«Если ты называешь меня великим – спасибо тебе большое. Но я знаю, какой я. Я мог бы быть лучше...»
«Чем больше ты отдаешь - тем сильнее становишься...»
Первая строчка из письма, которое Тони Блэра отправил Китук: «Дорогой Кит, вы всегда были одним из моих героев...» Ответ Кита: «Англия в руках человека, у которого я герой? Это же ужас какой-то!»
«Никогда не вступайте в драку с уродами. Им просто нечего терять…»
«Я ненавижу телефоны, потому что не могу смотреть в глаза тому, с кем разговариваю. Я забываю все, что мне говорят по телефону. Я не люблю телефонной болтовни. Телефон нужно использовать только для информации типа: «Встретимся полчетвертого» или: «Приходи — мой дом горит...»
«Если ты хочешь ударить власть по зубам, то это надо делать, как минимум, двумя ногами…»
«Ты практически беззащитен перед взрослым миром, если не придумываешь собственный. Тогда начинает работать воображение и появляется привычка делать что-то самостоятельное. Например, дрочить»
«Величайшее оружие рок-н-ролла – юмор!»
«У художника есть холст. У писателя — стопка чистых листов. У музыканта есть тишина...»
«Я не сочинитель песен. Я никогда не считал, что я пишу их. Я просто воздушная антенна… И если ты достаточно отчаян, то что-то выходит… Если что-то носится здесь по комнате, надеюсь, что могу поймать это… Я принимаю и транслирую».
«В музыкальном плане я не солгал ни разу в жизни».
«…блюзу учатся не в монастыре. Ты должен выйти в мир, разбить себе сердце и вернуться обратно - вот тогда ты сможешь спеть свой блюз...»
«Слава Богу, что есть звукозапись. Это лучшее, что с нами случилось с изобретения письменности...»
«Жизнь – рок-н-ролл, и ты должен изобретать ее сам по мере продвижения. Не существует учебников, рассказывающих, как управлять этим механизмом...»
«Если ты смог написать одну песню – то сможешь и девятьсот. Они уже все в ней — по умолчанию...»
«Мне никогда не было трудно писать песни. Это было в чистом виде удовольствие. Чудесный дар… Я и не подозревал, что он у меня есть. Потрясающе...»
«Людям необходим прямой контакт, им нужно достучаться до чужого сердца. И для этого существует музыка...»
«Великие песни пишут себя сами. Просто хватают тебя и ведут, точнее, не тебя, а твой слух. Мастерство в том, чтобы не слишком вмешиваться. Наплюй на ум, наплюй на все – просто иди туда, куда ведут. Вообще-то твоего мнения никто и не спрашивает, и неожиданно все приходит само: «О, я знаю, что тут должно быть», и тебе просто не верится, потому что казалось, что ничего в жизни не дается так запросто. Думаешь: у кого я это стащил? Да нет, нет, это свое – ну как минимум насколько у тебя вообще может быть что-то свое. И ты понимаешь, что песни пишут себя сами – ты просто передатчик...»
«Когда слушаешь отточенные моцартовские вещи или Вивальди, то понимаешь, что они тоже про это знали. Они знали, когда надо просто оставить подвешенную ноту там, где ее незаконное место, - оставить ее звенеть на ветру, чтобы превратить мертвый скелет в живую красавицу...»
«Что я понял про блюз и музыку вообще, копаясь в прошлом, так это то, что ничто не начинается из самого себя. Какая бы великая штука перед тобой ни была, это никогда не дело рук гения-одиночки. Чувак кого-то слушал и то, что он выдает, это его вариация на тему. И ты вдруг понимаешь, что все переплетены между собой. Не бывает такого, что один бесподобен, а остальные — туфта, они все взаимосвязаны...»
«Есть что-то, что заставляет тебя писать песни. В каком-то смысле ты хочешь проникнуть в чужое сердце. Хочешь навсегда остаться в нем или, по крайней мере, получить резонанс, когда другие люди превращаются в большой инструмент - больше, чем тот, который у тебя в руках. Трогать других людей – это становится почти зависимостью. Написанная песня, которую помнят и принимают близко к сердцу, это налаженное сообщение, это контакт. Нить, которая проходит через всех нас. Проникающее ранение сердца. Иногда я думаю, что смысл сочинения песен в том, чтобы натянуть сердечные струны до упора, только не доводя до инфаркта...»
