Когда Декстер и его коллега ушли, прихватив с собой то, что осталось от бомбы, Бонд взял влажное полотенце и стер им пятно копоти со стены. Затем вызвал официанта и, не вдаваясь в объяснения, велел ему убрать остатки завтрака, записав разбитую посуду на свой счет. После этого, надев пальто и шляпу, вышел на улицу.
Утро он провел, бесцельно слоняясь по Пятой авеню и глазея на витрины и толпы прохожих. Мало-помалу Бонд освоил небрежную походку и манеры, свойственные приезжим из других городов, попробовал зайти в один-другой магазин и пару раз спросить на улице, как пройти туда-то и туда-то. Он убедился, что не привлекает особого внимания.
Съев типичный американский обед в ресторане под названием «Знаменитая жареная яичница с ветчиной» («Яйца, которые мы подадим вам завтра, сегодня еще курица не снесла на ферме!») на Лексингтон-авеню он взял такси и отправился в полицейское управление, где в половине третьего должен был встретиться с Лейтером и Декстером.
Лейтенант Бинсвангер из отдела по расследованию убийств, офицер лет пятидесяти, видимо, подозрительный и резкий, сообщил, что по приказу комиссара Монахэна департамент полиции обязан оказывать им любую необходимую помощь, и предложил свои услуги. Они попросили досье на мистера Бига и внимательно изучили его. В значительной мере оно дублировало информацию, которой располагал Декстер. Просмотрели также фотографии и дела большинства из известных сообщников Бига.
Затем познакомились с отчетами береговой пограничной службы США о прибытиях и отбытиях яхты «Секатур», а также с докладами таможенной службы, которая внимательнейшим образом досматривала судно каждый раз, когда оно причаливало в порту Сент-Питерсбурга.
Судя по этой информации, в течение предыдущих шести месяцев яхта появлялась там через разные промежутки времени и всегда стояла у причала фирмы «Морские перевозки наживки Уробурос Инкорпорейтед» — по всей видимости, абсолютно невинной компании, которая занимается в основном продажей наживки — всяких там червяков — рыболовецким клубам по всей Флориде, побережью Мексиканского залива и даже еще дальше. Побочной деятельностью фирмы является добыча морских раковин и кораллов для украшения интерьеров, а также аквариумное разведение тропических рыб — особенно редких ядовитых пород для медицинских и химических исследовательских учреждений.
По свидетельству владельца фирмы — грека, ловца губок из соседнего городка Тарпон-Спрингз — у хозяина «Секатура» были с его фирмой обширные деловые связи: он поставлял фирме партии королевских рапанов и других раковин с Ямайки, а также очень ценные породы тропических рыб. «Уробурос Инкорпорейтед» покупала у него все это, складировала и затем продавала партиями оптовым торговцам и мелким лавочникам по всему побережью. Фамилия грека Папагос. Никакого криминала за ним не числится.
ФБР совместно с военно-морской службой безопасности пыталось прослушивать радиосвязь «Секатура». Но яхта почти не выходила в эфир за исключением коротких сеансов перед отплытием с Кубы или Ямайки — в этих случаях использовался совершенно неизвестный и не поддающийся дешифровке язык. В последнем донесении говорилось, что оператор вел передачу на тайном вудуистском языке, известным лишь посвященным и что предпринимаются настойчивые попытки найти специалиста по этому «языку» на Гаити к моменту, когда должен состояться следующий рейс яхты.
— Снова золото стало появляться, — сообщил лейтенант Бинсвангер, когда они возвращались в его офис, находившийся через дорогу от отдела, где хранилась картотека. — Около сотни монет в неделю только в Гарлеме и Нью-Йорке. Не следует ли нам этим заняться? Если дело обстоит так, как вы говорите, и это действительно деньги комми, они быстренько толкнут их, пока мы протираем здесь штаны на задницах и ни черта не делаем.
— Шеф велел подождать, — сказал Декстер. — Надеюсь, скоро мы выйдем на них.
— Ну что же, дело ваше, — сухо ответил Бинсвангер, — но комиссару это уже начинает надоедать. Почему бы нам не подловить этого типа на уклонении от уплаты налогов или неправильной плате аренды, парковке у водоразборного крана или еще на чем-нибудь? Привезем его в «Могилы» и заставим развязать язык. Если фэбээрэшники не хотят им заниматься, мы с удовольствием сделаем им такое одолжение и возьмем это на себя.
— Вам не хватает расовых беспорядков? — мрачно возразил Декстер. — У нас против него ничего нет, вы это прекрасно знаете, так же как и мы. Если этот его адвокатишко не выдернет своего клиента оттуда через полчаса после того, как мы того задержим, треск вудуистских барабанов будет слышен отсюда до самого глубокого Юга. А когда это начинается, сами знаете, чем кончается. Помните 35-й и 43-й? Пришлось бы снова вызывать войска. Нам это совершенно не нужно. Президент поручил это дело нам, и мы обязаны выполнять его приказ неукоснительно.
