Некоторые особи животного мира, попавшие в западню, удивили воинов. В летописи упоминается особый вид оленя, размером больше буйвола. Раньше воинам Тимура никогда не приходилось видеть подобных животных – скорее всего, это были лоси. Тимур, первым войдя внутрь круга для охоты, подстрелил из своего лука нескольких оленей и антилоп. Его мастерство стрельбы из лука вызывало всеобщее восхищение. Большинство воинов могли натянуть тетиву длинного лука всего лишь до ключицы, Тимур же мог отвести оперение стрелы до самого уха.
На этот раз охота дала изобилие мяса. Участники похода жарили только крупных и жирных животных. Состоялся пир, запомнившийся многим.
Тимур, однако, никому не позволял предаваться праздности. На следующий день его ординарцы скакали во всех направлениях передать повеление эмира о проведении смотра войск. Часом позже появился среди войск сам Тимур с окружением. Он был в белой шапке из горностая, на которой сверкали рубины. В руке эмир держал жезл из слоновой кости с надетым на нем золотым изображением головы быка.
При появлении Тимура командиры тюменов спешивались и следовали за его стременем пешком, обращая внимание повелителя на подтянутость и боевитость своих воинов, а также на хорошее состояние их оружия. Тимур всматривался в знакомые смуглые лица барласов, селдузов, воинственных джалаиров, темпераментных горцев Бадахшана, с которыми он недавно сражался на Крыше Мира.
Эмир не довольствовался смотром войск. Позже у его штандарта загрохотал большой барабан, представлявший собой шестифутовую бронзовую основу, на которую была натянута дубленая шкура быка. Грохот этого барабана подхватили другие барабаны в лагере. Воины немедленно выстроились в боевые порядки. Вероятно, раньше и позже сибирские степи не видели столь многочисленного войска. Командиры заняли свои места, и от края и до края выстроившихся на несколько миль войск пронеслось мощное эхо голосов:
– Ур‑ра‑а!!!
Армия, находившаяся в отличном боевом и моральном состоянии, на следующий день возобновила поход.
ЗЕМЛЯ ТЕНЕЙ
Перед участниками похода медленно плыли клубы тумана, серо‑зеленые заросли ольхи окаймляли берега рек, под ногами стелился податливый мох и предательски прятались болота, ползучие растения красного цвета извивались поверх серых камней. Вокруг стояла мертвая тишина. Над рощами деревьев парили ястребы, не было слышно пения птиц, приветствующих восход солнца. Небесный свод отнюдь не напоминал царственную голубизну Самарканда. Сквозь дымку тумана проглядывали порой невысокие насыпи – могильники безвестных людей.
«Это место называют Землей Теней, – писал Ибн Батута, – и купцы, которые отваживаются посетить его, оставляют свои товары и уходят, чтобы, вернувшись, обнаружить меха и кожи в тех местах, где они оставили свои товары. Никто не видел местных жителей. Летом здесь длинные дни, а зимой – длинные ночи».
Здесь находилось пристанище киммерийцев – страна северян. Кочевые племена, если они вообще здесь обитали, должно быть, удалились при приближении войск Тимура. К югу местность очищалась от людей и скота стараниями Тохтамыша, здесь же тюркское войско вступило на необитаемую территорию[7].
Всадники, свидетельствует летопись, высланные разведать путь, скитались в безлюдной местности, как бродяги. Она не имела ничего общего с пустыней, но представителям тюркских племен, привыкшим к выжженным солнцем песчаным и глиняным пустошам с колодцами и городами у рек, это серое, сырое и безлюдное пространство внушало страх. Особенно были обескуражены муллы, которые затруднялись в таких условиях совершать ежедневные богослужения. Ранние рассветы, когда часами не показывалось солнце, не позволяли им определять точное время намазов. Несколько часов проходило между сумерками и ночной молитвой. Короткий период темноты был недостаточным для отдыха людей.
В результате имамы созвали совет, на котором решили изменить распорядок ежедневных молитв. Между тем Тимур выделил двадцать тысяч всадников на поиски войск ордынцев. Среди командиров нашлись добровольцы, готовые возглавить поисковую группу воинов, но эмир поручил командовать ею молодому воину, своему сыну Омар Шейху. Вскоре двадцать тысяч человек растворились на равнине. Через несколько дней от Омар Шейха прискакал гонец с вестью о том, что поисковая группа вышла к большой реке. Вслед за ним прибыл новый гонец и сообщил, что разведчики нашли пять – шесть еще не погасших костров.
