МИХАИЛ ЛЕОНТЬЕВ
«УДИВЛЯЕТ, КОГДА УЗНАЕШЬ, ЧТО ЧЕЛОВЕК - НЕВЕРУЮЩИЙ»
Справка: Михаил Леонтьев — российский журналист и публицист.
Вице-президент и пресс-секретарь — директор департамента информации и рекламы корпорации «Роснефть». Ведущий телепередач Первого канала «Однако», главный редактор журнала «Однако». Лауреат премии «Золотое перо России».
– Михаил, что является для тебя вера?
– Вера для меня — всё. Это, безусловно, некий номинальный якорь. Это то, что не релятивно. Человека носит все время туда-сюда. Такого человека, как я, в общем, носит очень сильно. И суеты много. А вот существует некий абсолют, некая точка отчета. И ты себя относительно этого как-то измеряешь. Человек грешен, но Господь милостив. Важно понимать, где ты находишься, в каком месте и насколько ты отошел. Потому что если этой точки нет, то тебя вообще унесет куда угодно. Не считаю себя правильным и хорошим христианином, но стараюсь. Пыжимся понемножечку.
– Когда твои знакомые узнают, что ты - верующий человек, это их удивляет или нет?
– Да нет, я не думаю, что сейчас это кого-то удивляет. Есть люди, которые на богоборчестве делают себе имидж, и, собственно, и питаются этим — во всех смыслах… Но, по-моему, не удивляет. Меня лично всегда удивляет обратное, когда люди именуют себя неверующими, хотя, в общем, очень приличные и неплохие сами по себе. Но это, скорее, - исключение, аномалия и заблуждение. Они просто неглубоко это в себе переживают. Это, конечно, большая травма, такая серьезная, личностная. Вера — это, на самом деле, вопрос выбора.
– А тебе не кажется, что сегодня так живут миллионы людей?
– Мне кажется, что сейчас мы живем в эпоху полностью победившего
постмодернизма. Он полностью вытеснил реальность и стал политической реальностью. Политическая реальность — это то, от чего
----------------------------------------------------------------------------------------------------------- МИХАИЛ ЛЕОНТЬЕВ ----------------------------------------------------------------------------------------------------------- 2
зависит существование как индивидуумов, так обществ и цивилизаций. Сейчас никого не интересует реальность, а только имиджи, картинки, восприятие. Реальность уходит. Это опасно для бренного человеческого существования. И не просто опасно, а это просто, рано или поздно, плохо кончится, потому что люди начинают верить в постмодернистскую препарацию. И поэтому, грубо говоря, можно просто стукнуться лбом об стену, будучи уверенным, что стены здесь нет, потому что вы давно говорили о том, что ее здесь нет — в самом широком смысле слова. Ну и личностное разрушение здесь, конечно, колоссальное. И вот, в этом смысле, опять возвращаясь: вера, Бог — это абсолютная альтернатива постмодернизма. Человек приходит к вере, когда в нем что-то меняется. Изменения — это и есть причина прихода к вере. Человек несовершенен в разной степени и склонен себе многое прощать. Верующий человек всегда знает дистанцию между тем, как надо жить, и тем, как он живет. Святым я себя не считаю и далек очень от этого. Наверное, только святые, полностью сливаются с этим самым идеалом.
– А ты помнишь, что в тебе изменилось, в результате чего ты пришел к вере?