Они снова зашли в унылый кабинет Бинсвангера, чтобы взять пальто и шляпы.
— Во всяком случае благодарю за помощь, лейтенант, — сказал при прощании Декстер с подчеркнутой сердечностью. — Она была весьма ценной.
— Всегда рады служить, — ледяным тоном ответил Бинсвангер. — Лифт направо. — И демонстративно закрыл дверь.
Лейтер подмигнул Бонду за спиной у Декстера. Все трое спустились на первый этаж к главному входу на Центральной улице в полном молчании.
Уже на улице Декстер повернулся к ним.
— Сегодня утром я получил из Вашингтона некоторые распоряжения, — бесстрастно произнес он. — Предполагается, что я остаюсь здесь контролировать Гарлем, а вы оба завтра отправляетесь в Сент-Питерсбург. Лейтер должен выяснить там все, что нужно, а затем отправиться прямо на Ямайку вместе с вами, мистер Бонд. В том случае, — добавил он, — если вы не возражаете против его присутствия там: ведь Ямайка — ваша территория.
— Разумеется, не возражаю, — ответил Бонд. — Я даже хотел просить послать его со мной.
— Прекрасно, — сказал Декстер. — Тогда я сообщу в Вашингтон, что все в порядке. Могу ли я еще чем-нибудь быть вам полезен? Вся связь, разумеется, через ФБР в Вашингтоне. Лейтер знает фамилии наших людей во Флориде, знает позывные и все прочее.
— Если Лейтеру это интересно и если вы не возражаете, — сказал Бонд, — мне бы очень хотелось побывать сегодня вечером в Гарлеме и осмотреться там. Это может дать какую-нибудь подсказку относительно планов мистера Бита.
Декстер подумал немного.
— Ладно, — сказал он наконец. — Вреда не будет. Но особенно не высовывайтесь. И не попадите в какую-нибудь переделку. Там вам никто не поможет. Не создавайте нам дополнительных трудностей. Это дело еще не созрело. А пока так: мы должны вести себя с мистером Бигом по принципу — «живи сам и другим не мешай».
Бонд насмешливо посмотрел на капитана Декстера.
— Когда мне приходится иметь дело с таким противником, как этот, — сказал он, — я руководствуюсь другим девизом — «живи — пусть умирают другие».
Декстер пожал плечами.
— Девиз, разумеется, это ваше личное дело, но здесь вы подчиняетесь мне, мистер Бонд, и я был бы очень рад, если бы это действительно было так.
— Конечно, — ответил Бонд. — И благодарю вас за все, что вы для меня делаете. Желаю удачи в вашей части этого дела.
Декстер подозвал такси. Они обменялись рукопожатием.
— Привет, ребята, — сказал Декстер. — Постарайтесь остаться в живых. — И его такси влилось в автомобильную толчею.
Бонд и Лейтер улыбнулись друг другу.
— Серьезный малый, я бы сказал, — заметил Бонд.
— Они здесь все такие, — сказал Лейтер. — Но вообще-то, похоже, большинство из них — напыщенные ничтожества. Очень чувствительны ко всему, что касается их прав. Вечно пререкаются с нами или с полицией. Впрочем, у вас, в Англии, наверное, то же самое.
— Ну, конечно, — согласился Бонд. — У нас постоянные трения с пятым отделом военной разведки. А они без конца наступают спецотделу Скотленд-Ярда на любимую мозоль. Ну да черт с ними. Так мы едем вечером в Гарлем?
— Я — за, — сказал Лейтер. — Я высажу тебя сейчас у «Сент-Реджиса» и заеду за тобой около половины седьмого. Давай встретимся в «Кинг-Коул-баре», на первом этаже. Догадываюсь, тебе хочется взглянуть на мистера Бига. — усмехнулся он. — Мне тоже. Но не надо говорить об этом Декстеру. — Взмахом руки он подозвал желтое такси. — Отель «Сент-Реджис». Угол Пятой и Пятьдесят пятой.
Они залезли в раскаленную жестяную коробку, пропахшую застоявшимся сигарным дымом.
Лейтер опустил стекло.
— Зачем вы это делаете? — бросил через плечо водитель. — Воспаления легких захотелось, что ли?
— Именно, — ответил Лейтер, — если это спасет нас от удушья в этой газовой камере.
— Умник нашелся, — хмыкнул водитель, с жутким металлическим скрежетом дернув рычаг переключения скоростей. Достав из-за уха сигару с откусанным концом, он поднял ее кверху. — Двадцать пять центов за три штуки, — сказал он обиженно.
— На двадцать четыре цента дороже, чем они того стоят, — парировал Лейтер. Остаток пути прошел в полном молчании.
