Должен признаться, я тоже подлил немного масла в огонь. Чтобы вынудить и Эрика, и Дункана побыстрее снять свои кандидатуры в пользу… некоего компромиссного претендента. К сожалению, у этих газетных писак, с которыми я совсем недавно так откровенно и вполне по‑дружески беседовал, не хватило ума, чтобы догадаться – я и есть тот самый компромиссный претендент… Вместо этого они несли какую‑то чушь. Мол, ни один из возможных кандидатов пока еще не вызывает особых симпатий избирателей и, значит, вряд ли имеет сколько‑нибудь серьезные шансы на победу. Поразительно, но этим журналистам приходится все буквально разжевывать. Более того, они не только не способны делать должные выводы, но даже правильно меня процитировать! На самом деле я ведь имел в виду совсем не «компромиссный», а всего лишь «умеренный»!
На завтрашний вечер назначено мое публичное выступление в Ист‑Бирмингеме. (Избирательный округ Хэкера. – Ред.) Мы позаботились, чтобы оно было должным образом освещено в большой прессе. Включая даже такие телеканалы как «Би‑би‑си ньюс» и «Ай‑ти‑эн». Бернард спросил, с чего бы им проявлять такой интерес к рутинным проблемам нашего правительства.
Я ничего не ответил. Хотя уверен, он совсем не удивится, услышав, что в моем выступлении будут также затронуты и совершенно иные темы.
(Выступление Хэкера в его избирательном округе действительно вызвало большой резонанс не только в прессе, но также на радио и телевидении. «Источники, близкие к министру» еще до его выступления дали всем понять, что оно будет носить важный политический характер, что ясно и недвусмысленно намекало: Хэкер претендует на абсолютное лидерство в партии! Многое тогда зависело от того, как его речь будет воспринята как избирателями, так и, само собой разумеется, СМИ. Как ни странно, но все прошло точно так, как хотел и надеялся сам Хэкер. – Ред.)
Января
Меня не покидает ощущение, что сегодня вечером я полностью добился своего и, значит, теперь Даунинг‑10 – только вопрос времени. Кроме того, сегодня пятница, тринадцатое января, а число 13 всегда было для меня счастливым. (Но совсем не обязательно для Объединенного королевства. – Ред.)
Моя речь сопровождалась взрывами аплодисментов, которые иногда длились чуть ли не целую минуту, а в самом конце превратились в бурную овацию. Думаю, благодаря последней части моего выступления.
(Оригинальный текст этого выступления был утерян, поэтому воспроизвести его полностью мы, к сожалению, не имеем возможности, однако благодаря записи передачи девятичасовых новостей «Би‑би‑си» нам все‑таки удалось восстановить его заключительную часть. – Ред.)
«Прилагаемый ниже транскрипт был сделан с записи передачи, а не с оригинала, в силу чего „Би‑би‑си“ не может гарантировать его абсолютную точность.
Передача: 13 января
ДЕВЯТИЧАСОВЫЕ НОВОСТИ
ДОСТОПОЧТЕННЫЙ ДЖЕЙМС ХЭКЕР, член парламента:
Я, как и все вы, самый обычный европеец. Я верю в Европу, верю в европейский идеал! Мы никогда не допустим повторения кровавой бойни двух последних мировых войн. Никогда и ни за что! Европа была и должна оставаться Европой…
Но это совсем не означает, что мы обязаны с рабской покорностью следовать любой директиве какого‑либо брюссельского бюрократа, которому нравится хоть немного побыть эдаким бонапартиком. Британия, слава богу, пока еще суверенная нация и… мы все гордимся этим! (АПЛОДИСМЕНТЫ)
Наше правительство сделало достаточно уступок сельхозкомиссару ЕЭС. И когда я говорю „комиссар“, то употребляю это слово не случайно, а намеренно. Более чем намеренно! Мы уже выпили целое винное озеро, проглотили масляные горы, терпеливо смотрели, как наши французские „друзья“ зверски избивают британских шоферов только за то, что они перевозят туда британскую парную телятину.