«Я твердо убежден: если хочешь стать гитаристом, нужно начинать с акустики и только потом переходить на электричество. Не думай, что превратишься в Тауншенда или Хендрикса просто потому, что твой инструмент умеет делать «вэу-вэу вау-вау» и все остальные электронные фокусы. Сперва полюби эту штучку. Ложись с ней в постель. Если ты один, без девушки, прямо с ней и спи. Формы у нее как раз подходящие…»
«Я искал во всем этом самое нутро — экспрессию. Не случилось бы никакого джаза без блюза, то есть без тоски, рожденной в рабстве, причем при конкретной, последней версии рабства. Потому что, к примеру, страдания нас, бедных кельтов, под римским сапогом здесь не причем. Этих людей обрекали на жизнь в мучениях, и не только в Америке. Но выжившие и их потомки произвели на свет что-то очень первозданное. Это не то, что ты впускаешь в себя через голову, это то, что воспринимаешь нутром….»
«Если ты не знаком с блюзом, то тебе нет никакого смысла брать в руки гитару и играть рок-н-ролл или любую другую популярную музыку...»
«The Stones» вернули блюз обратно в Америку и снова популяризировали его. Или не столько популяризировали, сколько опять привлекли к нему внимание. И поэтому я вечно горжусь этим, и это, наверное, единственное, за что я заслужил местечко в раю».
«Единственные вещи, которые рождают разногласия между мной и Миком, это группа, музыка и то, что мы делаем...»
«На сцене я не думаю — я чувствую. Если у тебя хватило сил и куража забраться туда, что ж… Там ты — это просто ты, и никто другой. Такой кусок мира и покоя… Никаких расчетов и подсчетов. Тихо — идет чувство!»
«Позвольте быть честным: у меня нет проблемы с наркотиками. У меня есть проблемы с полицией...»
«Мне рай, например, никогда не казался особенно интересным местом. Вообще моя позиция такова: Бог в его бесконечной мудрости не захотел тратиться на два заведения - рай и ад. Это одно и то же место. Просто рай - это где ты получаешь все, что хочешь, встречаешь маму с папой, других близких людей, и вы все обнимаетесь, расцеловываетесь и играете на своих арфах. Ад - это то же самое место, никакого огня и серы, но все проходят мимо и тебя не видят. Ноль внимания, никто не узнает. Ты машешь рукой: «Это я, твой отец», но ты невидим. Сидишь на облачке, и арфа у тебя есть, но сыграть на ней не с кем, потому что тебя не замечают. Вот это ад...»
«Я никогда не вызывался быть примером для других… Все, что я знаю — это я сам. И я — единственный, кому я могу доверять в реальности. У меня много, много друзей, и в конечном итоге я доверяю им, но когда дело доходит до вопроса жизни и смерти, то я — единственный, кому я верю...»
«Для того чтобы пережить то, что пережил я, нужно быть сумасшедшим. А быть сумасшедшим — это не так уж и плохо... Только если при этом ты не убьешь кого-то!» (смеется)
«Слава погубила больше талантливых парней, чем наркотики. Джимми Хендрикс скончался не от передоза, а от славы...»
«Опасайтесь крепких алкогольных напитков! Под их воздействием вы можете выстрелить в налогового инспектора и промахнуться!»
«Джимми Хендрикс… Люблю его, конечно. Невероятный. Он погубил гитару. Этот звук свистящей пилы… То же можно сказать и о Колтрейне с саксофоном. К сожалению, он погубил инструмент, потому что после него все начали рычать, а не играть…»
«Талант есть у каждого. Но скольким людям удается обнаружить, каков их талант перед тем, как их засосет система? Обычно это заканчивается в виде хобби, что, наверное, и есть то, в чем они реально хороши… Они работают кишками наружу, делая то, что они реально не любят делать… и по вечерам приходят домой… и по выходным у них есть хобби. Они работают, чтобы получить эти несколько часов, которые можно потратить на свое хобби, в то время как это — та область, где они должны реально работать… Если тебе удается обнаружить свой талант перед тем, как тебя засосет дело, которое ты не хочешь делать… Это большое западло. Если бы все делали то, что они реально хотят делать, то они делали бы это раз в 10 лучше...»
