Марти покачал головой.
— Я... мне пора идти, Эстелла. Филлис... мне нужно помочь ей в магазине.
Когда Марти в семь часов вечера вошел в бар, у него совсем не было настроения видеть Клема Мазгрова, который, как он думал, уже давно уехал домой. Марти вообще не хотел туда идти, но Чарли попросил его срочно принести на кухню продукты.
— Как там твой конь? — крикнул Клем через весь зал, как только увидел Марти.
Рядом с Клемом на стойке бара стоял кубок победителя скачек. Сам Клем не был пьян, потому что пил мало, но весь этот вечер он заказывал выпивку своим рабочим. Пиво, а потом и виски лились рекой, и теперь большинство мужчин спали тут же, в баре. Услышав окрик Клема, Марти буквально оцепенел. До этого момента у него была мысль, что кубок победителя у него отняли обманом, а теперь был в этом уверен.
Чарли стоял, облокотившись о стойку бара, и вид у него был такой же унылый, как и у остальных жителей Кенгуру-кроссинг. Всем казалось, что их обманули, и Марти это знал.
Марти уловил сарказм в голосе Клема. Он хотел не обращать на него внимания, но не желал, чтобы Клем понял, как задели его эти слова.
— С ним все в порядке, — ответил Марти, ставя коробку с продуктами на стойку и намеренно говоря веселым тоном.
— Ну, прямо чудесное исцеление, да?
Марти понимал, что Клем намекал на то, что он специально отказался от участия в скачках, боясь проигрыша.
— Не знаю, чудесное или нет, но сейчас со Звездочетом все в порядке.
— Да ладно, чего там говорить. Ты избавился от унижения проиграть по-честному.
Марти очень захотелось стереть эту надменную улыбку с лица Клема.
— Я бы не проиграл, и мы оба это знаем. Звездочет — самая быстрая лошадь на сотни миль вокруг. На скачках еще ни одна лошадь не могла его даже догнать.
— Ну, против Пламбаго у него не было никаких шансов. Сегодня он прошел милю за минуту сорок четыре секунды. По-моему, это местный рекорд, нет?
— Звездочет на тренировках проходил милю за минуту сорок.
Клем насмешливо фыркнул, но Марти посмотрел на него с мрачной решимостью.
Глава 21
Эстелла перевязывала раненую собаку, когда к ней пришел Чарли.
— Я просто зашел... чтобы узнать, как ты тут, — сказал он почти застенчиво.
Она бросила на него быстрый взгляд. Боясь расплакаться при виде сочувствия в его глазах, она снова сосредоточилась на собаке.
— Я переживаю за Марти... — проговорила она тихим голосом.
— Он сказал мне, что теперь со Звездочетом все в порядке...
— Так и есть. Но меня не оставляет подозрение, что его чем-то отравили. До скачек Марти говорил мне, что такое может произойти, поэтому я уверена, что теперь он с ума сходит, пытаясь понять, кто это сделал...
Чарли подумал о Клеме и Марти. В баре он ясно видел, что между ними что-то происходит, и ушел оттуда, не желая в этом участвовать.
Эстелла поднялась и отряхнула колени. Выйдя из загона, где держала больную собаку, она закрыла за собой калитку.
— Скажи мне правду, дядя Чарли, — почти шепотом обратилась она к нему. — Кто-нибудь винит меня в том, что случилось со Звездочетом? — Эстелла по-прежнему не смотрела ему в глаза, боясь расплакаться.
Чарли не знал что ответить. В баре звучало много враждебных слов, но он понимал, что все просто искали, кого обвинить в произошедшем.
— Нет, — наконец ответил он, но даже ему самому это показалось неубедительным. — Естественно, все очень расстроились, когда узнали, что Звездочет не будет участвовать в скачках, — и добавил про себя: «Особенно Джон Фитцсиммонс и журналисты ». — Они так ждали этого дня, им так хотелось увидеть, как он снова победит, — «...и еще им хотелось на этом заработать». — Но они переживут, не волнуйся. Все равно, день прошел... совсем неплохо.