Мы кланялись и расшаркивались, снимали перед ними шляпу и подставляли вторую щеку, но теперь… теперь я со всей решительностью заявляю: хватит, надоело! (ДОЛГИЕ И ПРОДОЛЖИТЕЛЬНЫЕ АПЛОДИСМЕНТЫ)
Европейцы зашли слишком далеко. Теперь они угрожают даже нашей старой доброй сосиске. Хотят ее стандартизировать, то есть заставить британский народ есть немецкий братвурст и прочую инородную требуху, в которой нет ни чеснока, ни жира, и которая ЦЕЛИКОМ И ПОЛНОСТЬЮ ПРОТИВОРЕЧИТ британскому образу жизни… (ГРОМКИЕ ВОЗГЛАСЫ: „Точно, точно! Так оно и есть! Врежь им, Джим!“)
Вы хотите на завтрак есть салями вместо нашего традиционного яйца и бекона? Лично я – нет. И не буду! (ВЗРЫВ АПЛОДИСМЕНТОВ)
Да, им удалось переделать наши пинты в литры, наши ярды в метры, наши мили в километры, но мы никогда не допустим, чтобы они убили нашу британскую сосиску! (АПЛОДИСМЕНТЫИ ОДОБРИТЕЛЬНЫЕ ВЫКРИКИ ИЗ ЗАЛА)
Во всяком случае до тех пор, пока я здесь с вами. (БУРНЫЕ АПЛОДИСМЕНТЫ)
Говоря словами Мартина Лютера: „На том стою, иного быть не может!“»
(Буквально на следующий день Хэкер дал интервью известному телеведущему Людовику Кеннеди, и нам посчастливилось получить его полную запись в редакции канала «Би‑би‑си». – Ред.)
«Прилагаемый ниже транскрипт был сделан с записи передачи, а не с оригинала, в силу чего „Би‑би‑си“ не может гарантировать его абсолютную точность.
Передача: 14 января
КЕННЕДИ: Сильная речь, мистер Хэкер.
ХЭКЕР: Что ж, я говорил о том, что меня сильно волнует. Более того, иногда у меня появляются сомнения: осознаете ли вы, люди СМИ, насколько сильно народ Британии озабочен судьбами нашей страны и нашего образа жизни? Мы патриоты и гордимся этим!
КЕННЕДИ: Значит, вы не согласны с политикой правительства в отношении ЕЭС?
ХЭКЕР: Нет‑нет, сэр Людовик, то есть, простите, мистер Кеннеди, наоборот, согласен. Политика нашего правительства меня полностью устраивает. Она никогда не предусматривала запрета на британскую сосиску. Поскольку наши сосиски не только вкусные, но и на редкость питательные.
КЕННЕДИ: Да, но Брюссель категорически отрицает, что у них есть какие‑либо намерения запретить британскую сосиску.
ХЭКЕР: Естественно, отрицают. И естественно, категорически. А что еще им остается делать? Сила британского общественного мнения им, слава богу, прекрасно известна. Причем, должен заметить, далеко не понаслышке…
КЕННЕДИ: Господин министр, ваша сильная, простите за невольный повтор, в общем‑то очень сильная речь получила весьма положительные отклики в наших СМИ и на самом деле заслуживает самого сильного одобрения. Но скажите: не была ли она вроде как приурочена к некоему значимому событию?
ХЭКЕР: Что, собственно, вы имеете в виду?
КЕННЕДИ: Только то, что ваша партия активно занимается поисками нового лидера. И в данном контексте ваше имя, мистер Хэкер, упоминается далеко не одним человеком.
ХЭКЕР: Да, далеко не одним, целиком и полностью с вами согласен. Но я тут совершенно ни при чем. В этом смысле, поверьте, у меня нет ровно никаких амбиций.
КЕННЕДИ: Вы имеете в виду, что не хотите слишком частого упоминания вашего имени в связи с этими событиями?
ХЭКЕР: Видите ли, Людо… Всё, что я когда‑либо хотел в этой жизни, это верой и правдой служить своей стране. Только и всего. Никакие должности, даже самые высокие, меня никогда не волновали и не волнуют. Но если моим коллегам удастся убедить меня в том, что наибольшую пользу Британии я принесу, находясь на Даунинг‑10, то я, скорее всего, соглашусь взвалить на себя это тяжелое бремя ответственности, несмотря даже на свои личные устремления. Какими бы они ни были…
КЕННЕДИ: Значит, поскольку вы сами не участвуете в этой гонке, то тогда позвольте поинтересоваться, за кого лично вы намерены голосовать.
