Как только девочки заселяются в скромных апартаментах с мини-кухней, гостиной и двумя спальнями со смежными ванными комнатами, я перешептываюсь с Пенелопой в прихожей. Она поглядывает на комнату Пейдж и говорит:
– Я собираюсь остаться тут на ночь. Хочу убедиться, что с ней все в порядке.
Не этого я хотел, но, так и быть, переживу ночевку здесь.
– Ладно, сейчас сгоняю за своими вещами.
– Нет, – Пенелопа качает головой. – Мне нужно провести с ней немного времени. Твое присутствие не поможет, особенно если ты все время будешь меня лапать.
– Я могу держать руки при себе. – Она с сомнением смотрит на меня. – Я могу очень постараться.
– Нет.
Она встает на цыпочки, целует меня в губы и провожает к двери.
– Но…
Пенелопа прижимает пальцы к моим губам.
– Спокойной ночи, Гевин.
Подмигнув, захлопывает дверь перед моим носом.
Грэхем, мать его, точно получит по морде, гребаный ублюдок! Он умудряется обламывать меня даже издалека.
Глава 26.
Нелл
Будучи на нервах, я расхаживаю за кулисами в ожидании начала кастинга. Их у меня было уже столько, что сложно сосчитать, но меня трясет от знания, что Гевин будет сидеть в аудитории и наблюдать за каждым моим движением.
– О, дорогая, – воркует в трубке у моего уха мамин голос. Несколько минут назад я позвонила ей рассказать о том, как изменилась моя жизнь с тех пор, как в нее вошел (скорее, вломился) Гевин и чтобы она меня подбодрила. – У тебя все получится. Ты знаешь номер как свои пять пальцев. Просто иди и покажи им все, что умеешь!
– Но... – заикаюсь я. – Он будет наблюдать, – заканчиваю детским шепотом.
– Так впечатли и его, – решительно отвечает она. Боже, как же я обожаю маму! – Кстати о птичках, я жду твоего звонка для получения подробной информации о твоем молодом человеке. Не каждый день моя дочь влюбляется в мальчика.
Смешно, что мама говорит о Гевине как о мальчике. Если бы она только знала... Не то, чтобы я когда-либо делилась с ней подробностями.
– Окей, мам. Мне нужно идти, но я позвоню тебе позже и расскажу, как все прошло, договорились?
– Договорились, девочка моя. Произведи фурор.
– Обязательно. Люблю тебя и я рада, что тебе лучше.
– Я тоже люблю тебя, детка.
Я отключаю телефон и убираю его обратно в сумочку, прежде чем положить ее в небольшой шкаф за кулисами.
– Окей! – громко кричит работница сцены. – Прошу... – ее глаза бегают по планшету в руке, –...номера с первого по двадцатый выйти на сцену.
Я опускаю взгляд на приколотый к топу бумажный номер. Тринадцать. Понятия не имею проклятье это или наоборот цифра удачи, но в любом случае, у меня нет времени раздумывать об этом, потому что мне пора. Мой выход. Я пробираюсь к передней части сцены вместе с остальными девушками, стараясь не обращать внимания на загадочного мужчину, который восседает на одном из зрительских мест. Все, кроме него, принимают участие в процессе проб.
– Отлично! – раздается голос, и я мгновенно узнаю режиссера всех шоу La Magie. – Поскольку это кастинг повторный, обойдемся без хореографии.
Стоп... что? Повторный? Мой желудок начинает бунтовать, где и без того нервные бабочки поднимают еще большую суету. Я пробегаю глазами по рядам пустых кресел, пока не останавливаюсь на красивом лице Гевина. Он уверенно улыбается мне, и внезапно я ощущаю умиротворение. Он верит, что я могу это сделать. Родители верят, что я могу это сделать. Да я сама верю, что смогу это сделать. У меня был миллион кастингов, я знаю номер наизусть. Мне не нужна эта дурацкая хореография. Когда режиссер выкрикивает название спектакля, сердце усиленно бьется от волнения. Это мой любимый, тот, который отлично продемонстрирует гимнастические навыки.