Скачки прошли, как и было запланировано, хотя настроение зрителей сильно упало, как только они узнали, что Звездочет исключен из списка участников. Еще больше усугубило положение то, что в баре кончилось пиво.
Чтобы как-то спасти положение и выжать из поездки в Кенгуру-кроссинг хоть что-то, Джон Фитцсиммонс решил взять в прямом эфире интервью у Клема Мазгрова. Очень быстро он понял, что совершил ошибку, так как Клем оказался одним из самых наглых и хвастливых скотоводов. Он объявил своего Пламбаго новым чудом и стал взахлеб рассказывать байки о том, как он его открыл. Его история оказалась совершенно серой и неинтересной. По мнению Джона, она не шла ни в какое сравнение с рассказом о том, как Звездочет буквально восстал из пепла всего за те несколько недель, которые жила в Кенгуру-кроссинг Эстелла — ветеринар еще совсем неопытный, но владеющий оригинальными методиками лечения.
Вскоре после ухода Чарли к Эстелле пришел Дэн. Он обнаружил ее сидевшей на задней веранде.
— Как дела у Звездочета? — спросил Дэн, но по тому, как он смотрел на нее, Эстелла сразу поняла, что на самом деле он хотел спросить, как дела у нее.
— Он в порядке, Дэн. И, предваряя ваш вопрос, — у меня тоже все хорошо.
— Рад это слышать, — сказал Дэн. — Понимаю, что вы ужасно расстроены, но... сами знаете, что стресс может плохо отразиться на вас... или на вашем ребенке.
— Вряд ли я это забуду, когда вы напоминаете мне об этом при каждой нашей встрече, — ответила Эстелла, слегка улыбнувшись, чтобы дать ему понять, что ценит его заботу. — Со мной, правда, все в порядке, Дэн. Я просто переживаю... за Марти.
— Марти знает, что в скачках всякое может случиться. Он оправится. Уверен, он счастлив, что Звездочет выздоровел. И, в общем-то, это самое главное, разве нет?
Эстелла кивнула.
— Спасибо, Дэн. Вы действительно помогаете мне увидеть светлые стороны моего будущего. Хотите верьте, хотите нет, но всего несколько месяцев назад я была совершенно нормальным и очень рационально мыслящим человеком. И сейчас чуть ли не с отвращением думаю о той размазне, в которую превратилась. Я уже и забыла, когда могла принимать быстрые, логичные решения и даже в самой ужасной катастрофе уметь видеть хорошее.
Дэн улыбнулся.
— И через несколько месяцев вы снова станете совершенно собранной и будете полностью контролировать свои эмоции.
— Боже... надеюсь, что так.
— Между прочим, вижу, у вас появился новый пациент? — сказал он весело.
— Да, прошлым вечером я была в лагере аборигенов на той стороне холмов. Увидев эту больную собаку, которую никто не лечил, уже не могла бросить ее там.
Дэна поразила преданность Эстеллы своему делу.
— Вы напоминаете мне Росса Купера, — сказал он.
Эстелла бросила на него быстрый взгляд, и ее сердце екнуло.
— Правда?
— Правда. Думаю, вы бы с ним прекрасно поладили, — Дэн опустил глаза в землю. — Я хотел вам объяснить... почему так неожиданно ушел с танцев.
Все еще думая о его словах по поводу Росса, Эстелла сказала:
— Не нужно, Дэн. Я все понимаю.
— Серьезно? Вы можете мне не поверить, но это было в первый раз, когда я вообще ходил на танцы накануне скачек.
Эстелла удивилась. Она думала, что он пользуется любым поводом для того, чтобы выпить, даже общественным мероприятием, но оказалось, что это не так. Приходя в бар, он садился в углу, в стороне от всех, пил как можно больше и как можно быстрее, пытаясь утопить в спиртном свою боль. На танцы накануне скачек собирались люди со всей округи, и это напоминало ему о том, что он когда-то сделал. Теперь же он думал об Эстелле и пошел туда ради нее. Но когда он всего на несколько минут оказался один, его демоны снова набросились на него, и ему пришлось уйти.