ХЭКЕР: Ну, пока еще, безусловно, слишком рано делать какие‑то выводы. Зато настало время заявить во весь голос – пора подумать об оздоровлении нации! Пора искать то, с чем мы согласны, а не то, с чем мы категорически не согласны. Нам надо научиться видеть в наших оппонентах хорошее, а не выискивать в них плохое! Ведь в каждом из нас есть хоть что‑нибудь хорошее, разве нет, Людо?
КЕННЕДИ: За исключением французов.
ХЭКЕР: Да‑да, конечно же, за исключением фран… Нет‑нет, Людо, даже во французах».
(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)
Января
Все последние несколько дней ничего не хотелось делать. Даже начитывать на магнитофон свои собственные мемуары. А вот сейчас совсем другое дело – все получилось! Победа, победа… Моя победа!
Теперь можно спокойно и членораздельно восстановить события этой чертовой кампании за Даунинг‑10.
Сегодня, как и положено, состоялось ежегодное заседание комитета. То есть специального комитета по выборам кандидатов на высшие руководящие посты. После ошеломляющего успеха моего выступления в Ист‑Бирмингеме, который, само собой разумеется, сделал меня лидером в выборной гонке, и Эрик, и Дункан сняли свои кандидатуры. Теперь, конечно же, у них нет иного выбора, кроме как поддерживать меня и только меня одного… Тот факт, что я припер их к стенке, лично меня совсем не удивляет. А вот всех остальных удивляет, да еще как!
На повестке дня был всего один вопрос: имеет ли смысл парламентской фракции нашей партии выдвигать еще одного кандидата, кроме меня? Если «да», то нам в любом случае придется проводить выборы, если же «нет», то можно обойтись и без них.
Утром позвонил и Эрику, и Дункану, чтобы еще раз убедиться в том, насколько твердо они намерены меня поддержать. И тот, и другой отвечали достаточно двусмысленно. Значит, вполне можно ожидать, что сняв свои кандидатуры, они не захотят поддержать кого‑нибудь еще. В таком случае я, скорее всего, стану ПМ. Но предвыборная агония продлится еще две‑три недели, а в течение этого времени может произойти все, что угодно. Кто знает?! Ведь в политике одна неделя – всего лишь «долгое время», а вот три – уже целая вечность.
Я зашел в кабинет Хамфри, и во время всего ланча мы вместе с ним терпеливо ждали звонка. Господи, неужели телефон никогда не зазвонит? На письменном столе Хамфри стояли два аппарата, поэтому я, устав ждать, естественно, поинтересовался, какой из них должен зазвонить.
– Скорее всего, вон тот, – равнодушно ответил он, ткнув пальцем в левый. Затем, чуть подумав, добавил: – Или вон тот. – Он ткнул пальцем в другой. – Вообще‑то, любой…
Ладно, не хочет говорить, не надо. Значит, придется просто сидеть и ждать… Но когда буквально через несколько минут зазвонил аппарат внутренней связи, я подпрыгнул чуть ли не на три метра вверх. И сразу же в кабинет вошел Бернард.
– Господин министр, – поздоровавшись, почтительно обратился он ко мне. – Нам только что позвонили от Короны Ее Величества.
– Из дворца?
– Они связываются со всеми возможными кандидатами на предмет встречи в пять часов во дворце. Полагаю, хотят прощупать, насколько можно рассчитывать на их лояльность в случае избрания. Вы найдете время пойти на эту встречу?
Я кивком головы подтвердил, что конечно же найду.
После чего мы сели и снова стали ждать. Тут я неожиданно для самого себя сделал Бернарду поистине щедрое предложение, о котором, похоже, уже начинаю сожалеть – стать главным личным секретарем ПМ.
Его ответ, как всегда, прозвучал весьма двусмысленно.
– О, господин министр! Боже мой! Разве такое возможно?
Но при этом он улыбнулся и даже слегка покраснел.
Довольный этим ответом, я повернулся к Хамфри и поинтересовался его мнением.
– Слово премьер‑министра всегда закон, – кратко и однозначно ответил он. С каменным лицом…
В чем, в чем, а в этом он совершенно прав. Наверное, я несколько поторопился. Боюсь, Бернард еще не вполне готов к этому. Прежде всего потому, что слишком уж наивен. Хотя… хотя со временем, надеюсь, как‑нибудь научится. И к тому же он ко мне весьма лоялен и никогда не плетет против меня никаких интриг.