Это был первый признак явного присутствия противника, и Тимур немедленно приступил к действиям. Он послал вслед поисковой группе сына новые отряды разведчиков, чтобы прочесать степь. Потом выехал сам с немногочисленным сопровождением. Рекой оказался Тобол, текущий в Арктику. Костры располагались на противоположном берегу Тобола, к западу. Тимур перебрался через реку и возглавил авангард своей армии.
Вновь прибыли разведчики с сообщением о том, что обнаружили в течение дня до семидесяти тлевших костров и следы от копыт лошадей. Тимур вызвал искусного наездника, туркмена шейха Дауда, и поручил ему разведать местность к западу. Наездник галопом умчался в указанном направлении и через двое суток обнаружил то, что искал, – несколько крытых соломой хижин. Туркмен не стал обнаруживать себя и устроился на ночлег. К наступлению сумерек шейху Дауду посчастливилось увидеть всадника, ехавшего ему навстречу.
Выскочив из засады, он стащил всадника с лошади, связал его и доставил в головной тюмен войска Тимура, подтянувшегося ближе. Однако пленник ничего не слышал о Тохтамыше и сообщил только, что видел десять вооруженных всадников, проезжавших в кустах недалеко от его жилища.
На поиски десятка всадников послали шестерых тюркских воинов. Они вернулись с пленниками, сообщившими важную информацию. Оказывается, лагерь ордынцев располагался на расстоянии недели езды верхом к западу.
Длительный поход Тимура на север показался бы современному стратегу странным. Но в то время война велась без правил и послаблений. Ошибиться или подвергнуться внезапному нападению ордынцев было чревато катастрофой. Эмир знал, что за его передвижениями незаметно следят и что Тохтамыш прекрасно осведомлен о них. Фактор времени играл решающую роль в попытках Тимура навязать сражение ордынцам или привести свое войско на обжитые земли до окончания лета. Промедление было самым эффективным оружием Тохтамыша, и он пользовался им в полной мере.
Своим броском на север Тимур расстроил планы ордынцев, вынужденных теперь двигаться впереди его войска и держаться между противником и своими исконными землями, рассчитывая на подход военных формирований племен из отдаленных степей на западе, с Волги и Причерноморья. Собрав силы, Тохтамыш мог добиться численности своих войск вдвое большей, чем у Тимура.
Затем началось изнурительное маневрирование в степях двух армий. Приходилось проявлять максимальную бдительность в условиях, когда любой из противников мог совершить дневной переход в сотню миль и оставаться незаметным, пока не наступит удобное время для внезапного удара.
Действия Тимура свидетельствуют о том, что он сознавал эту опасность, отчего его воины испытывали дополнительные тяготы. Шесть дней он двигался форсированным маршем, пока не достиг берега реки Урал. Пленные сообщили о наличии трех бродов через реку, но, осмотрев один из них, Тимур велел перебираться через реку на тех участках берега, на которые выходили войска, прилагая максимум усилий, чтобы продвинуться вперед и укрыться в редколесье.
Здесь они захватили новых пленных, сознавшихся, что были посланы на подмогу Тохтамышу, но не нашли его. На переправу понадобилось два дня. По ее завершении Тимур обнаружил, что у трех бродов его войско подстерегали большие силы ордынцев. Тохтамыш, устроивший здесь засаду за песчаным берегом в зарослях ольховника, отступил, как только войско Тимура стало переправляться в других местах.
Но ордынцы были опаснее всего во время отступления.
Тимур велел своим людям оставаться на своих местах и не разжигать по ночам костров. Как только наступила темнота, выслали отряды конницы, расположившиеся вокруг лагеря. Затем несколько дней его войско двигалось на запад по долинам Уральских гор через болота. Выйдя на равнину, участники похода снова пробирались через болота до того самого дня, когда музыканты заиграли военные марши, а воины поскакали вперед с боевыми песнями.
Разведывательные дозоры армии Тимура настигли арьергард войска Тохтамыша. Однако самого хана там не было. Повелитель Золотой Орды располагал более свежими конями и лучше снабжался. К тому же у него в запасе имелась еще одна хитрость.
