Он снова доложил о замеченном Митину. Тот предложил организовать баню, пойти туда вместе с Павловым и, когда он разденется, незаметно обшарить его карманы. Так и сделали. В результате выяснилось, что Павлов написал письмо, адресованное в местный райотдел НКВД, в котором сообщал данные о шпионской группе с указанием документов прикрытия и маршрута движения и просил задержать. Письмо положили на место, чтобы Павлов ни о чем не догадался, а за ним установили неотступное наблюдение. На другой день утром Митин приказал Туманскому и Павлову идти с ним на поиск места для тайника длительного хранения, в котором можно было бы спрятать лишние вещи. Павлов по обыкновению стал отнекиваться, ссылаясь на головную боль, но командир настоял на своем. Пошли в направлении деревни Волосово. Было пасмурно, ветрено, мела поземка. Примерно на четвертом километре свернули в сторону от дороги и углубились в лес. Шли след в след, проваливаясь в глубокий снег. Наконец у одной приметной сосны, рядом с которой лежала большая коряга, решили отдохнуть. Осмотревшись, Митин объявил, что это место подходит для устройства тайника, и приказал расчистить снег между корягой и деревом, чтобы добраться до расщелины, которая образовалась у его основания.
Закончив работу, Туманский и Павлов сели на корягу отдохнуть. Командир стоял позади них. Павлов наклонился вытряхнуть из штанины снег, и в это время за его спиной раздался выстрел. От неожиданности Туманский вскочил, а Павлов упал на землю. Стрелял Митин из пистолета ТТ в упор.
Туманский в ужасе перевел взгляд на Митина. Он стоял бледный, тяжело дышал и к чему-то прислушивался. Затем, обратившись к Туманскому, процедил:
— Ну что дрожишь? Не видал, как убивают на войне? Если не мы его, то он нас. Перестань трястись, обшарь карманы, все надо изъять и уничтожить!
У Туманского дрожали ноги, руки не слушались, в голове стучало.
Видя его состояние, Митин вытащил из-под полушубка флягу с разбавленным спиртом и приказал:
— Глотни!
Туманский сделал несколько глотков и почувствовал облегчение.
Когда оцепенение прошло, Митин обшарил карманы Павлова, вытащил все, что в них было, но заявления не обнаружил.
— Куда же он дел его, сволочь? — зло выругался командир и добавил: — А ну давай обыщи еще раз!
Не найдя заявления и при повторном обыске, они сожгли все документы и бумаги Павлова, а труп забросали снегом.
Затем выпили еще немного спирта и по старым следам пошли назад. Шли медленно, осторожно, прислушиваясь к каждому шороху. Выбрались на безлюдную дорогу. Только тогда успокоились. Близ деревни Митин сказал:
— Смотри не проболтайся, будем говорить, что его послали в Волосово за продуктами и для выяснения обстановки.
Вечером, когда заместитель командира Николаев провел проверку личного состава и выяснилось, что нет Павлова, поднялась паника. Николаев пристал к Туманскому. Слова Туманского об уходе Павлова в Волосово его не удовлетворили. Посыпались новые вопросы. Туманский не выдержал, вспылил, сказал, чтобы он отвязался от него, а если не верит, то пусть разговаривает с командиром.
Не добившись ничего от Туманского, Николаев пошел к командиру, но и от него ничего не добился.
— Завтра рано утром надо сматываться отсюда, вот и все, что я могу тебе сказать, — ответил Митин.
— А как же Павлов? Он не будет знать, где мы.
— Вот и хорошо, что не будет.
— Что, сбежал? — встревожился Николаев.
— Нет, не успел, гад.
— Так где же он?
— На том свете.
От неожиданности Николаев не нашелся, что и сказать, а Митин, глядя на него, продолжал:
— Что уставился, как баран на новые ворота? Или непонятно? На том свете он, говорю. Я его туда отправил самолично, как изменника. Не хотел тебя и ребят расстраивать, да, видно, от вас ничего не утаишь.
Командир рассказал обо всем, в том числе и о пропавшем заявлении. Решили собрать всех руководителей пятерок, поставить их в известность и договориться о единой линии поведения. Все согласились с тем, что надо срочно уходить из этого пункта, временно прекратить разведку, сообщить об обстановке Центру и попросить указаний. Рядовых членов группы решили пока не тревожить.