— Мне следовало знать, что я не справлюсь...
— Мне не следовало танцевать с Мерфи и оставлять вас одного, Дэн. Простите меня.
— А я не хочу, чтобы за мной приглядывали, как за малым ребенком, Эстелла, — ответил он с явным смущением.
Эстелла могла бы попытаться успокоить его, но понимала, что поступит честнее, если выскажет всю правду.
— Вам нужно примириться с тем, что вас заставляет пить, Дэн. И если это связано с Кенгуру-кроссинг, то уезжайте отсюда.
Дэн не ответил. Он не мог заставить себя рассказать Эстелле, почему считал необходимым продолжать медленно убивать себя. Это бы значило снова вспоминать нечто ужасно болезненное, а он был к этому не готов. И Дэн никак не мог простить себя за то, что сделал.
После того как Дэн ушел, Эстелла решила прогуляться, потому что чувствовала какое-то беспокойство. Вечерами всегда было гораздо приятнее, чем днем, потому что становилось намного прохладнее.
Когда на землю опустилась темнота, в небе появилась полная луна, похожая на гигантский серебряный шар. Она освещала землю бледным светом, смягчавшим даже самые резкие черты равнины. Эстелла направилась в сторону ипподрома.
Как только Эстелла ступила на скаковую дорожку ипподрома, она увидела, что ее поверхность буквально взбита копытами скакавших здесь лошадей и покрыта мельчайшей белой пылью. Пройдясь немного по ипподрому, Эстелла снова поднялась на песчаные холмы. Добравшись до вершины, она села на землю, чтобы перевести дыхание. Городок в лунном свете выглядел очень тихим и спокойным. Настолько спокойным, что, когда она смотрела на него, ей даже казалось, что там все было как прежде и ни один человек не переживал из-за того, что их чемпион даже не вышел на ипподром после того, как она всех обнадежила, заявив, что он снова выиграет скачки Кенгуру-кроссинг. Эстелла была очень рада, что уговорила Чарли не делать объявления. Она не могла вынести мысли о том, насколько бы все стало хуже, если бы он рассказал всем, что в город должен прибыть корм для скота, и в последний момент его доставка тоже бы сорвалась.
Пока Эстелла задумчиво смотрела на пугающе огромные просторы, которые, казалось, могли просто проглотить крошечный Кенгуру-кроссинг, какое-то движение привлекло ее внимание. Сначала она решила, что это кенгуру или эму, но потом разглядела, что это были две лошади со всадниками. Они не торопясь ехали рядом в сторону ипподрома, но во всем их облике была какая-то мрачная целеустремленность. Эстелла стала размышлять, кто это мог быть и зачем они едут на ипподром в такой поздний час. Когда они подъехали к скаковой дорожке, лунный свет, отражавшийся от белого песка, осветил их, будто уличный фонарь. На всадниках были надеты шелковые костюмы жокеев. Лица скрывались в тени козырьков их кепи, поэтому Эстелла не могла их узнать. Одна лошадь была серой, а другая гнедой. Гнедая лошадь нетерпеливо вздернула голову, и вдруг Эстелла увидела белое пятно у нее на лбу. У нее перехватило дыхание. Это был Звездочет. Она вдруг вспомнила фотографию, висевшую в магазине Марти, — его костюм жокея был черного и желтого цветов. И еще она вспомнила, как Марти и Мерфи обсуждали Пламбаго, и один из них сказал, что конь Клема Мазгрова серый. Но зачем они в темноте ехали на ипподром? Ведь там сейчас никого не было...
— Неужели... неужели они собираются... — прошептала она про себя. — Но это невозможно...