– Глупости меньше стало. Человек жевал глупости, потому что очень многим глупостям, во-первых, учили. Во-вторых, они были из воздуха, значит, впитаны. Все мы, во всяком случае, мое поколение, генетически были марксистами. Вообще, все время пытался каким-то образом организовать картину мира. И сейчас пытаюсь. И единственное, что я понял: люди (особенно это свойственно людям с математическим мышлением) больше владеют информацией, и больше считают, что они все знают и все видят. Они начинают формировать какую-то целостную картину мира, которая внутренне непротиворечива. При этом и разрушить ее нельзя, особенно если человек - очень самоуверенный. С другой стороны, он очень хорошо считает и, вообще, неглупый как бы. Она разрушается только от столкновения с реальностью, для чего должно пройти какое-то время. Я раньше тоже все время себе рисовал какую-то картину. Потом ты получаешь новые знания, а новых знаний тогда все время набиралось очень много. И ты понимаешь, что эта картина мира, как Эвклидова геометрия, описывает какую-то часть, в общем, достаточно адекватно, но это вот - островок во всем… И со временем ты просто понимаешь, что ты вообще очень мало знаешь. И ты, вообще, - песчинка и, на самом деле, не имеешь ни права, ни основания
----------------------------------------------------------------------------------------------------------- МИХАИЛ ЛЕОНТЬЕВ ----------------------------------------------------------------------------------------------------------- 3
претендовать на понимание мироздания. Для этого существует Бог и вера. Умничать меньше надо. И Церковь, кстати, — это очень нормализующий человека институт. Есть манера умничать в Церкви — реформы всякие предлагать и так далее. Но это какая-то совершенно, на мой взгляд, нечеловеческая амбиция. Смиренней надо быть и меньше умничать.
– В молитве Оптинских старцев, от которой мы пытаемся отталкиваться, понятно, что надежда, наверное, - это, в первую очередь, надежда на Бога. А вот для тебя лично надежда на Бога — это что?
– То, о чем я все время говорил: это наличие неизменного, вечного, независимого, некоего абсолюта. И это некий покой по поводу того, что Бог есть — и всё. На самом деле, я - очень такой социальный человек. У меня очень много социальных, общественных, так сказать, политических страстей. Я всю жизнь занимался политикой и, собственно, живу политикой. Даже вот сейчас, в такой вполне не политической беседе. Я думаю, что это естество такое. И вот здесь как раз с надеждами бывает очень кисло. Если подходить к вопросу рационально — рациональных оснований для надежды нет. А иррациональное есть. И оно, как показывает практика, даже такая ограниченная наша человеческая, оно, в общем, работает.
– У Достоевского в «Братьях Карамазовых» старец Зосима по одному случаю вспоминает своего знакомого доктора, который говорил — ну, знаменитый этот момент, — что он любит человечество: «Но дивлюсь на себя самого. Чем больше я люблю человечество вообще, тем меньше люблю людей в частности, то есть, порознь, как отдельных лиц». Это, вообще, так?
– Я не очень понимаю, что такое любовь к человечеству вообще. Мне это не свойственно. Ну что его любить? Ну, это какой-то неопределенный объект. Еще Родину можно любить, малую и большую — всякую. А человечество любить… За что его любить-то? Непонятно. Обратным образом, я люблю многих людей. Может быть, немногих даже. Ну, достаточное количество. Не знаю, правильно ли. Я бы начал, может быть, с другого. Вот для меня, например, сущность христианства, принципиальное отличие от всего остального на свете — это вот то, что сказано в Послании апостола Павла к Коринфянам: «Любовь долготерпит…». Там есть одна ключевая фраза «Любовь не ищет своего». Вот то, что ищет своего — это не любовь, по определению. Это,
может быть, даже и вполне, так сказать, достойное существование
----------------------------------------------------------------------------------------------------------- МИХАИЛ ЛЕОНТЬЕВ ----------------------------------------------------------------------------------------------------------- 4
и явление: страсть, гордыня, еще что-то — не любовь. Любовь — это то, что не ищет своего. Ну я понимаю, что апостол Павел говорил о любви к Богу. Но это относится вообще к любви, как к понятию. И любовь — это только то, где ты не ищешь своего совсем. Я не знаю, насколько человек живой способен соответствовать этому идеалу любви — мало способен. Достаточно посмотреть на себя. С христианской точки зрения — это любовь. Все остальное — это не то, это другого рода явления. И когда меня кто-то просит объяснить, что такое христианство, вот я именно это имею в виду. А дальше уже на это нанизано все остальное.
– Отношение к поверженному врагу — очень сильно отличается в христианской культуре и вне христианства, ну потому что, когда надо защищать Родину, как бы ты ни относился к врагу, страну и семью нужно защитить. А как ты отнесешься к поверженному врагу?..
