свет, хотя и понимал, что с каждой минутой тратит зря драгоценное масло. Недостаточно топлива… недостаточно пищи… недостаточно солдат. Чего же у них достаточно, кроме проблем?
Кит-Канан попытался не думать об этом, унять раздражение. О, как ненавидел он это сидение в крепости-западне, окруженной целой армией, ненавидел зависимость от милости врага, притаившегося за стенами. Как он жаждал свободы лесов, где жил так счастливо в годы, проведенные вдали от Сильваноста.
Мысли Кита невольно обратились к Анайе – прекрасной, потерянной для него Анайе. Возможно, он оказался в ловушке уже после ее смерти, еще до начала войны, до того, как стал генералом армии своего отца, а затем и брата.
Наконец эльф вздохнул, понимая, что эти мысли не могут принести ему утешения, и неохотно погасил лампу. Его койка находилась в комнате, примыкавшей к штабу, и вскоре он уже лежал на ней.
Но сон не шел к нему. Сегодня вечером они не пили вина, и теперь нервное напряжение не давало Кит-Канану заснуть.
Наконец, когда все вокруг стихло, глаза Кит-Канана сомкнулись – но это не принесло благословенного забытья. Напротив, он словно прямо из бодрствования перенесся в правдоподобный, как реальность, сон.
Кит-Канану снилось, что он поднимается к облакам, но не на спине Аркубаллиса, как он летал много раз до этого, а с помощью собственных рук и ног. Он устремлялся вниз и нырял в воздушные ямы, словно орел – хозяин неба.
Внезапно облака перед ним расступились, и он увидел три остроконечные горные вершины, вздымающиеся над землей, скрытой дымкой далеко внизу. Чудовищные пики изрыгали дым и языки пламени, по склонам текли потоки лавы. Долины у подножия их выглядели адскими выжженными пустынями, покрытыми багровой лавой и бурой грязью.
Кит полетел дальше, и теперь внизу простирались безжизненные просторы. Окруженные отвесными скалами и острыми, как мечи, пиками, горные долины лежали под толстым слоем снега и льда. Все вокруг сверкало первозданной чистотой. Серые и черные отроги, скалы, подобные башням, поднимались среди бескрайних, ослепительно белых ледников. Местами снег пересекали голубые полосы – это был лед, чистейший и прозрачнейший во всем Кринне.
Внезапно взгляд Кит-Канана приковало движение в одном из ущелий. Он увидел могучую гору, что была выше всех окружающих. Лед на склоне ее подтаял и сполз, образовав нечто вроде грубого рисунка, напоминавшего лицо старого седобородого гнома.
Кит, продолжая лететь, снова заметил движение. Сначала ему показалось, что перед ним огромная стая орлов – диких, гордых птиц, господствовавших в небе. Затем он подумал, что это может быть стадо каких-то диких лошадей или коз необычного рыжевато-коричневого цвета.
В следующее мгновение он понял, кто это, – в памяти его возник Аркубаллис. Это были грифоны, целая стая грифонов! Сотни диких существ, наполовину орлов, наполовину львов, неслись навстречу Кит-Канану.
Он не чувствовал страха. Наоборот, он повернул прочь от горы с гномьим лицом и полетел на юг. Грифоны последовали за ним, и вскоре местность начала понижаться. Кит-Канан увидел голубые озера, замшелые камни и пустоши, поросшие низким кустарником. Затем показались первые деревья, и он снизился, следуя по течению горного ручья, в сторону зеленых равнин, открывавшихся перед ним.
А затем в лесу он увидел ее – Анайю! Она была раскрашена, как дикарка, и убегала от него прочь, ее обнаженное тело мелькало между деревьями. Во имя богов, как быстро она бежит! Хотя он летел по воздуху, она намного опередила его и вскоре исчезла – ветер донес до него лишь ее смех.
Затем Кит нашел ее, но она уже изменила внешность. Она постарела, приросла к земле. На глазах его она превращалась в дерево, поднимавшееся к небесам, и следы эльфийской женщины, которую он любил, исчезли.