Эстелла сидела на одном из самых высоких холмов недалеко от поворота скаковой дорожки, поэтому перед ней открывался отличный вид в обоих направлениях. В ярком лунном свете она отчетливо видела линию старта, хотя была довольно далеко от нее. Финишную линию Эстелла определила по белым столбам, стоявшим по обеим сторонам дорожки. Затаив дыхание, она наблюдала, как всадники неторопливо ехали к стартовой линии. Эстелла не верила, что Звездочет в состоянии участвовать в скачках после того, что ему пришлось пережить в этот день. Он выглядел совершенно здоровым, но Эстелла сомневалась, что его состояние можно было назвать идеальным для скачек. Если бы Марти спросил у нее совета, то она бы сказала, что Звездочету нужно сначала отдохнуть, по крайней мере, день. Ей захотелось крикнуть и попытаться отменить скачки, но Эстелла понимала, что теперь уже не в состоянии остановить Марти. Называйте это целеустремленностью, мужской гордостью или самолюбием, но есть вещи, которые, по мнению мужчины, он делать обязан. Что касается Марти, то он хотел заставить замолчать людей, подобных Клему Мазгрову, и доказать свою правоту. И в глубине души Эстелла его понимала.
К тому времени как лошади достигли стартовой линии, нервы Эстеллы были на пределе. Когда они развернулись и замерли перед стартом, она затаила дыхание. На таком расстоянии они казались ей лишь темными силуэтами. Эстелла помолилась за Звездочета и стала ждать.
— Боже, пусть с ним все будет в порядке, — прошептала она.
Казалось, прошла вечность, прежде чем они стартовали. Эстелле было плохо видно, но, казалось, Пламбаго начал лучше. Наблюдая за скачкой, Эстелла едва могла дышать. Когда лошади стали приближаться к ней, ее сердце учащенно забилось. Они скакали галопом у внутреннего ограждения дорожки, и было похоже на то, что Пламбаго шел впереди. Марти говорил ей, что Звездочет всегда шел первым, поэтому было ясно, что ему придется серьезно бороться, чтобы победить.
Не выдержав напряжения, Эстелла вскочила на ноги. Ей хотелось закрыть глаза, но она была будто загипнотизирована происходящим. Когда лошади промчались мимо нее, они шли уже бок о бок, но Пламбаго скакал по внутренней стороне поворота. Яркие костюмы наездников — черный и желтый, зеленый и красный — в лунном свете сливались в одно смазанное пятно, но Эстелла изо всех сил старалась различать их в облаках тончайшей, похожей на лунную, пыли. Грохот конских копыт сливался с тяжелым биением ее сердца.
Эстелле казалось, что ее сердце вот-вот остановится.
— Вперед, Звездочет! — крикнула она, задыхаясь от волнения. Все ее благоразумие вдруг пропало, и она, так же как и Марти, страстно желала победы Звездочета.
— Давай, Звездочет, давай! — кричала она.
Всадник на серой лошади хлестал ее кнутом, но Эстелла знала, что Звездочета подгонять не надо: он сам делает все, что в его силах.
Когда до финишной черты осталось сто пятьдесят ярдов, Эстелле показалось, как Пламбаго снова вышел вперед, но потом она увидела, как Звездочет сократил разрыв. За семьдесят пять ярдов до финиша Звездочет оторвался от своего соперника, и Эстелле показалось, что она вот-вот лопнет от счастья. По ее щекам катились слезы. Моргнув, она смахнула их, не отрывая взгляда от лошадей. Увидев, как всадники пронеслись мимо белых столбов и перевели коней в легкий галоп, она поняла, что гонка закончилась. Звездочет победил, но это было настоящим сражением. Закричав от радости и облегчения, она рухнула на песок как подкошенная. Через несколько секунд наездники развернули коней и встретились на дорожке. Эстелла видела, как они что-то сказали друг другу, а потом обменялись рукопожатием, после чего Звездочет направился в сторону центральной улицы Кенгуру-кроссинг, а Пламбаго — в сторону конюшен для гостей.