– Четные номера, – обращается режиссер. – Вначале вы поработаете на полу. Нечетные покажут воздушную акробатику.
Да! Мне требуется невероятное количество усилий, чтобы от радости не взмахнуть кулаком в воздух. Я всех, черт возьми, порву! Не успеваю я опомниться, как мы оказываемся на местах, и начинается медленная мелодичная музыка. Я начинаю двигаться, покачиваясь в такт и завершая каждый элемент с совершенством, словно была рождена для этого. Не помню, когда в последний раз так уверенно танцевала на пробах. Под контролем каждый поворот, каждым кувырок. Музыка сменяется на быстрый, тяжелый темп, и мое тело ведет меня к длинной шелковой драпировке, свисающей с потолка.
Обхватываю без раздумий шелк правой ногой и руками, подтягиваюсь на ткани мягкими, плавными движениями. Я без проблем выполняю каждый элемент, потому что хореография у меня в крови. Драпировка словно продолжение моего тела, пока я переворачиваюсь и вращаюсь на ней в воздухе. Дотягиваюсь до второго полотна, чтобы зависнуть по центру в десяти метрах над полом. Я чувствую, как мои мышцы растягиваются и поют от восторга, когда я сменяю одно положение другим.
Время кульминации, и я точно знаю, что будет дальше. И я нисколько не сомневаюсь, что смогу это сделать. Обернув шелк вокруг талии, напрягаю спину и зависаю параллельно сцене. Удары барабанов усиливаются, разнося звуки по театру.
Вот оно.
Ослабив хватку на драпировке, я начинаю кружиться, падая все ниже, ниже и ниже, пока не оказываюсь всего в трех метрах от пола. Сжимаю ткань, и мгновение ока прекращаю вращаться, вытягиваю левую ногу, ловлю вторую драпировку и наматываю её на лодыжку. Раздается завершающая барабанная дробь, и я с идеальной точностью достигаю конечной позиции. И вот так всё заканчивается.
Я сделала это.
Я, мать вашу, сделала это!
Я возвращаюсь в закулисье в полном оцепенении, а следующая группа направляется на сцену. В этот момент две сильные руки обхватывают меня за талию, как в обруч из стали, и поднимают над полом. Я удивленно вскрикиваю, когда Гевин резко меня разворачивает.
– Ты была охренеть как великолепна! – объявляет он, ставя меня на ноги, но все ещё крепко держа и прижимая к груди. – Это было невероятно!
Его глубокие, темные глаза полны восторга и сверкают, глядя на меня, и я понимаю, что не влюблюсь сейчас в Гевина Сента. Потому что я уже. Я безумно влюблена в этого мужчину. Мое сердце в его руках. Он обладает силой уничтожить его, но мне все равно. Мои чувства к Гевину слишком сильные, слишком интенсивные, чтобы защищать себя, и эйфория от этого стоит разбитого сердца, с которым я, возможно, останусь в будущем.
– Спасибо, – шепчу я со слезящимися глазами.
– За что, детка? – так же тихо спрашивает он, убирая прядь волос с моей щеки.
– За все. За то, что устроил мне кастинг, за то, что Грэхем замолвил за меня словечко, за то, что вытащил меня из той богом забытой квартиры, и просто... за все. Если я получу эту работу, то только благодаря тебе.
Они наклоняется ко мне и нежно касается моих губ.
– Когда ты получишь эту работу, Пенелопа, то это произойдет лишь потому, что ты, бл*ть, добилась этого сама. Ни я, ни к Грэхем, ни кто-то еще ничего не сделали. Ты всё сама, детка. Видела бы ты себя со стороны... – его полный благоговения голос обрывается, когда мужчина отстраняется и качает головой. – Ничего прекраснее я не видел. Наблюдать за тобой там, наверху, было все равно, что наблюдать за течением воды.
Мои губы растягиваются в легкой улыбке, когда я обнимаю Гевина за шею.
– Неужели?
– Абсолютно. Это воодушевляет.
Темп биения сердца нарастает, я встаю на цыпочки и покрываю его подбородок легкими поцелуями.