(Называя Бернарда «наивным» в данном контексте, господин министр наглядно демонстрирует свое потрясающее недопонимание самой сущности лояльности: лояльности Бернарда Вули в отношении своего политического господина министра Хэкера и лояльности в отношении его хозяина на государственной службе сэра Хамфри Эплби. – Ред.)
В этот самый момент зазвонил телефон. Я тут же схватил трубку… Ничего… Полное молчание… Хамфри неторопливо снял трубку другого аппарата.
– Слушаю, – сказал он. – Да… да… Да, он здесь… Да, сейчас передам…
И положил трубку. Я выразительно посмотрел на него. Это обо мне? На самом деле? Все срослось? Неужели я все‑таки вскарабкался на самый верх этого балаганного, смазанного жиром столба?!
– Да, господин… премьер‑министр, – ответил сэр Хамфри, глядя на меня с явным уважением.
Великий почин
Января
Последние несколько дней были на редкость впечатляющими. Я побывал на приеме во дворце, как мне кажется, в очередной раз должным образом подтвердив свою лояльность Короне Ее Величества, и уже на следующее утро переехал на Даунинг‑10. Из мемуаров предыдущих премьер‑министров мне было известно, что, согласно вековой традиции, когда ПМ въезжает в Уайт‑холл впервые, весь персонал выстраивается вдоль парадной лестницы, восторженно аплодируя своему новому хозяину. Интересно, почему они не приветствовали аплодисментами меня? (Этот «обряд посвящения» неукоснительно соблюдается, только если новый премьер‑министр победил на всеобщих выборах. – Ред.) Надеюсь, это не следует воспринимать, как дурное предзнаменование…
Весь переезд занял где‑то около двух дней. Апартаменты ПМ располагаются в высшей части Уайт‑холла. Топография этого величественного здания весьма запутанна, поэтому не заблудиться в нем вряд ли возможно. Снаружи оно выглядит, как обычное здание григорианского стиля. Относительно небольших размеров, довольно серое и невзрачное, но внутри… это нечто заслуживающее внимания. Внутри это в каком‑то смысле даже мини‑дворец!
Во многом такое впечатление создается потому, что на самом деле весь комплекс состоит не из одного, а из двух соединенных друг с другом зданий (в Номере 11 проживает канцлер казначейства); оба здания соединены единой системой коридоров, лестничных проходов и внутренних двориков. Одно из них пятиэтажное, а в другом шесть этажей, и в его задней части имеются большие и по‑королевски роскошные залы. Очевидно, чтобы доставить королевское удовольствие моим высокопоставленным подданным. (Похоже, время от времени Хэкер на самом деле страдал чем‑то вроде мании величия. – Ред.)
Впрочем, вполне вероятная возможность заблудиться в коридорах этого дворца даже сегодня, на пятый день моего пребывания в качестве ПМ, показалась просто мелочью по сравнению с тем, что мне пришлось испытать, когда меня привели в «спецотдел» под «спецэтажом» МО (министерство обороны – Ред.).
Внешне там все выглядело так, как и следовало ожидать: развешенные по стенам детальные карты всех пяти континентов; не обязательно симпатичные девушки, прилежно сидящие у мониторов; серьезные офицеры в штатском, сидящие за письменными столами… Экскурсию проводил сам сэр Джефри Говард, начальник Генерального штаба – высокий, щеголеватый генерал моложавого вида с песочного цвета волосами, мохнатыми бровями и отрывистым командным голосом. Сэр Хамфри и мой главный личный секретарь Бернард, само собой разумеется, были рядом. То есть прямо за мной.
Мой первый вопрос, естественно, касался «горячей линии».
– С кем именно, господин премьер‑министр? – несколько озадаченно спросил генерал.
– Как с кем? С русскими, конечно.
– А‑а‑а, с ними… Это на Даунинг‑стрит, сэр.
На Даунинг‑10? Я с осуждением посмотрел на своего главного личного секретаря. Тогда почему же мне, премьер‑министру, этого не показали? На лице Бернарда появилось выражение крайнего удивления. Судя по всему, ему тоже не показали. Ладно, проехали. Поточнее выясним потом.
– Значит, в случае чрезвычайных обстоятельств я смогу немедленно связаться с советским президентом? – продолжил я.