Эстелла вздохнула с огромным облегчением. Она буквально дрожала от нахлынувшего на нее счастья и гордости. Это был незабываемый момент. Все произошло именно так, как она и мечтала, — кульминация многодневной напряженной работы, мечта, воплощенная в реальность. И неважно, что она была единственным зрителем этой удивительной гонки. Эстелла чувствовала огромную благодарность той силе, которая заставила ее сегодня вечером отправиться на песчаные холмы. Она была счастлива за Марти, потому что оправдалась вся его вера в Звездочета. Улыбнувшись, Эстелла посмотрела на звезды.
— У меня получилось, — прошептала она. — Он победил во многом благодаря мне.
Закрыв глаза, Эстелла вспомнила то мгновение, когда впервые увидела Звездочета. Он представлял собой жалкое зрелище. С тех пор конь прошел долгий путь, и она благодарила судьбу за то, что была с ним рядом часть этого пути — пути к его выздоровлению. Даже если бы Звездочет сейчас не участвовал в этих странных скачках, она бы все равно чувствовала, что добилась немалого, но ей пришлось себе признаться, что его победа сделала победительницей и ее.
Когда Эстелла пришла домой, Марти чистил Звездочета. Она не увидела ни его костюма жокея, ни седла. Он был так поглощен своим занятием, что не слышал, как она подошла к стойлу. Несколько минут Эстелла наблюдала, как он общается со своим конем.
— Ну, ну, приятель... — приговаривал Марти, чистя его бока щеткой. — У нас с тобой сегодня был тяжелый день, — остановившись на секунду, он улыбнулся. — Ты честно заслужил хороший отдых...
Марти вспомнил, как Клем сказал ему, что Пламбаго уступил его коню, потому что днем уже участвовал в скачках и победил. Но ведь он и понятия не имел, через что сегодня пришлось пройти Звездочету. И Звездочет приложил все силы, чтобы догнать Пламбаго, который, как пришлось признать Марти, оказался чертовски хорошим конем. Поэтому, кстати, он еще больше зауважал своего коня.
Эстелла видела, что Звездочет вел себя так, будто ему не нравилось такое покровительственное отношение к нему Марти.
Он взял зубами одну из своих щеток и бросил ее в поилку. Эстелла закрыла рот ладонью, чтобы не рассмеяться вслух, заметив, как шокировала Марти эта выходка коня.
— Ну, ну, приятель! Шалишь, как всегда! — прикрикнул он на коня, доставая щетку и стряхивая с нее воду. Закинув голову назад, Звездочет поднял верхнюю губу, будто смеялся над Марти, который погрозил ему пальцем. — Но не думай, что завтра я тоже прощу тебе подобные выходки.
— Он прекрасно знает, что это только слова, — весело воскликнула Эстелла, больше не в силах сдерживать свою радость.
Марти обернулся. Несколько мгновений он молча смотрел на Эстеллу, явно не ожидая увидеть ее. Лунный свет отбрасывал тени на ее лицо, но Марти почувствовал ее особенное настроение.
— А где вы были, Эстелла?
— Вы меня искали?
— Я думал, что вы уже спите. Прошлую ночь вам почти не пришлось спать.
— Вам тоже.
— Это правда... Но я прекрасно выспался сегодня... — он повернулся к Звездочету, но когда снова посмотрел на Эстеллу, то заметил, как задрожали ее губы в улыбке. — Вы что... гуляли?
— Угу, — она видела, как был напряжен Марти. — Вообще-то я сидела на песчаных холмах... рядом с ипподромом.
Лицо Марти медленно осветила улыбка. Эстелла улыбнулась в ответ — широко и весело.
Им больше не нужно было ничего говорить. Марти снова занялся чисткой коня, а Эстелла, которой вдруг овладела страшная усталость, отправилась спать.
На следующее утро Эстелла забежала в бар к Чарли, чтобы сказать ему, что летит с Мерфи на пастбище Ятталунга. Идя по улице, она встретила Марджори Уайтмен и Уэгза и поздоровалась с ними. Они ответили ей, хотя и очень сдержанно, но Эстелла заметила, что они старались не смотреть ей в глаза.