Рано утром 19 февраля выехали в направлении Сметских высот. В 11.30 связались по радио с Центром и передали радиограмму, которую составил и закодировал сам командир.
ХОД КОНЕМ
Полковник Герлиц проснулся с сильной головной болью. Ночью его мучила бессонница, а когда засыпал, снилась злая черная собака, которая все время хотела ухватить его зубами за шею, отчего он мгновенно просыпался.
«Неужели совсем расстроились нервы?» — размышлял полковник, вспоминая неприятные события минувшего дня.
День и впрямь выдался для него исключительно хлопотливым. Началось с того, что за завтраком ему доложили о бегстве из Борисовской школы трех разведчиков, убивших часового и похитивших альбом с фотографиями курсантов.
Обед оказался испорченным из-за срочного вызова в канцелярию абверкоманды, шеф которой капитан Зиг Иоганнес, будучи в нетрезвом состоянии, пытался принудить к сожительству машинистку, а когда она оказала сопротивление, нанес ей телесные повреждения, после чего учинил дебош. Жалобы на самодурство Зига поступали и раньше, и Герлиц был обеспокоен тем, что это может дойти до высокого начальства и повредить его престижу как руководителя абверкоманды.
И в довершение всего поступила тревожная радиограмма от руководителя ЭАК-103 Альберта. Нужно было срочно вызвать капитана Фурмана, но и это не удалось. Доложили, что Фурман уехал в Брянск для подбора кандидатов в разведшколу из числа военнопленных. Встречу с ним пришлось отложить на следующий день. Теперь, мучаясь головной болью, полковник с нетерпением ждал приезда Фурмана.
Герлиц кинул в рот таблетку от головной боли, запил глотком вина и, пересиливая себя, сделал несколько гимнастических упражнений.
Приведя себя в порядок, он прошел в кабинет.
Усевшись за письменный стол, полковник достал радиограмму Альберта.
«Господину полковнику лично. Обстановка осложнилась. Павлов оказался предателем. У него обнаружили письмо, адресованное НКВД. Пришлось пристрелить. Выполнил лично вместе с Туманским в лесу. Обошлось без шума, но настроение в группе подавленное. Разведку пока прекращаем. Группу увожу в безопасное место. Жду распоряжений. Альберт».
Из задумчивости Герлица вывело появление Фурмана.
— Вот, капитан, смотрите, что сообщает Альберт, — сказал он, передавая Фурману телеграмму. — Положение ЭАК-103 мне представляется опасным. Надо подумать, какие дать рекомендации. Видимо, к первому сеансу связи мы не успеем, но в семнадцать ноль-ноль сегодня телеграмма должна быть отправлена.
— Если все обстоит так, как сообщает Альберт, то непосредственной опасности, пожалуй, нет. Состав группы я знаю хорошо. Люди надежные. Павлов — это случайность. Он молод, сентиментален. А раз его убрали, то думаю, что все должно обойтись.
— Нет нет, капитан. Поверьте моему опыту, ситуация крайне неблагоприятная. Поступок Павлова может вызвать цепную реакцию. Это — первое. Второе. Нельзя исключать, что ликвидация Павлова прошла не абсолютно гладко. Поэтому надо исходить из того, что на месте ликвидации Павлова остались какие-либо следы, улики. И наконец, при подобных обстоятельствах у разведчиков возникает чувство неуверенности что приводит к ошибкам.
— В таком случае, господин полковник, остается одно: как можно быстрее отозвать группу, — вставил Фурман.
— Это было бы, капитан, пожалуй, самым разумным, но, к сожалению, есть обстоятельства, вынуждающие нас повременить с таким решением. В последних телеграммах Альберт сообщил ценную информацию о намерении русских начать наступление на Чернышено и о местах дислокации ряда штабов и частей Красной Армии. Эти данные серьезно заинтересовали командование, оно ждет поступления более подробных сведений, в связи с чем разведчикам приказано держать под наблюдением дороги Чернышено, Ульяново, Волкинское. Старица. Далее, майор Баун нам не простит, если мы не оправдаем возлагаемых им надежд на ЭАК-103. И еще. Поспешный отзыв разведчиков в данной ситуации непременно обострит у них чувство повышенной опасности: следуя через линию фронта, они неминуемо допустят ошибки. Невыгоден отзыв и в смысле воспитания разведчиков, закалки их воли, мужества, умения работать в особо сложных условиях. Проще простого бежать от опасности, преодолеть ее — значительно сложнее.
