Прогуливаясь ранним утром по берегу Старицы и вдыхая свежий воздух наступающего дня, насыщенный северными ароматами лета, я любуюсь приречьем. Заливными лугами, березовой рощей и большими зелеными кронами берез, на левом – высоком – берегу Старой Вычегды, где, будто девицы в хоре, тесно прижавшись друг к дружке, они собрались исполнить песню утренней зари. Запевалы среди берез, конечно же, величественные сосны. Невысоко поднявшееся солнце золотит верхушки деревьев, словно девичьи волосы. Стелет лучи на траву, усеянную росой и сверкающую жемчугом. Безветрие, тишина и голубое небо над головой! Боже! Как прекрасен созданный Тобой мир! Как хочется умыться чистотой Твоего неба! Я смотрю на него, прикрываю веки и подставляю лицо, чтобы небо умыло меня. Почувствовав легкое колыхание воздуха, открываю глаза и гляжу на реку. Невероятно, но небо у моих ног! Я стою и вижу и эту лазурь, и эти редко плывущие облака. И даже коршун, парящий в вышине, теперь ниже моего взора. Вот – рядом, только руку протяни! Я опустился на колени и зачерпнул в ладони небо, чтобы умыться им. Прохладная влага потекла по лицу, омывая его чистотой и голубизной, казалось бы, недосягаемого небосвода. Дружно запели птицы. Подул легкий ветерок. Будто дирижер взмахом руки, он прошелся над кронами деревьев, и шелест листвы присоединился к исполнению утренней песни природы. Кто сказал, что чудес не бывает? Сегодня я умылся небом, это ли не чудо?!
ВЫЧЕГОДСКИЕ БЕЛЫЕ НОЧИ
Смеркается, и выходит на прогулку вычегодская белая ночь… Небо меняет свой дневной наряд голубого цвета на палевую, с чуть проступающей синевой, ночную рубашку. Далеко за горизонтом, как соборное паникадило с миллионом свечей, пылает закат, разбрасывая слепящие блики по зеркальной поверхности Старой Вычегды, заречных озер и по небу. Золотые лучи присевшего к горизонту солнца фонтаном устремляются все выше и выше, плавно окрашиваясь в бледно-розовый, розовый, а уж совсем близко к небу – в ярко-малиновый цвет, не давая темноте захватить в свои объятия нежное северное диво. Легкий ветерок, который прогуливался по берегам Старицы сутра до вечера, переговариваясь с листвой деревьев, потихоньку уходит по реке, оставляя за собой мелкую рябь на воде. Умолкает шелест листвы. Наступает полуночная тишина, сквозь которую иногда прорывается короткий свист или щебет встрепенувшейся во сне птицы. Опускающаяся прохлада заставляет реку прикрыть свою водную гладь тонкой вуалью из матовой дымки. Тишина. Ни один лист не шелохнется на березах. И только осиновые листочки дрожат то ли от пугающего безмолвия, то ли от ночной прохлады. Белая ночь в июне, на вычегодских просторах, дарит необъяснимое чувство чего-то непостижимого и загадочного. Всматриваясь в прозрачную ночь, в это созданное Богом чудо природы, невозможно не любить Русский Север. Белые ночи – это пора мечтаний, пора любви!
Светлана Чарная
Родилась 10 августа 1970 года в Минске. Сейчас работает специальным корреспондентом Республиканского журнала для детей и подростков «Качели». Участник радиопередач «Для тых, хто дома», «Галерэя», «Радыёваяж», «У сямейным коле» и др. Автор книг поэзии «Откровение вдохновения», «Аромат лотоса» и детских рассказов «История крикуна Феди». Лауреат фестиваля «За солнцем вслед». Награждена дипломом «Лучший писатель издательства «Литературная Галактика» в 2016 году. В 2018 году получила диплом и звание «Автор – Стильное перо» за номинацию «Нашим детям» (проза) по итогам конкурса «Русский стиль», который прошел в октябре в Дюссельдорфе (Германия). Нпшраждена дипломом конкурса «Народная книга 2017», (Россия-Болгария).