«Неужели меня теперь ждет именно такое отношение горожан», — подумала она, входя в гостиницу.
Как только Эстелла увидела дядю, то заметила, как он возбужден, и тут же заподозрила, что что-то случилось с их планами по доставке корма из Южной Австралии. Подходя к гостинице, она поняла, что самолеты, на которых прилетели Джон Фитцсиммонс и журналисты, улетели.
— Что случилось, — спросила она Чарли.
— Ты о чем?
— Не надо меня оберегать, Чарли. Я же вижу, что что-то случилось.
Он посмотрел на нее, пытаясь изобразить непонимающий взгляд, но, с точки зрения Эстеллы, его лицо было открытой книгой.
— Ну, говори же! — настаивала она. — Я вижу, Джон Фитцсиммонс уже улетел.
— Да, улетел, — ответил Чарли, протирая стойку бара салфеткой. — Ему пришлось возвращаться назад, потому что... его вызвали на радиостанцию.
— А я думала, он хотел подождать прибытия корма...
— Хотел... но произошло нечто важное.
У Эстеллы засосало под ложечкой.
— Корм не привезут, да?
Чарли поднял на нее глаза с выражением негодования и смущения.
— Конечно, привезут...
— Когда?
— Я точно не знаю... но его обязательно привезут.
— Произошла какая-то задержка?
— Ну... небольшая проблема...,
— Какая проблема?
— Поезд запаздывает... он остановился в пятидесяти милях к югу от Ликрик, — ответил он.
— Остановился! Почему?
— Ничего серьезного... небольшая поломка рельсов. Из-за жары рельсы иногда коробятся.
Эстелла закрыла глаза, не веря своим ушам.
— Они послали бригаду рабочих из Марри. На ремонт уйдет не больше одного дня...
Микки Рурк сказал ему, что верблюды уже готовы и ждут поезда в Марри, но все знали, что погонщики-афганцы не отличались особым терпением.
Эстелла видела, что Чарли пытается преуменьшить серьезность проблемы. Она вдруг поняла, что очень рада тому, что уезжает из города, хотя бы на несколько часов.
— Я лечу с Мерфи на одно из пастбищ.
— А я надеялся, что Мерфи привезет мне пиво из Квилпай, — удивленно ответил он.
— Получается, что сегодня ты останешься без пива. Меня вызвал скотовод, его бедное животное и так уже давно ждет моей помощи.
Чарли хотел объяснить, что для бара в Кенгуру-кроссинг не может быть большей катастрофы, чем отсутствие пива, но видел, что она вряд ли поймет его точку зрения.
— На случай, если не вернусь вовремя, я попросила Мэй приглядеть за собакой, которую лечу. Но мы оба с тобой понимаем, что она не самый надежный человек... Поэтому на всякий случай прошу тебя зайти ко мне домой и покормить собаку, если я не вернусь до темноты.
— А на какое пастбище вы летите? — Чарли все еще надеялся, что Мерфи сможет привезти ему пиво именно сегодня.
— Ятталунга. Мерфи говорит, что туда примерно полтора часа лету, поэтому мы должны вернуться еще затемно. Но вдруг у Ральфа Тальбота есть еще животные, которых нужно лечить... В общем, если мы задержимся...
Пастбище Ятталунга находилось на северо-западе от Кенгуру-кроссинг, поэтому Чарли понял, что у него нет никакой надежды на то, что Мерфи остановится по пути, чтобы забрать для него пиво.
— Хорошо, я проверю, как там твоя собака. Все равно мне нечего будет делать в баре, — недовольно проворчал он.
— А ты не видел сегодня Марти? — спросила Эстелла.
— Нет, но думаю, несколько дней он постарается не попадаться нам на глаза.
— Я видела его прошлым вечером. И мне показалось, что у него... довольно-таки хорошее настроение.
