– «Мозговой банк»? Не удивлюсь, если Хамфри сначала «уговорит» их работать на него, – пожав плечами, скептически заметила она, – а затем потребует для них больше места в Номере 10.
– Причем тут Номер 10? – недоуменно спросил я. – Ведь «Мозговой банк» должен находиться в здании Кабинета (отдельное здание, примыкающее к Даунинг‑10, войти в которое возможно только с улицы Уайтхолл – Ред.).
– Потому что им вдруг потребуется намного больше места, – мрачно предрекла Дороти. – Под этим предлогом ваш секретарь Кабинета будет методично отвоевывать метр за метром именно здесь, в Номере 10. Зачем? Затем, что это даст ему право считать вашу территорию своей! Равно как и весь Уайтхолл. А догадываетесь, что за этим последует? Он начнет медленно, но верно, так сказать, «убирать вас со своего пути».
Невероятно! Может, миссис Дороти Уэйнрайт слегка того?…
– Вы на самом деле предполагаете, что он сам хочет стать премьер‑министром? – встревожено спросил я.
– Да нет, конечно же нет, – нетерпеливо ответила она. – Ему не нужны ни пост, ни ответственность. Ему нужна власть! Реальная власть! Поэтому, сделав себя фактически единственным источником правительственной информации и, соответственно, рекомендаций, он начнет настойчиво и вроде бы достаточно аргументировано отправлять вас в длительные зарубежные вояжи. А пока вас здесь не будет, ему придется принимать ряд важных решений, простите, рекомендовать их Кабинету, и тому придется фактически принимать их, поскольку физически вас здесь не будет. Равно как и членам Кабинета, потому что они, собственно, будут получать те же самые рекомендации от своих постоянных заместителей.
Чудовищный сценарий! В него даже трудно поверить. И тем не менее, нашего секретаря Кабинета надо несколько укоротить. На всякий случай. Значит, не далее как завтра же я верну Дороти в ее прежний кабинет.
Марта
Сегодня я с самого утра проявил твердость и решительность. Какое восхитительное чувство!
Прежде всего, я вызвал к себе Дороти. Твердо и решительно сообщил ей, что снова передумал – ей вернут ее старый кабинет!
Затем поинтересовался ее мнением относительно Хамфри. Но только мнением, не более того. Мне было очень интересно узнать, не решится ли она порекомендовать мне просто взять и уволить его.
Мое предположение буквально повергло ее в ужас. Зато у нее тут же возникло другое предложение – не хотелось бы мне слегка подрезать ему крылышки? Более того, она знает, как это можно сделать. Будучи секретарем Кабинета, Хамфри одновременно является главой государственной службы, отвечающим за кадровые вопросы – назначения, перемещения и тому подобное, оплата и обеспечение которых находятся в руках сэра Фрэнка. Тем самым, две важнейшие функции госаппарата успешно разделены между сэром Хамфри и сэром Фрэнком. В полном соответствии с традиционным британским правилом – разделяй и властвуй. Предложение Дороти, кстати, потрясающе простое и более чем понятное, заключалось в следующем: отобрать у Хамфри половину его обязанностей и передать их сэру Фрэнку!
Правда, потенциальная опасность от такого шага оставалась – не сделает ли это сэра Фрэнка таким же всесильным, как Хамфри? А мне от этого будет лучше или хуже? Трудно сказать. Честно говоря, я его не слишком‑то хорошо знаю. Но серьезно ввязываться во все это, думаю, пока не стоит. Достаточно слегка напугать секретаря Кабинета. Дать ему знать, что это может случиться. Чего, в каком‑то смысле, своим последним решением я, как мне кажется, все‑таки добился.
Я попросил пригласить ко мне секретаря Кабинета. Он вошел, когда Дороти еще не успела уйти. Прежде всего, я без всяких церемоний сообщил ему, что окончательно решил вернуть моему политическому советнику ее законный кабинет.
Он попытался было возражать, но мой выразительный жест заставил его замолчать. Тогда он сказал, что хотел бы переговорить со мной с глазу на глаз. Дороти, криво усмехнувшись, мстительно заметила, что он может свободно говорить в ее присутствии.
Такое в его планы явно не входило. Я спросил Хамфри, не собирается ли он оспаривать мое решение.