— Что вы предлагаете, господин полковник? — спросил Фурман.
— Вот это мы с вами и должны решить, капитан. Надо, как говорит руссиш пословиц, «и волк ел, и овца остался целый».
— Вы хотите сказать, «и волки сыты, и овцы целы»? — поправил Фурман, глядя на улыбающегося полковника.
— О, да, да! Это есть отшень карашо!
Прохаживаясь по кабинету, полковник на некоторое время замолчал, задумался, а затем, остановившись напротив Фурмана, наставительно заявил:
— Нужен ход конем! Надо создать впечатление, что линия связи брянского радиоцентра с нашей группой в тылу Красной Армии работу прекратила, и тем самым снизить к ней интерес противника. Если русские наблюдают за работой брянского радиоцентра, а я в этом не сомневаюсь, то они должны на эту удочку клюнуть, поверить, что разведчики работу закончили. Следовательно, искать дальше напрасно. Но прежде я должен знать, какие конкретно рекомендации о мерах безопасности вы дали участникам группы ЭАК-103. Это очень важно, поскольку мы принимаем решение об оставлении группы в тылу противника в сложной для них ситуации.
— Я, господин полковник, руководствовался известной вам инструкцией по этому вопросу и полагаю, что члены группы, особенно руководители, хорошо усвоили все ее положения.
— Скажите, пожалуйста, капитан, какие инструкции группа имеет на случай перехода линии фронта при возвращении?
— В этом плане, господин полковник, предусмотрено два варианта. Первый. При подходе к передовой всей группой обстрелять бойцов Красной Армии с тыла, создать панику и перейти на сторону немецких войск. Второй. При переходе через линию фронта небольшими группами или в одиночку, приближаясь к немецкой заставе, поднять руки над головой, сложить их крест-накрест и произнести пароль: «Павлов цвай» и число тысяча восемьсот девяносто шесть. Пароль знает каждый член группы. Конкретные пункты перехода не назывались. Их сообщим по радио.
— Отлично. Благодарю вас, капитан.
Полковник сел за письменный стол, подал Фурману блокнот и сказал:
— Ну что же, давайте сочинять текст ответной телеграммы.
Митин расшифровал две депеши, принятые радистом вечером 20 февраля. По опознавательным группам он понял, что они были зашифрованы аварийным шифром. Это был текст радиограммы, разбитой на две части. В ней говорилось:
«Альберту. Благодарю за мужество и преданность. Поступили правильно. Всех участников группы представляю к награде за работу и стойкость. Строго соблюдайте меры предосторожности. Решение отойти в безопасное место одобряю. Разведку полностью прекращать нельзя. Задание от 17-го остается в силе. Это очень важно. Используйте только опытных и надежных разведчиков. Информацию храните у себя. Радиосвязь временно прекращаем с обеих сторон. В эфир выходить только в крайнем случае. При осложнении обстановки возвращайтесь. Переход — на участке Думиничи, Черныши над Жиздрой. Маршрут уточним по радио. Желаю успехов. Дальнейшие сообщения только аварийным шифром. Полковник».
ПО СЛЕДАМ ШПИОНОВ
Капитан Васильев, с которым Таров встретился в Белеве, произвел на него приятное впечатление. Он был лет на десять старше Тарова. До перехода в территориальные органы НКВД восемь лет служил в пограничных войсках. Капитан оказался весьма общительным, располагающим к себе человеком, и Таров сразу же нашел с ним общий язык. Уже после первой беседы стороннему наблюдателю могло показаться, что они давно работают вместе.
— Да-а, — задумчиво протянул Васильев, когда Таров объяснил суть задачи. — Это уравнение со многими неизвестными. Как же мы будем его решать, если нет ни точного места и никаких конкретных зацепок? Остается единственное — действовать по формуле «Ищи ветра в поле»?
— Давайте думать, Владимир Николаевич! Место действия в принципе известно, вот оно (Таров обвел на карте красным карандашом районы Козельска, Белева, Болхова). Где-то тут. Район, правда, великоват, но что ж поделаешь... Ну а как решать, думаю, вам и карты в руки. Вы же бывший пограничник, умеете это делать лучше других.