Пока арьергард хана ежедневно вступал в стычки с разведывательными дозорами Тимура, войско ордынцев снова повернуло на север. Сейчас оно не могло еще разбить противника, но, двигаясь впереди, оно завлекало его глубже в Землю Теней, опустошая по пути окружавшую местность так, что противник лишался возможности пополнить свои запасы продовольствия охотой.
Буковые и дубовые леса, через которые шли обе армии, сменились березовыми и хвойными лесами. Наконец лес стал уступать место волглой тундре.
Воинов Тимура мучил голод и угнетала гибель трех племенных вождей, а также многих товарищей, отсеченных ордынцами от основных сил и уничтоженных. Они считали, что их ждет гибель тем или иным способом, но все же продолжали верить Тимуру.
Затем пошел дождь со снегом, хотя была только середина июня. Шесть дней воины укрывались в шатрах. Тимур первым покинул шатер. Двадцать тысяч всадников Омар Шейха двигались перед основными силами, сбивая арьергарды ордынцев со своих позиций. За ними форсированным маршем двигалось остальное войско Тимура. К концу седьмого дня эмир впервые увидел рогатые штандарты противника, многочисленные табуны лошадей, купола шатров и массы воинов. Его тюмены выстроились в боевой порядок и ожидали приказа начать сражение. Однако эмир велел всем спешиться, разбить шатры и приготовить остатки продовольствия для сытной трапезы.
Восемнадцатинедельный поход Тимура на расстояние почти 1800 миль закончился. В полумиле от него готовились к бою ордынцы, перемещая свои фургоны в тыл. Ни одна из двух армий не могла уклониться от битвы, как не могли бы два воина, скрестившие мечи, повернуться и бежать друг от друга. Ордынцы удивились, когда увидели, как их противники беспечно вернулись в свой лагерь, как будто, кроме них, в тундре никого не было. Но это требовалось Тимуру, чтобы дать отдохнуть и подкормиться своим людям и лошадям.
Сторожевое охранение его войск было достаточно бдительно, а с наступлением темноты он снова запретил жечь костры. Тимур не стал проводить военный совет перед сражением. Военачальники из его ближайшего окружения спали рядом с ним на коврах. Гонцы ожидали у входа в шатер рядом с охраной. Тимур остался сидеть в доспехах за шахматной доской, временами впадая в дремоту при свете масляной лампы.
Все военные приготовления были завершены. Войска разделились на семь тюменов, как это часто происходило во время похода. Войска левого фланга включали авангард и основные силы, так же строились войска в центре. Поодаль за ними расположился со своей гвардией и полками опытных конников с пиками сам Тимур. В центр были помещены наименее боеспособные части войск, зато правый фланг заняла тяжелая кавалерия под командованием младшего сына эмира Мираншаха и ряда отличившихся военачальников. Здесь же расположились неустрашимые воины из братства смертников, Шейхали‑бахатур и другие «неистовые» богатыри.
Отсюда со стороны сильного правого фланга производился на заре первый удар по противнику. Седовласый Сайфеддин повел за собой пять тысяч всадников в яростную атаку под пронзительные возгласы: «Дар и гар!» – «Получай и умри!»
Строй ордынцев располагался полукругом. Его фланги перекрывали по протяженности фланги войск Тимура. Край их левого фланга сделал обходной маневр и устремился против конницы Сайфеддина. Завывание семифутовой трубы и грохот большого барабана у шатра Тимура не могли пробиться сквозь шум сражения на флангах отстоявших на две мили от центра. Судьба сражения на тех участках, где отсутствовал Тимур, целиком зависела от его военачальников, командовавших тюменами.
На подмогу Сайфеддину были брошены новые полки, и затем весь правый фланг галопом устремился вперед вслед за стрелами лучников[8]. Ордынцы не выдержали удара тяжелой кавалерии. Тимур послал на поддержку Мираншаха войска центра.
Где находился эпицентр сражения, непонятно. Массы кавалерии по всей равнине сошлись в жестоком бою, теряя всадников от ударов клинков и смертоносных стрел. Раненые держались в седлах с мрачной решимостью, умирающие не бросали оружия до последнего вздоха. Никто не рассчитывал на пощаду. Воины бились до тех пор, пока полностью не истекали кровью и не сваливались с седел, чтобы быть затоптанными копытами лошадей в рыхлую почву.