– Самая красивая вещь, которую ты когда-либо видел?
– Ну... – Я откидываюсь назад, чтобы взглянуть на него, когда он замолкает. – Скорее, вторая по красоте.
– Что же первое? – уточняю я со смехом, потому что глаза мужчины темнеют и он крепче притягивает меня к себе.
– Смотреть, как ты кончаешь, когда я внутри тебя, а ты выкрикиваешь мое имя. Это самое прекрасное, что я когда-либо видел. Наблюдать за твоим выступлением – немного уступает.
Я снова смеюсь, пока внизу живота разливается тепло.
– Что ж, наверное, мне следует дать тебе еще одно представление вечером?
Гевин с жадностью обрушивает на меня свой рот в яростном поцелуе. Когда наши языки встречаются, я не могу перестать наслаждаться своей любовью к этому мужчине.
***
– За Нелл! – выкрикивают собравшиеся за столом с поднятыми бокалами. Сегодня утром меня назначали новым участником цирка La Magie, и Гевин настоял, что это необходимо отпраздновать. Правда я подумала, что мы сделаем это в постели (хотя и это за ним не стало), но вообще он подразумевал ужин с друзьями. Вот почему сейчас я сижу за большим круглым столом в роскошном пятизвездочном ресторане «Парагона» в окружении друзей и Гевина. Скотт клеится к Девису, хотя это безнадежное дело, Грэхем и Пейдж сидят по разные стороны стола, не забывая метать в друг друга молнии, но в целом ведут себя хорошо. Она так и не поделилась со мной, что между ними произошло, но я знала, что что-то было, признавала она это или нет. К чести Гевина, он дулся всего полчаса, когда я пригласила посидеть с нами Ника. Хоть Гевин и понимает, что между мной и Ником нет ничего романтического, он все равно тот еще собственник.
– Как отреагировала мама? – спрашивает Пейдж, поднося бокал к губам и делая глоток.
– Расплакалась, – признаюсь я. На лице появляется улыбка, когда я вспоминаю восторженную реакцию родителей. Я позвонила им и рассказала о получении роли в La Magie. Они закричали свои поздравления, бормотали, как мной гордятся, после чего папа передал трубку маме, и мы проговорили еще десять минут. – Она за меня очень рада, но хотела бы сама это увидеть.
– О, милая, – успокаивает Пейдж, сжимая мою ладонь.
– Она может посмотреть, – говорит Гевин, прерывая мою печаль.
Ловлю его взгляд.
– Как?
– Я все записал на телефон. С удовольствием поделюсь видео с твоими родителями, чтобы они увидели, насколько их дочь талантлива... Хотя, они уже это знают.
Я могу лишь ошеломленно таращиться на Пейдж, которая восторженно визжит.
– Дай мне! Я тоже хочу посмотреть!
Гевин милостиво протягивает Пейдж мобильник. Они с Девисом прижимаются друг к другу и смотрят запись, периодически охая и ахая на происходящее в маленьком экране.
– Спасибо, – одними губами благодарю я Гевина, желая признаться в любви. Пока что мне не хватает смелости. Он улыбается в ответ и целует меня в губы.
– Ну, я рад за тебя, красотка, – поздравляет Ник. – Жаль, что больше не увижу тебя в зале для хайроллеров. Хочу заметить, без тебя будет скучно.
Я улыбаюсь ему через стол, а Гевин издает что-то напоминающее низкое рычание собственника.
– Расслабься, чувак, – добродушно смеется Ник, поднимая руки в знак капитуляции. – Она мне как сестра. Да у меня яйца скукоживаются, когда я думаю о ней голой, – сообщает он всему столу, заработав громкий смех.
– Спасибо, Ник, – невозмутимо отвечаю я. – Ты настоящий мастер комплиментов.
– Перестань думать о ней голой, – ворчит Гевин себе под нос. Я наклоняюсь к нему и кладу руку ему на бедро, пытаясь утихомирить зверя.
– Ну, а я должен сказать, – Грэхем ловит пристальный взгляд Гевина, – что если уж мне и приходится терять свою лучшую официантку, то я счастлив, что она уходит в лучшее шоу Лас-Вегаса.