Они расстались у отеля, и Бонд поднялся в свой помер. Было четыре часа. Он попросил телефонистку разбудить его в шесть и какое-то время смотрел на город из окна своей спальни. Слева от него ярким огнем горел диск заходящего солнца. В окнах небоскребов начинали загораться огни, придавая городу вид золотых медовых сот. Далеко внизу реками неонового света — малинового, голубого, зеленого, — струились улицы. В бархатных сумерках печально вздыхал ветер, отчего в комнате становилось еще теплее, уютнее и приятней. Он задернул шторы и включил мягкий свет над кроватью. Затем разделся и скользнул под тончайшую перкалевую простыню. Ему представились промозглые в эту пору лондонские улицы, скупое тепло шипящего камина в его кабинете в Управлении, написанное мелом меню в кафе, где он сидел в последний свой лондонский день: «Гигантский бифштекс с двойным овощным гарниром». Он сладко потянулся. Вскоре он уже спал.
* * *
А в Гарлеме за большим пультом Шептун дремал над программкой бегов. Лицо его было безмятежно. Вдруг справа на пульте загорелся огонек — очень важный огонек.
— Да, босс, — тихо сказал он в микрофон, закрепленный на дуге наушников и находящийся прямо перед ртом. Он не мог говорить громче, даже если бы очень захотел, поскольку родился в «легочном квартале» между Семидесятой авеню и 142-й улицей, где смертность от туберкулеза была вдвое выше, чем в любом другом районе Нью-Йорка, и у него осталось лишь одно легкое, да и то не целиком.
— Сообщи всем «глазам», — медленно произнес низкий голос, — приказ: с этого момента начать слежку за тремя мужчинами.
Последовало краткое описание внешности Лейтера, Бонда и Декстера.
— Вероятно, они появятся сегодня или завтра. Особенно внимательно следить за районом от Первой до Восьмой авеню, но и на других тоже. И в ночных заведениях, если их туда пропустят. Не трогать их. Когда их засекут, дай мне знать. Понятно?
— Да, сэр, босс, — сказал Шептун, часто дыша. Голос замолчал. Оператор нажал сразу множество клавишей, и вскоре весь большой пульт ожил и замерцал огоньками. Тихо, но жестко он шепотом послал приказ в тишину вечера.
* * *
В шесть часов Бонда разбудил тихий рокот телефонного зуммера. Он принял холодный душ и тщательно оделся. На нем теперь был кричащий в полоску галстук, а из нагрудного кармана виднелась широченная полоса платка. Он пристегнул замшевую кобуру так, чтобы она находилась на три дюйма ниже левой подмышки. Вытряхнул на постель из магазина своей «беретты» все восемь патронов, потом загнал их обратно, вставил магазин в пистолет, поставил его на предохранитель и положил в кобуру.
После этого Бонд поднял мокасины и, ощупав их носки, взвесил на ладони. Нагнулся, достал из-под кровати свои собственные туфли. Ему удалось их спрятать, вынув из чемодана с вещами, который ФБР забрало у него еще утром.
Бонд надел свои туфли и сразу почувствовал себя лучше подготовленным к предстоящему вечеру.
Под кожей в носках туфель были вставлены стальные наконечники.
В шесть двадцать пять он спустился в «Кинг-Коул-6ар» и сел за столик напротив входной двери у стены. Через несколько минут вошел Феликс Лейте?. Бонд с трудом узнал его. Копна соломенного цвета волос была теперь черной как воронье крыло, на нем был ярко-синий пиджак в белую полоску и черный галстук в белый горошек.
Лейтер подсел, широко улыбнулся.
— Я вдруг понял, что к этим людям надо относиться серьезно, — пояснил он. — Это всего лишь нестойкая краска, — показал он на свои волосы, — завтра утром все смоется.
Лейтер заказал два полусухих «Мартини» с ломтиком лимона. Бонд уточнил, что в коктейль нужно добавлять джин «Палата лордов» и мартини «Росси». Американский джин, хотя и более высокого качества, чем английский, казался ему слишком резким. Про себя он подумал, что сегодня вечером следует быть осторожнее с выпивкой.
— Там, куда мы идем, надо твердо стоять на ногах, — сказал Феликс Лейтер, словно прочитав его мысли. — В Гарлеме не очень спокойно. Сейчас люди уже побаиваются ходить туда, не то что прежде. До войны пойти на исходе вечера в Гарлем было все равно, что пойти на Монмартр в Париже. Там были рады, что вы именно у них потратите свои деньги. Можно было посетить бальный зал «Савой» и посмотреть на танцы. Можно подцепить девчонку, рискуя, правда, что врач выставит вам потом немалый счет. Теперь все по-другому. Гарлем не любит больше, чтобы на него глазели. Множество заведений закрыто, поход в другие может доставить лишь неприятности. Получишь по уху — и не жди никакого сочувствия со стороны полиции.