На левом фланге, где образовалось численное превосходство ордынцев, тюркские воины не выдержали ряда атак противника. Всадники клана Селдуз были рассеяны и разгромлены. Омар Шейх продолжал биться, защищая штандарт. Сюда сломя голову ринулся Тохтамыш, стремясь зайти в тыл тюркским воинам, находившимся в центре.
Тимур, следовавший за наступлением войск центра, увидел между собой и сражавшимися войсками левого фланга рогатые штандарты.
Он развернул резервы и ударил во фланг войск Тохтамыша. Получив неожиданный удар, Тохтамыш, следивший за тем, как к нему приближаются сверкающие шлемы воинов гвардии Тимура с развевающимся над ними конским хвостом на штандарте, понял, что сражение проиграно. Хан развернулся и в окружении приближенных пробил себе путь за арену сражения. Беглецы поскакали на запад, не задумываясь об участи тысяч своих людей на поле боя. Тохтамыш бежал, преследуемый тенью смерти.
Как только он скрылся, огромный рогатый штандарт ордынцев свалился на землю.
МОСКВА
Тюркские воины продолжали поход в более благоприятных условиях. Они захватили лагерь Тохтамыша и больше не испытывали недостатка в лошадях и продовольствии. Семь полков из десяти были отправлены преследовать беглецов, потому что кроме хана и его приближенных в бегство обратились и другие знатные ордынцы с челядью, как только рухнул штандарт. Остатки ордынцев поспешили к приволжским болотам, и многие погибли от сабель тюркских воинов. Летопись утверждает, что в сражении и во время бегства пало сто тысяч бойцов. Как бы то ни было, потери огромны!
Снова войска Тимура приняли развернутый строй, но теперь не для охоты, а для прочесывания местности по обоим берегам Волги с целью грабежа. Тюркские воины двигались в низовьях реки к теплому югу, по пути захватывая стада быков, верблюдов, отары овец, увеличивая свои табуны лошадей. Они собирали с полей спелую пшеницу и обшаривали каждую деревню в поисках хорошеньких девушек и крепких парней. Вторгнувшись в Россию, они обнаружили богатства, потрясшие их воображение, – золотые и серебряные слитки, белые меха горностая и черные – соболей. Каждому воину досталась добыча, более чем достаточная для него самого и детей на всю жизнь.
Теперь у каждого участника похода имелся мул, груженный холстом, шкурками серебристой лисицы и белки, вереница неподкованных жеребцов. Фактически добыча превышала возможности воина по ее транспортировке, поэтому от многого приходилось отказываться. В южных степях различные конные отряды тюркских воинов воссоединились, и Тимур разрешил им праздновать целую неделю.
Новые места пришлись по душе участникам похода. Здесь на больших пространствах под дуновением теплого ветра колыхалась высокая густая трава, слышался плеск волн великой реки. Туман отошел в прошлое. При ярком свете луны отчетливо проглядывался каждый стебелек травы, проплывавшие облака бросали на поверхность колыхавшегося моря травы тени.
Монотонный стрекот ночных насекомых, едва слышное порхание случайно пролетавших птиц, теплая рыхлая поверхность земли создавали ощущение идиллии, и Тимур решил не разрушать его. Он праздновал вместе с военачальниками в юрте с шелковым пологом и позолоченными стойками, отнятой у Тохтамыша. Шелковые подстилки были окроплены розовой водой. Пленники подавали участникам пира мясо.
В юрту пригласили музыкантов‑сказителей с лютнями и двухструнными домбрами, исполнивших песню о подвигах участников похода, которую назвали «Сказание о покорении пустыни». Когда же еда закончилась и подали чаши с вином, характер музыки изменился. Она смягчилась, струнные инструменты и флейты издавали нежное треньканье и жалобные мелодии.
Вино победителям – крепкий, выдержанный и сладкий мед – подавалось в золоченых кубках, их подносили пленницы с красивыми лицами и ладными фигурами, раздетые донага; лишь темные длинные волосы ниспадали на их плечи. Женщины должны были петь любовные песни своего народа, перед тем как тюркские военачальники отводили их в свои шатры для любовных утех.