Любит вышивать, пишет картины акриловыми красками.
ПОСЛУШАЙ ЛУЧШЕ СОЛОВЬЕВ
«Послушай лучше соловьев».
Почему-то вспомнилась эта строчка из стихотворения Валерия Кастрючина, когда шла по экологической тропе «Каменная горка». Соловьиные трели слышали многие. Здесь они слились с другими.
Знаете, как поет чекан луговой? «Чек-чек», – и его пение чем-то напоминает тиканье часов: «тик-так». Теперь ответьте на вопрос: «Все ли пауки плетут сети?» Не спешите утверждать. В наших лесах можно увидеть лимонно-желтого паучка, который этим не занимается. Если спрошу, какой жук плавает брюшком вверх, вы ответите «только мертвый». Обрадую, что есть жук под названием гладыш, который плавает не так, как его сородичи.
Впрочем, все это можно увидеть, посетив экологическую тропу «Каменная горка», не выезжая из города. Среди высокоэтажных современных зданий, затерялся уголок нетронутой природы. Может, на вид невзрачный, но, стоит только пойти по узкой лесной тропе, и вы попадаете в другой мир звуков, цветов, насекомых. И за каждым стоит удивительная история.
Экологическая тропа длиною с километр, на каждом ее участке находятся стенды, на которых можно ознакомиться с обитателями родных лугов, лесов и полей: ведь летящую птицу, или затерявшееся в траве насекомое можно увидеть только, глядя в бинокль.
Все ли канарейки поют одинаково? Нет, есть те, кто с закрытым клювиком, их называют птицы «дудочного напева», потому что пение этих птичек напоминает игру на дуде, а есть «овсяночного напева», они поют по-другому. Их звуки напоминают пение другой птицы – овсянки. Кстати, пение пеночки, похоже на звук падающих капель. А вот и вяхирь пожаловал, или лесной голубь. Нет, голубка. У нее в зобе образуется птичье молоко – вязкая творожистая масса, чем-то напоминающая суфле. Ею она кормит свое потомство. Не отсюда ли название конфет и торта?
Есть ли среди птиц самые «многодетные» родители? Конечно! Это куропатки. Просто рекордсмены по количеству откладываемых яиц: в одном гнезде их может быть около 24 штук.
– Вы знаете, что это за птица? Спрашивает меня мальчуган восьми лет, протягивая бинокль.
– Наверное, воробей, неуверенно отвечаю, глядя на птаху, сидящую на рябине.
– Рябинник, – с важным видом знатока-орнитолога, говорит он. Свое название получил из-за ягод, которыми питается. Не зря же он на рябине сидит.
Да, не зря… Думаю, что такое обилие птичьих голосов я слышала только за городом. А здесь мы близко познакомились с очередным пернатым гостем – скворчонком, только начинающим летать…
После разношерстного концерта можно подойти к небольшому пруду, чтобы полюбоваться на жуков-плавунцов, водомерок и гладышей, плывущих брюшком вверх.
Трава почти по пояс. Скоро там расцветут маленькие синие цветки-звездочки. Это цикорий. Его корни сушат, мелят и варят целебный напиток, который по крепости не уступает кофе. Есть еще одно растение с фиолетовыми цветами, которое называется кипрей или иван-чай. Прекрасный медонос. Сейчас пора цветения лесной герани. Как она выглядит? Посмотри на фото.
Шелестят кронами деревья. Кстати, если о них заговорили, нелишне вспомнить, что есть дерево, где плоды появляются раньше листьев. Это инжир, или смоковница. Оно не растет в белорусских лесах. Это библейское древо.
Хотите слиться с природой? Думаю, такие тропы есть во многих местах. Важно их увидеть. А пока приходите на одну из них. Не забудьте надеть удобную обувь, взять с собой хорошее настроение и, по возможности, бинокль.
Марат Валеев
Родился в Краснотурьинске Свердловской области. Закончил факультет журналистики КазГУ им. Аль-Фараби (Алма-Ата). Работал в районных, областной, окружной газетах Павлодарской области (Казахстан), Красноярского края.