Лейтер извлек лимон из своего «Мартини» и машинально сжевал его. Бар постепенно наполнялся. Здесь была теплая, дружеская атмосфера — не то что враждебная, наэлектризованная атмосфера негритянских увеселительных заведений, где им предстояло выпивать чуть позже, подумал Лейтер.
— Лично я, — продолжал Лейтер, — негров люблю. Я даже написал несколько статей о диксиленде в «Амстердам Ньюз», одну из местных газет. А также целую серию работ для Североамериканского газетного сообщества о негритянском театре того периода, когда Орсон Уэллс поставил своего «Макбета» с негритянской труппой в театре «Лафайет». Я прекрасно знаю Гарлем.
Они осушили свои стаканы, и Лейтер попросил счет.
— Конечно, везде есть отдельные плохие люди, — продолжал он, — даже очень плохие. Гарлем — столица негритянского мира. Среди полумиллиона людей любой расы непременно окажется множество подонков. Проблема с нашим другом мистером Бигом осложняется тем, что он чертовски хорошо разбирается в технике благодаря OSS и Москве. И у него там, в Гарлеме, должно быть, все прекрасно технически оснащено.
Лейтер расплатился.
— Пошли, — сказал он. — Попробуем немного поразвлечься и при этом остаться целыми. В конце концов именно за это нам деньги платят. Сядем в автобус на Пятой авеню. Едва ли найдется таксист, который согласится ехать в Гарлем после наступления темноты.
Они вышли из отеля и подошли к автобусной остановке в нескольких шагах от него.
Шел дождь. Бонд поднял воротник пальто и посмотрел направо вдоль авеню, по направлению к Центральному парку и далее — к цитадели Биг Мэна.
Ноздри у Бонда слегка расширились. В нем взыграл охотничий азарт. Он чувствовал себя сильным, собранным и уверенным в себе. Его ожидал вечер, который предстояло открыть и прочесть, страницу за страницей, слово за словом.
Перед глазами мелькали быстрые косые струи дождя — словно надпись курсивом на черном переплете закрытой книги, под обложкой которой были скрыты тайны лежащих впереди нескольких часов.
Седьмая авеню
На углу Пятой авеню и Монастырского проезда, у автобусной остановки, освещенной уличным фонарем, терпеливо дожидались трое черных. Выглядели они усталыми и вымокшими до нитки. Да так оно и было — звонок раздался в четыре тридцать, и с тех пор они торчали здесь, наблюдая за движением по Пятой.
— Твоя очередь, Фэтсо, — сказал один из них, увидев, как из пелены дождя выползает автобус.
Автобус выплыл из мглы и, шумно вздохнув гидравлическими тормозами, остановился. «Твоя очередь, Фэтсо», — Да пошел ты, — откликнулся приземистый мужчина в макинтоше. Тем не менее, надвинув шляпу на глаза, он вошел в автобус, кинул монетку и двинулся по проходу, внимательно оглядывая пассажиров. Увидев двух белых, он на мгновенье задержался, затем двинулся дальше и сел сзади них.
Он внимательно рассмотрел их затылки, плащи, шляпы. Глянул и сбоку, в профиль. Бонд сидел у окна: в темном стекле четко отражался шрам у него на щеке.
Черный поднялся и, не оглядываясь, двинулся к передней двери. На следующей остановке он сошел и направился к ближайшей аптеке. Тут он заперся в телефонной будке.
Шептун задал несколько вопросов и отключился. Потом вставил штекер в правое гнездо.
— Да? — откликнулся низкий голос.
— Босс, один из них только что проехал по Пятой. Англичашка со шрамом. С ним приятель, но, похоже, не тот, кто вам нужен. — Шептун передал точное описание Лейтера. — Едут к северу. — Он сообщил номер и приблизительное время прибытия автобуса.
Последовала пауза.
— Хорошо, — спокойно отозвались с того конца провода. — Сними всех наблюдателей на магистралях. Предупреди ночную смену, что один из них в кольце, и передай Джонсону, Мактингу, Блээбермауту Фоли, Сэму Майами и Флэннелу, что…
Инструктаж длился минут пять.
— Ясно? Повтори.
— Так точно, босс, слушаюсь, — сказал Шептун. Он глянул на свой блокнотик и быстро, без запинки зашептал в микрофон, — Хорошо, — трубку повесили, связь прервалась. С горящими глазами Шептун воткнул сразу несколько штекеров и вышел на связь с городом.
С того момента, как Бонд и Лейтер, нырнув под брезентовый козырек, вошли к «Белозубому Рэю» на углу Седьмой авеню и 123-й улицы, их взяли под наблюдение. На вахту готовились встать еще десятки мужчин и женщин, переговариваясь с Шептуном, который сидел у пульта на Риверсайд Иксчейндж и передавал преследуемых из рук в руки. Однако же сами они, оказавшись в центре внимания, не замечали слежки и не чувствовали, как вокруг них сгущаются тучи.