Когда праздник на Волге закончился, Тимур, опередив свою армию, командование которой передал Сайфеддину, вернулся в Самарканд. Горожане, не имевшие об эмире вестей восемь месяцев, бурно приветствовали его, собравшись большими толпами. Отныне угроза нападения врагов была устранена. С этого года о Самарканде говорили как о защищенном городе.
Тимур оставил Тохтамыша в покое, а обширную северную часть территории Золотой Орды – на милость Провидения. Правда, он назначил правителем покоренных земель одного монгола, но это был не более чем жест, не способный предотвратить возвращение Тохтамыша к власти.
Через три года мы уже обнаруживаем хана в походе к границам державы Тимура в прикаспийских областях. Эмир пишет ему в раздражении:
«Что за дьявол в тебе сидит? Ты не можешь оставаться в границах своих владений. Ты забыл итоги последней войны? Тебе известно, какого количества побед я добился? Война и мир милы мне одинаково. Ты сам испытал силу моего дружелюбия и вражды. Теперь выбирай между миром и войной и сообщи мне о своем выборе».
Упрямый Тохтамыш снова попытался одолеть Тимура военной силой, и снова эмир оказался на грани поражения. Летописец повествует об эпизодах, когда ордынцы окружают Тимура и нескольких его воинов. Его сабля сломана, воины спешиваются, чтобы образовать вокруг эмира живой щит. Наконец тюркский воин по имени Нуреддин овладевает тремя телегами и создает из них оборонительный рубеж, на котором Тимур держится до тех пор, пока не приходит помощь. В этом сражении получают ранение его сын Мираншах и знаменитый военачальник Сайфеддин.
Однако после этой битвы судьба Золотой Орды была решена. Тохтамыш бежал в северные леса. Его соплеменники разбежались: кто в Крым, кто в Адрианополь, а некоторые даже в Венгрию. Многие ордынцы присоединились к Тимуру.
Ужасная участь ждала могущественный Сарай‑Берке на Волге. На этот раз эмир не пощадил местные города. Его войско прошло знакомый путь к городу в обратном направлении. Жители Сарай‑Берке в середине суровой зимы изгонялись из города на погибель, все деревянные постройки сжигались. Войска эмира взяли штурмом Астрахань в устье Волги, которую, как утверждает летопись, защищала мощная стена из ледяных блоков. На них защитники города лили воду, пока блоки не смерзлись вместе. Напомнив защитникам Астрахани об их вине в разорении дворца в Бухаре, Тимур предал всех смерти. Правителя города утопили в ледяной волжской воде.
У Москвы были все основания опасаться того, что штандарты Тимура двинутся вдоль Дона на север. Великий князь Московский вышел с войском защищать город без большой веры в успех. В Вышгород поспешили сани, чтобы привезти древнюю икону Божией Матери. Процессия монахов и священников доставила икону в Москву, двигаясь между рядами стоявших на коленях верующих, которые восклицали:
– Святая Богоматерь, спаси Россию!
Этому событию русские приписывают свое спасение, так как Тимур повернул на Дону свою армию в обратный путь. Никто не знает почему[9]. На пользу Москве пошло и разорение войсками эмира европейских поселений на побережье Азовского моря. Солдаты Венеции, Генуи, Каталонии и басков не смогли устоять перед натиском тюркских воинов. По их факториям, где велась торговля разными товарами и рабами, пронесся красный петух – пожары.
Тимур совершал поход среди руин империи монголов под серым небом и при свете зимнего солнца. Это были сумерки Золотой Орды, в которой правили потомки Джучи в соответствии с повелением Чингисхана. У монгольских ханов не осталось владений, кроме пустыни Гоби и некоторых районов Сибири.
Покидая север окончательно, Тимур не отказал себе в удовольствии совершить поход вокруг северного побережья Каспийского моря и преодолеть Кавказский хребет. С новыми союзниками в лице кыпчаков, обитателей степей, и карлуков, живших у снежных вершин, армия эмира спускалась по заросшим лесом склонам и через ущелья, способные надежно укрыть любое войско. Необходимо было только находить оптимальные пути передвижения и штурмовать горные крепости воинственных грузин, с присущей им храбростью нападавших на проходившее войско иноземцев.
Переход через Кавказ занял все лето. Тимур требовал от своих людей невозможного. Местами лес – высокие ели, поднявшиеся над более низкорослой чащей деревьев, поваленные гигантские стволы среди зарослей вьющихся растений и папоротника – был настолько частым, что не продувался ветром. В лесных чащах царил мрак, за исключением редких полян, освещенных солнцем. Путь проходил среди вековых деревьев.