Написал и опубликовал несколько сотен иронических, юмористических рассказов и миниатюр, фельетонов. Автор и соавтор ряда сборников юмористических рассказов и фельетонов, прозы и публицистики. Член Союза российских писателей. Живет в Красноярске.
ОЗЕРО ДОЛГОЕ
Своенравный Иртыш, спрямляя себе путь, за тысячелетия течения местами отошел на сотни метров от прежнего русла и проложил новое, оставив после себя намытый им высокий песчаный берег. Склоны его с годами стали покатыми и покрылись зарослями боярышника, осинника, черемухи, джигиды, ежевики и хмеля.
Под старым берегом зеленеют обширные луга с кудрявыми ивовыми рощицами, с множеством пойменных озер, среди которых и мое любимое Долгое. Этот красивый водоем с берегами, поросшими рогозом и тростником, с покачивающимися на лаковых зеленых листьях желтоглазыми кувшинками, в ширину имеет всего пару десятков метров, а протянулся параллельно Иртышу примерно на километр. Потому-то, видимо, и назвали озером Долгим, то есть – длинным.
Выглядит Долгое как речка, но таковым, конечно, не является, так как и начало его, и конец находятся в пределах видимости, особенно если смотреть с высокого правого берега, под которым и располагается иртышская пойма.
Озеро это неглубокое, всего метра два-три, но достаточно рыбное. В причудливых переплетениях водорослей Долгого водятся горбатые темноспинные окуни, красноперая сорога и серебристая плотва, золотистые караси и тускло-бронзовые лини. И, конечно же, щуки – отдельные экземпляры этих озерных хищниц могут весить и два, и три килограмма.
И хотя в глубине желто-зеленоватых вод Иртыша таятся стерляди, язи, громадные лещи, случается и нельма, и клев здесь практически всегда гарантированный, мне больше нравилась озерная рыбалка. Здесь она выглядит настоящим поединком между человеком и осторожной рыбой – кто кого перехитрит. Сидеть на берегу или в лодке надо без излишнего шума и резких движений, так как рыба в прозрачной и весьма ограниченной акватории озера прекрасно все слышит и видит и очень пуглива.
Если щука хватает живца, надо усмирить свой азарт и не вытаскивать жерлицу сразу, а терпеливо дождаться определенного момента, когда вдруг притопленный поплавок (у меня он обычно был вырезан из приличного куска белого пенопласта, и когда щука хватала наживку, проваливался под воду с негромким, но отчетливым звуком «буппп!») начинает быстро уходить вглубь и вбок, обычно куда-нибудь в гущу водорослей.
И лишь когда леска натягивается струной, а удилище начинает рваться из рук, вот тогда и приступаешь к борьбе с очень сильной хищницей, не желающей расставаться ни со своим завтраком, ни с уютным домом-озером.
И не всегда этот поединок заканчивается в пользу рыбака – щука может или порвать леску или перекусить ее острейшими зубами, а то и переломить конец ивового удилища.
Вот за такие переполненные адреналиновыми всплесками минуты я и любил рыбалку на озере Долгом, и потому хаживал на него куда чаще, чем на Иртыш.
Обычно шел я на Долгое, до которого надо было шагать с километр, или поверх старого иртышского берега, или низом, между береговым склоном и тянущимися вдоль него огородами, по извилистой влажной тропинке, пересекающей бесчисленное множество негромко журчащих ручейков, заросли крушины и ивняка.
Отправлялся я из дома ранним прохладным июльским или августовским (самые лучшие для озерной рыбалки месяцы) утром, когда заспанное солнце только-только начинало выкатываться из-за кромки горизонта и по всему селу стояла предрассветная тишина, нарушаемая лишь редким побрехиванием собак да нестройным хором петухов, своим неутомимым и бодрым «Ку-ка-ре-ку!» возвещавшими о начале нового дня.
С утра почти всегда было еще безветренно, и уютно лежащее меж камышовых берегов Долгое еще дремало, укрывшись лоскутным одеялом тумана. Но уже то там, то тут слышались громкие всплески и по воде разбегались круги. Это у окуней и щук начинался утренний жор, и они гонялись за чебачками, да и порой за своими сродственниками поменьше, по всему озеру, иногда даже вылетая из воды и обрушиваясь на свои жертвы сверху.