— На границе все ясно. Любое происшествие — это конкретика. Видно, откуда надо танцевать, за что зацепиться, а это главное.
— Не скажите, товарищ капитан. Начальник нашего отдела Тимов Петр Петрович, может быть знаете, тоже пограничник, с большим стажем. Он совсем другого мнения. По его рассказам ребусов на границе бывает предостаточно, да и не менее сложных, нежели наш «Шмель».
— Не спорю, не спорю. Всякое случается и там, но с точки зрения конкретики все же яснее.
— Ладно, давайте ближе к делу. Итак, с чего начнем, какие есть соображения?
Они сидели почти весь день, обдумывая план мероприятий, спорили, обсуждали разные версии, пока не пришли к согласию. В конце концов план был готов, но оставалось главное — начинить его конкретикой (кто именно, что и в какие сроки выполняет) и приступить к практической реализации. На согласование всех вопросов с руководителями райотделов НКВД и особых отделов, дислоцированных в районе действия шпионской группы, а также подбор нужных людей, их расстановку, инструктаж и направление на места потребовалось двое суток.
Вечером 28 февраля Таров был срочно вызван в областное управление НКВД для прямого разговора по ВЧ с начальником управления Федовым. Разговор, судя по всему, не сулил ничего хорошего, и Таров волновался. Действительно, голос Федова показался ему необычно суровым, чувствовалось, что комиссар был чем-то расстроен.
— Мне сегодня, — сказал он, — пришлось выслушать много неприятного от наркома по поводу недопустимо медлительного розыска действующей в нашем тылу агентурной рации противника с позывным «ДАТ». Теперь положение осложнилось. Радиостанция не работает, а где находятся агенты и что они делают, никому не известно. Это грозит серьезными неприятностями. К счастью, сегодня благодаря расшифровке перехваченных ранее радиограмм мы узнали, что информация, которую агенты передали противнику, пока не представляет серьезной опасности. Но сам факт, что шпионы безнаказанно действуют в нашем тылу вот уже две недели, говорит сам за себя. Это указывает на то, что наша розыскная работа поставлена из рук вон плохо и требует коренной перестройки.
Поэтому я прошу сделать надлежащие выводы и принять самые энергичные меры к активизации розыска. Шпионов надо взять во что бы то ни стало! Это дело чести нашей службы, тем более сейчас, когда тексты расшифрованных радиограмм указывают на следы их деятельности. Все зацепки надо тщательно проанализировать и на основе анализа разработать целенаправленные мероприятия по розыску. Соответствующая ориентировка в местные органы уже направлена. Тексты телеграмм передаст Барников.
После небольшой паузы комиссар спросил:
— Вам все понятно? Вопросы есть?
— Все ясно, товарищ комиссар!
— Тогда действуйте, желаю всего хорошего. Переключаю на Барникова.
Осведомившись о состоянии здоровья и самочувствии Тарова и расспросив его об обстановке в районах работы и предпринятых мерах по розыску шпионов, Барников продиктовал тексты девяти радиограмм от агентов и пяти, адресованных им от брянского радиоцентра. (Последние две телеграммы противника расшифровке не поддались.) Затем он высказал свои рекомендации, вытекающие из текстов этих радиограмм, обратив особое внимание на поиск убитого Павлова и тщательность работы в пунктах, где побывали шпионы.
Поблагодарив Барникова за советы и распрощавшись с ним, Таров к утру следующего дня возвратился в Белев. Это был первый по календарю весенний день 1942 года.
Васильев был уже в райотделе. Он с нетерпением ждал Тарова, быстро организовал завтрак.
Когда сели за стол, капитан спросил:
— Ну, чем порадовали?
— Прежде всего нагоняем. Центр недоволен, что мы хлопаем ушами, а шпионы разгуливают. Приказано найти во что бы то ни стало!
— Но мы же не бездельничаем.
— Это мало кого интересует. Важен результат, а он пока равен нулю.
Васильев стал разливать чай, а Таров достал из кармана записи текстов телеграмм шпионов и сказал:
— Но есть и приятное. Вот, читайте! Кроме того, я договорился с руководством областного управления о выделении нам еще двух оперативных работников и группы бойцов внутренних войск, имеющих опыт несения патрульной службы. Сегодня к вечеру они будут здесь.