Рядом горцы укрылись в месте, выглядевшем неприступным, – на горной вершине, огороженной со всех сторон скалами. Вершина находилась так высоко, что у воинов Тимура кружилась голова, когда они смотрели на нее. Ни один из них не мог послать стрелу, которая достигла бы вершины. Однако Тимур отказался пройти мимо нее – оставить на своем пути хотя бы одну крепость непокоренной.
Он поручил своим бадахшанцам изучить подходы к вершине. Эти люди выросли в горах и охотились на горных баранов в скалах. Бадахшанцы пытались пробраться к вершине по расщелинам, но не преуспели в своих попытках, о чем доложили Тимуру. Эмир тем не менее не отступился. Он осмотрел это место с другой вершины и распорядился строить осадные лестницы, связывая их друг с другом веревками.
Лестницы подняли на утесы высотой в триста футов с помощью веревок, перекинутых через ветки высоких деревьев. Верх лестниц доставал до горного выступа, откуда можно было подниматься выше. Тюркские воины поднимали на этот выступ лестницы и карабкались дальше к другому выступу. Те, кого защитники вершины не сбивали камнями, поддерживали за веревки товарищей.
Части воинов все же удалось взобраться на возвышенность, откуда их стрелы доставали защитников вершины. Пока они обстреливали вершину, к ней подобрались их товарищи и вынудили грузин сдаться.
В таких условиях войско Тимура вышло к долинам, ведшим к морю. Перед ними открылся Эльборс, горный хребет в Северной Персии с такими же укреплениями, как в Грузии. Тимур предлагал защитникам укреплений сдаваться, щадя тех, кто внимал его призывам.
Предания выделяют как самые памятные осады двух крепостей – Калата и Тикрита. Первая представляла собой горное плато, располагавшее источниками чистой воды и прекрасными пастбищами. Плато окружала сеть ущелий, что не позволяло армии разбить рядом с ним лагерь. Ущелья считались непроходимыми, а скалы вокруг плато – непреодолимыми. Здесь в последние годы жизни Надир‑шах хранил свои сокровища. Когда штурм плато не удался, Тимур оставил часть войск в соседнем ущелье и двинулся дальше. Со временем эпидемия завершила то, что не удалось сделать воинам: защитники плато обессилели, а крепость заняли воины эмира. Ворота и дорога, ведущая к крепости, были восстановлены для будущего ее использования.
Другая крепость – Тикрит, построенная на массивной скале, обращенной к реке Тигр, принадлежала независимому племени, безнаказанно занимавшемуся грабежами на дорогах. Тикрит нельзя было взять штурмом.
Когда к крепости подошло войско Тимура, предводители племени решили ее не сдавать и все подходы к укреплению завалили каменными глыбами.
Дробь тюркских барабанов возвестила сразу сигнал к атаке крепости. Ее внешние укрепления у подножия хребта были взяты сравнительно легко, но противник удалился в саму цитадель. Военные строители Тимура принялись за сооружение катапульт, стреляющих камнями. На длинных деревянных сваях установили камнебросатели, и начался обстрел крепости. Выяснилось, что каменные снаряды могли перелетать ее стены. Одна за другой крыши домов за крепостной стеной были проломлены.
Однако подобный обстрел не особенно беспокоил защитников цитадели. На такой высоте каменные снаряды не представляли большой опасности для самой крепостной стены. На третью ночь отряд тюркских воинов под командованием некоего Саида Хоя овладел башней одного из бастионов перед крепостью, однако закрепиться на каком‑нибудь плацдарме у стен крепости ему не удалось.
Тюркские строители и саперы продолжали трудиться под прикрытием временного настила над их головами. Они строили леса до тех пор, пока те не стали доставать подножия стен крепости на поверхности скалы.
Различным отрядам тюркских воинов были определены секторы для штурма. Семьдесят две тысячи человек принялись долбить скалу ломами и кирками. Они работали посменно, день и ночь. Один из отрядов продолбил в скале углубление в двадцать футов, подпирая верх стойками по мере продвижения вглубь.