– Естественно, нет, господин премьер‑министр. Как только это станет решением, – осторожно ответил он.
– Прекрасно, – довольно произнес я, закрывая тему. – Тогда давайте обсудим другие неотложные вопросы. – И кивком головы я попросил Дороти оставить нас одних. Они мило улыбнулась мне и с видом триумфатора направилась к двери.
А Хамфри, даже не дав мне возможности высказать свою угрозу передать часть его полномочий сэру Фрэнку, вдруг заявил такое, чему трудно было поверить. Во всяком случае, сразу.
– Прежде всего, господин премьер‑министр, – начал он, как только за миссис Уэйнрайт закрылась дверь, – мне хотелось бы подумать о нашем «Мозговом банке».
Господи, неужели Дороти точно знала об этом? Или это была ее интуитивная догадка, основанная на ее хорошем знании нашего секретаря Кабинета? Так или иначе, но теперь все подозрения в том, что она, возможно, «слегка не в себе», в любом случае отпадают.
– А что, мой «Мозговой банк» уже не в состоянии сам за себя подумать? – как можно равнодушнее поинтересовался я.
– Честно говоря, господин премьер‑министр, меня несколько беспокоят их методы передачи важнейшей государственной информации.
– С чего бы? – удивленно спросил я. – Они ведь, кажется, подчиняются лично мне!
– В оперативном плане – да. Но в административном – мне.
Поскольку Хамфри, похоже, усматривал во всем этом серьезную аномалию, мне надо было сделать вид, будто я не совсем понимаю, что он, собственно, имеет в виду.
– Так, понятно, значит, вы хотите, чтобы их переподчинили мне также и в административном плане?
Такой интерпретации своего предложения он явно не предвидел. Потому что с несвойственной ему торопливостью воскликнул:
– Нет‑нет, ни в коем случае! Обременять вас административными функциями было бы большой ошибкой, господин премьер‑министр. Нет, совсем наоборот. Мы хотели бы максимально облегчить ваше бремя, поэтому предлагаем передать нам также и оперативное управление «Мозговым банком».
Внутри у меня все кипело, но я постарался скрыть это.
– Значит, вы хотите сказать, что они должны направлять все свои отчеты не сразу премьер‑министру, а сначала вам?
– В общем, да, но… только для предварительной проверки, требуемых уточнений, редактуры, ну и так далее, и тому подобного, – довольно улыбнувшись, ответил он и откинулся на спинку стула. Вроде как празднуя очередную победу. – Чтобы важнейшая информация поступала к вам, так сказать, в наиболее приемлемом виде.
Я улыбнулся своей самой неискренней улыбкой.
– Послушайте, Хамфри, с вашей стороны это, безусловно, очень мило. Что‑то вроде щедрого дара. Но ведь тем самым вы возлагаете на себя непосильную ношу.
Он принял вид горделивого британца и даже слегка выпятил вперед подбородок.
– Кому‑то же надо исполнять свой гражданский долг, господин премьер‑министр.
Тут мне пришла в голову удачная мысль проверить теорию Дороти на практике.
– Да, само собой разумеется, – невинно сказал я, – но… как же тогда быть с офисными площадями?
Он довольно кивнул головой.
– Именно об этом мне тоже хотелось бы с вами поговорить. Мы, естественно, не сможем разместить весь требуемый дополнительный персонал на Даунинг‑10, но, как мне кажется, нам удастся найти для них несколько свободных помещений здесь у вас, в Номере 10.
Ничего себе? Значит, она, черт побери, и в этом была права!
– Прямо здесь? – как можно более безразличным тоном спросил я.
– Да, здесь вполне можно найти подходящее помещение.
– Ну а зачем же, в таком случае, потребовалось отбирать у моего главного политического советника ее кабинет?
На какой‑то момент он выглядел на редкость растерянным.
– Ну… видите ли… вообще‑то, если она останется здесь, мы смогли бы разместить пару наших новых сотрудников в ее новом офисе. Ее старом офисе. То есть, ее старом новом офисе…
– Продолжайте, продолжайте, пожалуйста, – поощрил я его, ловко играя с ним, почти как кошка с мышкой…
– Значит, мы договорились? – с надеждой спросил он.