– Существует понятие милосердие. Я считаю, что оно нашей культуре очень, очень даже свойственно. Мне кажется, что милосердие — это, может быть, и есть вот та искомая форма любви к врагу, которую от нас вправе требовать Господь и Церковь.
– Про любовь к Родине ты уже упомянул. Сказал, что тебе это более понятно, чем любовь ко всему человечеству. А вот формула пушкинская: «Любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам» — она близка тебе?
– Я вообще считаю, что человека от животного отличает то, что называется «историческое мышление» — это наличие гробов, наличие могил. У человека есть свои могилы. И вот эта безмогильная цивилизация, которую опять же пытаются создать, не цивилизация вовсе. Это тоже постмодерн, потому что ты не укоренен ни в чем, у тебя нет, как говорится, ничего святого — в самом широком смысле слова. И в узком тоже. Нет ничего святого, значит, вообще ничего нет. Это просто какой-то организм ни с чем не связанный, никак не встроенный. И понятно, что общество, состоящее из этих людей, не может быть историческим субъектом. Оно может быть только объектом. Оно не творит саму историю. А человек — это общественное существо. И вот такое государство, которое имеет эти самые — историческую почву, корни, оно сакрально именно поэтому. Преемственность - это укорененность, если она разрывается – исчезает
исторический субъект.
----------------------------------------------------------------------------------------------------------- МИХАИЛ ЛЕОНТЬЕВ ----------------------------------------------------------------------------------------------------------- 5
-- Сегодня многие говорят о необходимости идеологии
И связывают понятие «идеология» с русской православной традицией, с религиозной традицией. Другие говорят, что коль скоро идеология — явление политическое, то с религией пересекаться не должно никак. А вот у меня в этой связи вопрос: если мы соотносим понятия «идеология» и «религия», где ты поставишь точку в предложении: «Разделить нельзя соединить»?
– Я бы поставил точку все-таки: «Разделить нельзя. Соединить». Но при этом, безусловно, оговорюсь, что, вот эта дилемма, она имеет под собой очень серьезные основания. Недаром духовенство — это отдельное сословие. Вот есть сословие воинов и духовенство, и нельзя их смешивать вместе. Бывают эпизоды, моменты, когда они смешиваются. Но я знаю, что даже афонских монахов, если вдруг кто-то, оберегая монастырь, убил врага, лишали сана, потому что он лишается права служения. Поэтому государство должно уважать миссию духовенства. Идеальный пример взаимоотношений государства и церкви является принцип их симфонии. То есть, разделение, неслияние, но в согласии (гармонии) и сотрудничестве (синергии). Православие для России — это основа культурной, исторической и политической идентичности. Мы - многоконфессиональная страна, об этом тоже нельзя забывать. Но это отнюдь не мешает тому, что Церковь может быть даже и государственной. Есть масса, как бы вполне признанных цивилизованных стран, где существует государственная Церковь, и никто их не обвиняет в уничижении каких-то религиозных меньшинств. Сейчас это было бы правильно для России, поскольку это лишило бы Церковь необходимости бороться за то место, которое ей принадлежит по праву. То есть, это просто успокоило бы нравы и все поставило бы на свое место. При полном, так сказать, наборе необходимых и важных религиозных свобод и уважению к другим конфессиям. Но все-таки это несводимо. Иначе мы опять же выхолащиваем миссию христианскую, которая, все-таки шире и глубже, чем государство. Она - другая. Государство в какой-то степени суетно. Даже сакральное. А Церковь суетной быть не должна.
Источники: 1) ТВ «Спас», программа «Парсуна», 2) Журнал «Фома»
https://foma.ru/mihail-leontev-stanet-gostem-programmyi-vladimira-legoydyi-parsuna-5-avgusta.html
Цикл программ «Парсуна», который является совместным проектом телеканала «Спас» и радио «Комсомольская правда», выходит в эфире телеканала «Спас» каждое воскресенье и в эфире радио «Комсомольская правда».