— Это хорошо, — заметил Васильев, углубившись в чтение шпионских донесений.
Изучение телеграмм показало, что шпионы, перейдя линию фронта, проследовали населенные пункты Песочное, Уколица, Сорокино, Бабиново; несколько дней спустя отмечали наличие штабов воинских подразделений Красной Армии в населенных пунктах Колодезы и Ульяново; 17 февраля попали под бомбежку немецких самолетов и потеряли двух лошадей; перед прекращением связи с брянским радиоцентром сообщили, что испытывают нужду в продуктах, а достать без аттестатов трудно; 19 февраля сообщили о ликвидации Павлова, заподозренного в предательстве.
Из ответных радиограмм шпионского центра усматривалось, что 17 февраля шпионы получили задание усилить наблюдение на дорогах в направлении Чернышено, Ульяново, Волкинское, Старица.
Чекисты приняли решение идти по следам шпионов. В соответствии с этим группа под командой Макарова выехала в Песочное, Уколицу, Сорокино, Бабиново и далее по населенным пунктам к северу с задачей разведать, кто из военнослужащих находился в этих местах 13, 14 и 15 февраля и что о них известно местным жителям (численность, фамилии, имена, внешние приметы, экипировка, вооружение, транспорт, как вели себя, чем интересовались, когда и куда отбыли и пр.).
Другая группа во главе с оперработником Шестаковым занялась организацией усиленной патрульной службы при въезде и выезде из Ульяново и Колодезы, а также проверкой в близлежащих населенных пунктах, какие воинские подразделения, команды и группы военнослужащих останавливались в них на отдых (в дневное и ночное время), чем интересовались, в каком направлении отбыли.
Третья группа, возглавляемая лейтенантом Климовым, приступила к организации стационарных и подвижных постов на дорогах в направлении Чернышево, Ульяново, Волкинское, Старица, поставив задачей обеспечить круглосуточное наблюдение за появлением подозрительных лиц.
Сотрудники особых отделов усилили патрульную службу непосредственно в прифронтовой полосе с целью проверки документов и задержания подозрительных лиц с тем, чтобы захватить шпионов в случае попытки перейти к немцам через линию фронта.
Оперативный состав райотделов НКВД и особых отделов получил задание провести соответствующую работу среди местного населения в Козельске, Белеве, Ульянове.
Все участвовавшие в розыскных мероприятиях были ориентированы на то, что шпионы выдают себя за военнослужащих Красной Армии, передвигаются на лошадях и испытывают затруднения с продовольствием.
Капитан Васильев выехал на поиск трупа убитого Павлова. Направляя его с этим заданием, Таров напутствовал:
— Имейте в виду, Владимир Николаевич, что это одно из самых ответственных поручений. Так считает Центр, ибо ниточка от Павлова может потянуться ко всей группе. Подберите нужных людей, раздобудьте собак и действуйте. Задача, думаю, вам понятна и без моих наставлений. Вы же пограничник.
— Все ясно. Жаль только, что нет моего Рекса. Этот пес достал бы Павлова и из-под земли. Вопрос только в том, откуда начать. В сообщении шпионов сказано, что убили в лесу, а это понятие растяжимое. Весь лес не прочешешь.
— Что ж, давайте прикинем, где это могло произойти. Телеграмма шпионов была передана девятнадцатого в утренний сеанс связи. Следовательно, расправа над Павловым была учинена раньше девятнадцатого.
— Почему?
— Потому, что, во-первых, надо было замести следы, а затем подготовиться к сеансу связи. Сделать все это девятнадцатого они явно не могли.
— Но и тянуть с этим они не могли.
— Конечно. Я полагаю, что убийство произошло восемнадцатого, в крайнем случае, семнадцатого. В это время, судя по телеграммам, шпионы могли находиться вот здесь. — Таров сделал отметку на карте. — Значит, отсюда и надо танцевать. Затем продвигайтесь к северу.
— Хорошо, будем действовать.
Таров пожелал капитану удачи, и они расстались.
В райотделах НКВД были выделены специальные уполномоченные, обязанные поддерживать постоянную связь с оперативно-розыскными группами и принимать необходимые меры по поступающим сигналам с мест. На Тарова, как представителя Центра, была возложена задача по координации действий всех оперативных подразделений, участвовавших в розыскных мероприятиях, а также поддержание связи с центральным аппаратом контрразведки.