– Э‑э‑э… Теоретически, да, – осторожно ответил генерал Говард.
– Это что, означает «нет»?
– В каком‑то смысле да, господин премьер‑министр. Во всяком случае, так мы говорим журналистам. Хотя один раз нам все‑таки удалось выйти на связь с Кремлем. Но только не дальше кремлевского коммутатора…
– Вы хотите сказать, оператор не смог соединить вас с кем надо? Интересно, почему?
– В общем‑то, мы пытались найти ответ на этот простой вопрос, но нам так и не удалось. Кремлевский оператор на другом конце провода практически не говорил по‑английски.
– А как часто вы пытались повторить подобную операцию? Ну хотя бы с целью проверки, насколько эффективно работает столь важная система.
Мой вроде бы простой вопрос сильно его озадачил. Проверять эту систему? Зачем? Похоже, такое ему и в голову никогда не приходило. Тут в наш разговор деликатно вмешался сэр Хамфри.
– Видите ли, господин премьер‑министр, они стараются не очень‑то злоупотреблять подобными проверками. Чтобы не сеять никому не нужную панику, так сказать, на другом конце… Особенно если речь идет в контексте ядерного оружия.
Что ж, предельно понятно и ясно. Тут никаких вопросов.
Поняв это, генерал, не теряя времени на излишние объяснения, подвел меня к телексному аппарату.
– А вот это, господин премьер‑министр, и есть то самое! – со значением произнес он.
– То самое? – толком ничего не поняв, переспросил я.
– Да, то самое.
– Прекрасно, – бодро сказал я, но тут же понял, что совершенно не понимаю, что, собственно, он имеет в виду. – Э‑э‑э… а что это, собственно, такое? – вроде бы равнодушно, но с понимающим видом поинтересовался я.
– Это спусковой крючок, господин премьер‑министр, – наклонившись ко мне, тихо пояснил сэр Хамфри.
У меня даже мурашки побежали по коже.
– Спусковой крючок?
– Да, господин премьер‑министр. Только… ядерный. Та самая ядерная кнопка.
– Вот это? – Невероятно. Я долго с удивлением смотрел на самый обычный телексный аппарат. – Ну и что здесь такого? Это и есть тот самый спусковой крючок?
– Да, тот самый, господин премьер‑министр. – Генерал, похоже, прочувствовал важность моего вопроса. – Только в определенном смысле. Видите ли, это вроде бы самая обычная телексная связь с «Нортвуд», специальной субмариной флота Ее Королевского Величества. Через него вы посылаете туда закодированный сигнал, а «Нортвуд» должным образом подтверждает аутентичность этого сигнала.
– Чтобы не было ни малейших сомнений в том, откуда он поступил, – снова пояснил сэр Хамфри.
– Получив нужное подтверждение и определив конкретную цель, «Нортвуд» пересылает команду одной из наших субмарин «Поларис», где, собственно, и нажмут ту самую настоящую «кнопку».
Господи, как же все это просто – я отдаю приказ, они его выполняют! Только и всего? Нет‑нет, тут должно быть что‑нибудь еще…
– Так они и сделают? Вот так просто? Только и всего?
– Да, сэр, только и всего, – не скрывая гордости, подтвердил генерал Говард.
– Сразу же, как только я отдам приказ?
– Да, сэр, сразу же, как только вы отдадите приказ.
– И что, никто не будет возражать?
Мой простой вопрос, похоже, его буквально шокировал.
– Как это возражать? Но это нонсенс! Господин премьер‑министр, это же просто немыслимо! Наши офицеры выполняют приказы, а не обсуждают их. Иначе и быть не может…
– Ну а если мы в этот момент будем отмечать, скажем, ваш день рождения, и мне невольно придется оказаться, так сказать, не совсем в трезвом состоянии? – шутливо спросил я.
На что секретарь Кабинета с необычной для него серьезностью ответил:
– Вообще‑то было бы лучше, если бы вы в таком состоянии не оказались. Даже невольно!
– Само собой, нет… ну а если у меня, допустим, вдруг возьмет и «поедет крыша»? Именно в этот момент…
– Полагаю, члены Кабинета смогут это заметить. Это не так уж и трудно, господин премьер‑министр.