Слезы струились по лицу Кит-Канана, но он не замечал этого. Они смочили землю и напоили дерево, и оно устремилось выше, к небесам. Эльф с печалью в сердце покинул ее и вместе с грифонами продолжил путь на юг.
Перед ним мелькнуло другое лицо. Он в изумлении узнал женщину из Эргота, которая помогла ему сбежать из вражеского лагеря. Почему теперь она явилась ему во сне?
Ручеек внизу разлился в поток, в него впадали другие потоки, и скоро ручей превратился в реку, несущую свои воды в покрытое лесами королевство – его родину.
Наконец Кит-Канан увидел впереди кольцо воды – это река Тон-Талас разделялась на два рукава, огибая остров, на котором лежал Сильваност. За ним к его дому следовали пятьсот грифонов. Гостеприимное сияние озарило его.
В саду он увидел другую эльфийскую женщину. Она подняла взор, призывая его домой, к себе. Сначала издалека ему показалось, что это его мать, но, подлетев поближе, он узнал жену брата, Герматию.
Кит проснулся внезапно, полный сил, возвращенный к жизни. Он вскочил с кровати – воспоминание о сновидении сияло перед ним, подобно путеводной звезде. Крепость вокруг все еще спала. Глядя в окно, прорубленное в восточной стене башни, командующий первым во всем Ситэлбеке встречал утреннее солнце. Набросив поверх туники плащ и надев высокие мягкие кожаные сапоги, он устремился к двери.
Внезапно со двора раздался тревожный крик. В следующее мгновение запел горн, за ним хор труб проревел предупредительный сигнал. Кит пронесся через караульное помещение и выбежал на улицу. Солнце едва заглядывало за крепостную стену, но он заметил тень, затмившую узкую полоску света.
На стене виднелись несколько лучников, они обернулись и направили оружие к небу.
– Не стрелять! – крикнул Кит. Тень снизилась, и он понял, кто это. – Аркубаллис!
Он взмахнул рукой, а гордый грифон, описав крут, приземлился перед ним и, присев на задние львиные лапы, поднял переднюю – массивную, украшенную когтями лапу орла. Острые желтые глаза моргнули, и на Кит-Канана нахлынула волна нежности к верному другу.
В следующее мгновение он задумался о том, что привело сюда Аркубаллиса. Он оставил его там, в Сильваносте, на попечении брата. Конечно же! Ситас прислал его сюда, чтобы он доставил Кита домой! И он почувствовал прилив воодушевления, подобного которому не испытывал годы.
Менее часа потребовалось Кит-Канану, чтобы отдать приказания офицерам. Он назначил Парнигара комендантом, а Кенкатедрус получил задание тренировать подвижный отряд из кавалеристов, копейщиков и лучников, предназначенный для небольших вылазок. Им предстояло носить имя Летучего отряда, но до своего возвращения Кит-Канан приказал ничего не предпринимать. Он предостерег обоих офицеров, чтобы они были начеку и не дали себя обмануть какой-либо военной хитростью. Ситэлбек был ключом к обороне равнин, и он должен оставаться непобедимым и неприступным.
– Уверен, у моего брата есть план. Мы встретимся и найдем выход из этого тупика!
Над городом кружился осенний ветер, принося с собой первые заморозки.
Кит взобрался на спину своего «коня», устроился в новом седле, которое на скорую руку соорудил для него один из Гончих.
– Удачи тебе, пусть тебе помогают боги, – сказал Кенкатедрус, сжимая в ладонях руку Кита, затянутую в перчатку.
– Возвращайся побыстрее, – добавил Парнигар.
Аркубаллис расправил над землей могучие крылья, достаточно мускулистые и толстые, чтобы сломать шею человеку.
Несколько взмахов – и Аркубаллис поднялся к верхушке здания внутри крепостных стен. Уцепившись за остроконечную крышу передними лапами с когтями орла, он оттолкнулся задними львиными ногами и оказался еще выше. С пронзительным воплем, разнесшимся по равнине, словно вызов на бой, грифон поднялся над стеной, постепенно набирая высоту.