Ресторанчик пользовался известностью, и все места у длинного бара были заняты, но одна из кабинок у стены оказалась свободной. Там Бонд с Лейтером и уселись друг против друга за узким столиком.
Они заказали виски с содовой. Бонд огляделся. Преобладали здесь мужчины. Белых было только двое или трое. «Скорее всего любители бокса и спортивные журналисты», — решил Бонд. В этом ресторанчике было более уютно, чем в других в центре города. Стены обклеены фотографиями белозубого Робинсона, в основном с сюжетами из его последних боев. Заведение, судя по всему, процветало.
— Неглупый парень был этот белозубый, — заметил Лейтер. — Вот бы и нам знать, когда поставить точку. На ринге он загреб неплохие деньги, а потом начал открывать ночные ресторанчики. У него здесь солидная доля, а помимо того — много недвижимости тут же, в этих краях. Да, он продолжал крепко трудиться, но от такой работы не умирают. Во всяком случае он отошел от дел еще при жизни.
— Да, а ведь мог вложить деньги в какую-нибудь бродвейскую постановку и спустить все, — откликнулся Бонд. — Если бы я сейчас все бросил и занялся выращиванием фруктов в Кентукки, наверняка началась бы такая непогода, какой не было со времен, когда замерзла Темза, и я бы полностью разорился. Разве угадаешь?
— Но попробовать-то можно, — сказал Лейтер. — Впрочем, я понимаю, что ты имеешь в виду: лучше синица в руках, чем журавль в небе. Да и можно ли жаловаться на жизнь, если сидишь в уютном баре и пьешь хорошее виски.
Они осушили бокалы, и Бонд велел принести счет.
— Плачу я, — сказал он. — У меня куча денег, от которых надо избавиться, и три сотни из них я прихватил с собой.
— Не возражаю, — сказал Лейтер, для которого не были секретом тысячи Бонда.
Официант отсчитывал сдачу, и тут Лейтер внезапно спросил его:
— Не знаешь, случайно, где сегодня Биг Мэн? У официанта округлились глаза, он нагнулся и обмахнул стол салфеткой.
— У меня жена и дети, босс, — пробормотал он, едва разжимая губы, поставил стаканы на поднос и отошел к стойке.
— У мистера Бига лучшая охрана на свете, — сказал Лейтер, — страх.
Они вышли на Седьмую. Дождь прекратился, но на смену ему пришел пронизывающий северный ветер, о котором негры с почтением говорили: «Хокино пришел». Так что улицы были по-прежнему необычно пустынны. Лишь изредка проходили парочки, поглядывая на Бонда с Лейтером презрительно либо с откровенной враждебностью. Двое или трое даже демонстративно сплюнули в сторону.
Неожиданно Бонд ощутил то давление, о котором говорил ему Лейтер. Они были на чужой территории. Нежелательные визитеры. Бонд почувствовал то беспокойство, которое так хорошо ему было знакомо по войне, когда он оказывался по ту сторону линии фронта. Он передернул плечами, прогоняя неприятное ощущение.
— Пошли к «Матушке Фразье», это чуть дальше, — сказал Лейтер. — Там лучший стол в Гарлеме, во всяком случае раньше так было.
По пути Бонд поглядывал на витрины.
Его удивило, как много здесь парикмахерских и парфюмерных лавок. Повсюду продавались различные средства для выпрямления волос: «Глоссатина» (нанести на волосы и расчесывать подогретым гребнем), «Силки Стренг» (не оставляет следов, не жжет кожу), а также патентованные средства против раздражения кожи. На втором месте шли галантереи и магазины одежды, где продавались потрясающие мужские туфли из змеиной кожи, рубашки с вышитыми на них самолетиками, брюки-клеш с шевроном шириною в Дюйм, костюмы с пиджаками до колен. В книжных магазинах было полно познавательной литературы: как научиться этому, как сделать то и комиксов. А в иных магазинах можно было купить только книги о чудесах и оккультизме, например: «Семь путей к власти», «Самая удивительная книга на свете» с подзаголовками в таком роде: «Если вы раздражены, как снять раздражение», «Как молча высказывать желания», «Как стать всеобщим любимцем». Чудеса были представлены «Большим Джоном-завоевателем», «Нефтяными сокровищами», «Сухим порохом высшей пробы», «Фимиамом, избавляющим от несчастий», а также «Счастливчиком Уэйми, защищающим от всяческих бед».
«Неудивительно, — подумал Бонд, — что Биг Мэн использует шаманство как мощное орудие воздействия на сознание людей, которые все еще боятся, как огня, черных кошек — даже в самом большом городе западного мира».