Хамфри явно хотел меня обнадежить. Само по себе такое желание, конечно, заслуживает похвалы, но у меня возникают большие сомнения, что мои коллеги будут в состоянии это заметить. Ведь по меньшей мере у половины из них самих если уже не «поехала крыша», то, выражаясь более корректно, произошел «сдвиг по фазе».
– Ну а предположим, я сначала отдал приказ нажать на «кнопку», а потом вдруг взял и передумал?
– Ничего страшного, господин премьер‑министр, – хихикнув, ответил генерал. – Никто ведь об этом никогда не узнает.
Я тоже попытался хихикнуть, но почему‑то не смог и вместо этого спросил, сколько у нас всего ядерных ракет. Генерал довольно улыбнулся.
– У нас? У нас четыре субмарины «Поларис», на каждой из них шестнадцать ракет. С тремя боеголовками на каждой.
Умение складывать и вычитать в уме никогда не было моей сильной стороной, а доставать свой карманный калькулятор было бы в тот момент не совсем желательно… То есть совсем нежелательно. Хорошо, что Бернард, заметив мои колебания, тут же догадался подсказать.
– Сто девяносто две, господин премьер‑министр.
Значит, ему все‑таки сказали!
Сто девяносто две ядерные ракеты! Господи, подумать даже страшно. А тут еще Хамфри, как бы мимоходом, добавил, что каждая из них раз в пять мощнее бомбы, сброшенной на Хиросиму. И принимать решение придется ПМ, то есть мне? Все молча смотрели на меня. Генерал – с сочувствием и даже пониманием.
– Я понимаю вас, господин премьер‑министр, – мягко сказал он. – Всего сто девяносто две. Да, маловато, конечно…
Да, но это совсем не то, о чем я думал. Сто девяносто две ядерные ракеты – лично для меня вполне достаточно. Даже более чем достаточно. Генерал, естественно, не согласился.
– Извините, конечно, господин премьер‑министр, – слегка прищурившись, возразил он, – но в нашем деле более чем достаточно никогда не бывает. Особенно если не забывать о нацеленных на Британию тысяче двухстах советских ракетах для нанесения мгновенного ответного удара.
Тысяча двести? Может, пренебрежительно отмахнуться? Сделать вид, мол, плевать нам на это. Мы их одной левой… Да, так и надо делать.
– Ну и что из этого? Британии всегда приходилось сражаться с превосходящими силами противника, разве нет? Достаточно вспомнить хотя бы Битву за Британию[19]. И мы всегда мужественно…
Я понял, что несу сущую чепуху, еще даже не закончив фразу. О каком мужестве можно говорить, если речь пойдет о ядерной войне?!
Однако генерал Говард понял это по‑своему. Увидел в этом удобную возможность замолвить словечко в пользу «трайдентов». И тут же, не теряя времени, заметил, что чем скорее мы примем их на вооружение, тем больше повысим свою боеспособность. А значит, и репутацию в качестве мировой державы. Потому что…
– Ничего страшного, – перебил я его. – Слава богу, у нас хватает и обычных вооружений.
Генерал скептически хмыкнул.
– Господин премьер‑министр, наши обычные вооруженные силы смогут сдерживать русских от силы семьдесят два часа, не более.
– Не более?
– Не более.
Отвечая на этот вопрос, генерал Говард почему‑то встал по стойке смирно. Смотреть на это было просто забавно. Стоять по стойке смирно в гражданском костюме? Кстати, я только тогда обратил внимание на то, что моя, так сказать, «свита» полностью состоит из военных, хотя никто из них не был в военной форме. Если, конечно, не считать формой одинаковые костюмы в полоску…
Но костюмы костюмами, бог с ними, в конце концов, а вот информация, с которой меня только что ознакомили, или, скорее, возможные последствия, это серьезно. Более чем серьезно!
– Значит, в случае нападения русских мне придется моментально принимать решение, так?
Снисходительно улыбнувшись, генерал покачал головой.
– Нет‑нет, господин премьер‑министр, совсем не моментально. У вас будет что‑то около двенадцати часов.
Двенадцать часов? Но для меня это и есть моментально! Я спросил, не следует ли нам что‑нибудь сделать, чтобы хоть как‑то исправить положение.
– Да, конечно же следует, – с готовностью согласился он. – Но, к сожалению, все последние тридцать лет политики твердили нам, военным, что обычные вооруженные силы не в состоянии сделать это.