Это, конечно, было сильным преуменьшением. Эстелла прекрасно спала ночью и, проснувшись, смогла до конца оценить значение того, что произошло накануне. Ей хотелось узнать, собирается ли Марти рассказывать кому-нибудь о победе Звездочета, но у нее не было времени забежать в магазин.
Чарли был так занят своими мыслями, что не обратил внимания на ее слова.
Когда Эстелла забралась в самолет, Мерфи запустил двигатель. Скоро они уже катились по главной улице, поднимая в воздух облака пыли, а когда поднялись в воздух, Эстелла вдруг поняла, что получает удовольствие от этого полета на «сессне». В первый свой полет она очень нервничала, но теперь заметила, как тщательно готовит свою машину Мерфи, и, кроме того, на переднем сиденье ее совсем не укачивало.
— А у вас когда-нибудь были технические проблемы с самолетом, из-за которых вам приходилось совершать вынужденную посадку? — спросила Эстелла.
— Нет, но когда-то все происходит в первый раз, — ухмыльнувшись, ответил он.
Эстелла бросила на него сердитый взгляд.
— Вам уже говорили, что у вас очень странное чувство юмора?
— А вы думаете, здесь кто-нибудь это заметил?
Не выдержав, Эстелла улыбнулась.
— Думаю, вряд ли.
Они были в воздухе уже больше часа и пролетели то, что летчики называют «критической точкой», то есть середину пути, покрыв расстояние примерно в сто миль, когда Мерфи щелкнул переключателем смены топливного бака. Он должен был делать это каждые полчаса, чтобы вес топливных баков в крыльях оставался примерно одинаковым. Через несколько секунд двигатель вдруг чихнул и заглох.
— Что случилось? — спросила с испугом Эстелла.
Она посмотрела на Мерфи, и ей показалось, что его это не очень беспокоит, хотя сама думала, что самолет вот-вот рухнет на землю.
— Еще не знаю, — ответил он.
Мерфи постучал пальцем по указателю уровня топлива над своей головой, и стрелка упала на «ноль».
— Какого черта... — проворчал он про себя.
Собираясь в этот полет, Майкл залил в баки достаточно топлива, чтобы его хватило на всю дорогу плюс еще на пару часов. Мерфи судорожно стал перебирать в уме возможные причины остановки двигателя. Может быть, лопнул один из топливопроводов? Он знал, что на земле топливо расширялось из-за жары, а на высоте в холодном воздухе сжималось, но это вряд ли могло быть причиной остановки двигателя. Мерфи проверил магнето, главный выключатель, а потом снова включил подачу топлива из левого бака.
— Ну, давай же, крошка! — сказал он, ожидая, когда двигатель снова заведется. Пропеллер по-прежнему вращался, но двигатель лишь чихнул один раз. Мерфи бросил взгляд на индикатор уровня топлива левого бака. Там по-прежнему было полно топлива, которого им с лихвой хватило бы, чтобы долететь до пастбища Ятталунга.
— А почему двигатель не заводится? — спросила Эстелла, чувствуя, что ее начинает охватывать паника. Она по-прежнему ждала, что они через мгновение рухнут на землю, но, к ее удивлению, пока этого не происходило.
Мерфи снова попытался запустить двигатель, но безуспешно.
— Вероятно, в топливопровод засосало воздух, — сказал он, бросив взгляд на правое крыло.
Так как топливо подавалось в двигатель самотеком, он ничего не мог сделать. По всей видимости, утечки не было, но он подумал о другой возможной причине. Мог разрушиться уплотнитель на крышке топливного бака, которая находилась в верхней части крыла. Если произошло именно это, что случалось очень редко, то топливо просто выдуло из бака из-за аэродинамического сопротивления.
— Нам придется совершить ту самую вынужденную посадку, о которой вы говорили, Эстелла.
Ее глаза расширились.
— А как мы это сделаем... ведь двигатель не работает?
— Мы спланируем, — ответил Мерфи, глядя вниз в поисках места для посадки.