– Нет‑нет, пока еще не совсем, – с милой улыбкой ответил я. – Хотя все это звучит весьма интересно. Кстати, у вас имеются иные, не менее интересные, предложения?
– Да, господин премьер‑министр, конечно же, имеются. – Он передал мне какие‑то бумаги. – Речь идет о некоторых зарубежных визитах. – Я чуть со стула не упал. – Вам следует рассмотреть их. В практическом плане. Ведь они имеют как политическое, так и государственное значение.
Итак, посмотрим, посмотрим: конференция НАТО, ассамблея ООН, переговоры в Гонконге о будущем колоний, очередное заседание Британского содружества наций в Оттаве, протокольные встречи в Москве и Пекине… Прекрасно. Еще одно подтверждение того, насколько хорошо Дороти знает саму систему и тех, кто управляет ею изнутри. Просто потрясающе!
Впрочем, Хамфри я сказал совсем другое.
– Если меня все это время не будет в стране, не прибавит ли это вам слишком много дополнительной работы?
– Господин премьер‑министр, полагаю, лидеру великой державы не помешает лишний раз показать себя на мировой арене.
– Конечно же, не помешает, – с готовностью согласился я. – Но не за счет же секретаря Кабинета! Для начала надо, скажем, несколько уменьшить вашу нагрузку.
Он бросил на меня подозрительный взгляд. В высшей степени подозрительный.
– Ну что вы, господин премьер‑министр, в этом нет никакой необходимости. Совершенно никакой, поверьте.
Я постарался как можно искреннее пролить «крокодиловы слезы».
– Как же нет, Хамфри? Есть, конечно же, есть. Я много об этом думал, поверьте. Вы все‑таки пока еще и глава государственной службы, разве нет?
Его ответ был, как всегда, уклончивым:
– Да, но вопросами оплаты и материального обеспечения занимается казначейство.
– Зато вы занимаетесь кадрами, назначениями, ну и так далее, и тому подобное. Не многовато ли для одного человека?
Хамфри с пренебрежительным смешком отверг это предположение.
– Ну что вы, господин премьер‑министр, нисколько. Практически это вообще не занимает времени. Мелочи, так сказать…
Меня это начинало искренне забавлять.
– Вы хотите сказать, что кадровые вопросы и назначения для шестисот восьмидесяти тысяч государственных служащих – это, так сказать, мелочи?
– Нет, конечно, но в данном случае мы имеем дело с так называемой «делегированной ответственностью», – осторожно ответил он.
– Ах, значит, с делегированной! – радостно воскликнул я. – Ну, в таком случае проблем с делегированием части ваших обязанностей казначейству, надеюсь, не будет?
– Господин премьер‑министр, но это же невозможно! – не скрывая раздражения, воскликнул он. – У казначейства и так слишком много власти… э‑э‑э… извините, я имел в виду, работы.
– Видите ли, Хамфри, – без малейшего сожаления продолжил я, – когда вы занимаетесь кадрами и назначениями такой армады государственных служащих, а казначейство – их оплатой и обеспечением, то разделение функций, согласитесь, становится весьма расплывчатым. А это, на мой взгляд, никак нельзя считать удовлетворительным. Серьезная, знаете ли, получается аномалия. Вы так не считаете?
Хамфри, похоже, увидел в моих словах некую возможность. У него, кажется, даже загорелись глаза.
– Да, господин премьер‑министр, считаю. Но ведь в таком случае и мы могли бы взять на себя все вопросы по оплате и обеспечению, почему бы и нет?
Хороший ход, ничего не скажешь. Я сочувственно покачал головой.
– Помимо всех остальных многочисленных забот? Нет‑нет, Хамфри, такой жертвенности мы просто не можем допустить.
– Да нет в этом никакой жертвенности! – чуть ли не взмолился он. – С этим вообще нет никаких проблем!
Вот тут мой секретарь Кабинета полностью прав. Возможно, впервые за всю свою жизнь.
– Хамфри, вы слишком благородны, – покачав головой, сказал я. – Хотя мне также предельно ясно, что именно стоит за вашим предложением.
Он посмотрел на меня, словно затравленный хорек, которого только что выгнали из его теплой и уютной норы.
– На самом деле?
– Да. Вы пытаетесь принести себя в жертву, чтобы избавить своего премьер‑министра от лишних хлопот, я не ошибся?