Все было задействовано, как и предусматривалось планом. С мест стало поступать много сигналов, проверка которых требовала больших усилий, но все они оказывались ложными. На след шпионов напасть не удавалось. Они точно канули в воду. Неутешительные вести поступали и от Васильева. Прочесывание лесных массивов вокруг десятка населенных пунктов в намеченном районе успеха не принесло. Пришлось продвинуться на север и привлечь местных жителей.
Между тем положение шпионской группы становилось критическим. Разведцентр продолжал выдерживать марку, создавая видимость, что группа работу прекратила. Шпионы тоже отмалчивались. Разведка, по существу, не велась, хотя Митин и пытался ее организовать. Полученные в беседах с местными жителями и военными кое-какие данные Митин записывал в дневник.
Настроение у членов группы с каждым днем становилось все хуже и хуже. Туго приходилось с продуктами, достать их без аттестатов было трудно. Начался голод. Шпионы похудели, осунулись. Положение усугублялось тем, что группа все время находилась под страхом провала. Переезды с места на место стали опасными. Усилилось патрулирование на дорогах, среди населения прошел слух, что ищут шпионов.
В поисках выхода из трудного положения Митин и Николаев решили связаться со своими шефами и попросить новые документы, продукты, одежду, деньги. Сеанс связи состоялся 4 марта.
В тот же день Альберту ответили:
«Вы все награждены за храбрость и мужество. Поздравляем. Посылка сейчас очень опасна для вас. Старайтесь быстрее вернуться. Идите через Колодезы до Хомутова и занимайте лес, начинающийся от Усты Вертное. Если невозможно, тогда через Дубно до Шлабово и занимайте лесные чащи близ села Клинце. Будем встречать. Желаем успеха. Полковник».
Во исполнение этих указаний шпионская группа в ночь на 6 марта вышла из пункта Дмитровский и должна была следовать по маршруту Щетинино, Плохово, Сяглово, Хомутово, далее — как указывал в телеграмме полковник.
ЗАХВАТ
На четвертые сутки в руки контрразведчиков попали данные, позволявшие вести целенаправленный поиск.
4 марта в 11.30 Центр впервые после перерыва сообщил, что шпионская рация вновь вышла в эфир и после установления связи с Брянском передала противнику радиограмму, расшифровать которую не удалось.
В 17.00 того же дня состоялся второй сеанс связи между Брянском и шпионской рацией, во время которого противник передал агентам ответную радиограмму, также не поддавшуюся расшифровке. По данным пеленгаторных пунктов, местонахождение шпионской рации оставалось в прежнем треугольнике с незначительным отклонением в западном направлении.
Поздно вечером 5 марта поступило сообщение от Васильева о том, что в районе Рудневского хутора обнаружен труп солдата с простреленным черепом; за голенищем сапога на правой ноге найдено письмо за подписью «Патриот», адресованное в НКВД. В письме говорилось, что в районе под видом связистов действует шпионская группа. Она состоит из 22 человек, передвигается на четырех санных повозках. Возглавляют группу Митин и Николаев. Сомнений не оставалось: это был труп убитого Павлова.
Ночь с 5 на 6 марта прошла в хлопотах. Поставив в известность Центр о вновь полученных данных, связались с работниками на местах, осуществлявшими контроль на маршрутах передвижения, а также с особыми отделами воинских частей. Нужно было срочно ознакомить с новыми данными. Перед особыми отделами ставилась задача перекрыть подходы к линии фронта, чтобы не пропустить шпионов на сторону противника. Но вся работа была впереди.
Взяв за исходное место обнаружения трупа, начали выяснять в близлежащих селах, не останавливалась ли в них на отдых команда военнослужащих — двадцать два связиста во главе со старшим лейтенантом Митиным и лейтенантом Николаевым.
К утру 6 марта удалось выяснить, что в двадцатых числах февраля шпионская группа в течение двух дней находилась в Рудневском хуторе, откуда отбыла на четырех санных повозках в неизвестном направлении. Уехали под утро, затемно.
Для преследования шпионов по наиболее вероятным маршрутам их движения от Рудневского хутора пришлось создавать три оперативных группы. Они отбыли в северном, западном и южном направлениях.