Они летели над пустыней Симпсон, которая с высоты в тысячу метров казалась чуть ли не идеально плоской, но Мерфи знал, что на самом деле земля там не такая ровная, как кажется. Там могли быть скалы, или они могли сесть в зыбучие пески.
Видя, с какой скоростью они теряют высоту, Мерфи знал, что у него осталось чуть больше пяти минут до того, как самолет коснется земли, поэтому времени на поиски подходящего места терять было нельзя. Увидев площадку, которая выглядела довольно плоской и без явных препятствий, Мерфи начал кружиться над ней.
Когда они подлетели ближе, Майкл увидел, что выбранное им место совсем не идеальное: тут и там на нем виднелись кусты, и лежало множество больших валунов, но ничего лучше поблизости не было. Им очень повезет, если они сядут без серьезных ранений или значительных повреждений самолета.
Тишина, царившая в кабине, казалась Эстелле невыносимой. Она мечтала вновь услышать успокаивающий гул двигателя.
— О боже! — воскликнула она. — Мы ведь не погибнем?
— Я сделаю все, что смогу, Эстелла, — спокойно ответил Мерфи. Бросив на нее взгляд, он увидел, что она сильно побледнела. — Не бойтесь! Все будет в порядке, — сказал Майкл. Повернув штурвал, он сделал еще один вираж. Они уже опустились на триста метров.
Тот факт, что Мерфи перестал шутить и говорил очень серьезно, привел Эстеллу в ужас. Если он так серьезно относится к их положению, значит, они действительно в беде.
Как только двигатель перестал работать, Эстелла сразу подумала о своем будущем ребенке. Она крепко обхватила свой живот, будто стараясь защитить зревшую в ней новую жизнь. «Я не должна умереть, — думала она. — Мой дорогой ребенок еще не родился».
— Мы не должны разбиться, Мерфи, не должны! — воскликнула она, схватив руку Мерфи.
— Мы не разобьемся, Эстелла, — сказал он, посмотрев на нее. — Не надо паниковать.
До земли оставалось не более ста пятидесяти метров. И, по мнению Эстеллы, они теряли высоту с ужасающей скоростью.
— Вы не понимаете! — воскликнула она.
— Знаю, что вы напуганы, но я не первый год летаю. Может, нас и потрясет немного при посадке, но все будет хорошо, — Майкл знал, что преуменьшает опасность. Это приземление могло кончиться катастрофой. Пустыня Симпсон с ее скалами и оврагами мало подходила для вынужденной посадки.
— Я... я беременна, — выпалила вдруг Эстелла.
— Что?! — лицо Мерфи посерело.
— Я не хочу, чтобы мой ребенок погиб, еще не родившись.
— Боже, Эстелла! Ну и время вы выбрали для таких новостей! — у него даже голова закружилась от мысли о том, что с ними может случиться. — Почему же вы не говорили об этом раньше?
По его тону Эстелла поняла, что, знай он об этом раньше, отказался бы возить ее на пастбища.
— Я не хотела, чтобы об этом кто-нибудь знал.
Вдруг Мерфи стало совсем плохо. Ему не нужна была такая ответственность. У него в голове промелькнули ужасные воспоминания.
Лоб Мерфи покрылся каплями пота. Увидев это, Эстелла по-настоящему запаниковала.
У нее от страха закружилась голова, и она вдруг стала задыхаться.
— Мы... мы умрем, да? — Эстелла посмотрела в иллюминатор на землю, которая проносилась под крылом, и увидела, сколько там валунов и ям.
— Опустите голову вниз, — проговорил Мерфи сквозь стиснутые зубы, весь сжимаясь перед посадкой.
Он понимал, что им обоим очень повезет, если они сейчас не погибнут.
Эстелла бросила на него взгляд. Мерфи так сильно сжимал штурвал, что у него побелели костяшки пальцев.
— Опустите голову, Эстелла! — крикнул он, когда заднее шасси самолета коснулось земли.