— Хорошо, что мы пришли сюда, — сказал Бонд. — Здесь начинаешь лучше понимать мистера Бига. В стране, вроде Англии, это было бы невозможно. Конечно, мы тоже верим в приметы, особенно кельты, но здесь почти слышишь дробь боевых барабанов.
— Что до меня, то я предпочел бы оказаться дома в постели, — проворчал Лейтер. — Однако же надо прощупать этого парня, перед тем как идти в атаку.
Заведение «Матушка Фразье» являло собой яркий контраст мрачным улицам. Бонд с Лейтером отведали отличных морских моллюсков, а за ними последовали жареные цыплята с беконом и сладкой кукурузой.
— Мы не промахнулись, — сказал Лейтер. — Это национальное блюдо.
В ресторане было тепло и уютно. Официант излучал доброжелательство и показывал различных знаменитостей, но когда Лейтер вскользь спросил о мистере Биге, его не услышали. После этого официант уже не подходил к ним до тех самых пор, пока они не велели принести счет.
Лейтер повторил вопрос.
— Извините, сэр, — коротко ответил официант, — что-то я не припоминаю такого имени.
Они ушли из ресторана в половине одиннадцатого, и к этому времени Седьмая почти опустела. Они поймали такси, поехали в «Савой», выпили виски с содовой и поглазели на танцующих.
— Большинство современных танцев было придумано именно здесь, — сказал Лейтер. — Все начиналось на этой площадке. Любой известный американский оркестр почитает за честь выступить тут. Дюк Эллингтон, Луи Армстронг, Кеб Кэллоувей, Нобл Зисл, Флетчер Хендерсон. Это Мекка джаза.
Они выбрали столик около перил, окаймляющих огромный зал. Бонд был совершенно потрясен. Большинство девушек казались красавицами. Ритм музыки настолько увлек его, что он почти позабыл, зачем сюда, собственно, пришел.
— Берет за живое, верно? — сказал наконец Лейтер. — Я бы здесь всю ночь провел. Но, увы, надо двигаться. Теперь — в «Маленький Парадиз». А потом — в одну из нор самого мистера Бига. Ты расплатись, а я пока схожу в туалет. Попробую выяснить, где его можно отыскать сегодня. Не хотелось бы гоняться за ним до бесконечности.
Бонд заплатил по счету и спустился вниз, в узкий холл, где Лейтер уже ждал его. Они вышли на улицу и двинулись по тротуару, высматривая такси.
— Пришлось выложить двадцатку, — сказал Лейтер, — но не зря: говорят, он должен быть в «Бониярде». Это кабачок на Ленокс-авеню. Совсем рядом со штабом. Самый потрясающий в городе стриптиз. Девчонку зовут Джи-Джи Суматра. А сейчас поехали к «Иесмену», выпьем и послушаем музыку. Оттуда стартуем в половине первого.
Большой пульт, всего в нескольких кварталах отсюда, был почти безмолвен. Двое мужчин посидели у «Белозубого Рэя», у «Матушки Фразье» и в «Савое», В полночь они вошли в «Иесмену». В двенадцать тридцать раздался последний сигнал, и табло погасло.
Мистер Биг позвонил по внутреннему телефону сначала старшему официанту.
— Через пять минут здесь будут двое белых. Усади их за столик Зет.
— Да, сэр, слушаюсь, сэр, — ответил старший официант и поспешно направился через танцплощадку к столику в правом углу: от зала столик почти полностью скрывала широкая колонна. Он стоял рядом со служебным входом, но отсюда была хорошо видна площадка, а также оркестр.
За столиком сидело четверо, двое мужчин и две девушки.
— Извините, ребята, — сказал старший официант, — ошибочка произошла. Столик заказан. Звонили журналисты из центральных газет.
Один из мужчин попытался было запротестовать.
— Давай, давай, приятель, двигай, — грубовато сказал старший. — Эй, Лофти, посади этих ребят за столик Ф. Выпивка за счет заведения, Сэм, — окликнул он другого официанта, — убери столик. Две скатерти.
Четверка покорно удалилась, ублаженная перспективой бесплатной выпивки. Старший официант поставил на столик Зет табличку «Занято», придирчиво осмотрелся и вернулся к себе на место рядом с зашторенным входом.
Тем временем мистер Биг сделал еще два звонка по внутреннему телефону. Первый — ведущему программы.
— После выступления Джи-Джи выключить свет.
— Слушаюсь, сэр, — откликнулся тот с готовностью. Другой разговор был с четырьмя мужчинами, игравшими в карты в подвальном помещении. Это был длинный и весьма подробный разговор.
Столик зет
Без четверти час Бонд и Лейтер расплатились с таксистом и вошли в дверь, над которой фиолетово-зеленым неоном переливалась надпись: «Бониярд».
Раздвинулись тяжелые портьеры, их сразу оглушили звуки оркестра, в ноздри ударил кисло-сладкий запах. Девушки в гардеробе одарили их обещающим взглядом.
— У вас заказано, господа? — спросил старший официант.
— Нет, — ответил Лейтер. — Да неважно, сядем у стойки. Старший официант принялся рассматривать свои записи. Наконец он вроде бы решился и ткнул острием карандаша в самый низ карточки.
— Одна компания так и не появилась. Сколько же можно ждать? Прошу. — Он поднял карточку над головой и провел их через маленькую площадку перед оркестром. Потом отодвинул стул и снял табличку с надписью «Занято».
— Сэм, — окликнул он официанта, — обслужи джентльменов. — И удалился.
Они заказали шотландское виски с содовой и сандвичи. Бонд принюхался.
— Марихуана.
— Большинство настоящих алкашей курят травку, — пояснил Лейтер. — Это редко где разрешается.
Бонд огляделся. Музыка умолкла. Из дальнего утла появились четверо — кларнет, гитара-бас, электрогитара и барабан. С десяток пар все еще в танцевальном ритме возвращались к своим столикам. Розоватый свет, освещавший снизу зеркальную площадку, потух. Вместо него под самым потолком вспыхнули острые лучи, упершись в стеклянные шары величиной с футбольный мяч, расположенные через правильные интервалы вдоль стены. Они были разных оттенков — золотистые, голубые, зеленые, фиолетовые, розовые. Освещенные, они напоминали раскрашенные солнечные диски. Шары отражались в поверхности стен, покрытых черным лаком, и в цвета черного дерева лицах мужчин. Порой казалось, что у сидящего между двумя шарами разноцветные щеки — одна зеленая, а другая розовая. При таком освещении совершенно невозможно было разглядеть лица, разве что они были совсем рядом. У девушек помада приобретала черный оттенок, и в мерцающем свете одна половина лица багровела, а другая казалась принадлежащей утопленнице.
Все это выглядело жутковато, словно на полотне Эль Греко, написанном при лунном свете на кладбище с разрытыми могилами в горящем городе.
Зал невелик, примерно 60 квадратных футов. В нем было расставлено около 50 столиков, и посетители набились, как сельди в бочке. Было жарко, воздух стал плотным от дыма и запаха пота — резкого запаха двух сотен черных тел. Шум стоял страшный — какофония негритянских голосов, веселая болтовня людей, пришедших как следует поразвлечься — возгласы, переклички через весь зал, громкий хохот.
— Вот это да, смотри-ка, кто пришел!
— Где ты пропадала все это время, малышка?
— Истинная правда. Да это же Пинкус. Эй, Пинкус, здорово.
— Иди сюда.
— Ну-ка, ну-ка, да говорю же тебе (звук удара).
— А где Джи-Джи? Эй, Джи-Джи, покажи-ка, что у тебя там.
Время от времени на площадку выскакивали мужчина или девушка и принимались отплясывать соло. Их друзья ладонями отбивали ритм. Шум, крики, свист. Если плясала девица, кричали: «А ну-ка, давай голышом, задай жару! Давай, давай!», — и тогда появлялся ведущий и под громкий смех и крики присутствующих очищал площадку.
У Бонда на лбу выступили капли пота. Лейтер нагнулся к нему и, сложив руки трубой, проговорил: «Три выхода. Передний. Служебный — прямо за нами. И еще один — за оркестром». Бонд кивнул. Сейчас это для него не имело значения. Для Лейтера тут не было ничего нового, но для Бонда это была возможность прикоснуться к сырью, с которым работал Биг Мэн. Он словно разминал в руках глину. Шаг за шагом сегодняшний вечер облекал в плоть те досье, которые он изучал в Лондоне и Нью-Йорке. Даже если не удастся рассмотреть мистера Бига вблизи, все равно, думал Бонд, время даром не потрачено — ситуация ему почти ясна. Он сделал большой глоток виски. Раздался взрыв аплодисментов. Ведущий вышел на площадку. Это был высокий негр в безукоризненном фраке с красной гвоздикой. Посередине площадки он остановился, подняв руки. Свет падал только на него, остальная часть зала погрузилась во тьму.
Наступила тишина.
— Друзья, — провозгласил ведущий, обнажив ряд золотых и белоснежных зубов, — мы начинаем!
Он повернулся налево, прямо в сторону Бонда и Лейтера, и выбросил вперед правую руку. Загорелся еще один шар.
— Мистер Джанглз Джэпет со своим оркестром!
Снова аплодисменты, шум, свист.
Луч света выхватил четверку ухмыляющихся негров в пламенеюще красных рубахах и брюках колоколом. Перед каждым конусообразная подставка с мембраной из сыромятной кожи наверху. Барабаны были разного размера. Все четверо были жилистые, сухопарые. Один, тот, перед которым стоял турецкий барабан, привстал и, сомкнув над головой руки, помахал приятелям.
— Барабанщики-шаманы с Гаити, — прошептал Лейтер. Наступила тишина. Кончиками пальцев барабанщики начали отбивать медленную румбу.
— А теперь, друзья, — объявил ведущий, все еще глядя на музыкантов, Джи-Джи, — короткая пауза, — СУМАТРА!!!
Последние слова потонули в реве. Он хлопнул в ладоши. Зал превратился в ад кромешный, все бешено зааплодировали. Дверь позади оркестра распахнулась, и два негра-гиганта, на которых были только набедренные повязки, выбежали на площадку. На их сцепленных руках устроилась, держась за их шеи, миниатюрная девушка, полностью закутанная в накидку из страусовых перьев, на глазах — черная маска-домино.
Поставив ее на середину площадки, негры стали по обе стороны и согнулись в земном поклоне. Она шагнула вперед. Луч света сдвинулся, и негры незаметно растворились в темноте.
За ними последовал ведущий. Если не считать легкой барабанной дроби, в зале царила полная тишина.
Девушка протянула руки к шее, покрывало из черных перьев соскользнуло с ее груди и превратилось в огромный черный веер. Она медленно начала помахивать им, и в конце концов веер встал вертикально, напоминая павлиний хвост. На девушке ничего не было, кроме узкой черной набедренной повязки и двух блестящих звездочек на сосках и черного домино. Тело было плотное, с бронзоватым отливом, идеально сложенное. Оно было покрыто тонким слоем маслянистого крема и блестело в ярком свете.
Публика молчала. Барабаны начали убыстрять темп. Турецкий барабан отбивал дробь в ритме человеческого пульса.
Подчиняясь ритму, живот девушки начал медленно вибрировать. Она взмахнула черными перьями, и в работу включились бедра. Верхняя часть тела оставалась пока неподвижной. Еще один взмах перьями — и задвигались ноги, затем плечи. Барабаны забили громче. Казалось, каждая часть тела танцовщицы двигалась в собственном ритме. Губы немного приоткрылись, ноздри начали раздуваться. Глаза жарко блестели в просветах домино. Она была воплощением животного, сексуального магнетизма — другого слова Бонд придумать не мог. Барабаны забили еще быстрее, резко меняя ритм. Девушка швырнула огромный веер на пол, подняла руки над головой. Все ее тело начало извиваться. Ускорились колебания живота. Он двигался кругами, опадал, выпячивался. Ноги раздвинулись, а бедра принялись описывать широкие круги. Внезапно она сорвала с правой груди звездочку и швырнула ее в публику. По залу пробежал первый шумок, сдавленный гул. Затем снова все затихло. Она сорвала другую звездочку. Снова гул, и снова тишина. Барабаны выбивали оглушительную дробь. Пот градом катился с музыкантов. Дрожь пробегала по рукам, дрожали серые фланельки на светлых мембранах. Взгляд их широко раскрытых глаз был отрешенным. Головы немного склонились набок, словно они к чему-то прислушивались. На девушку они едва глядели. Из зала доносились тихие вздохи, глаза у людей выкатились, зрачки бешено вращались.
Девушка вся покрылась потом, он блестел на груди и животе. Тело двигалось резкими рывками. Рот раскрылся, и девушка слабо вскрикнула. Руки опустились, неожиданно она сорвала набедренную повязку и бросила ее в публику. Теперь барабаны звучали в едином ритме — в ритме страсти, не ведающей преград. Слабые вскрики раздавались беспрерывно, руки девушка вытянула вперед, как бы удерживая равновесие, а затем склонилась и снова выпрямилась. Быстрее, еще быстрее. Бонд почувствовал, как по залу пробежала электрическая искра. У него самого пальцы вцепились в скатерть. Во рту пересохло.
Публика повскакала с мест. «Давай, Джи-Джи, давай. Не смущайся, малышка. Поддай, детка, поддай жару!» Она опустилась на колени, и, повинуясь постепенно утихающей дроби барабанов, начала последнюю серию движений, вздыхая мягко и протяжно.
Барабаны почти умолкли. Публика вновь взревела. Грубые непристойности неслись со всех концов зала.
Ведущий вышел на площадку. На него упал луч света.
— Ладно, ладно, ребята. — По подбородку у него катились капли пота. Он раскинул руки, как бы сдаваясь.
— Джи-Джи согласна!
В зале с удовлетворением зашумели. Теперь на ней совсем ничего не будет: «А ну-ка, Джи-Джи, покажись нам. Давай, давай».
Барабаны заурчали и выбили тихую дробь.
— Но маску, друзья, — крикнул ведущий, — она снимет в темноте.
По залу пробежал недовольный гул. Весь зал погрузился во тьму.
«Должно быть, старые шуточки», — подумал Бонд. Внезапно он весь напрягся.
Рев толпы куда-то стремительно удалялся. И в то же самое время ощущалось дуновение холодного воздуха. Чувство было такое, словно куда-то проваливаешься.