Краем глаза я замечаю, как Пейдж закатывает глаза.
– Точно, точно, – поддакивает Скотт, поднимая стакан. Все повторяют его жест и выпивают под громкое «ура», после чего два официанта начинают расставлять наши закуски на столе.
За обжаренный стейк из тунца и тар-тар можно умереть, так что я жадно набрасываюсь на еду. Все за столом молча наслаждаются блюдом, пока Пейдж не подает голос.
– Кто-нибудь, пожалуйста, передайте мне соль.
Ой-ой.
– Что? – прищуриваясь, переспрашивает Грэхем. Кусочек стейка на вилке застывает на полпути к его рту.
– Мне нужна соль, – повторяет Пейдж.
– Какая нелепость! – хмыкает Грэхем. – Еда безупречна, соль только испортит вкус!
Пейдж пожимает плечами и начинает сыпать соль из солонки, которую ей только что передал Скотт.
– А мне недосолено...
– Прекрати! – кричит Грэхем. – Ты все портишь!
Глаза всех присутствующих бегают туда-сюда между Грэхемом и Пейдж, словно мы смотрим теннисный матч. Пейдж подносит ломтик тунца ко рту и одобрительно мурлычет.
– Намного лучше.
Мне приходится как следует постараться, чтобы не заржать, когда Грэхем давится собственной слюной. Подношу еду к губам и откусываю кусочек, дабы держать рот на замке. Все очень, очень вкусно, но я, пожалуй, соглашусь с Пейдж относительно приправ, не то, чтобы я собиралась это озвучить. Скотт, увы, в отличие от меня умом не блещет.
– Знаешь, чувак, но думаю, она права. – Взяв солонку, он щедро посыпает еду, прежде чем снова начать есть. – Во, теперь то, что нужно, – говорит он, кивая, в то время как Грэхем покрывается красными пятнами.
– Вы сами не понимаете, о чем говорите, – бормочет он, откусывая кусочек. – По-моему, вкус фантастический, – добавляет он с набитым ртом, хотя выражение его лица опровергает его же слова. Он понимает, что Пейдж права, просто не хочет этого признавать.
– Держи, малыш. – Пейдж солит ломтик тунца и кладет его на тарелку Грэхема через весь стол. – Попробуй.
Грэхем несколько секунд таращится на подношение, затем, наконец, уступает и подносит еду ко рту. Как только отлично посоленный кусочек пищи попадает на его вкусовые рецепторы, его глаза расширяются, прежде чем он успевает опомниться. Пережевав и проглотив, он подносит салфетку к губам и откашливается.
– Просто удачное совпадение.
– Или твой шеф-повар не имеет ни малейшего представления о правильной приправке блюд. Даже чайник разберется с солью. Надо быть полным идиотом, чтобы все испортить.
– Бред! – возмущенно вскрикивает Грэхем. – Да будет тебе известно, что Жан Гюсто – всемирно известный повар и обладатель звезды «Мишлен»!
– Хорошо, хорошо, – небрежно отвечает Пейдж. – Жаль только, что это не отразилось на тар-таре.
Я стараюсь подавить смех, но сдавленный звук все же покидает мое горло, прежде чем успеваю закрывать рот рукой.
– Простите. Не в то горло попало, – оправдываюсь я, когда Грэхем недовольно на меня смотрит. Судя по хихиканью за столом, остальные тоже забавляются противостоянием этих двоих. Каким-то образом нам удается покончить с закусками без лишней драмы, болтая о всяких пустяках и держась подальше от темы еды. Но тут подают основное блюдо.
Запахло жареным.
– Прошу прощения. – Пейдж останавливает мимо проходящего официанта с доброй улыбкой. – Извините, не хочу быть обузой, но...
– Это маловероятно, – фыркает Грэхем.
Она бросает на него неприязненный взгляд, а затем снова добродушно смотрит на официанта.
– Как я уже говорила, не хочу быть обузой, но моя говядина «Веллингтон» приготовлена неправильно.