Вот почему я и спешил на рыбалку пораньше: надо было успеть наловить сорожек, у которых в это время тоже был неплохой аппетит и которых еще не распугали радостным визгом и громким бултыханьем в неостывшей даже за ночь теплой воде набежавшие ближе часам к десяти-одиннадцати утра в купальные места озера ребятишки из села Пятерыжск, угнездившегося на высоком песчаном берегу Иртыша.
Снарядив изловленными живцами жерлицы (обычно пару штук), я аккуратно, по возможности бесшумно закидывал их в укромные и свободные от кувшинок уголки, под широкими листьями и между длинными стеблями которых могли стоять в засаде зубастые хищники. Ну, а главным надводным хищником в это время на озере, получалось, был я. Хотя, такова уж диалектика жизни: сорожки (да, это их местные жители называют чебаками) охотились в воде на всяких безобидных букашек; сорожек преследовали окуни да щуки. А уж им укорот наводил я – человек, повелитель природы, «язви его-то» – так обычно мило и беззлобно поругиваются коренные пятерыжцы, потомки прииртышских казаков, которых, кстати, также называют чебаками жители соседних сел – за пристрастие к рыбной ловле.
Вот как затянулась преамбула моей, в общем-то, короткой истории, которую я все собираюсь вам рассказать, да никак не доберусь до ее сути. Но без подробного описания милого моему сердцу озера Долгое, которое и сейчас еще мне порой снится, хотя уже прошло больше тридцати лет с того дня, когда я последний раз на нем рыбачил, у меня просто ничего не получится. Потому что я страстно желаю, чтобы и ты, дорогой читатель, тоже проникся теплым чувством к этому замечательному прииртышскому водоему.
Наконец вот оно, о чем я хотел вам поведать. Однажды я вот так же отправился на рыбалку. Ну, может быть, чуть позже обычного, когда солнце уже не просто застенчиво выглядывало из-за краешка горизонта, а уже смело встало во весь свой круглый рост и щедро испускало теплые и ласковые лучи. И вот, когда я стал подходить к известному среди пятерыжцев месту озера, именуемому Красненьким песочком (бьющий в этом месте из крутого склона особенно мощный ключ натаскал на берег озера много железистого и оттого красноватого песка, образовавшего очень удобный для ныряния с него мыс), еще издалека заметил, что вся округлая кромка песчаного мыса выглядит необычайно темной, почти черной.
Ничего не понимая, я даже ускорил шаг, стараясь все же при этом не шуметь. И когда тропинка уже сворачивала к Красненькому песочку, до которого оставалось, может быть, метров пятнадцать, я своим, тогда еще молодым и цепким взором, выхватил вот такую картину: все полукружие обширного песчаного мыса у самой воды было плотно, как мухами, облеплено… раками!
Выложив свои клешни на песок, они смирненько сидели, если можно так сказать, плечо к плечу на мелководье и грелись в ласковых лучах еще нежаркого солнца. И раков этих было, по меньшей мере, штук сто-сто пятьдесят. Конечно, если бы они мне позволили, я бы их пересчитал. Но при виде такой поразительной картины я от неожиданности уронил пустое ведро, с которым всегда ходил на рыбалку (и нередко возвращался домой с наполненным!). Чертово ведро, гремя, покатилось вниз, к той самой клешнястой темной кайме. И песчаный мыс мгновенно взорвался: десятки раков одновременно шлепнули по воде перепончатыми хвостами и тут же стремительно исчезли в глубине озера.
Лишь помутившаяся и вспенившаяся у берега вода свидетельствовала, что мне все это не привиделось: только что здесь сидели десятки раков и принимали солнечную ванну (а может, не просто грелись, а обсуждали на бережку какой-то очень важный для них вопрос – например, как пережить очередную зиму?). Больше ничего подобного я в своей жизни не видел. И это незабываемое и загадочное зрелище, которое до сих пор стоит у меня перед глазами, мне подарило мое любимое озеро Долгое.