Осажденные, напуганные работами по минированию крепости, прислали эмиру подарки. Тимур же потребовал, чтобы из крепости вышел сам предводитель племени Хасан ат‑Тикрити и сдался. Хасан не стал этого делать.
Тогда зазвучала дробь главного барабана, зовущая к штурму. Стойки под одной из секций стены пропитали маслом, а углубления наполнили сухим хворостом и подожгли. От жара, исходящего от горящих толстых деревянных стоек, один из секторов стены рухнул, увлекая в пропасть вместе с обломками многих защитников крепости. Тюркские воины карабкались по обломкам вверх к цитадели, но встречали отчаянное сопротивление. Тимур велел поджечь горючий материал под другими секторами стены. Цитадель окутал черный дым.
Когда в стене образовались новые бреши, сквозь них на цитадель повели наступление тяжеловооруженные отряды воинов, а горцы племени Тикрити отступили на высоту позади полуразрушенной крепости. Их преследовали и там. Тогда Хасан, связав себе руки и ноги, бросился в пропасть. Победители отделили мирных жителей крепости от воинов. Первых пощадили, вторых, распределив по тюркским отрядам, убили.
Им отрубили головы, из которых построили две башни, скрепленные речной глиной. На каменных фундаментах этих башен появилась надпись: «Зри участь нарушителей закона и злодеев», хотя по справедливости там должна быть другая надпись: «Зри участь тех, кто противится воле Тимура». Проломы в стене сохранили, и крепость ежедневно посещали люди, чтобы поглядеть на дело рук воинов эмира, свидетельство его безграничной власти. Но люди избегали приходить сюда по ночам, поскольку слышали, что в это время над башнями из черепов блуждали светящиеся души покойников. Во тьме только дикие кабаны осмеливались заходить на территорию Тикрита.
Неприступный Тикрит пал перед воинами Тимура после семнадцатидневной осады.
Эмир стал повелителем севера Аральского и Каспийского морей, горной Персии и Кавказа. На 2200 миль протянулась через его владения большая хорасанская дорога. Дань ему платили четырнадцать городов, от Нишапура до Алмалыка.
Но это стоило жизни многим воинам эмира. Значительно уменьшилось число его военачальников, сократилось братство бахатуров. Хитай‑бахатур пал на снежной равнине у Сырдарьи, Шейхали‑бахатура, возглавлявшего успешную атаку на ордынцев, шпион‑туркмен убил ножом в спину. Второй сын Тимура, Омар Шейх, был сражен стрелой на Кавказе. Смерть, магически обходившая эмира, взяла у него второго сына.
Когда Тимуру сообщили об этом, он ничем не выдал душевных волнений.
– Аллах дал жизнь и взял ее, – произнес эмир и велел возвращаться в Самарканд.
По пути Тимур сделал остановку в Ак‑Сарае, Белом дворце, строительство которого на лугу близ Шахрисабза полностью завершилось. Здесь он уединился на некоторое время, не желая видеть никого из своих приближенных.
Тимур заглянул в гробницу Джехангира и велел расширить ее, чтобы похоронить там и Омар Шейха. В последние годы жизни эмир становился все более молчаливым, склонным подолгу задумываться над шахматной доской. Он проводил меньше времени в Самарканде. Тимур никому не поверял своих планов, но после смерти Омар Шейха он предпринял первый из своих дальних походов.
ВИНОЧЕРПИИ
До сих пор тюркский завоеватель обращал мало внимания в сторону южных стран. Индия, расположенная за хребтами Гиндукуша, интересовала его больше с точки зрения торговли, а от Ирана его отделяла цепь соленых озер.
Большая часть Ирана – страны былого великолепия – оказалась в руинах. На выложенных мрамором тронах там сидели жалкие потомки когда‑то великих воителей ислама. Это была страна полуголых паломников, высушенных солнцем, дервишей, танцующих под удары бубнов, господ, едущих на ослах под балдахинами, которых носили рабы. Слишком часто молитвенные коврики там пропитывались вином, а седые бороды – соком конопли.
Это также изменчивая, пыльная страна – прекрасная, когда полная луна поднималась над оградами садов, и отвратительная, когда порывистый ветер пустыни завывал в тени деревьев. В ней сохранились колонны Персеполя, древней столицы Ахеменидов, и площадки желтого мрамора, на которых танцевали рабыни ассирийской царицы Семирамиды.