Оперативная группа под командованием Васильева из Рудневского хутора взяла курс на Киреевское, Алимовский, Слаговищи, Дмитровский с дальнейшим продвижением в направлении Хомутова. К исходу 6 марта она достигла перегона Плохово — Сяглово. Здесь должны были действовать два контрольных поста, наблюдавшие за движением по дороге. Подъехав к посту номер один, Васильев осведомился об обстановке. Патрульный ответил, что движение слабое, за время дежурства прошло только три грузовика и один обоз из тринадцати саней.
— Документы проверили? — спросил Васильев.
— Проверили, вроде все в норме.
— У всех?
— Нет, только у старшего обоза на первых санях.
— Фамилию помните?
— Извините, товарищ капитан, не запомнил.
— Сколько всего было людей?
— Человек тридцать.
— Как они размещались?
— На первых семи или восьми повозках по одному человеку, а на последних остальные.
— Груз проверяли?
Патрульный замялся.
— Кто вас инструктировал?
— Лейтенант Лебедев из особого отдела.
— Когда?
— Дня четыре назад.
— Плохо несете службу, старшина. Когда ушел обоз?
— Часа два назад.
Уточнив еще ряд вопросов, Васильев приказал водителю догнать обоз. Настигли его лишь через полтора часа.
Светало. Сквозь утреннюю пелену капитан в бинокль стал рассматривать ехавших. Его внимание привлекли последние сани. В трех из них было по пять человек, в четвертых — шесть. Всего двадцать один.
— Предупреди солдат, — сказал он своему заместителю, — чтобы оружие держали к бою.
Грузовик с чекистами, обогнав обоз, остановился. Васильев подошел к командиру группы, следовавшему на первой повозке.
Сколько у вас должно быть саней?
— Девять...
— А почему же здесь тринадцать?
— Пристали в пути.
— Вы знаете, кто они?
— Понятия не имею, мало ли тут ездят, за всем не уследишь. Да и ко сну ночью тянет, чуть задремлешь, смотришь, а тебя уже кто-то обогнал или вклинился в строй.
— Своих всех знаете?
— Конечно.
— Идите с нами.
Подходя к десятой повозке, чекист спросил:
— Эта ваша?
— Нет.
Васильев насчитал на санях пять человек.
— Кто старший?
— Я, а что?
— Военный патруль, прошу предъявить документы!
— Пожалуйста. — Он нехотя вылез из повозки, засунул руку под полушубок и вытащил удостоверение личности на имя старшего лейтенанта Митина Сергея Ивановича.
«Он!» — пронеслось в голове. Сердце сильно забилось. По телу пробежал озноб. Мысль работала в одном направлении: как взять без перестрелки, живьем? Ориентировка гласила — их двадцать один. Рядом с Васильевым стояло пять советских автоматчиков. В то же время из грузовика стали выпрыгивать и окружать группу другие красноармейцы.
Просмотрев удостоверение и возвращая его обратно Митину, стараясь быть как можно спокойнее, Васильев сказал:
— Товарищ старший лейтенант, можете следовать дальше. И кто с вами?
— Нас двадцать один человек, — ответил Митин, заметно повеселев и указывая рукой на две повозки, где в напряженных позах лежали его соучастники.
«Надо выманить их. В повозках брать опасно», — сверлила мозг мысль.
Митин засунул удостоверение под полушубок и направился к повозке.
Васильев успел шепнуть Викторову: «Они! Будем брать, ждите сигнала!»
Когда Митин снова улегся в повозку, Васильев подошел и сказал:
— Извините, товарищ старший лейтенант, требуется проверить груз.
— Да у нас, собственно, никакого груза, только оружие да личные вещички.
— Все равно требуется для порядка. Распорядитесь, чтобы все вышли.
— Пожалуйста, — пожал плечами Митин, приказывая всем слезть с повозок.
— Товарищ лейтенант, проверьте груз! — приказал Васильев Викторову.
Тот вместе с автоматчиками пошарил для вида в сене; тем временем красноармейцы заняли удобные позиции.
Рядом с Васильевым встал сержант Соколов. Разговаривая с Митиным, Васильев предложил ему закурить и, нарочно обронив пачку папирос, заметил: