В 1995 году праздновали 50-летие великой победы русского народа, победы в Великой Отечественной войне. Столько лет прошло, но не может изгладиться из памяти та великая эпоха, тот великий подвиг русского, точнее, советского (так как это происходило в определенную эпоху) народа. Многие писатели и поэты посвящали теме подвига советского народа в Великой Отечественной войне свои произведения. А.Твардовский - "Василий Теркин", К.Симонов - "Живые и мертвые", В.Гроссман - "Жизнь и судьба", В.Некрасов - "В окопах Сталинграда", Б.Васильев - "А зори здесь тихие", В.Быков - "Обелиск", В.Астафьев - "Звездопад" и многие, многие другие. Пожалуй, трудно назвать писателя советской эпохи, который бы не обращался к этой теме. "Нам свои боевые не сносить ордена, вам все это, живые, нам - отрада одна: что не даром боролись мы за Родину-мать..." Эти строки А. Твардовского Константин Воробьев предпослал одному из лучших своих произведений - повести "Убиты под Москвой", воскрешающей события печального, самого тяжелого и трагического периода Великой Отечественной войны. Действие повести происходит под Москвой в ноябре 1941 года. Рота кремлевских курсантов (240 человек, и все одного роста - 183 см) идет на фронт. "И оттого, - писал В. Астафьев, - что она не просто рота, трагедия ее по-особому страшная, и хочется кричать от боли. В иных местах, читая повесть, хочется загородить собою этих молодых ребят, вооруженных "новейшими винтовками", СВТ, которые годны были только для парадов, и остановить самих курсантов, идущих на позиции с парадным, шапкозакидательским настроением". Писатель то и дело останавливается, чтобы зафиксировать наше внимание то на согласном, молодцеватом шаге почти как на параде идущей роты, то выхватывает из безликого множества одно-два веселых лица, дает услышать чей-то звонкий мальчишеский голос, и тотчас сама рота - отвлеченная армейская единица - становится для нас живым организмом, полноправным и полнокровным действующим лицом повести; то остановит взгляд на главном герое - Алексее Ястребове, несущем в себе "какое-то неуемное притаившееся счастье - радость этому хрупкому утру, тому, что не застал капитана и что надо было еще идти и идти по чистому насту, радость словам связного, назвавшего его лейтенантом, радость своему гибкому молодому телу в статной командирской шинели ("Как наш капитан!"), радость беспричинная, гордая и тайная, с которой.хотелесь быть наедине, но чтобы кто-нибудь видел его издали". Это переполняющее героев чувство радости все больше усиливает открывающийся уже на первых страницах трагический контраст, резче обозначает два полюса - молодой, бьющей через край жизни и неизбежной - всего через несколько дней - смерти. Ведь мы-то знаем о том неумолимо страшном, о чем не знают еще сами курсанты, что ждет их впереди, там, куда так весело идут они сейчас. Знаем сразу, по одному названию, уже начинающемуся с жуткого в своей неизбежной определенности слова - убиты. Контраст становится еще резче, а ощущение надвигающейся трагедии достигает почти осязаемой плотности, когда мы сталкиваемся с обескураживающей наивностью курсантов. Они, оказывается, в сущности еще мальчики, надевшие военную форму и брошенные на фронт неумолимым законом военного времени. Чеканным гвардейским шагом перешагнув черту, отделяющую прошлое от настоящего, мир от войны, герои К. Воробьева внутренне, существом своим остались там, за чертой, в такой далекой уже и такой еще недавней мирной жизни. Сознание их не могло сразу вместить всего происходящего, всего, что обрушила на них вдруг жестокая действительность войны. Слишком отличалась она от привычных, сложившихся представлений. "В душе Алексея не находилось места, куда улеглась бы невероятная явь войны". Эта "невероятная явь войны" стала неожиданностью не только для молоденьких бойцов и лейтенантов, но в значительной степени и для командиров. Потому-то, видимо, не смог до конца сориентироваться в сложившейся обстановке бравый и решительный командир, капитан Рюмин, застрелившийся после гибели роты. Многое, очень многое произойдет за эти несколько дней, очень существенное и важное, что перевернет, перепашет душу героев. И все это будет в первый раз. Первые погибшие товарищи и первый убитый в рукопашной схватке враг; первый бой и первый безумный, животный страх смерти; впервые испытанное чувство полного душевного опустошения после страшной гибели роты и после собственного малодушия и первый - один на один - бой с немецким танком. Сцена гибели роты написана прозаиком поразительно сильно. Смерть мальчишек в железном кольце немецких танков ужасает, ужасает именно своей правдивостью, своим реализмом. От этой повести, как от самой войны, болит сердце и хочется лишь одного: чтобы это никогда не повторилось. Невольно вспоминаются слова, сказанные Л.Н.Толстым в "Севастопольских рассказах": "Война есть противное человеческому естеству состояние".
Великая Отечественная война отражена в русской литературе XX века глубоко и всесторонне, во всех своих проявлениях: армия и тыл, партизанское движение и подполье, трагическое начало войны, отдельные битвы, героизм и предательство, величие и драматизм Победы. Авторы военной прозы, как правило, фронтовики, в своих произведениях они опираются на реальные события, на свой собственный фронтовой опыт. В книгах о войне писателей-фронтовиков главной линией проходит солдатская дружба, фронтовое товарищество, тяжесть походной жизни, дезертирство и геройство. На войне разворачиваются драматические человеческие судьбы, от поступка человека зависит порой его жизнь или смерть. Писатели-фронтовики – это целое поколение мужественных, совестливых, многое испытавших, одаренных личностей, перенесших военные и послевоенные невзгоды. Писатели-фронтовики являются теми авторами, которые в своих произведениях выражают точку зрения, что исход войны решает герой, сознающий себя частицей воюющего народа, несущий свой крест и общую ношу.
Самые достоверные произведениями о войне создали писатели-фронтовики: В. К. Кондратьев, В. О. Богомолов, К. Д. Воробьев, В. П. Астафьев, Г. Я. Бакланов, В. В. Быков, Б. Л. Васильев, Ю. В. Бондарев, В. П. Некрасов, Е. И. Носов, Э. Г. Казакевич, М. А. Шолохов.
Одной из первых книг о войне была повесть Виктора Платоновича Некрасова (1911 – 1987) «В окопах Сталинграда», о которой с большим уважением отзывался другой писатель-фронтовик Вячеслав Кондратьев. Он называл её своей настольной книгой, где была вся война с ее бесчеловечностью и жестокостью, была «наша война, которую мы прошли». Эта книга была опубликована сразу же после войны в журнале «Знамя» (1946, № 8-9) под названием «Сталинград» и лишь позже ей дали название «В окопах Сталинграда».
А в 1947 году была написана повесть «Звезда» Эммануилом Генриховичем Казакевичем (1913 – 1962), писателем-фронтовиком, правдивая и поэтичная. Но в то время она была лишена правдивого финала, и только теперь она экранизирована и восстановлена в её первоначальном финале, а именно – гибели всех шестерых разведчиков под командованием лейтенанта Травкина.
Вспомним также другие выдающиеся произведения о войне советского периода. Это «лейтенантская проза» таких писателей как Ю. В. Бондарев, Г. Бакланов, К. Воробьев.
Юрий Васильевич Бондарев (1924), бывший офицер-артиллерист, воевавший в 1942 – 1944 годах под Сталинградом, на Днепре, в Карпатах, автор хороших книг «Батальоны просят огня» (1957), «Тишина» (1962), «Горячий снег» (1969). Одно из достоверных произведений, написанных Бондаревым о войне – роман «Горячий снег» о Сталинградской битве, о защитниках Сталинграда, для которых он олицетворял защиту Родины. Сталинград как символ солдатского мужества и стойкости проходит по всем произведениям писателя-фронтовика. Его военные произведения пронизаны романтическими сценами. Герои его повестей и романов – мальчики вместе с совершаемым героизмом ещё успевают подумать о красоте природы. Например, горько плачет по-мальчишечьи лейтенант Давлатян, считая себя неудачником не потому, что его ранили и ему больно, а оттого, что он мечтал попасть на передовую, хотел подбить танк. О сложной жизни после войны бывших участников войны его новый роман «Непротивление», какими стали бывшие мальчики. Они не сдаются под тяжестью послевоенной и особенно современной жизни. «Мы научились ненавидеть фальшь, трусость, ложь, ускользающий взгляд подлеца, разговаривающего с вами с приятной улыбкой, равнодушие, от которого один шаг до предательства» – так пишет Юрий Васильевич Бондарев спустя много лет о своем поколении в книге «Мгновения».
Среди наиболее заметных писателей-фронтовиков второй половины XX века можно назвать писателя Вячеслава Леонидовича Кондратьева (1920 – 1993). Его простая и прекрасная повесть «Сашка», напечатанная еще в 1979 году в журнале «Дружба народов» и посвященная «Всем воевавшим подо Ржевом – живым и мертвым» – потрясла читателей. Повесть «Сашка» выдвинула Вячеслава Кондратьева в ряд ведущих писателей фронтового поколения, для каждого из них война была своя. В ней писатель-фронтовик рассказывает о жизни обычного человека на войне, нескольких днях фронтовой жизни. Сами бои составляли не главную часть жизни человека на войне, а главным был быт, неимоверно трудный, с огромными физическими нагрузками, тяжелый быт. Например, утренний минный обстрел, раздобыть махорки, похлебать жидкой каши, греться у костра – и герой повести Сашка понимал – надо жить, надо подбивать танки, сбивать самолеты. Захватив немца в коротком бою, он не испытывает особого торжества, он вроде негероический вовсе, обычный боец. Повесть о Сашке стала повестью о всех фронтовиках, мучимых войною, но сохранивших свое человеческое лицо даже в невозможной ситуации. А затем следуют повести и рассказы, объединенные сквозной темой и героями: «Дорога в Бородухино», «Житье-бытье», «Отпуск по ранению», «Встречи на Сретенке», «Знаменательная дата». Произведения Кондратьева – это не просто правдивая проза о войне, это правдивые свидетельства о времени, о долге, о чести и верности, это мучительные раздумья героев после. Для его произведений характерна точность датировки событий, их географическая и топографическая привязка. Автор был там, где и когда были его герои. Его проза – свидетельства очевидца, её можно рассматривать как важный, хотя и своеобразный исторический источник, вместе с тем она написана по всем канонам художественного произведения. Слом эпохи, происшедший в 90-е годы, который не дает покоя участникам войны и они испытывают нравственные страдания, катастрофически повлиял на писателей-фронтовиков, привел их к трагическим ощущениям обесцененного подвига. Не из-за нравственных ли страданий трагически ушли из жизни писатели-фронтовики в 1993 году Вячеслав Кондратьев, а в 1991 году Юлия Друнина.
Писатель-фронтовик Борис Львович Васильев (1924), автор любимых всеми книг «А зори здесь тихие» (1968), «Завтра была война», «В списках не значился» (1975), «Аты-баты шли солдаты», которые были экранизированы в советское время, в интервью «Российской газете» от 20 мая 2004 г. отметил востребованность военной прозы. К сожалению, его произведения не переиздавались уже десять лет и только недавно, в 2004 году, накануне 80-летия писателя, вновь переизданы издательством «Вече». На военных повестях Бориса Львовича Васильева воспиталось целое поколение молодежи. Всем запомнились светлые образы девушек, соединивших в себе правдолюбие и стойкость (Женя из повести «А зори здесь тихие...», Искра из повести «Завтра была война» и др.) и жертвенную преданность высокому делу и любимым (героиня повести «В списках не значился» и др.). В 1997 писатель был удостоен премии им. А.Д. Сахарова «За гражданское мужество».
1. Роман Б. Пастернака «Доктор Живаго». Творческая история, общечеловеческое и историческое в произведении. Роль стихотворений в раскрытии авторской концепции.
В романе "Доктор Живаго" Борис Пастернак передает свое мироощущение, свое видение событий, потрясших нашу страну в начале XX столетия. Известно, что отношение Пастернака к революции было противоречивым. Идеи обновления общественной жизни он принимал, но писатель не мог не видеть, как они оборачивались своей противоположностью. Так и главный герой произведения Юрий Живаго не находит ответа на вопрос, как ему жить дальше: что принимать, а что нет в новой жизни. В описании духовной жизни своего героя Борис Пастернак выразил сомнения и напряженную внутреннюю борьбу своего поколения.
В романе "Доктор Живаго" Пастернак возрождает идею самоценности человеческой личности. Личное преобладает в повествовании. Жанру этого романа, который условно можно определить как прозу лирического самовыражения, подчинены все художественные средства. В романе существует как бы два плана: внешний, повествующий об истории жизни доктора Живаго, и внутренний, отражающий духовную жизнь героя. Автору важнее передать не события жизни Юрия Живаго, а его духовный опыт. Поэтому главная смысловая нагрузка в романе переносится с событий и диалогов героев на их монологи.
В романе отражена жизненная история сравнительно небольшого круга лиц, нескольких семей, соединенных отношениями родства, любви, личной близости. Их судьбы оказываются прямо связаны с историческими событиями нашей страны. Большое значение имеют в романе отношения Юрия Живаго с женой Тоней и с Ларой. Искренняя любовь к жене, матери его детей, хранительнице домашнего очага, -- это природное начало в Юрии Живаго. А любовь к Ларе сливается с любовью к самой жизни, со счастьем существования. Образ Лары -- это одна из граней, отражающих отношение самого писателя к миру.
Основной вопрос, вокруг которого движется повествование о внешней и внутренней жизни героев, -- это их отношение к революции, влияние переломных событий в истории страны на их судьбы. Юрий Живаго не был противником революции. Он понимал, что у истории свой ход и его нельзя нарушить. Но Юрий Живаго не мог не видеть ужасные последствия такого поворота истории: "Доктор вспомнил недавно минувшую осень, расстрел мятежников, детоубийство и женоубийство Палых, кровавую колошматину и человекоубоину, которой не предвиделось конца. Изуверства белых и красных соперничали по жестокости, попеременно возрастая одно в ответ на другое, точно их перемножали. От крови тошнило, она подступала к горлу и бросалась в голову, ею заплывали глаза". Юрий Живаго не воспринимал революцию в штыки, но и не принимал ее. Он был где-то между "за" и "против".
Герой стремится прочь от схватки и в конце концов уходит из рядов сражающихся. Автор не осуждает его. Он расценивает этот поступок как попытку оценить, увидеть события революции и гражданской войны с общечеловеческой точки зрения.
Судьба доктора Живаго и его близких -- это история людей, чья жизнь выбита из колеи, разрушена стихией революции. Семьи Живаго и Громеко уезжают из обжитого московского дома на Урал искать убежище "на земле". Юрия захватывают красные партизаны, и он вынужден против своей воли участвовать в вооруженной борьбе. Его родные высланы новой властью из России. Лара попадает в полную зависимость от сменяющих друг друга властей, а под конец повествования она пропадает без вести. Видимо, она была арестована на улице или погибла "под каким-нибудь безымянным номером в одном из неисчислимых общих или женских концлагерей севера".
Самого Юрия Живаго понемногу покидают жизненные силы. И жизнь вокруг него становится все беднее, грубее и жестче. Сцена смерти Юрия Живаго, внешне ничем не выделяясь из общего хода повествования, несет в себе тем не менее важный смысл. Герой едет в трамвае и у него начинается сердечный приступ. Он рвется на свежий воздух, но "Юрию Андреевичу не повезло. Он попал в неисправный вагон, на который все время сыпались несчастья..." Живаго так и умирает у трамвайных колес. Жизнь этого человека, задыхавшегося в духоте замкнутого пространства страны, потрясенной революцией, обрывается...
Пастернак говорит нам, что все происходившее в те годы в России, было насилием над жизнью, противоречило ее естественному ходу. Еще в одной из первых глав романа Пастернак пишет: "...очнувшись, мы уже больше не вернем утраченной памяти. Мы забудем часть прошлого и не будем искать небывалому объяснения. Наставший порядок обступит нас с привычностью леса на горизонте или облаков над головой. Он окружит нас отовсюду. Не будет ничего другого". Эти глубоко пророческие слова, мне кажется, как нельзя лучше говорят о последствиях тех далеких лет. Отказ от прошлого оборачивается отказом от вечного, от нравственных ценностей. И этого нельзя допускать.
Стихотворения Юрия Живаго в романе Б.Л.Пастернака «Доктор Живаго».
Свидетельство Юрия Живаго о своем времени и о себе — это стихи, которые были найдены в его бумагах после его смерти. В романе они выделены в отдельную часть. Перед нами не просто небольшой сборник стихотворений, но цельная книга, имеющая собственную строго продуманную композицию. Открывается она стихотворением о Гамлете, который в мировой культуре стал образом, символизирующим раздумья над характером собственной эпохи. «Гамлет» Шекспира — один из шедевров переводческого искусства Пастернака. Одно из важнейших изречений принца датского в пастернаковском переводе звучит так: «Порвалась дней связующая нить. / Как мне отрывки их соединить!» Гамлету Юрий Живаго вкладывает в уста слова Иисуса Христа из молитвы в Гефсиманском саду, в которой он просит Отца своего об избавлении его от чаши страданий.