– Полная хрень! – Грэхем вскакивает со стула и обегает стол. – Я готов согласиться с солью в закусках, но вот сейчас ты нагло врешь ты... Ты... Лгунья!
Боже, я ничего не могу поделать, поэтому тупо хихикаю в кулак. Слегка подвыпивший Грэхем такой забавный! Я смотрю на Гевина, когда он сжимает мое бедро под столом, и вижу в его глазах веселье.
– Я не лгу! Смотри! – Пейдж отрезает еще кусок говядины «Веллингтон». – Мясо передержали. Оно должно быть розовым посередине, а тут серое. А тесто сырое, даже не слоится. Таким оно быть не должно. И тут тоже, – она взмахивает рукой в воздухе, – не хватает соли!
Грэхем хватает вилку и подносит к глазам нарезанную говядину «Веллингтон». Его плечи опускаются, когда он понимает, о чем говорила Пейдж, но, будучи упрямцем, он отказывается признавать поражение.
– По-моему, все в порядке, – заявляет он, но по его лицу можно точно понять, что он врет.
– Попробуй, – сквозь стиснутые зубы требует Пейдж.
Сглотнув, Грэхем закидывает говядину в рот, медленно жует, пока мы все с восхищением наблюдаем за этим процессом.
– Слоеное тесто должно расслаиваться во рту, а говядина должна быть нежной и сочной. Но это же не так, верно?
Грэхем проглатывает мясо и бросает на Пейдж убийственный взгляд.
– Думаешь, у тебя получится лучше? – саркастически спрашивает он.
– Я не думаю, я знаю. Может у твоего повара есть звезда «Мишлен» и может он готовит хоть для гребанного президента, мне все равно! Но еда в ресторане не вкусная, и ты это знаешь. Если ты хочешь стоять здесь и делать вид, что я несу чепуху, то вперед, но когда твой ресторан пойдет ко дну из-за твоего упрямства и нежелания прислушиваться, я буду неподалеку, чтобы потом сказать тебе: «А я говорила!»
Положив вилку обратно на стол, Грэхем поправляет лацканы пиджака, прежде чем забрать у Пейдж тарелку.
– Прошу меня простить, я на минутку, – обращается он к столу. – Я... э-э-э... пойду перекинусь парой слов с шеф-поваром.
Он разворачивается и практически бежит на кухню, а бедный взволнованный официант топает за ним.
– Ну, – уже открыто хихикаю я. – Было весело.
– Ты что, издеваешься? – хохочет Скотт. – Да это было потрясающе! Пейдж, я думаю, ты мой новый герой. Никогда не видел, чтобы кто-то ставил Грэхема на место.
– Солидарен, – подтверждает Гевин, поднимая бокал. – Это было легендарно. Давно пора было сбить спесь с этого подонка. Мы у тебя в вечном долгу, Пейдж.
– Еб*ть-колотить! – раздается грубый мужской голос позади нас. – Да это же Гевин, мать его, Сент!
Насмешливое настроение за столом внезапно приобретает ледяной характер, и только когда я поворачиваюсь лицом к тому мудаку с грязным ртом, я понимаю, в чем дело. На шее мужчины блестят безвкусные золотые цепи, а на руке висит женщина, которую явно подобрали на трассе. Сразу ясно, что Гевин до смешного его выше, но по тому, как все тело Гевина окостенело, понятно, что они знают друг друга. И хорошо.
Интуиция подсказывает мне, что из этой встречи ничего хорошего не выйдет.
Глава 27.
Гевин
Мое тело напрягается, переходя в состояние повышенной готовности в ту минуту, когда я слышу прокуренный голос Харли Сент-Джеймса. Я понял, что это он по резкому запаху его типо итальянского (по его словам) одеколона.
Вытерев рот салфеткой, я оглядываюсь через плечо и вижу толстяка, который изучает меня со злым блеском в глазах. Судя по всему, беседа не обещает быть светской.
– Харли, что привело тебя сюда?
Он щелкает суставами пальцев, пытаясь принять устрашающий вид, но я вижу лишь придурка первой категории.
– Я вернулся в Штаты, теперь ищу достойных противников.