«Музыка… эта штука больше нас всех. Кто мы такие? Мы просто лабаем. И неважно, насколько хорошо...»
«Сегодня все говорят про ROCK, но он становится все хуже. Почему? Потому что все забыли про ROLL!»
«Я вспоминаю, как вышел на сцену после окончания концерта, все уже было подметено и убрано - трусики и прочее барахло… Остался только один старик-вахтер, который говорит: «Отличное шоу. Ни одного сухого сиденья в зале…»
«Дружба — это сокращение расстояния, которое есть между людьми. Вот что такое дружба. Для меня это одна из самых важных вещей в мире. Мик не любит никому доверять. А я буду тебе доверять, пока ты не доказал, что тебе доверять нельзя...»
«Я достиг всего, чего хотел достичь, благодаря тому, что я – часть «The Rolling Stones».
«У вас есть солнце, у вас есть луна, и у вас есть «The Rolling Stones». Чего вам еще нужно?»
«Мы – группа, а настоящая группа держится до самой смерти».
«Дайте мне гитару, дайте мне фортепиано, дайте мне метлу со струной – я найду, как себя развлечь где угодно...»
«Да, мне делали трепанацию. Это очень интересный опыт, особенно для моего нейрохирурга, который видел мои мысли, летающие вокруг мозга...»
«В течение 10 лет я был номером один в списке «кто умрет следующим». Я даже был разочарован, когда сдал позицию...»
«Однажды один доктор сказал, что мне осталось жить полгода. Я потом был на его похоронах...»
«Конечно, если бы меня призвали, я бы сейчас уже, наверное, дослужился до генерала. Прирожденного вожака не остановишь. Я такой: если впрягся — значит впрягся. Стоило мне попасть в скауты, я уже через три месяца был старшим патрульным. Организовывать и командовать — это точно мое. Дайте мне взвод - я справлюсь со взводом. Дайте мне роту - я справлюсь еще лучше. Дайте мне дивизию, я с ней вообще сотворю чудеса. Я люблю мотивировать народ, и это как раз пригодилось, когда появились «Stones». У меня реально хорошо получается собирать людей в одну команду. Если я умудрился сколотить из кучки раздолбаев-растаманов рабочий коллектив, и еще вспомним моих Winos, абсолютно неуправляемую банду, значит, у меня явно есть к этому талант. И дело не в том, чтобы размахивать хлыстом, а в том, чтобы не бросать поводья, просто быть, работать, чтобы они всегда чувствовали твое присутствие, что ты их ведешь вперед, а не погоняешь сзади...»
«Я написал «Satisfaction» во сне. Я и не запомнил ничего и, слава Богу, что у меня имелся маленький кассетник «Филипс». Чудо в том, что когда я с утра на него глянул, то вспомнил, как вечером заправил новую чистую кассету, а теперь вижу — она отмотана до конца. Тогда я нажал на перемотку и нашел «Satisfaction». Всего лишь набросок, голый скелет песни, где, конечно, не было никакого шумового эффекта, потому что я бренчал на акустике. Плюс сорок минут моего храпа...»
«За всю жизнь я ни разу не подкатывал к женщинам. Я просто не знаю, как это делается. Инстинктивно я всегда оставляю это ей самой. Что не очень нормально… Но я не способен исполнить этот трюк с подкатом: «Эй, красавица, как дела? Может, уединимся?» Я в таких случаях проглатываю язык. Наверное, всем женщинам, с которыми я был, приходилось снимать меня, так или иначе. Но, с другой стороны, я подкатываю по-своему – создаю поле невыносимого напряжения. Кому-то придется что-то сделать. Она либо просекает тему, либо нет, но сделать первый шаг я не способен...»
«Иногда поцелуй впечатывается в тебя намного глубже, чем все, что после...»