Мой вопрос поставил его в тупик. Он явно не знал, как сформулировать ответ таким образом, чтобы поставить в тупик меня.
– Э‑э‑э… да, – сначала пробубнил он. И тут же промычал: – М‑м‑м… нет. – А затем уже более членораздельно произнес: – Вообще‑то никакой жертвы тут нет.
Устав от пустого препирательства, я твердо сказал ему «нет».
Однако ему этого было мало. Он хотел услышать конкретные ответы на свои другие предложения. В частности, в отношении нашего «Мозгового банка».
Мой ответ прозвучал приблизительно следующим образом:
– А знаете, Хамфри, чем больше я обо всем этом думаю, тем больше меня тревожит один забавный вопрос: не слишком ли много у вас на тарелке лакомых кусочков? Впрочем, не буду задерживать вас. Не сомневаюсь, у вас и так достаточно важной государственной работы в своем собственном офисе, разве нет?
Он, казалось, не поверил своим ушам. Его просят выйти! Видя его явное замешательство, я решил определить его положение несколько точнее.
– Можете идти, Хамфри. Если секретарь Кабинета понадобится здесь, в Номере 10, его вызовут, не сомневайтесь.
Он медленно встал. Чтобы поправить меня.
– Не если, а когда, господин премьер‑министр.
– Да‑да, вы правы. Само собой разумеется, когда, – вежливо извинился я. Он, пожав плечами, направился к двери, но… – Кстати, и если тоже, – зловредно добавил я ему вслед.
На секунду сэр Хамфри буквально застыл, затем, почему‑то снова пожав плечами, медленно вышел. Оказавшись один, я тут же, пока Хамфри был еще в приемной, связался с Бернардом по интеркому и как можно громче, чтобы секретарь Кабинета тоже услышал, попросил вызвать ко мне сэра Фрэнка. Немедленно!
Марта
Вчера сэр Фрэнк был очень занят, поэтому мы поговорили с ним по телефону.
– Слушай, Фрэнк, хотел бы узнать твое мнение. О нашем секретаре Кабинета. Как ты думаешь, не слишком ли много у него на тарелке лакомых кусочков?
Фрэнк, как и следовало ожидать, поспешил заверить меня в том, что Хамфри прекрасно справляется со своими обязанностями, что его потрясающие способности никогда не вызывали и не вызывают никаких сомнений, что у него нет необходимости особенно перенапрягаться и что у него все под контролем. Никаких проблем…
Терпеливо выслушав все это, я заметил, что поскольку секретарь Кабинета одновременно является и главой государственной службы, значит, несет на себе в каком‑то смысле слишком тяжелое бремя, то… скажем, не мог бы сэр Фрэнк помочь своему давнему другу. Короче говоря, взять на себя часть его обязанностей. Так сказать, облегчить участь…
Полагаю, читателя не очень удивит тот факт, что после моих слов Фрэнк больше ни словом не обмолвился о «потрясающих способностях» Хамфри. Вместо этого просто заметил, что хотя подобного рода предложения требуют некоторого осмысления, в этом, безусловно, имеется большой смысл.
Я попросил его завтра же найти время и заскочить ко мне в Номер 10, а до этого подготовить служебную записку, в которой будут отображены его профессиональные соображения относительно реальной перегруженности секретаря Кабинета, и уже сегодня переслать мне, чтобы я имел возможность тщательно ее проанализировать.
Не позже чем через час его соображения были доставлены мне в Номер 10. Естественно, должным образом оформленные, как «конфиденциальная служебная записка» на имя премьер‑министра.
Вот она:
«2 марта
Уважаемый господин премьер‑министр!
Говоря, что ХЭ совсем не перегружен, я прежде всего имел в виду общие кумулятивные нагрузки, понимаемые, как правило, в глобальном смысле, а не в отношении определенных отдельных и в значительной мере аномальных профессиональных обязанностей, которые, логически говоря, не всегда созвучны или гармоничны всему широкому спектру тесно взаимоувязанных и, соответственно, неотделимых друг от друга функций, в силу чего, взятые вместе, таковые, безусловно, могут считаться чрезмерным и, вполне возможно, излишним бременем для того, кто исполняет свои обязанности, особенно в контексте сравнительно немасштабных преимуществ по‑настоящему глобальных соображений.
Искренне ваш, Фрэнк».
Я внимательнейшим образом перечитал его записку несколько раз. Мой вывод: он вполне мог бы взять на себя определенную часть функций Хамфри.
Марта
Сегодня ближе к полудню ко мне в Номер 10 приехал Фрэнк. Но наша встреча, к сожалению, так и не состоялась.
Когда мне доложили о его приезде, я проинструктировал Бернарда проследить за тем, чтобы нас никто не прерывал. Особенно секретарь Кабинета! Наша беседа требует полнейшей конфиденциальности.
– Само собой разумеется, господин премьер‑министр, – с готовностью подтвердил он. – Сделаю все, что в моих силах.
– Боюсь, ваше «все, что в моих силах» может оказаться недостаточным, – мрачно предрек я. О, мои чертовы пророчества!
Еще до этого мне удалось переговорить с Дороти. Она напомнила мне, что по протоколу, прежде чем войти сюда, в Номер 10, сэр Хамфри должен позвонить из своего офиса на Даунинг‑10 и предупредить о своем приходе.
Я вопросительно посмотрел на Бернарда. Он почему‑то заколебался, но потом в свойственной ему уклончивой манере сказал:
– Наверное, так оно и есть, господин премьер‑министр, но… только в теории. На практике это не более чем простая формальность.
– Что ж, тем лучше. Сэр Хамфри обожает формальности.
Мой главный личный секретарь, хотя и без особой охоты, однако все‑таки согласился.
– Да, конечно же, господин премьер‑министр, но, как у нас принято говорить, «здесь в большем почете нарушение правил, а не следование им».
Должен признаться, иногда все они, и Бернард, и Хамфри, сэр Фрэнк и все остальные из этого чертового аппарата, буквально выводят меня из себя. Ну почему, скажите на милость, им всегда надо говорить на своем «птичьем языке»? Почему никогда не высказывают свои мысли, если, конечно, они у них есть, просто и понятно, а всегда только вокруг да около, всегда так, что, кроме них, никому ничего не понятно?! Например, вся эта абракадабра насчет большого почета, когда нарушаются правила… Ну зачем им, скажите, так корежить и портить самый красивый язык в мире, язык Шекспира? (Хэкер, очевидно, даже не осознавал, что Бернард процитировал самого Шекспира: «Гамлет», действие 1, сцена 4. – Ред.)
Вспоминает сэр Бернард Вули:
«Тот день стал для меня поворотным пунктом всей моей жизни и карьеры. До этого я даже и предположить не мог, что, став главным личным секретарем премьер‑министра, смогу стать таким влиятельным и, главное, таким независимым от своего бывшего господина. Для меня это было настоящим открытием, лучом света в темном царстве, прямой дорогой к славе и высокому положению!
Тогда, проводив сэра Фрэнка в кабинет премьер‑министра, я вернулся в свой кабинет и тут же набрал номер телефона секретаря Кабинета.
– Сэр Хамфри?
И тут же услышал его громкий отчетливый голос:
– Да?
– Сэр Хамфри? – повторил я.
– Да, – снова произнес он, и тут до меня вдруг дошло, почему его голос звучал так громко и отчетливо: он стоял прямо позади меня, уже войдя в нашу приемную.
– Это Бернард, – тупо сказал я.
– Да уж вижу, – спокойно ответил он.
Я положил трубку. А потом, не менее тупо, добавил:
– Именно с вами я и хотел переговорить, сэр.
– Ну что ж, я здесь, вот и говорите. По‑моему, так даже и лучше. Вы же этого хотели, Бернард?
– Да как вам сказать? Вообще‑то, и да, и нет, сэр, – смущенно пробормотал я, имея в виду, что вообще‑то всего лишь хотел с ним переговорить по некоторым текущим вопросам, поэтому и позвонил, а зачем же еще? В заключение я поставил его в известность, что ПМ настоятельно попросил меня напомнить ему, что было бы намного удобнее, если бы он звонил сюда из своего офиса, прежде чем неожиданно появляться у нас в Номере 10.
Сэр Хамфри с необычной для него готовностью заверил меня, что с этим нет никаких проблем.