Пенелопа сжимает мое бедро, и я спокойно киваю. Напряжение между Харли и мной очевидно, не нужно знать о нашем прошлом, чтобы ощущать исходящие враждебные флюиды.
– В отеле «Парагон» есть великолепный зал для хайроллеров, уверен, здесь ты найдешь достойных соперников в покер. Я обязательно сообщу Грэхему, что ты желаешь включения список.
Коротко кивнув, я отворачиваюсь в надежде, что он оставит нас в покое. Я не хочу, чтобы что-то испортило этот день для Пенелопы.
Я сжимаю ее руку, все еще покоящуюся на моей ноге, и стараюсь не показывать ощутимого напряжения от пристального взгляда в мой затылок. Даже от нахождения Харли за моей спиной волоски на загривке встают дыбом. Это не тот человек, кому можно доверять. Я это отлично усвоил.
В былые времена я часто играл с ним в покер, не сбавляя обороты и обыгрывая всех и вся. Я видел, как он превращался из скромного игрока в того, за которым нужно было следить. Но лишь в Монте-Карло он стал для меня конкурентом. Так было до тех пор, пока его коронная схема не отправила его в противоположном направлении. Я не поверил в его блеф и рискнул, заработав этим самую крышесносную победу в моей карьере и став лучшим игроком в покер в мире. С тех пор я перестал кайфовать от игры, потому что достиг потолка.
Сейчас я играю здесь и там просто ради удовольствия. Не из-за того, что мне нужны деньги, а чтобы убить время. Еще пацаном я вытащил голову из зада, поэтому инвестировал бабки. За годы мой доход вырос настолько, что я могу не ударять палец о палец всю оставшуюся жизнь.
Но по глазам Харли я вижу, что он жаждет реванша. К несчастью для него, у меня нет никакого желания сесть с ним за один стол.
– Я не хочу возвращаться в список, мне нужен ты, – заявляет Харли мне в спину, явно не желая меня слышать.
Я поднимаю наши соединенные с Пенелопой руки, чтобы показать их Харли.
– Извини, Харли. Я занят, – с чересчур заумной улыбкой отвечаю я.
Он с ревом толкает мое плечо, отчего Скотт, Ник и я мгновенно поднимаемся со своих мест, а женщины съеживаются от беспокойства.
– Ты понимаешь о чем я, – цедит он сквозь стиснутые зубы.
Отряхивая место на плече, к которому только что прикасалась его скользкая рука, отвечаю:
– Предлагаю тебе свалить по-хорошему, пока ты не влип в неприятности.
Заведенный Харли оказывается перед моим носом. Краем глаза я вижу Скотта, который в любой момент готов вмешаться.
– Кончай молоть чушь, Сент. Я хочу реванша.
– Я не при делах, – честно отвечаю я. – Следовательно, тебе придется поискать кого-то другого для игры.
– Мы оба знаем, что здесь нет ни одного достойного противника, кроме тебя. Нельзя просто выйти из игры, Сент. Я вижу по блеску в твоих глазах, что заинтересовал тебя, так что же тебя сдерживает?
Этот гандон врет и не краснеет, потому что мое непроницаемое лицо не выдает кипящих во мне эмоций.
– Меня не сдерживает ничего. Я вышел, так что смирись с этим и двигайся дальше, пока мой друг Скотт не выкинул тебя за дверь, дав под зад пинка.
Харли изучает сидящих за столом, пока не встречается взглядом с Пенелопой. Внутри меня все скручивается. Я чувствую, как пот начинает стекать вниз по моему позвоночнику. Я никогда такого не испытывал, мне это чуждо. Что это? Страх? Паника? Что бы то ни было, мне это чертовски не нравится, особенно когда это связано с Пенелопой.
– Твоя девушка, Сент? Прелестная малышка.
Протянув руку, он касается пряди волос Пенелопы.
Недолго думая, я взмахиваю кулаком и ударяю Харли по лицу, отчего он отступает на несколько шагов. Моя рука дрожит от боли, а грудная клетка неистово вздымается.
– Не прикасайся, бл*ть, к ней, – рычу я, отчего в ресторане воцаряется тишина. Присутствующие наблюдают за нами в немом восторге.
– Что, мать вашу, здесь происходит? – пытается выяснить Грэхем, таща две тарелки с говядиной «Веллингтон» через весь зал.
– Этот мудила как раз собирался уходить, – выпаливаю я, смотря на Харли.
Харли сжимает челюсть и выпрямляется, словно мой удар не причинил ему боли, хотя его лицо уже начинает синеть и опухать.
Пенелопа сжимает мою руку и обеспокоенно наблюдает за мной.
– Гевин... – шепчет она, пытаясь утихомирить снедающую меня ярость.
Я опускаю свой взгляд на нее, пытаюсь сказать, что все будет хорошо, но Харли откидывает голову назад и начинает ржать маниакальным смехом, эхо которого разносится по ресторану, заставляя всех посетителей таращиться в нашу сторону.
– Бог ты мой, не думал, что доживу до этого дня – Девушка, которая пришла с ним и всего несколько мгновений назад казалась испуганной, присоединяется к его смеху, явно не зная, что еще делать. Они угорают, пока Харли не выпрямляется и не покачивает головой. – Яблоко от яблони недалеко упало, верно?
И вот так просто я прихожу в бешенство из-за намека о моем отце.
Грэхем оббегает Харли и оказывается передо мной.
Я швыряю в сторону говядину «Веллингтон», для более четкого изъяснения своих мыслей.
– Советую тебе никогда больше не упоминать моего гребаного отца, если ты хочешь быть в состоянии играть.
Я практически ощущаю беспокойство Пенелопы. Она, без сомнения, задается вопросом, что, черт возьми, происходит. Я никогда не говорил о своем отце. Скотт и Грэхем знают о его прошлом не потому, что я с ними поделился, а потому, что они выросли в Стрипе и знают историю. Я дал им понять, сразу замяв все вопросы, что эта тема запретна. Я не планирую обсуждать это ни с кем... никогда.
И хер бы с ним. Яблоко упало так чертовски далеко от дерева, что люди, вероятно, думают, что оно из другого гребаного сада. Я никогда не пойду по стопам отца. Я не настолько глуп, чтобы повторять его ошибки.
– Что, не согласен? – подначивает меня Харли. – Так докажи! Команда телевизионщиков уже готова, нужно только твое согласие. До встречи в моем люксе. Приди и докажи, что ты в отличной форме и что совсем не похож на своего старика. – Оглядевшись, он искоса смотрит на Пенелопу и перед уходом бросает через плечо: – Ну вкус у тебя точно получше его.
– Ублюдок, – рычу я, бросаясь за ним, но меня останавливают две пары сильных рук.
– Оставь его, – шепчет мне на ухо Скотт. – Он этого не стоит.
– Сейчас дам команду выбросить его из здания, – заявляет Грэхем, вытаскивая телефон и отходя в сторону, чтобы позвонить в службу безопасности.
Поправляю пиджак, чтобы успокоить дрожь в теле, после чего сажусь.
Как по мне, Пенелопа напоминает обеспокоенного маленького олененка с широко распахнутыми глазами. Она готова в любой момент схватить меня и предложить утешение.
Сев, я расстегиваю пиджак и беру вилку. Поднимаю взгляд и изображаю скупую улыбку.
– Простите за это. Пожалуйста, ешьте.
Вонзаю вилку в курицу и стараюсь не скрипеть зубами, снова и снова прокручивая в голове слова Харли. Он понятия не имеет, о чем говорит. Пенелопа может и со мной, но наши отношения совсем не похожи на связь моего отца с его женщиной. Верно? Бога ради, да та сука – гребаная потаскушка!
Бл*ть. Мне нужно проветриться. Желание потереть ладонями глаза, чтобы выбить из памяти последние пять минут, пугает, но я сдерживаю себя. Это продемонстрировало бы мой гнев, беспокойство, а я всегда, бл*ть, сохраняю видимое спокойствие, и не собираюсь этого менять.
– Ты в порядке? – спрашивает, наклонившись, Пенелопа, заботливо поглаживая мою ногу ладонью.
Одарив ее яркой улыбкой, я щипаю ее подбородок указательным и большим пальцами и говорю:
– Конечно, детка. А теперь наслаждайся ужином.
Она пристально смотрит на меня, пытаясь увидеть ответ в темной глубине моих глаз, но ничего не находит. Я – маска абсолютного спокойствия. Однако она обеспокоенно прикусывает губу, прежде чем вернуться к ужину. Я пытаюсь расслабиться, пытаюсь думать о чем-нибудь другом, кроме борьбы внутри меня.
Я совсем не похож на своего отца... Охренеть как на него не похож.
***
– Уверен, что с тобой все в порядке? – спрашивает Пенелопа, когда я закрываю дверь в ее спальню. – Как только тот мужчина ушел, ты не произнес ни слова.
– В порядке, – отвечаю я, сняв пиджак и расстегивая рубашку, давая возможность ей полюбоваться моей обнаженной грудью.
Пенелопа снимает свои серьги под жемчуг, которые она, вероятно, купила за двадцать баксов в каком-нибудь торговом центре. Точно знаю, что это бижутерия по тому, как дешево они смотрятся рядом с ее шелковистыми каштановыми волосами. Что-то внутри меня шепчет, что я должен подарить ей настоящие, которые будут отражать красоту ее лица, но затем снова вспоминаю слова Харли. Они не дают мне покоя, захватывают каждую унцию моего сознания. Я начинаю сомневаться во всем, что связано с Пенелопой вплоть до сего момента.
– Окей, – бормочет она, явно мне не поверив. Повернувшись ко мне спиной, она спрашивает: – Поможешь мне с платьем?
О, с этим у меня точно не возникнет проблем. Зная об ее неуверенности в себе, я провожу ладонями по ее обнаженным рукам к плечам, посылая дрожь по ее спине. Начинаю ласкать ее шею, водя большим пальцем по шелковистой коже. Правой рукой расстегиваю молнию на платье, медленно открывая черное нижнее белье.
– Спасибо, – благодарит она, но прежде чем успевает отстраниться, я позволяю своим рукам полностью избавить ее от платья, опуская его с плеч и мимо бедер, пока оно не стекает на пол.
На такой высоте ночь кажется тихой, лишь легкий шум уличного движения проникает через окно, заполняя пространство ее скромной комнаты. Пейдж устроилась в другом конце небольшого номера, давая нам время побыть наедине.
Пенелопа все ещё стоит ко мне спиной в ожидании моего следующего шага. Желая забыть о сегодняшнем вечере и раствориться в ее сладком аромате, я быстро расстегиваю бюстгальтер и отбрасываю его в сторону. Затем медленно скольжу ладонью вверх от ее живота к груди, где поочередно поигрываю с сосками, пока не слышу стонов Пенелопы. Чтобы как следует ее возбудить мне достаточно даже таких лёгких ласк.
– Ты хочешь меня, Пенелопа? – спрашиваю я возле ее уха, прижимаясь грудной клеткой к ее спине.
– Хочу, Гевин.
– Сними стринги и нагнись, опусти голову на матрас и подними задницу. Никакого милого и сладкого секса Я собираюсь трахнуть тебя жестко. Если ты против, то стоит сказать об этом прямо сейчас.
Она не отвечает, просто снимает трусики и принимает нужную позу, демонстрируя свою готовность помочь мне забыться и преодолеть то, что меня тяготит.
Я неторопливо раздеваюсь, наслаждаясь видом ее влажного лона. Пенелопа всегда готова ко мне, всегда готова быть оттраханной мной. Я благодарен за это чудо, несмотря на засоряющий мой разум мусор.
Я подхожу к ней сзади, скольжу кончиком члена в презервативе вдоль ее «киски», любуясь тем, насколько она мокрая. Без предупреждения поднимаю руку и шлепаю Пенелопу по ягодице. Девушка вздрагивает, простонав, а ее лоно сжимает кончик моего члена, который покоится у ее входа. Кайфуя от этого ощущения, я повторяю удар. На этот раз она выкрикивает мое имя от удовольствия.