Завершается эта поэтическая книга стихотворением, которое так и называется — «Гефсиманский сад». В нем звучат слова Христа, обращенные к апостолу Петру, защищавшему мечом Иисуса от тех, кто пришел его схватить и предать мучительной смерти. Он говорит, что «спор нельзя решать железом», и потому Иисус приказывает Петру: «Вложи свой меч на место, человек». Перед нами, в сущности, оценка Юрием Живаго тех событий, которые происходят в его стране и во всем мире. Это отказ «железу», оружию в возможности решить исторический спор, установить истину. И в этом же стихотворении присутствует мотив добровольного самопожертвования во имя искупления человеческих страданий и мотив будущего Воскресения. Таким образом, открывается книга стихотворений темой предстоящих страданий и сознанием их неизбежности, а заканчивается темой добровольного их принятия и искупительной жертвы. Центральным же образом книги (и книги стихотворений Юрия Живаго, и книги Пастернака о Юрии Живаго) становится образ горящей свечи из стихотворения «Зимняя ночь», той свечи, с которой начался Юрий Живаго как поэт.
Образ свечи имеет в христианской символике особое значение. Обращаясь к своим ученикам в Нагорной проповеди, Христос говорит: «Вы свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего небесного». Книга стихотворений Юрия Живаго — это его духовная биография, соотнесенная с его земной жизнью, и его «образ мира, в слове явленный».
«Деревенская проза» как феномен в литературе 70-80-х годов XX в. (Б. Можаев, Ф. Абрамов, В. Белов, В. Шукшин и др. – анализ (по выбору)
Понятие «деревенская» проза появилось в начале 60-х годов. Это одно из наиболее плодотворных направлений в нашей отечественной литературе. Оно представлено многими самобытными произведениями: «Владимирские проселки» и «Капля росы» Владимира Солоухина, «Привычное дело» и «Плотницкие рассказы» Василия Белова, «Матренин двор» Александра Солженицына, «Последний поклон» Виктора Астафьева, рассказы Василия Шукшина, Евгения Носова, повести Валентина Распутина и Владимира Тендрякова, романы Федора Абрамова и Бориса Можаева. В литературу пришли сыновья крестьян, каждый из них мог сказать о себе те самые слова, которые написал в рассказе «Угощаю рябиной» поэт Александр Яшин: «Я есть сын крестьянина… Меня касается все, что делается на этой земле, на которой я не одну тропку босыми пятками выбил; на полях, которые еще плугом пахал, на пожнях, которые исходил с косой и где метал сено в стога».
«Я горжусь тем, что я вышел из деревни», — говорил Ф. Абрамов. Ему вторил В. Распутин: «Я вырос в деревне. Она меня вскормила, и рассказать о ней — моя обязанность». Отвечая на вопрос, почему он пишет в основном о деревенских людях, В. Шукшин сказал: «Я не мог ни о чем рассказывать, зная деревню… Я был здесь смел, я был здесь сколько возможно самостоятелен». С. Залыгин в «Интервью у самого себя» писал: «Я чувствую корни своей нации именно там — в деревне, в пашне, в хлебе самом насущном. Видимо, наше поколение — последнее, которое своими глазами видело тот тысячелетний уклад, из которого мы вышли без малого все и каждый. Если мы не скажем о нем и его решительной переделке в течение короткого срока — кто же скажет?»
Не только память сердца питала тему «малой родины», «милой родины», но и боль за ее настоящее, тревога за ее будущее. Исследуя причины острого и проблемного разговора о деревне, который вела литература в 60—70-е годы, Ф. Абрамов писал: «Деревня — это глубины России, почва, на которой выросла и расцвела наша культура. Вместе с тем научно-техническая революция, в век которой мы живем, коснулась деревни очень основательно. Техника изменила не только тип хозяйствования, но и самый тип крестьянина… Вместе со старинным укладом уходит в небытие нравственный тип. Традиционная Россия переворачивает последние страницы своей тысячелетней истории. Интерес ко всем этим явлениям в литературе закономерен… Сходят на нет традиционные ремесла, исчезают местные особенности крестьянского жилища, которые складывались веками… Серьезные потери несет язык. Деревня всегда говорила на более богатом языке, чем город, сейчас эта свежесть выщелачивается, размывается…»
Деревня представилась Шукшину, Распутину, Белову, Астафьеву, Абрамову воплощением традиций народной жизни — нравственных, бытовых, эстетических. В их книгах заметна потребность окинуть взглядом все, что связано с этими традициями, и то, что их ломало.
«Привычное дело» — так названа одна из повестей В. Белова. Этими словами можно определить внутреннюю тему многих произведений о деревне: жизнь как труд, жизнь в труде — привычное дело. Писатели рисуют традиционные ритмы крестьянских работ, семейные заботы и тревоги, будни и праздники. В книгах много лирических пейзажей. Так, в романе Б. Можаева «Мужики и бабы» обращает на себя внимание описание «уникальных в мире, сказочных заливных приокских лугов», с их «вольным разнотравьем»: «Любил Андрей Иванович луга. Это где еще на свете имеется такой же вот божий дар? Чтоб не пахать и не сеять, а время подойдет — выехать всем миром, как на праздник, в эти мягкие гривы да друг перед дружкой, играючи косой, одному за неделю намахать духовитого сена на всю зиму скотине… Двадцать пять! Тридцать возов! Если и ниспослана русскому мужику благодать божья, то вот она, здесь, перед ним расстилается, во все стороны — глазом не охватишь».
В главном герое романа Б. Можаева открывается самое сокровенное, то, что писатель связывал с понятием «зов земли». Через поэзию крестьянского труда он показывает естественный ход здоровой жизни, постигает гармонию внутреннего мира человека, живущего в ладу с природой, радующегося ее красоте.
Вот еще одна подобная зарисовка — из романа Ф. Абрамова «Две зимы и три лета»: «…Мысленно беседуя с детьми, угадывая по следам, как они шли, где останавливались, Анна и не заметила, как вышла к Синельге. И вот он, ее праздник, ее день, вот она, выстраданная радость: пряслинская бригада на пожне! Михаил, Лиза, Петр, Григорий…
К Михаилу она привыкла — с четырнадцати лет за мужика косит и равных ему косарей теперь во всем Пекашине нет. И Лизка тоже ведет прокос — позавидуешь. Не в нее, не в мать, в бабку Матрену, говорят, ухваткой. Но малые-то, малые! Оба с косками, оба бьют косками по траве, у обоих трава ложится под косками… Господи, да разве думала она когда-нибудь, что увидит эдакое чудо!»
Писатели тонко чувствуют глубинную культуру народа. Осмысляя его духовный опыт, В. Белов подчеркивает в книге «Лад»: «Работать красиво не только легче, но и приятнее. Талант и труд неразрывны». И еще: «Для души, для памяти нужно было построить дом с резьбою, либо храм на горе, либо сплести такое кружево, от которого дух захватит и загорятся глаза у далекой праправнучки.
Потому что не хлебом единым жив человек».
Эту истину исповедуют лучшие герои Белова и Распутина, Шукшина и Астафьева, Можаева и Абрамова.
В их произведениях нужно отметить и картины жестокого разорения деревни, сначала во время коллективизации («Кануны» В. Белова, «Мужики и бабы» Б. Можаева), потом в годы войны («Братья и сестры» Ф. Абрамова), в годы послевоенного лихолетья («Две зимы и три лета» Ф. Абрамова, «Матренин двор» А. Солженицына, «Привычное дело» В. Белова).
Писатели показали несовершенство, неустроенность повседневной жизни героев, несправедливость, чинимую над ними, их полную беззащитность, что не могло не привести к вымиранию русской деревни. «Тут ни убавить, ни прибавить. Так это было на земле», — скажет об этом А. Твардовский. Красноречива «информация к размышлению», содержащаяся в «Приложении» к «Независимой газете» (1998, № 7): «В Тимонихе, родной деревне писателя Василия Белова, умер последний мужик Фауст Степанович Цветков.
Ни одного мужика, ни одной лошади. Три старухи».
А чуть раньше «Новый мир» (1996, № 6) опубликовал горькое, тяжелое размышление Бориса Екимова «На распутье» со страшными прогнозами: «Нищие колхозы проедают уже завтрашний и послезавтрашний день, обрекая на еще большую нищету тех, кто будет жить на этой земле после них… Деградация крестьянина страшнее деградации почвы. А она — налицо».
Подобные явления позволили говорить о «России, которую мы потеряли». Вот и «деревенская» проза, начавшаяся с поэтизации детства и природы, кончилась сознанием великой утраты. Не случаен же мотив «прощания», «последнего поклона», отраженный и в названиях произведений («Прощание с Матерой», «Последний срок» В. Распутина, «Последний поклон» В. Астафьева, «Последняя страда», «Последний старик деревни» Ф. Абрамова), и в главных сюжетных ситуациях произведений, и предчувствиях героев. Ф. Абрамов нередко говорил, что Россия прощается с деревней как с матерью.
русской литературе жанр деревенской прозы заметно отличается от всех остальных жанров. В чем же причина такого отличия? Об этом можно говорить исключительно долго, но все равно не прийти к окончательному выводу. Это происходит потому, что рамки этого жанра могут и не умещаться в пределах описания сельской жизни. Под этот жанр могут подходить и произведения, описывающие взаимоотношения людей города и деревни, и даже произведения, в которых главный герой совсем не сельчанин, но по духу и идее, эти произведения являются не чем иным, как деревенской прозой.
В зарубежной литературе очень мало произведений подобного типа. Значительно больше их в нашей стране. Такая ситуация объясняется не только особенностями формирования государств, регионов, их национальной и экономической спецификой, но и характером, “портретом” каждого народа, населяющего данную местность. В странах Западной Европы, крестьянство играло незначительную роль, а вся народная жизнь кипела в городах. В России издревле крестьянство занимало самую главную роль в истории. Не по силе власти (наоборот - крестьяне были самыми бесправными), а по духу - крестьянство было и, наверное, по сей день остается движущей силой российской истории. Именно из темных, невежественных крестьян вышли и Стенька Разин, и Емельян Пугачев, и Иван Болотников, именно из-за крестьян, точнее из-за крепостного права, происходила та жестокая борьба, жертвами которой стали и цари, и поэты, и часть выдающейся русской интеллигенции XIX века. Благодаря этому произведения, освещающие данную тему занимают особое место в литературе.
Современная деревенская проза играет в наши дни большую роль в литературном процессе. Этот жанр в наши дни по праву занимает одно из ведущих мест по читаемости и популярности. Современного читателя волнуют проблемы, которые поднимаются в романах такого жанра. Это вопросы нравственности, любви к природе, хорошего, доброго отношения к людям и другие проблемы, столь актуальные в наши дни. Среди писателей современности, писавших или пишущих в жанре деревенской прозы, ведущее место занимают такие писатели, как Виктор Петрович Астафьев (“Царь-рыба”, “Пастух и пастушка”), Валентин Григорьевич Распутин (“Живи и помни”, “Прощание с Матерой”), Василий Макарович Шукшин (“Сельские жители”, “Любавины”, “Я пришел дать вам волю”) и другие.
Особое место в этом ряду занимает Василий Макарович Шукшин. Его своеобразное творчество привлекало и будет привлекать сотни тысяч читателей не только в нашей стране, но и зарубежом. Ведь редко можно встретить такого мастера народного слова, такого искреннего почитателя родной земли, каким был этот выдающийся писатель.
Василий Макарович Шукшин родился в 1929 году, в селе Сростки Алтайского края. И через всю жизнь будущего писателя красной нитью пролегла красота и суровость тех мест. Именно благодаря своей малой родине, Шукшин научился ценить землю, труд человека на этой земле, научился понимать суровую прозу сельской жизни. Уже с самого начала творческого пути он обнаружил новые пути в изображении человека. Его герои оказались непривычными и по своему социальному положению, и по жизненной зрелости, и по нравственному опыту. Став уже вполне зрелым молодым человеком, Шукшин отправляется в центр России. В 1958 году он дебютирует в кино (“Два Федора”), а также и в литературе (“Рассказ в телеге”). В 1963 году Шукшин выпускает свой первый сборник -“Сельские жители”. А в 1964 году его фильм “Живет такой парень” удостаивается главной премии на фестивале в Венеции. К Шукшину приходит всемирная известность. Но он не останавливается на достигнутом. Следуют годы напряженной и кропотливой работы. Например: в 1965 году выходит его роман “Любавины” и в то же время на экранах страны появляется фильм “Живет такой парень”. Только по одному этому примеру можно судить с какой самоотдачей и интенсивностью работал художник.
А может это торопливость, нетерпение? Или желание немедленно утвердить себя в литературе на самой прочной - “романной” основе? Безусловно это не так. Шукшиным было написано всего два романа. И как говорил сам Василий Макарович, его интересовала одна тема: судьбы русского крестьянства. Шукшин сумел задеть за живое, пробиться в наши души и заставит нас потрясенно спросить:” Что с нами происходит”? Шукшин не щадил себя, торопился, чтобы успеть сказать правду, и этой правдой сблизить людей. Он был одержим одной мыслью, которую хотел додумать вслух. И быть понятым! Все усилия Шукшина - творца были направлены к этому. Он считал: “Искусство - так сказать, чтобы тебя поняли...” С первых шагов в искусстве Шукшин объяснял, спорил, доказывал и мучился, когда не был понят. Ему говорят, что фильм “Живет такой парень” - это комедия. Он недоумевает и пишет послесловие к фильму. Ему подкидывают на встрече с молодыми учеными каверзный вопрос, он тушуется, а потом садится за статью (“Монолог на лестнице”).
Колыбелью, с которой началась творческая жизнь Шукшина, которая дала толчок к развитию его потрясающих творческих сил, стала деревня. Память, размышления о жизни вели его в село, здесь он распознавал “острейшие схлесты и конфликты”, которые побуждали к широким размышлениям над проблемами современной жизни общества. Начала многих исторических явлений и процессов Шукшин видел в послевоенной деятельности. После войны он подался в город, как и многие в то время. Будущий писатель работал слесарем во Владимире, строил литейный завод в Калуге, был разнорабочим, грузчиком, учеником маляра, восстанавливал разрушенные войной железные дороги. Наверное, вся ужасная картина разрушенной, сожженной послевоенной земли повлияла на Василия Шукшина, заставила взяться за перо. “Сама потребность взяться за перо лежит, думаю, в душе растревоженной. Трудно найти другую такую побудительную причину, которая заставит человека, что-то знающего, поделиться своим знанием с другими людьми” - писал Шукшин. Неизгладимый след на творчестве Василия Шукшина оставила самобытность и колорит деревенской жизни. В народности искусства этого писателя заключены объяснения феноменальности его дарования, его естественности, высокой простоты и артистизма. В творчестве Шукшина, в его личности, биографии самобытно выразились характер народа, духовное состояние, условие его бытия в эпоху 40 - 70х годов - послевоенного тридцатилетия.
Где брал материал для своих произведений писатель? Везде, там, где живут люди. Какой это материал, какие герои? Тот материал, и те герои, которые редко раньше попадали в сферу искусства. И понадобилось, чтобы явился из глубин народных крупный талант, чтобы с любовью и уважением рассказал о своих земляках простую, строгую правду. А правда эта стала фактом искусства, вызвала любовь и уважение к самому автору. Герой Шукшина оказался не только незнакомым, а отчасти непонятным. Любители “дистиллированной” прозы требовали “красивого героя”, требовали, чтобы писатель выдумывал, чтобы не дай бог не растревожить собственную душу. Полярность мнений, резкость оценок возникали, как не странно, именно потому, что герой не выдуман. А когда герой представляет собой реального человека, он не может быть только нравственным или только безнравственным. А когда герой выдуман в угоду кому-то, вот здесь полная безнравственность. Не отсюда ли, от непонимания творческой позиции Шукшина, идут творческие ошибки восприятия его героев. Ведь в его героях поражают непосредственность действия, логическая непредсказуемость поступка: то неожиданно подвиг совершит, то вдруг сбежит из лагеря за три месяца до окончания срока.
Сам Шукшин признавался: “Мне интереснее всего исследовать характер человека-недогматика, человека, не посаженного на науку поведения. Такой человек импульсивен, поддается порывам, а следовательно, крайне естественен. Но у него всегда разумная душа”. Герои писателя действительно импульсивны и крайне естественны. И поступают так они в силу внутренних нравственных понятий, может ими самими еще не осознанных. У них обостренная реакция на унижение человека человеком. Эта реакция приобретает самые различные формы. Ведет иногда к самым неожиданным результатам.
Обожгла боль от измены жены Серегу Безменова, и он отрубил себе два пальца (“Беспалый”).
Оскорбил очкарика в магазине хам продавец, и он впервые в жизни напился и попал в вытрезвитель (“А поутру они проснулись...”) и т.д. и т.п.
В таких ситуациях герои Шукшина могут даже покончить с собой (“Сураз”, “Жена мужа в Париж провожала”). Нет, не выдерживают они оскорблений, унижений, обиды. Обидели Сашку Ермолаева (“Обида”), “несгибаемая” тетя-продавец нахамила. Ну и что? Бывает. Но герой Шукшина не будет терпеть, а будет доказывать, объяснять, прорываться сквозь стенку равнодушия. И... схватится за молоток. Или уйдет из больницы, как это сделал Ванька Тепляшин, как это сделал Шукшин (“Кляуза”). Очень естественная реакция человека совестливого и доброго...
Нет Шукшин не идеализирует своих странных, непутевых героев. Идеализация вообще противоречит искусству писателя. Но в каждом из них он находит то, что близко ему самому. И вот, уже не разобрать, кто там вызывает к человечности - писатель Шукшин или Ванька Тепляшин.
Шукшинский герой, сталкиваясь с “узколобым гориллой”, может в отчаянии сам схватиться за молоток, чтобы доказать неправому свою правоту, и сам Шукшин может сказать: “Тут надо сразу бить табуреткой по голове - единственный способ сказать хаму, что он сделал нехорошо” (“Боря”). Это чисто “шукшинская” коллизия, когда правда, совесть, честь не могут доказать, что они - это они. А хаму так легко, так просто укорить совестливого человека. И все чаще, столкновения героев Шукшина становятся драматическим<