– Да, но…
– Нет, Бернард, абсолютно никаких.
– Нет, да, сэр, – почему‑то решительно возразил я.
Он пристально посмотрел на меня. А затем вдруг подчеркнуто спокойным тоном спросил, занят ли сейчас премьер‑министр.
У меня не было иного выхода, кроме как сказать, что да, занят.
Хамфри поинтересовался, чем именно. Я как можно более уклончиво ответил, что он занят работой с важными документами. Знаете, в те далекие времена мне, честно говоря, приходилось опасаться гнева секретаря Кабинета.
– Ну что ж, если это только работа с важными документами, и ПМ там один, значит, к нему можно заскочить на пару‑тройку минут и обсудить кое‑что не менее важное.
Я был вынужден признать, что ПМ работает с важными документами не один.
Сэр Хамфри пристально посмотрел на меня. Судя по всему, ему было ясно: я не совсем искренен с ним, а может, даже попросту лгу!
– Вы хотите сказать, у него там с кем‑то встреча? – Я молча кивнул. – С кем, Бернард? – своим самым противным тоном потребовал он ответа.
Нисколько не сомневаюсь, он и сам уже догадался. Это витало в воздухе последние два дня, и практически все в Номере 10 знали или догадывались об этом. Поэтому не успел я честно признать, что премьер‑министр встречается с постоянным заместителем канцлера казначейства, как сэр Хамфри был уже в кабинете ПМ. Остановить его физически я при всем своем желании просто не смог бы – к сожалению, у меня не такая быстрая реакция».
(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)
Странно, но факт: не успел я перейти к главной части моего разговора с сэром Фрэнком Гордоном, как в кабинет ворвался (другого слова не придумаешь) сэр Хамфри. Я вежливо, насколько это было возможно при данных обстоятельствах, поинтересовался, что ему, собственно, надо. Он сказал, что, собственно, хотел убедиться, не нужна ли господину премьер‑министру его помощь. Я, в свою очередь, поинтересовался, не предупредил ли его мой главный личный секретарь о том, что у меня важная встреча. Бернард, стоя в дверях, отчаянно закивал головой. Хамфри честно признал, что был предупрежден.
– Ну и в чем тогда дело?
Сказать ему явно было нечего. Глава государственной службы меня просто‑напросто проверял. Интересно, на что?
– Дело в том, что поскольку вы встречаетесь с одним из моих профессиональных коллег, я подумал… О, привет, Фрэнк. Может, и я смогу чем‑нибудь помочь? – Он от всей души улыбнулся Фрэнку, который, как, во всяком случае, мне показалось, вряд ли улыбнулся ему в ответ. Максимум – изобразил некое подобие улыбки.
– Ясно‑ясно, Хамфри. Спасибо, конечно, но, думаю, ваша помощь вряд ли потребуется, – как можно доброжелательнее ответил я и стал нетерпеливо ждать, когда он наконец‑то откланяется и уйдет. Сэр Хамфри даже и не подумал.
– Благодарю вас, – более чем отчетливо повторил я.
– Благодарю вас, господин премьер‑министр, – более чем отчетливо повторил он, но, тем не менее, не сделал ни шага. Просто продолжал стоять у двери, терпеливо ожидая, когда мы попытаемся лишить его кое‑каких полномочий.
– Послушайте, Хамфри, – сказал я с возрастающим раздражением. – До вас еще не дошло, что у нас конфиденциальная встреча?
– Ах, да, конечно же, – с готовностью согласился он. – Надо закрыть дверь?
– Да, уж будьте любезны, – как можно тактичнее попросил я его. И только представьте мое изумление, когда секретарь Кабинета, довольно улыбнувшись, повернулся и закрыл дверь… изнутри!
– Нет‑нет, Хамфри, с другой стороны, пожалуйста.
– Могу я узнать, почему, господин премьер‑министр? – рассерженно, более того, с вызовом поинтересовался он.
Фрэнк тоже занервничал. Резко встал из‑за стола, явно намереваясь уйти. Я выразительным жестом попросил его сесть, а сэра Хамфри – нас оставить.
Секретарь Кабинета предпочел изобразить из себя эдакого «деревенского простачка», но не уйти.
– В каком смысле слова вы имеете в виду оставить? – с невинным видом спросил он.
Пришлось приказать ему выйти. То же самое, кстати, касалось и сэра Фрэнка. Я был настолько рассержен и расстроен подобным поворотом событий, что в такой обстановке дальнейшее обсуждение столь важных вопросов вряд ли имело какой‑либо смысл.
Мой главный личный секретарь Бернард Вули все это время усердно прятался за дверью.
– Не прячьтесь, немедленно идите сюда, – крикнул я ему.
Теперь мы были одни.
– Бернард, почему вы позволили Хамфри войти в кабинет? – требовательно спросил я. – По‑моему, я однозначно распорядился не допускать этого, разве нет?
Он беспомощно пожал плечами.
– Мне не удалось остановить его, господин премьер‑министр.
– Интересно, почему?
– Он… видите ли, он крупнее меня.
– В таком случае, – с мрачной решимостью сказал я, – его надо изолировать. В пределах Даунинг‑10.
– Каким, интересно, образом? – вежливо поинтересовался он.
Господи, это же предельно просто.
– Заприте соединительные двери, только и всего.
– Но у него есть свои ключи…
– Так отберите их у него!
Бернард, похоже, не поверил своим собственным ушам.
– Отобрать ключи у него? У секретаря Кабинета?
– Да, заприте двери и отберите у него ключ! – повторил я.
– В таком случае, вам лучше самому попробовать отобрать у него ключи, господин премьер‑министр, – с неожиданной решимостью возразил Бернард.
Признаться, с такой дерзостью и неповиновением со стороны моего главного личного секретаря мне пока еще не приходилось встречаться.
– Что‑что? – невольно воскликнул я.
Бернард сделал глубокий вздох, задержал его и наконец‑то разродился:
– Извините, господин премьер‑министр, но вряд ли это в моих силах.
Мой главный личный секретарь в высшей степени академичен и, безусловно, высокообразован, но настолько натаскан государственной службой делать только то и только как «положено», и не более того, что иногда не способен, как у нас говорят, даже увидеть деревья в лесу.
– Бернард, я же дал вам все необходимые инструкции и полномочия, а вы… Как такое могло случиться?
– Но он… Господин премьер‑министр, я не знаю, как это случилось, но… он будет вне себя от ярости!
Я изобразил нечто вроде дружеской улыбки. Бернард улыбнулся мне в ответ. Правда, затем его улыбка увяла, и он нервно облизнул губы. Ему все еще не хватало смелости.
– Решать вам, Бернард, – мягко поощрил я его.
– Да, но…
– Свобода, Бернард, свобода действий, свобода принятия решений.
– Да, но…
– Не забывайте, я предоставляю вам далеко не шуточные полномочия, – напомнил я ему.
– Да, но…
– Только вы и никто другой будете иметь свободный доступ к премьер‑министру, – коварно пообещал я. И выразительно посмотрел на него.
Но даже это, похоже, не совсем убедило моего главного личного секретаря.
– Но… но… – Он почему‑то никак не мог сформулировать свои возражения. Весь его мир каким‑то странным образом переворачивался вверх ногами. Прямо у него на глазах!
– «Но мне никаких но…», Бернард. Это Шекспир. – Пора им показать, что и у меня с образованием все в полном порядке.
Но, как оказалось, образование, особенно когда с ним все в полном порядке, довольно опасная штука. Мой главный личный секретарь тут же ухватился за возможность затащить меня в совершенно бессмысленную, чисто академическую и не имеющую никакого отношения к нашему разговору полемику.
– Нет‑нет, господин премьер‑министр, «Но мне никаких но…» – это широко известная цитата из девятнадцатого века, где‑то около 1820 года. Впервые эту фразу использовала в одной из своих «дамских» новелл, кажется, Сюзанна Сентиливр, известная писательница тех времен, однако популярность она приобрела, насколько мне известно, только после того, как Вальтер Скотт упомянул ее в своем всемирно известном романе «Антиквар».
Я, с трудом сдерживая раздражение, как можно вежливее поблагодарил Бернарда и поинтересовался, не могли бы мы вернуться к теме нашего разговора. Он сделал вид, будто меня не понял – думаю, намеренно, – чтобы как можно скорее прекратить разговор о доступе сэра Хамфри в кабинет премьер‑министра. То есть в мой кабинет.