Сэр Хамфри, стоявший за моей спиной, молча кивнул, как бы подтверждая это. И сразу же подтвердил это словесно.
– Дело в том, господин премьер‑министр, что обычные вооруженные силы стоят жутко дорого. Куда дешевле просто нажать на «кнопку».
Января
Сегодня чуть ли не всю ночь не мог заснуть. Вчерашний визит в МО весьма радикально изменил мое представление о способности нашей Британии защищаться от агрессии. А приведенные цифры просто ошеломили.
«Семьдесят два часа… всего семьдесят два часа…», даже не осознавая, как лунатик, пробормотал я, когда мы с Бернардом обсуждали тему предстоящих переговоров.
– Семьдесят два часа? Господин премьер‑министр, вы на самом деле имеете в виду семьдесят два часа? – удивленно спросил он. – Но, боюсь, это слишком много даже для Верховного комиссара Новой Зеландии.
Это что, профессиональный юмор госслужащего? У них так принято шутить? Неужели не ясно, что я имею в виду время, в течение которого НАТО сможет сдерживать русских? Я, в каком‑то смысле тоже шутливо, поинтересовался, не могли бы мы попытаться уговорить американцев (естественно, исключительно в качестве ответной меры) усилить их собственные обычные вооруженные силы.
По мнению моего главного личного секретаря, это все равно ничего не решит.
– Американские солдаты в Германии настолько обкурены, что нередко толком не знают, зачем они там вообще и на чьей они, собственно, стороне. Например, во время последних маневров НАТО американские офицеры рассредоточились и вместо полигонов предпочли рощи и ложбины, где куда как более приятно устраивать пикники с рядовыми и сержантами противоположного пола…
Я поинтересовался, как с этим обстоит дело у других натовских подразделений. Он ответил, что с этими все в порядке. Правда, только по будним дням.
Как это только по будним дням? А нельзя ли поточнее?
– На выходные голландцы, датчане и бельгийцы, как правило, уезжают домой.
Чудовищно, просто чудовищно! Другого слова просто не придумаешь. Такого мне еще никогда не приходилось слышать.
– Значит, если русские решат напасть на нас, то нам бы очень хотелось, чтобы они сделали это между понедельником и пятницей? Только так, и никак не в выходные!
Он одобрительно кивнул головой.
(Вообще‑то, даже если бы силы Варшавского договора вдруг решили вторгнуться между понедельником и пятницей, НАТО это вряд ли помогло бы, поскольку ее армейские казармы настолько далеки от передовых позиций, что русские в любом случае оказались бы там намного раньше. – Ред.)
– И что, все об этом уже знают? – удивленно спросил я.
Под «всеми», само собой разумеется, имелись в виду русские. Бернард понимающе улыбнулся. Если об этом знает главный личный секретарь ПМ (то есть Бернард Вули – Ред.), то же самое, естественно, знают и русские.
– Как правило, большая часть информации о натовской обороне поступает сначала в московский кремль, а уж потом к нам на Даунинг‑10. Правда, практически сразу же, – с довольным видом добавил он.
– Значит, в конечном итоге все сводится к «трайдентам»?
Бернард согласно кивнул.
– Да, господин премьер‑министр. Если сводится, и когда…
– Если сводится, и когда, – задумчиво пробормотал я. – Ну и как это прикажете понимать?
Заметив мое недоумение, Бернард с готовностью пришел мне на помощь.
– Если это сработает.
Если сработает? Кто? Зачем? Кому все это надо?
– Вообще‑то, господин премьер‑министр, когда на вооружение поступают новые виды ракет, то боеголовки к ним не всегда соответствуют стандарту. Речь, само собой разумеется, идет о микронах, но… Вы же сами понимаете. Такое у нас уже было с «поларисами» и «крылатыми ракетами». Вот, смотрите. – Он пролистал несколько страниц досье. Которое уже лежало на столе прямо перед ним! Странно, что я даже не обратил на это внимание. Что ж, предусмотрительно. Даже очень предусмотрительно!
– «Неполадки с электропроводкой, с микрочипами, с частотными колебаниями от спутника, ну и так далее, и тому подобное…». Скорее всего, чего‑то подобного следует ожидать и от «трайдентов».
– Ну и что нам теперь делать? Подать на производителей в суд?